Инна Бачинская
Вторая невеста
…Напущу я на вас неотвязные лозы… и род ваш проклятый джунгли сметут, кровли обрушатся, балки падут, и карелою, горькой карелой дома зарастут…
Аркадий и Борис Стругацкие. Улитка на склоне, гл. 9
Пролог
Спасибо, что пришли. Нам нужно поговорить. Вы не знаете всего…
Они шли не торопясь по центральной аллее старого парка. Сгущались ранние осенние сумерки, было тепло и безветренно. Туман наползал с реки, затягивая все вокруг белой пеленой; желтые деревья наплывали, покачиваясь, и исчезали неторопливо.
Они свернули в глубь парка. Глухо зашуршали листья под их ногами.
– Снова осень… – В голосе слышны ностальгические нотки.
– Что вы хотите мне сказать? – Это прозвучало сухо и деловито. Красоты осеннего парка оставили женщину равнодушной.
– Вы хорошо знаете человека, за которого собрались замуж?
– Да. Я прекрасно его знаю. Еще что?
– Сомневаюсь.
– И вы решили открыть мне глаза? – Она обидно рассмеялась. – Что он пьяница, наркоман, бабник, вор?
– Вас это, кажется, не трогает?
– Нет! А такие, как вы… чего вы лезете? Чего свой нос суете? Что вам нужно? Он что, ограбил вас? Кинул в бизнесе?
– Он меня предал.
– Как громко! – Она снова рассмеялась. – Все мы кого-то предаем! А вы…
Больше она ничего не успела сказать. Человек, идущий рядом, вдруг выдернул из кармана плаща толстый витой шнур, быстрым движением набросил ей на шею и резко потянул. Она вскрикнула и, ломая длинные ногти, вцепилась в шнур.
Еще минуту они топтались на месте, разбрасывая шуршащие листья, и вскоре все было кончено. Оглянувшись, убийца потащил жертву в центр поляны.
Парк был пуст, тих и темен. Слабо светились желтые деревья. Клубящийся туман скрадывал звуки торопливых шагов…
Глава 1
Исчезновение
Капитан Коля Астахов запаздывал. Как всегда. Федор Алексеев, преподаватель философии местного университета, и Савелий Зотов, главный редактор местного издательства «Арт нуво», верные друзья и соратники вышеупомянутого капитана, сделали заказ, терпеливо его ждали и беседовали. Бар «Тутси», излюбленное место сбора троицы, был не заполнен и полутемен по причине раннего времени. Разгул начнется ближе к полуночи, если по отношению к «Тутси» применимо подобное словцо. «Тутси» был приличным баром для приличной публики. Здесь не случалось ни драк, ни скандалов, и полиция сюда, говорят, ни разу не приезжала – во всяком случае, завсегдатаи такого не припомнят. В этом баре все было чинно и солидно, для понимающих людей. По стенам – фотографии средней руки знаменитостей в обнимку с Митричем, хозяином – он же бармен, – неплохие урбанистические карандашные наброски местного художника, и певица с гитарой по средам, пятницам и субботам с репертуаром, не режущим ухо, – романсами в основном и фольклором. Голос у нее небольшой, но приятный.
Сияет разноцветно радующая глаз стойка бара, за ней незыблемо царит толстый Митрич с салфеткой через плечо, похожий на снулую рыбу. Все как всегда. Время не коснулось «Тутси», в его зале своя особенная неторопливая атмосфера закрытого аквариума, что особенно нравится завсегдатаям.
Коля Астахов примчался взмыленный, бросил «привет» и упал на стул.
– Ну, все! – воскликнул Федор, предупреждая первую фразу капитана. – Уходишь, на хрен, к брату в бизнес!
– Не дождетесь! – откликнулся Коля. – Думаешь, если ты смылся в свою бурсу морочить людям голову насчет смысла жизни, так и все такие? А работать кому? И так из толковых у нас никого не осталось, подались кто в бизнес, кто в киллеры.
– Что случилось, Коля? – спросил Зотов.
– Разве ты не знаешь, Савелий, пропала девушка, – ответил за капитана Федор. – В городе только и разговоров, что о ней.
– Какая девушка?
– Ты хоть иногда газеты читаешь, романтик? – вызверился на Савелия Коля. – Или только свои бабские книжки? Какое сегодня число, знаешь?
– Обыкновенная девушка, Савелий. Исчезла почти неделю назад. Коля, что-нибудь есть по этому делу? – спросил Федор.
– Да почти ничего… – махнул рукой капитан, остывая. – Ее зовут Алина Полякова. Исчезла восемь, возможно, десять дней назад, точная дата неизвестна. Подруга говорит, видела ее в последний раз пятнадцатого июля, они провели вместе весь день, вечером, около десяти, разбежались. Алина собиралась в «Магнолию» за продуктами, на другой день, шестнадцатого, возвращался ее жених, а в доме шаром покати, жрать нечего. У них свадьба через неделю. Жених задержался на день, вернулся семнадцатого, ее не застал, думал, осталась у подружки. Искать не стал, сразу дунул на работу – он занимается перевозками, заключил выгодный договор, не терпелось обсудить в коллективе. Говорит, спохватился на другой день, восемнадцатого, позвонил подружке, а та ни сном ни духом. Расстались вечером пятнадцатого, говорит, она позвонила Алиночке на другой день, хотела узнать, как там он, Павлик, и вообще, но та не ответила. Подругу зовут Полина Скорик, работает массажисткой в спа-салоне «Альбина». Алина Полякова трудится там же менеджером мужского зала, у них и мужики, оказывается, ошиваются. – В голосе капитана прозвучало неодобрение. – Познакомилась с будущим женихом тоже в салоне, он что-то им привозил. Зовут его Павел Зинченко, у него транспортный бизнес. Встречались два года и решили пожениться. Свадьба первого августа, а невеста исчезла. Сегодня у нас… – Коля Астахов задумался.
– Двадцать пятое, – подсказал Савелий Зотов.
– Да, двадцать пятое, и ничего! Ни следов, ни звонков с требованиями выкупа. Машину ее обнаружили в Бородинке восемнадцатого июля, в семь утра – красная «Тойота»… кстати, принадлежит жениху… в сорока километрах от города. Не в самой Бородинке, а не доезжая пару кэмэ, в роще. Обнаружил ее местный житель Родион Крот, по прозвищу Родик-с-Приветом, который собирает грибы и ягоды и ловит рыбу, тем и живет. Огородом не занимается по причине слабого здоровья. Увидев бесхозную машину, попытался ее «раздеть», но не успел – подошли другие грибники. От нечего делать они стали строить версии, разошлись искать владельца, кричали, аукали, а потом позвонили нам.
Мы пробили номер, вышли на жениха. Поехали, забрали машину. Она чистая – в салоне и в багажнике следов крови нет, следов борьбы тоже, все в полном порядке. Простояла там, похоже, несколько суток. Из-за ливня грибники притормозили, потому и не нашли ее сразу. Она стояла в небольшой впадине в лещиннике, почти незаметная.
– А пальчики? – спросил Федор Алексеев.
– Пальчики исключительно жениха и невесты, внутри. Снаружи… дождь смыл.
– Или вытерли.
– Или вытерли. Хотя все знают, что без перчаток ни один уважающий себя… короче, даже любитель не действует, я уже не говорю о профи. Так что ничего и вытирать не нужно.
– Ее вещи? Сумочка? Одежда? Губная помада под сиденьем?
– Ничего, пусто.
– И что это, по-твоему?
– Что, что… откуда я знаю? Полякову могли вызвать туда, она приехала, а ее… Мы там облазили всю рощу с собакой, показывали фотографию в самом поселке, спрашивали про машину. Никто ничего, в девять вечера поселок вымирает. Встают в шесть, а ложатся в десять. Ее могли привезти туда… не факт, что за рулем была именно она.
– Ее могли увезти в другой машине, а «Тойоту»…
– Сами не дураки, – сказал Коля с досадой. – Думали уже. Потому и тачку спрятали.
– Зачем ее прятать? – не понял Савелий.
– Чтобы не засветить, – объяснил Федор. – Убрали с парковки, чтобы не засветить раньше времени.
– С какой парковки?
– С любой. Девушку увезли, а машину забросили в Бородинку.
– Почему она не могла приехать сама? Ее позвали, и она… приехала, – осведомился Зотов.
Коля и Федор переглянулись. Капитан ухмыльнулся, а Алексеев объяснил:
– Могла, Савелий. Коля же сказал. Это по одной версии. Ей позвонили, и она поехала. Но есть и другие. Например, наша девушка приехала в магазин за продуктами и запарковала машину на стоянке. А оттуда ее увезли…
– Как увезли? – не понял Савелий.
– Пока не знаю. Возможно, она села в чужую машину по своей воле, поговорить, например, встретился старый поклонник, то-се, а он взял и умыкнул ее. А возможно… не добровольно. То, что человек этот или его сообщники убрали со стоянки ее тачку, говорит… о чем, Савелий?
– Ну, они не хотели, чтобы машину нашли сразу, наверное, – сообразил Савелий. – И чтобы узнали, откуда она исчезла и когда.
– Верно. Представь себе, что она отправилась в «Магнолию», как сказала подружке, встретила там кого-то… и так далее. – Федор рассуждал увлеченно. Савелий внимал, сверля его напряженным взглядом. – Магазин работает до одиннадцати, потом парковка пустеет, и ее «Тойота» привлекла бы внимание охранника. Таким образом, у розыскников были бы дата и время исчезновения, а теперь поди знай – то ли пятнадцатого, то ли шестнадцатого, то ли вообще восемнадцатого. Кроме того, никто ее не хватился, вот такое благоприятное стечение обстоятельств, для преступника то есть.
– Не канает! – с удовольствием сообщил Коля. – Она вернулась домой после «Магнолии», в холодильнике полно продуктов.
– Ты думаешь… ее… – Савелий запнулся.
– Не знаю, будем надеяться на лучшее. Невесты, Савелий, случается, иногда сбегают из-под венца. В дамских романах это частый сюжет, сам знаешь. Многие из них кончаются свадьбой, другие начинаются с исчезновения невесты. Девушки с артистической натурой могут обставить собственное исчезновение с креативом. Может, она мстила жениху за… мало ли за что. Хотела свадьбу устроить на полную катушку, а он сказал: понимаешь, экономический кризис, так что извини. Кстати, ты говоришь, Зинченко задержался, вернулся на день позже… – Федор повернулся к Коле.
– Задержался, потому что на радостях напился с клиентами и за руль сесть не смог. Он был на своей машине – «Лендровер» последней модели. Как я понял, этот Павел без нее и мусор не выбросит. Живет за рулем. Остался в гостинице, выехал около двенадцати на следующий день, то есть семнадцатого. Гнал как ненормальный, в пять был уже дома, одолел шестьсот километров и сразу помчался на работу. Алиби, как вы сами понимаете, у него нет. В гостинице был один, никто его там не видел.
– Ты думаешь, он мог вернуться домой и… Он же был пьяный! – воскликнул Савелий.
– Мы этого не знаем, Савелий, – сказал Коля на удивление миролюбиво. – Это он так говорит. Мы вышли на двоих, с которыми он обмывал сделку, – один вообще ничего не помнит, другой показал, что они сидели до восьми вечера. Потом Зинченко сказал, что ему надо ехать… Когда – тот не понял, то ли сразу, то ли на другой день. На том и распрощались. Так что с восьми вечера до полудня следующего дня, как в том анекдоте – можно многое успеть до прихода санитаров. Четыре туда, четыре обратно.
– Как-то все это… сложно… – пробормотал Зотов.
– А как бы ты действовал, интересно, если бы решил убрать невесту? – спросил Коля, и оба с интересом уставились на Савелия.
– Я? – испугался тот. – Зачем ее убирать? Можно просто расстаться.
– Можно, Савелий. Но люди почему-то убивают. Может, вернулся раньше времени, а она не одна, он и… – Коля прищелкнул языком. – Действовал в состоянии аффекта. Народ сейчас нервный. Кроме того, за два года накопилось. И вот, Савелий, сидит он в теплой компании и делает вид, что пьет, а сам не пьет – представляешь силу воли?
– Никогда не возвращайся раньше времени, Савелий, – сказал Федор. – Или предупреждай.
– Это ты ему как философ советуешь? – ухмыльнулся Коля.
– Как друг. Я пошутил. Это не наш случай, Зинченко вернулся не раньше, а вообще опоздал. К тебе это не относится, Савелий. Твоя Зося как жена Цезаря – выше подозрений. Как она, кстати? И дети?
– Хорошо! – просиял Зотов. – Настенька получила первый приз в певческом конкурсе…
– Она у тебя уже поет?
– Первое место в детсадике!
– Поздравляем! Чего ж ты молчал?
Савелий, улыбаясь смущенно, пожал плечами.
– Вернемся к нашим мутонам, – сказал Федор. – Какие у них отношения, Коля? Что говорит подружка-массажистка? И вообще, что ты можешь сказать о женихе и невесте?
– Павел Зинченко здоровый мужик, разменял сороковник, с характером, работа собачья, вечно в разъездах, может за себя постоять. Фирма процветает, есть постоянные клиенты, даже за рубежом. Под свадьбу сняли банкетный зал в «Прадо», а цены там сами знаете какие. Так что обижаться невесте не на что. Подруга Полина говорит, что Павел вроде был против банкета сначала, но Алина настояла, пригрозила, что уйдет, он и сдался.
– Он раньше был женат? – спросил Федор.
– Не был, но собирался… – сказал Коля. Выдержав паузу, добавил значительно: – Его первую невесту убили накануне свадьбы!
Впечатлительный Савелий ахнул.
– Убийцу нашли? – спросил Федор, помолчав.
– Не нашли, и дело зависло. Зинченко ходил в подозреваемых, свидетели показали, что жених и невеста часто ссорились, даже дрались. Но у него было алиби на сей раз железное – ночь, когда она была убита, он провел у своей старой подруги, загулял перед началом семейной жизни. Повезло ему, можно сказать. Родители невесты были уверены, что убийца – Зинченко, но ему удалось откупиться. Мать вообще была против брака – работа у него собачья, денег мало…
– Когда это случилось?
– Восемнадцать лет назад. Ему было двадцать два, сейчас сорок. Убийство надолго отбило у него охоту жениться, как я понимаю, и он догулял до сорока. С Алиной, теперешней невестой, встречался два года, все не решался узаконить отношения. Лично я думаю – боялся.
– Его можно понять. Люди за рулем, как правило, суеверны, – заметил Федор.
– Ты думаешь, он боялся, что… и эту? – спросил испуганно Савелий.
– А ты бы не боялся? Если он не убийца, то перепугался на всю оставшуюся жизнь.
– Ты считаешь, он… мог убить? – спросил Зотов у Астахова.
– А что говорят твои книжки, Савелий? Подумай, вспомни что-нибудь о пропавшей невесте… этакое, в готическом стиле, а?
Савелий пожал плечами и промолчал.
– Как ее убили? – спросил Федор.
– Задушили шнуром… видимо, от портьеры. Такой толстый, витой. Я поднял дело, просмотрел. Нашли ее в парке, была осень, октябрь, там цветные фотографии: она лежит на желтых листьях в красном пальто, черные чулки и перчатки, без туфель. Как будто позирует. Ноги длинные, тонкие… Шнур тоже черный. Причем упала она сначала лицом вниз, потом ее перевернули.
– А где туфли? – спросил Савелий.
– Не нашли. Убийца унес их с собой… видимо.
– Это говорит в пользу Зинченко, – заметил Федор.
Коля кивнул.
– Почему? – не понял Савелий.
– Зинченко не стал бы возиться с туфлями, не тот психотип, Савелий. Такие, как он, действуют спонтанно… кулаком или топором, да и переворачивать ее не стал бы. При ней были какие-нибудь личные вещи? Деньги, сумка? – спросил Федор.
– Ничего не было. Лежит, глаза открыты, смотрит в небо… даже непонятно, что мертвая. Пришлось повозиться, чтобы установить личность, – ответил Астахов.
– Какие еще есть версии?
– Ну, какие… сексуальный маньяк, месть – ей или Зинченко. Тогда, если помните, был вообще беспредел, людей мочили за копейку. Или случайный убийца. Перелопатили все их связи, старых друзей и любовников, нигде ничего.
– Сексуальный маньяк?
– Девушку не тронули, если ты об этом. Сексуальный в том смысле… как-то он разместил ее, разбросал ноги, руки сложил на груди, красное и черное на желтом… жуть, одним словом. Впечатление, что убийца больной на голову. Была объявлена свадьба, и вдруг за три дня до нее девушка не возвращается домой. Ее мать звонит Зинченко, а он говорит, что не видел невесту со вчерашнего дня, а назавтра ее нашли.
– А с кем он был той ночью?
– С подругой детства. Когда-то встречались в юности, потом разбежались и с тех пор не виделись. А тут вдруг случайно столкнулись, нахлынули воспоминания и… так далее. Мать этой девушки считала, что убил дочь Зинченко, как я уже сказал. У него была репутация бабника, пьяницы и скандалиста. Бычара, одним словом. Это сейчас он остепенился. А может, после того случая.
– А если перевернул не он? – вдруг спросил Савелий.
– Что перевернул?
– Если убил Зинченко, а перевернул тело и унес туфли кто-то другой?
Ни Федор, ни Коля не ответили…
Потом Астахов произнес неопределенно:
– Работаем, Савелий. – Вздохнул и добавил: – А чего это мы сидим, как на празднике в детсадике? Федя, давай, скажи что-нибудь жизнеутверждающее… из древних философов. Или спой.
– Знаешь, Коля, мнения философов в вопросе о смысле жизни расходятся. – Федор пожал плечами. – У каждого свое. Один отдает предпочтение материи, другой – духу. Один неглупый человек сказал по этому поводу: «Лучше быть недовольным Сократом, чем довольным дураком». В общем, выбирай, что нравится.
Коля хмыкнул:
– Так это что же получается… Если ты доволен, ты – дурак? А если недоволен, то Сократ? Я, например, редко бываю доволен, и что, я теперь Сократ?
– Он имел в виду, что не только материальным жив человек.
– Это ежу понятно, – сказал Коля, – не надо быть философом. Этот неглупый, как ты сказал, мужик не прав – между дураками и Сократом много еще всяких, ни туда и ни сюда. И потом, часто не мы выбираем, а нас. Вот я работаю в ментовке, потому что мне это нравится или потому что я так устроен от природы? Или ты, Федор? Или Савелий с бабскими книжками?
– То есть ты спрашиваешь, свободны ли мы в своем выборе? Или природа, или кто-то решил за нас? На этот вопрос четкого ответа тоже нет.
– Тогда зачем твоя наука, если она не может? На фиг она нужна?
– И этого мы не знаем. Я думаю, есть категория людей, которым нравится думать. Одному нравится охотиться, другому строить, а философам – думать.
– Знаешь, Федя, если не будет охотников или строителей, станет хреново, а вот если исчезнут философы…
– Ты не прав, Коля, – встрял Савелий. – Они пытаются объяснить, в чем смысл жизни, а каждый уже выбирает сам. Животному не нужен смысл существования, а нам хотя бы пытаться надо объяснить. Возьми десять заповедей, этот первый криминальный кодекс, тоже ведь философия. Или Библию!
– Ладно! – сказал Коля как припечатал. – Понял. А чтоб коротко, ясно и оптимистично! Есть?
– Есть. Извольте. Если хочешь быть счастливым – будь им! Вот и весь смысл.
Коля кивнул – принимается.
Они чокнулись и выпили. Астахов – одним глотком, Савелий – морщась, Федор – не торопясь, смакуя…
– У Клары проснулся материнский инстинкт, – сказал вдруг Коля. Клара была его любимой собакой буль и старой девой со сложным характером.
– Но она же, вы же ее… это… – Савелий запнулся.
– Мы ее… это, как ты выразился, но против природы не попрешь, как оказалось. Она принесла котенка и…
– Как это? – поразился Савелий. – Как она могла принести котенка? Собака – котенка?
– Элементарно, со двора. Беспризорный котенок, совсем маленький, только глаза открылись. Ты, Савелий, как-то все неадекватно понимаешь. Она никому подойти не дает, вылизывает, разговаривает с ним… представляете? Такая нежная мамаша, просто душа разрывается. Вот смотри, говорю, Ирка, и учись.
Ирочка была подругой капитана, легкомысленная моделька из мастерской кутюрье Рощенко, которую Коля безуспешно воспитывал вот уже четыре года. Не получалось из Ирочки настоящей жены мента, как он ни старался. Готовила Ирочка плохо, рубашки Колины гладила тоже плохо, не ждала у окна возвращения любимого после боевой операции, а без задних ног «давила подушку» и часто приходила домой подшофе после «модельных» междусобойчиков. Тогда Коля тащил ее в ванную под холодный душ, где отыгрывался, с удовольствием слушая ее возмущенные вопли. Идеальные отношения по схеме: взрослый – ребенок, самая устойчивая конструкция в человеческом общежитии, как объяснил однажды философ Алексеев.
– А я-то думаю, чего это мы еще не разбежались на хрен, – отреагировал на это капитан. – А тут, оказывается, устойчивая конструкция. Вроде четырехколесного велика, так?
– И что теперь? С Кларой? – спросил Савелий.
– А что с ней? С ней все хорошо. Нашла смысл жизни, довольна, воспитывает сына… или дочь. Пока не разобрать, очень маленький. Назвали – Ирка настояла – Калипсо. Что такое Калипсо, она не знает, но говорит – красиво. Теперь у нас Клара и Калипсо. Федя, что такое Калипсо?
– Это одна прекрасная женщина из Древней Греции. Так что поздравь от меня Клару с дочерью. А давайте за Клару! – предложил Федор. – За ее новую жизнь!
Тост возражений не вызвал, и они выпили.
Глава 2
Подруга
Федор Алексеев вошел в спа-салон «Альбина» и остановился у стойки, за которой парило в пространстве очаровательное существо в голубом халатике с беджиком на нагрудном карманчике, где было написано «Галина». Глаза у существа… («Барби!» – вспомнил Федор) были безмятежно-голубые, личико сверкало всеми цветами радуги и улыбалось нежно и вопросительно.
– Что-нибудь для мужчин, – произнес Федор уверенно. Эту фразу он отрепетировал заранее, как ход е2—е4, освоенный в свое время великим комбинатором.
– Могу предложить омолаживающую процедуру, – существо скользнуло взглядом, смерив Федора с головы до ног. – Она включает интенсивное очищение пилингом, масочку, реафирмирующий массажик, блефаролифт и активные омолаживающие сыворотки. – Девушка коротко задумалась и бодро закончила: – Еще бы я посоветовала вам солярий для укрепления иммунной системы, активизации обмена веществ и работы эндокринной системы, а также против хандры. У вас ведь сидячая работа? У людей с сидячей работой цвет лица требует основательной доработки.
Она выжидающе смотрела на Федора.
Он опешил, что было ему абсолютно не свойственно, и чувствовал себя как на встрече с инопланетянином. Он не все понял, но смысл сказанного ухватил: оказывается, внешность его имеет ряд недостатков, и ее необходимо очистить, омолодить, снять стресс и подвергнуть… этому… пилингу? Кроме того, доработать цвет лица, как хандроиду с сидячей работой. Или хандролитику. Они смотрели друг на друга: девушка выжидательно, Федор – вопросительно, не зная, на чем остановиться – он не смог бы повторить и десятой доли того, что она ему наговорила. Наконец он нашелся и спросил:
– Галочка, а можно мне Полину? Мой друг говорил, что она прекрасный специалист. – Получилось сомнительно, Федор почувствовал это и внутренне поморщился.
Девушка, казалось, не удивилась. Кивнула и подняла трубку белого с золотом телефона.
– Полиночка, – промурлыкала она, – к тебе пришли. – Она покосилась на Федора, и тот представил себе, как Полина на другом конце провода спросила: «Кто?» – Клиент. Мы ждем. Сейчас придет, – обратилась она к Федору. – Присядьте пока. – Она кивнула на ряд кресел у стены.
Федор оглянулся. Там сидели женщины и рассматривали его во все глаза. Он, побагровев, остался у стойки, стараясь выглядеть непринужденно. Он даже забарабанил пальцами по ее поверхности.
В холле появилась девушка приятной наружности в розовом халатике. Федор, нисколько не сомневаясь, что это Полина, поспешил навстречу.
– Добрый день, – улыбнулась девушка. – Я вас слушаю. Что будем делать?
– Если честно, не знаю, – Федор понизил голос и покосился на женщин у стены.
– Пойдемте, – пригласила Полина. – Сейчас решим.
И Федор с облегчением последовал за ней.
– Может… этот… пилинг? – спросил он, когда они оказались в маленькой белой кабинке, где все было белым, стерильным и напомнило ему о больнице: белый шкафчик с сотней разнообразных флаконов и полотенцами, сильная галогенная лампа на высокой ножке, массажный стол и крошечное бюро с амбарной книгой для записи клиентов. Федор поежился. Правда, здесь еще были большое, во всю стену, зеркало и кресло, выпадавшие из стиля лечебного заведения.
– Давайте посмотрим.
Девушка кивнула на массажный стол, и Федор с опаской сел на его край. Она взяла его лицо в ладони и принялась рассматривать. Ладони у нее были сильные и нежные. На него пахнуло сладко и пряно, и он непризвольно сглотнул. Глаза их встретились, Федор смутился и мысленно чертыхнулся. К своему изумлению, он почувствовал, что краснеет – не приходилось ему бывать в подобных ситуациях.
– Можно массаж и освежающую маску для начала, – вынесла вердикт Полина, и Алексеев с трудом удержался, чтобы не спросить: «Ну что, есть надежда?»
– У вас хорошие природные данные, кожа чистая, не вялая, тургор нормальный, морщинки под глазами можно убрать короткими электротоками. Но это потом, я думаю.
– Согласен, – выдавил из себя смущенный Федор, чувствуя тем не менее невольную гордость за состояние собственной кожи.
– Ложитесь! – последовал приказ.
Он помедлил и стал укладываться на заскрипевший стол. Ситуация развивалась не по сценарию, им задуманному. Поговорить здесь вряд ли удастся, слышимость отличная, перегородки, скорее всего, картонные. У него мелькнула мысль извиниться и распрощаться, то есть попросту удрать, но было уже поздно. А потом, если честно, эта Полина… с ее нежными ладонями…
Федор вздохнул, сложил руки по швам и закрыл глаза.
Следующий час своей жизни он прожил как в нирване, в раю, римских термах, в гареме… выбирайте по вкусу. Насчет гарема, конечно, слишком сильно сказано, речь шла всего лишь о массаже, но Федор еще никогда не испытывал ничего подобного. Нежные ладони Полины скользили по его лицу, предварительно политому маслом с запахом… роз?.. лаванды? Ему казалось, что его голова лежит у нее на коленях. Федор чувствовал теплое дыхание Полины, а ее грудь иногда касалась его плеча. Он представил себе, что сказал бы Коля Астахов, и с трудом подавил ухмылку. Он думал о том, что человеку… мужчине, в сущности, нужно очень мало, чтобы чувствовать себя счастливым. Как там у классиков… «Месть, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына!» Нет, не то! Что-то о деве-рабыне, втирающей елей в лысину древнегреческого философа… Сейчас, сейчас… А! «Взрытый наукою лоб розами тихо укрась…» Козьма Прутков. Необходимо заметить, что древние философы знали толк в удовольствиях, кроме философов-аскетов, конечно.
– Сейчас наложим масочку, – сказала Полина, возвращая Федора на землю. – Можете подремать тридцать минут.
Маска оказалась неожиданно холодной, с резким неприятным запахом.
Через тридцать минут все было кончено – маска смыта, Федор встал на ноги и увидел себя в зеркале.
– Узнаете? – улыбнулась Полина.
– С трудом. Спасибо. – Он помедлил и спросил: – Полиночка, я не могу пригласить вас поужинать?
Девушка внимательно смотрела на него, словно прикидывая и раздумывая.
– Поужинать не получится, я занята сегодня. Но кофе можем выпить, у меня сейчас кончается смена. Устала как собака, а потому принимаю ваше предложение с удовольствием. Подождите на улице, ладно?
Федор поздравил себя с удачей и пошел расплачиваться.
Спустя полчаса они сидели в небольшом кафе.
Федор затруднялся, к какому типу женщин отнести Полину, взглядывал испытующе и тут же отводил взгляд. Согласилась пойти в кафе, но отказалась поужинать. После сеанса такого массажа редкий мужик откажется продолжить знакомство в другом месте. Но не было знака со стороны Полины, что она готова это знакомство поддержать. Не чувствовал опытный Федор этого знака. Ни взгляда, ни жеста, ни интонации – ничего не было! Полина, улыбаясь, молча смотрела на него. И вдруг сказала:
– Можете спросить… вы ведь из-за Алинки пришли, правда?
Федор опешил. Такого удара ему еще не наносили. Он испытывал ощущения человека, которому изо всей силы врезали по лбу, причем вполне неожиданно, в мирной спокойной обстановке, где ничего не предвещало нападения.
Полина с любопытством смотрела на него, и он видел, что она сдерживается, чтобы не улыбнуться.
– Как вы догадались?
– Вы не относитесь к типу мужчин, которые ходят в косметические кабинеты. Да вам и незачем. Вы уверены в себе, знаете себе цену, вам это не нужно. Вы не задали ни одного вопроса насчет того, что сказала вам Галочка. Она всем говорит слова из нашего буклета. И все потом задают вопросы, а вы нет. Вам это не интересно. И вы не знали, чего хотите, а серьезный клиент твердо знает, он подготовился, почитал. И я подумала, что вы пришли не ради массажа. Кроме того… знаете, со мной уже три раза беседовали, спрашивали про Алину, и с другими девочками тоже, мы тут все уже настороже… А вы кто?
– Вы меня побили, Полина. Не ожидал такого аналитического подхода к моей скромной особе, вы прямо психолог. Я работал когда-то в милиции, сейчас преподаю философию в педагогическом. По старой памяти интересуюсь следствием. У меня там друзья. Мнения у нас часто расходятся, и тогда я на свой страх и риск начинаю частное расследование. Так что вы имеете полное право мне не отвечать. Меня зовут Федор, кстати. Федор Алексеев.
– Вот и познакомились, – сказала она. – Меня зовут Полина. Что же вас интересует?
Они рассмеялись.
– Все. Меня интересует все, – ответил Федор. – Что за человек ваша Алина, как вы провели пятнадцатое июля, история отношений Алины и Зинченко, а также какой он человек. Хотите кушать? Вы отказались поужинать, не передумали?
Полина рассмеялась.
– Передумала! Я не хотела, понимаете… – Она замялась.
– Пристают? – спросил Федор.
– Еще как! Но у нас с этим строго. Да и мне, если честно… Знаете, человека сразу видно, правда? Вы, как я понимаю, пришли к нам по делу и вряд ли придете еще. Знаете, какие к нам ходят мужчины? – Она, улыбаясь, смотрела на Федора.
Он рассмеялся и сказал:
– Могу себе представить. Или нетрадиционной ориентации, или самовлюбленные… нарциссы.
– Примерно так. Добавьте, с деньгами. Процедуры у нас дорогие, сами видели. Ну, кроме того, конечно, те, кто… как бы это сказать… – Она снова рассмеялась. – Алинка называла их «торговцы мордой». Артисты, политики, дикторы телевидения… Но вы не говорите никому, ладно? Мы клиентов обсуждаем только между собой.
Федор кивнул. Он украдкой рассматривал девушку – кидал косяки, сказал бы Коля Астахов, – чувствуя, что она нравится ему все больше. Неглупа, внимательна, откровенна, ни капли неуместного кокетства и умение держать дистанцию. А как красиво она его раскусила! Кроме того, чувство юмора. Плюс красивые серые глаза и очень белая кожа («Интересно, от природы или результат косметических уловок?» – мелькнула у него мысль, и еще он подумал, что теперь представляет, что они с собой проделывают). На носу Полины Федор рассмотрел несколько веснушек, а когда она улыбалась, на правой щеке появлялась ямочка.
– Знаете, у них тут есть жаркое в горшочках, обалденно вкусно! – сказала Полина. – Мы тут часто ужинаем с Алиной. Павлик работает по вечерам или ночью… – Она осеклась и посмотрела на Федора. Улыбка сползла с ее лица.
– Полина, постарайтесь вспомнить последний день… пятнадцатое июля. Где вы были, кого встречали, возможно, Алине кто-то звонил. Давайте пройдемся по каждой минуте, просеем каждое слово… – Федор запнулся. – Вы давно знакомы с Алиной?
– Мы росли вместе. Нас так и называли – Алинки-Полинки, а еще ягоды-малинки. Мы из Крыма, из маленького городка. Тут у мамы подруга, тетя Слава, она и позвала меня, а приехали мы вместе пять лет назад. Она врач-косметолог, ну и определила нас… сказала, работа чистая и денежная. Устроила на курсы, потом помогла с работой. Знаете, Федор, я ведь хотела уехать домой, но Алина попросила остаться на свадьбу, я у них свидетельница. Страшно соскучилась по солнцу, морю, по семье… и вообще. Там родители, братья, племянники, целый клан. Мама говорит, возвращайся, открыли два санатория, стало полегче с работой, я уже замолвила словечко – тебя возьмут! И так меня домой потянуло, ходила сама не своя. Но Алина попросила… Федор, что с ней? – Полина смотрела на него тревожными глазами. – К нам ходят, всех расспрашивают, сами ничего не говорят…
