Инна Ивановна Фидянина
Стихи: Русь замысловатая
в своём собственном доме.
Я очень хотела к Вове!
Но Вова боится тоже
стать на дебила похожим,
если со мной сойдётся.
Что же мне делать, боже?
Помирай хоть так
Как ты жил дурак, помирай хоть так!
Помирай хоть так: да ни так, ни сяк.
Ты такой-сякой был у маменьки,
ты такой-рассякой был у тятеньки,
у любимой жены слыл не ласковым.
Сам не ласковый, не обласканный,
пожил – что не жил,
попел, поседел
и пошёл пешочком на выселки:
ни друзей не видать, ни Марысеньки!
А есть сын у тебя,
что ругает отца,
всё ругает тебя да плачется:
– И куда ж ты, отец? Да хватит уж!
Вот царю народ да всё смотрит в рот,
а твой народ за тобой не прёт,
не прёт народ, ему не хочется,
даже пристав и тот обхохочется!
А звёзды с неба заплакали:
– Почему ты, мужик, не алкаешь,
не молишься, не просишь милости,
иль на бел свет у тебя нет видимости?
Поморгали звёзды, померкли.
Ты протёр глаза, а на вертеле
болтается Россия-мать.
Потянул рукой. Ан, не достать!
И пошёл пешком до своих выселок,
гол как сокол. Авось не выселят!
А душа его на том же вертеле.
Пропадай родня! Вот вы не верите,
а он жил, как дурак,
да пропал за так.
И горит в огне – нет спасения!
Человечеству не даст прощения.
Чай и разговоры
Чаи гонять – не хворост вязать.
А где его взять?
У нас лишь сосны и ели.
Не, за хворостом мы ходить не хотели.
Мы чай пили и
разговоры говорили,
о кустах да о грядках:
всё ль на огороде в порядке?
А ещё шушукались о голубике,
малине, морошке, чернике.
Много трепались о лесе:
чертях, водяных и бесах.
И самое главное, леший:
завалит, если ты пеший;
а ежели на кобыле,
проедешь – она ему мила!
На коне далеко не пустит,
его вкруговую пустит:
загоняет, изморит.
Слышь, народ что говорит?
А народ всегда прав,
ведь у него нет прав!
Видишь, у нас одни ёлки
и иголки, иголки, иголки.
Мы в Сибири народ колючий,
потому что мороз у нас злючий.
Поэтому царь до нас не доедет.
А если доедет, то встретит
нашего лешего – деда Егора,
с ума давненько сошёл он:
топорик где-то нашёл
да по тайге всё бродит,
царя зовёт. Тот не приходит.
Мужики от сохи до сохи
От сохи до сохи
мужики, мужики,
мужики, мужики, мужичишки:
малёнки, мальчонки, мальчишки —
крепыши, худыши и пышки,
падающие у борозды,
не вернувшиеся с войны.
Мужику любого роста
в свой дом войти непросто:
огреют иль обогреют,
накормят или побреют?
А если дом пуст,
то зубов слышен хруст
и запах конины
в спину:
– Нет, подруга, тебе сюда не положено,
хоть ты и неплохо сложена,
но меня бы устроила баба
да кучу деток в награду!
Мужикам, мужикам, мужичонкам
нужны пацаны, девчонки
для продолжения рода,
да щит и меч от уродов!
А ещё мужику нужно поле,
только в поле мужицкая воля,
только в поле мужицкое счастье.
«Но, пошла…» Беды, чёрт возьми, здрасьте!
Мать плохая
Твори добро и кидай его в воду:
будут в воде бутерброды,
прорастут в воде апельсины
и сумасшедшие арлекины
захохочут – не будет мочи!
Радостные гуляют дочи
по воде и маму ругают:
мама такая, мама сякая,
мама самая у них плохая!
А в чём провинилась мама?
– Да что-то не то сказала,
как-то не так повернулась,
не по-правильному оглянулась,
залезла в наши тетрадки,
пересчитала оценки, закладки
в книжках перемешала.
В общем, мама у нас плохая!
Твори добро и кидай его в воду.
Жуй с колбасой бутерброды
да ругай свою мать,
тебе есть что терять:
сладких кило апельсинов,
бешеных арлекинов
и подружек целую кучу.
Нет, я вас не замучаю,
мои милые дочки.
Поставлю на ноги прочно
и отойду в сторонку.
Желаю вам по ребёнку,
а будут деньги – по двое.
И не надо вам моей доли.
Лишь одно пожелаю:
творите добро и кидайте
его запросто в воду.
Будут в воде бутерброды,
прорастут в воде мандарины,
да внуки, жуя апельсины,
радостно захохочут —
о бабушку зубки поточат!
Жила я у маменьки
Ой, жила бы я у маменьки
до самой своей смертушки,
и игрались б мои детушки
до смертушки моей матушки
на руках у бабушки,
ели её оладушки.
Как жила бы я у маменьки
и летом, и зимой,
а если б снегом закидало наш дом,
то мы б хоронились в нём
от вражинов лютых,
от дедов согнутых
да от разных дураков!
Я б спала даже без снов,
если б с маменькой жила.
Где ты, мама? Умерла.
Коротко
С днём рожденья, Игорёк,
ты зачем в дом приволок
две чужие зубных щётки,
говоришь, что для трещотки?
Ну и да, ну и конечно,
я ведь тоже с тобой честна:
сижу дома, не гуляю,
просто чисто прибираю!
* * *
Мы крестились у реки,
пришли наши мужики,
нас раздели догола
и гоняли до утра
по заснеженной реке.
Кхе-кхе-кхе-кхе-кхе-кхе!
А болели мы все вместе.
Зато теперь мы им – невесты!
* * *
Подарите жене шубу,
шубу подарите… две!
А без шубы не будет ведь счастья.
И жена во сне
имя станет шептать другое
(Егор, например). Чужое
кольцо у неё на пальце появится.
А какому мужу это понравится?
* * *
Прожила я в горе, прожила я в радостях
и в маленьких, маленьких гадостях
от своих лучших подруг.
Вот и думаю: может, это от мук
или судьба такая,
чтобы я опять была холостая.
* * *
Заболела я «проказой»,
самой гадостной заразой —
как пошла рожать ребят,
мал-малее пострелят:
десять ласковых девчонок,
десять драчунов мальчонок.
Эх, и удержу нет мне.
Какое бешенство в селе!
* * *
Ты, Серёжа, с такой рожей
не ходил бы к нам: негоже
целоваться при людях,
когда баба на сносях!
* * *
Не ходите, бабы, на тот свет,
там зачем-то выключили свет
и большие тянут провода
в никуда, в никуда, в никуда.
* * *
Не было счастья на свете,
да по несчастью родились дети,
выросли и отправились в школу.
Вот и счастье. Никто и не спорит.
* * *
Коль зло кругом – то жена в дом!
А ежели летает – ей Бес с небес моргает.
* * *
В чём бы баба любовника ни обвиняла —
ему всё мало!
* * *
Ряженые казаки – это тоже мужики.
А куда нам, бабам, деваться то?
* * *
Всё налажено – жизнь любовью не изгажена.
Дедушки и Бабушки
Дед планетный, за всех людей повинный
На планете сидит дед,
во сто шуб одет,
а этому деду
и сто лет нету.
Сидит дед больной
и трясёт своей клюкой:
«Где ты, смертушка моя,
позабыла про меня?»
А Смерти было недосуг:
она ходила всё вокруг
да около меня:
«Где тут девка? Я пришла!»
Я в печали стих пишу,
а на Смерть и не гляжу:
«Уходи отсюда,
дед тя ждёт, паскуда!»
Уходила Смерть от меня,
но к деду нашему не шла,
лишь кричала ему:
«Не отдам тебе Землю,
корабли пущу ко дну!»
А у деда вина
во все стороны пошла:
он за всех людей вину
взвалил на голову свою.
Вот потонет корабля.
Дед: «Опять вина моя!»
Революция, пожар…
У деда боль и в горле жар.
Ах, дед, дедок,
как ты жил без порток,
умирай теперь за так,
коли сам не дурак.
Как по красной даль-дали
не плывут уж корабли,
ни пожаров, ни бунтов.
Дед сидит к всему готов,
он сидит и смотрит вдаль:
ни живет ли где печаль,
ни плескаются ль где воды,
и ни ходят пароходы?
Старик не выдержал и встал,
скинул шубы да сказал:
«Ах ты, подлая Смертя,
видно, смерть пришла твоя!»
И пошел напролом,
а вслед да за ём
встает армия ребят:
павших без вести солдат.
И зло ушло с планеты прахом.
Снял дедок с себя рубаху,
и припал к сырой земле:
«Ну, расти трава на мне!»
Чем болели деды
Маленькие войны —
маленькие беды.
И никому не расскажешь
чем болели деды.
Деды болели горем,
деды болели разлукой
и самою плохою
(поиском бога) мукой.
Дедам на печи не сиделось,
им в бой какой-то рвалось!
Хотелось им, ни хотелось,
но «оно» не сбылось.
Помечтали и будя,
чёрт пришёл за тобой,
а на памяти хлипкой
конь, жена, дом с трубой.
На пороге застыла
в глушь зовуща Аука.
Если б мы не болели,
погубила б нас скука.
Никому ж не расскажешь
все свои ты боляки,
потому что не помнишь
вашей юности драки:
маленькие войны —
маленькие беды.
Долго не забудем чем болели деды:
самогоном, простудой, любовью,
полем колхозным и кровью
первых драк неуёмных!
– Пишешь, дед? «Я помню!»
Дед Степан, его невесты и целые полчища внуков
Дед Степан живёт у самого синего моря,
его хибара не то чтобы к сносу готова,
а её некому даже снести
и некому новую возвести.
– Ничего, на мой век хаты хватит! —
Степан огородик лопатит,
и в море в прилив выходит,
сетями немного побродит,
чего-нибудь да наловит,
сварит уху и готовит
новые, крепкие сети.
– Степан, а где твои дети?
– Разъехались. «А жена?»
– Жена моя умерла,
когда я был лет на десять моложе
(дедок аккуратно сложит
дрова у забора),
а у соседа Егора
внучат, как у бога:
один, другой… в общем, много!
Они и ко мне забегают,
науку морскую верстают,
в лодку залезут, плывут
и едут, и едут, идут!
– Далеко ли заплыли те внуки?
– Да аж до буя, им в руки
рыба так и хлестала:
сима или кижуч … не знаю.
– Ай, Степан, с тобою болтать пустое,
хочешь, счастье твоё холостое
немножко подправим:
за тебя бабку Любу сплавим!
– Любка ворчливая больно,
я бы хотел Петровну!
– Так Петровна совсем молодая!
– А зачем мне больная?
Хочу Петровну, на худшее не согласен!
– Ладно, Петровну спросим,
пойдёшь за Степана?
– Разбежалась быть ему мамой!
– Слышь, Степан, Петровна
нянькою быть отказывается!
– Трындит, проказница,
частенько ко мне ныряет!
Хай с ней, пущай ругает.
Дед сети запеленает,
чай нальёт и байки нам бает.
А море хибару оближет,
оно ведь всё ближе да ближе,
и ветром внуков надует.
Встречай, дед, улов теперь будет!
Видишь, с катера тебе машут:
один, два … целая куча. Наши!
Свадьба молодых
– Ты красива, я как бог,
приходи на мой порог,
дивчуха-молодуха,
древняя старуха!
– Ой ли, ой ли,
не жуются сухари,
не грызутся корки!
– Ай, потрём на тёрке.
Так выходишь за меня?
– Против вся моя родня:
внуки, правнуки, невестки.
Не гожусь уже в невесты,
да и ты не молодой.
– Не смотри, что я седой,
мне на вид шестнадцать,
а на деле двадцать.
– Ой ли, ой ли?
Не жуются сухари,
не грызутся корки.
– Невестки трут на тёрке!
Свадьба, свадьба молодых:
бабке сто, а дед, как «бздых».
Вам друг с другом повезло,
живите-ка ещё лет сто!
Думки деда
Дед не скажет правды,
он на вопрос промолчит,
дедушке наши петарды —
кострище (огонь палит).
Нет, одному не больно,
а даже лучше в лесу:
воздухом дышу вольным
и глухарей пасу.
Не пройдёт и полвека,
как бабка схоронит меня.
Вот сиди да кумекай,
куда полетит душа:
чи на Марс, на Венеру?
Говорят, на звезде хорошо,
которая сильно не греет,
а лишь отдаёт тепло,
как мой костерок не могучий
(колючий лапник горит),
но если подумать получше:
сырая хвоя смердит.
Вот так же смердит моя старость,
деревня смердит и Русь.
Сколько ж нам всем осталось?
Даже подумать боюсь.
Не потому что страшно,
а жалко, чёрт вас бери!
Наша земля, не наша:
мирно на ней живи.
И жизнь почему-то летела,
невзирая на «войны сей!»
Наша Земля, не наша:
переживёт людей!
Старый, ряженый казак
А старому казаку
десять палок по плечу:
по плечу, по плечику
погонов понавесили,
понавесили – висят,
на баб зверски глядят!
А что старому ему?
Десять «палок» по плечу:
с бабы слез, пошёл домой,
спи, гуляй теперь и пой!
Эх, гулял казак, и спал казак,
А проснулся как,
то всё вокруг не так:
не та земля, не те поля.
А те поля беда снесла,
беда снесла бедовая,
ни за рубль, ни за два:
за целковые!
И встал казак, нарядился казак:
ну показывай, земля,
где беда, а где пустяк!
Ой, наш ряженый казак
ходит, бродит, как дурак.
А ряженые казаки —
это ж тоже мужики!
Ежель ряженый казак,
значит, что-то не так:
то ли праздник на носу,
то ли нечисть во плясу!
– Да какой же он казак,
коли дома кавардак,
коли дома кавардак,
а в головушке бардак?
– Хоть и старый я казак,
да не вор и не дурак,
а поживший хорошо,
проживу ещё лет сто,
