Инга Фельтен
Лети, перышко!
1.Качели под навесом
Разный бывает дождь.
Ясный и светлый грибной, сквозь который видно солнышко, несет радость и тепло.
Ливень стеной, что приходит с весенней грозой, – смывает все скопившееся зло и щедро поит землю жизненной силой.
Или хлещут со стального неба косые струи, словно вызывая на бой…
Но тот, который собирался сейчас над старым городским парком – мелкий, холодный, моросящий, – такой дождь не обещал ни боя, ни радости. В нем не было никакой силы, одно лишь бездеятельное уныние.
По парку брела молодая девушка, и уныния ей явно хватало своего. Девушка зябко прятала руки в широченный рыжий шарф, неаккуратно повязанный поверх зеленого плаща. Из-под шарфа виднелась небрежно заплетенная медно-русая коса с выбившимися прядями. В ушах висели сережки – тоже рыжие, в форме маленьких физалисов. Девушку звали Аленой, и рыжий был ее любимым цветом. Но сейчас эти мелочи ее не радовали.
Алена брела по аккуратной парковой дорожке, опустив голову и не удостаивая даже взглядом чуть тронутые ранней позолотой березки и лиственницы. Ей было все равно, куда идти: парк большой, не на один час хватит.
Старый парк, раскинувшийся на острове в дельте реки, и в самом деле был очень велик, и к тому же на удивление безлюден. Обычно там и в будни, и в выходные кипела жизнь. Сейчас же вокруг не было видно ни души, только ветер играл листьями, да птицы перекликались в ивняке. И то верно, конечно: на такую погоду лучше смотреть из окна, сидя дома. Аленка и сама бы рада была дома посидеть. Только вот дома – настоящего, своего дома – у нее уже три года как не было. А теперь вот, с окончанием института, не будет и комнаты в общежитии. Домом она Алене, конечно, не стала, но хоть какое-то жалкое подобие… По крайней мере, часть знакомой и понятной жизни. Терять и ее тоже было как-то совсем страшно. Можно и не терять – если пойти работать к ПалНикитичу в лабораторию. Тоска смертная, конечно, но что делать, если это единственная лаборатория в институте, где есть вакантные места?
Пословицу про синицу в руке и журавля в небе Алена успела возненавидеть до зубовного скрежета, но никакого выхода придумать не могла. И чем больше пыталась сбежать от тяжелых мыслей, тем сильнее они ее придавливали.
Прямо на макушку упала первая дождевая капля. Затем еще и еще. Алена, сердясь на саму себя, чуть ускорила шаг. Она забрела в самую отдаленную и дикую часть парка, здесь, кажется, не было даже какого-нибудь павильона или беседки, только пара скамеек под кроной старого раскидистого дуба. Ну и пусть. Не такой уж это дождь. Зато можно подойти к самому берегу и глянуть на реку…
– Эй! Привет!
Алена стерла со щеки морось и оглянулась. Чуть поодаль от тропинки, среди старых кустов сирени, стояла широкие качели с навесом. Такие раньше были по всему парку, но потом их заменили на обычные скамейки. Эти, наверно, остались последние: может, про них просто забыли?
На качелях сидела, подобрав ноги, очень красивая русоволосая девушка, по самую шею закутанная в разноцветный вязаный плед. Прямо через плед она придерживала большую кружку с ароматным какао.
– Хочешь – садись ко мне, – приветливо улыбнулась незнакомка. – Тут много места, а навесов больше нигде нет.
Золотистый березовый лист, изящно кружась, упал Алене под ноги. Она шагнула к качелям и ей на секунду почудилось, что этот шаг что-то бесповоротно изменит.
Алена улыбнулась в ответ и тоже забралась с ногами на скамейку. Ей вдруг стало тепло и почти уютно. Наверно, оттого, что под навес не проникала холодная морось, а из кружки с горячим какао доносился волшебный аромат. Да еще этот разноцветный, такой по-домашнему теплый плед… Алена украдкой взглянула на свою неожиданную соседку. И было на что посмотреть! Русая коса толстенная, и заплетена хитро: волосы не на три пряди поделены, а множество мелких прядок сплетается сложным колоском. В ушах серьги-лунницы, украшенные замысловатым орнаментом. На голове тонкий золотистый ободок в виде веточки с листиками.
И лицом хороша была незнакомка. Глаза – зеленые, огромные, брови – вразлет, губы пухлые, как на старинных портретах русских красавиц… Тут девушка поймала Аленин взгляд и снова улыбнулась. И такая хорошая это была улыбка, что Аленке снова словно теплее стало. И подумалось: лицо это примечательно не только той красотой, что от цвета глаз и пухлости губ. Есть что-то в мягкой улыбке, в самом выражении глаз, отчего становится спокойнее на душе.
Алена, конечно, смутилась: невежливо вот так разглядывать незнакомого человека. Но девушка вовсе не сердилась. Она и сама смотрела с любопытством.
– Забавные у тебя сережки. Красивые, и забавные.
Аленка непроизвольно коснулась пальцем своих сережек-подвесок.
– Ага. Точь-в-точь плод физалиса, только махонький. Даже прожилки сделаны!
Девушка удивленно склонила голову на бок.
– А что такое физалис?
– А ты не видала никогда? – Аленка тоже удивилась. – Растения такие, у них цветы простые, белые, а плодики очень нарядные, рыжие, вот такого размера,
– Алена раздвинула большой и указательный пальцы, показывая, – а внутри ягодка, тоже рыжая.
– Съедобная?
– Не, эти садовые горькие. Их для красоты сажают. Осенью можно срезать букет, и всю зиму дома будут рыжие фонарики… Мы раньше тоже сажали.
Аленка запнулась и помрачнела. Сажали, да. Когда было, где сажать. А теперь вот ни дома, ни фонариков. Сережки на ярмарке увидела в прошлом году и купила – на память о тех, живых.
– Красиво, – задумчиво отозвалась незнакомка. – А теперь чего ж, не сажаете?
– А теперь… Теперь не сажаем. Там… там ничего уже не посадить.
Алена прикусила губу и отвернулась. Зябко поежилась.
– Хочешь какао? Горячее. Там еще зефирки были, только растаяли уже.
Девушка, не вынимая рук из-под пледа, протянула стакан. Алена, не раздумывая, схватила его и сделала большой глоток. Какао в самом деле было горячим и вкусным. Незнакомка смотрела ласково, сочувственно. И Аленка, слово за слово, рассказала ей все: про домик в деревеньке, где они жили всей семьей, про лес, про огород… и про страшный пожар, уничтоживший не дом, не деревню – истребивший всю жизнь на десятки километров вокруг. Никто до сих пор точно не знает, откуда взялся этот ядовитый пожар. Ходили слухи, будто кто-то вез что-то проселочной дорогой на секретный лесной полигон. Или что грузовой поезд, перевозивший какие-то яды, сошел с рельсов. Или будто бы какой-то черный маг устроил в заброшенном деревенском доме тайную алхимическую лабораторию. Аленка сама ничего не видела, она в тот день была в городе.
Из жителей, к счастью, никто не погиб. Говорят, огонь наступал не очень быстро, но неотвратимо. А люди отступали. Убегали, уезжали, затем появились вертолеты, спасатели… Когда огонь погасили, на многие километры вокруг осталась только отравленная выжженная земля. Очень быстро вокруг возвели высоченный забор, и вот уже два года приближаться к «аварийной зоне» запрещено. Люди из окрестных деревень разъехались кто куда: к родственникам в другие села и города, кому-то где-то общежития выделяли…
– И у меня все разъехались…
– Но забор ведь снимут? И можно будет снова отстроить деревни?
– Да, только… Отчего все это случилось, никто толком не говорит, но одно сказали точно: забор снимут, когда земля перестанет быть ядовитой. Ее, конечно, будут по-всякому исследовать, но главное условие – чтобы на ней снова что-то росло. А сейчас там ничего не растет. Совсем. И вот это я уже сама видела, сквозь щелку я заглядывала в этот забор. Она такая же черная и даже на вид неживая. Пустая. Мне кажется, никто не верит, что там когда-нибудь снова будет можно жить.
Аленка последним большим глотком допила какао и нервно сжала в руке бумажный стаканчик.
Девушки печально помолчали. Потом Алена и про ПалНикитича с его лабораторией рассказала, и про то, как не умеет она между синицей и журавлем выбрать… И что делать – не знает…
– Хочешь совет? – вдруг спросила незнакомая красавица, до этого внимательно слушавшая Аленины размышления. – Бросай ты этого своего ПалНикитича, и поезжай в Брусвянку.
– Куда-куда? – оторопела Алена. – В какую еще Брусвянку? Зачем?
– А ты не слыхала? Странно, место вроде известное… Деревня там большая, добрая. И места, знаешь, особенные. Заповедные. Грибные, ягодные. Брусвянка – это брусника по-старому. Красивые места. И не просто красивые, а словно с характером. Туда люди, бывает, приезжают, когда совета спросить надо, а не у кого. Говорят, сама земля сердцу отвечает. Пожить там всегда место найдется. А не понравится, так и вернуться можно.
Алена улыбнулась. Видно, собеседница пошутила, устав от путанного тревожного монолога. Сейчас небось сама засмеется.
Нет. Не смеется, смотрит серьезно. Похоже, что и не шутит. Может, правда верит в такие штуки.
– Эээ… ну…
– Да не мычи, – усмехнулась девушка, прищурив свои дивные зеленые глаза. – Не хочешь, так и не надо, никто ж силком не тянет. Может, и у ПалНикитича твоего не так уж плохо. Стерпится-слюбится, а нет – так потом когда-нибудь уйдешь. Сама ж про синицу в руке сказала.
Вроде и хорошее говорит, но так уныло эти слова прозвучали, что Аленка отвернулась. Посмотрела вдаль, на реку…
– Дождь кончился!
Она даже вытянула из-под навеса руку: и правда, мороси больше не было, а небо заполнилось лазурными просветами. С березовой ветки снова упало несколько листочков и закружилось над водной гладью…
– О, замечательно. Ну, мне пора. А ты все-таки помни: синица в руке больно кусается.
Алена с трудом оторвала взгляд от созерцания листочков – почему-то очень хотелось рассмотреть, как они коснутся воды и поплывут – обернулась ответить, но отвечать было некому: чудная девушка исчезла, только разноцветный плед мелькнул за сиреневыми зарослями. Даже качели не скрипнули.
Как будто примерещилось все.
Или не примерещилось?
На дальней половине скамейки лежало длинное золотистое перо с ярким изумрудно-бирюзовым, вроде павлиньего, пятном на кончике. Наверно, было к пледу прицеплено и выпало.
Алена соскользнула с качелей, пристроила перышко в потайной карман плаща и решительно направилась к выходу из парка.
«Через неделю из общежития съезжать придется… Надо ехать к ПалНикитичу, писать заявление. А то ведь там долго ждать не станут… Пожалуй, сегодня еще успею. Как раз у него перерыв закончится.
«Брусвянка», надо ж такое выдумать…»
2. Ягода-малина
– Опоздала ты, Аленушка. Павел Никитич ушел уже. Вон, видишь, и ключи все сдал.
Вера Ивановна, пожилая, но бодрая вахтерша, ткнула пальцем в связку старых потертых ключей, висевшую на стене над столом. Там в несколько рядов торчали пронумерованные крючки, каждый для своей связки. До конца рабочего дня было еще далеко, и большая часть крючков пока пустовала. Однако связка № 28 – номер лаборатории ПалНикитича – висела на своем месте.
– Как ушел? – ахнула Алена. – Он так рано никогда не уходит…
– Ну как-как… ножками! – пожала плечами Вера Ивановна. – Да ты не переживай, завтра как обычно будет с утра. Или срочное чего? Если срочное, так может позвонить ему?
– Да не стоит, наверно, раз ушел уже… – вздохнула Алена.
– Так он недалеко ушел, – хитро шепнула Вера Ивановна. Не зря ее «глазами и ушами» всего НИИ прозвали. – К нему какой-то столичный коллега-приятель заехал, чего-то у них с расписанием сдвинулось. Ну и пошли они в «Бочку меда» чаи гонять. Ну или не чаи, кто их там знает… Так что если дело важное и срочное…
– Спасибо, Вера Ивановна! До завтра подождет, не страшно, – девушка беспечно махнула рукой. Развернулась, толкнула тяжелую деревянную дверь и вышла на улицу. Завтра так завтра.
Уже почти у самого общежития Алену догнал восхитительный запах свежего хлеба. На рынок за углом, видно, горячие булочки привезли… Зайти взять? Хлеба все равно нет, да и картошку бы для супа…
Старый рынок был, как обычно, полон народа. На его пестрых рядах с утра и до закрытия кипела многоголосая жизнь. Торгуются бабки, дети клянчат слоеных пирожков, продавцы зычно предлагают скидки… А запахи! Тут пахнет не только свежим хлебом: вон там подальше лотки с солеными огурчикам, квашеной капустой, свежими яблоками…
– Девочка, ягодок лесных возьми, попробуй!
Алена, пробираясь через рыночные ряды, случайно остановилась возле какой-то бабушки с ведрами и корзинами. Обычная такая бабулька-дачница: полненькая, улыбчивая, на голове платок в горошек, в кривоватые пальцы въелся черничный сок… Бабушка тут же принялась предлагать и показывать, протянула Алене махонькую берестяную кружечку. В ней лежало полгорстки разных ягод.
– Ты попробуй, выбери, какая по вкусу! Чернику вот могу корзинку целую дать, или стакан набрать, стаканами тоже продаю! Брусничка вот еще, целебная, зимой от простуды. Или с яблоками сварить можно. Еще смородина есть, подороже будет, правда. А то можно разных насыпать…
Бабушка доставала из-под прилавка большие бумажные стаканы, перечисляя, что можно делать с ягодами, а Алене вспомнились уверенные слова: «Бросай своего ПалНикитича и поезжай в Брусничное». Или в Черничное? Вот же ерунда какая. А если не совсем ерунда?
Она взяла, не торгуясь, стакан разноцветных лесных ягод и в задумчивости пошла к выходу, так и не вспомнив ни про хлеб, ни про картошку.
* * *
– Девушка! Ну вы проходите или нет?!
Алена помедлила, задумчиво глядя в пространство. Водитель неодобрительно покачал головой, сердито ткнул в кнопку. Автобус захлопнул двери и тяжело пополз прочь от остановки, выруливая на среднюю полосу.
Алена стояла все с тем же отсутствующим выражением на лице. Из динамиков ближайшего кофейно-газетного киоска на всю улицу играло знакомое:
Ягода-малина нас к себе манила.
Ягода-малина летом в гости звала.
Как сверкали эти искры на рассвете,
Ах, какою сладкой малина была!..
Динамик на пару секунд умолк перед следующей песней. Наваждение рассеялось.
«Да пропадите вы пропадом со своими ягодами, малинами, черниками и прочими крыжовниками!» – сердито подумала Алена. «Еще и автобус упустила. Следующего теперь черт знает сколько дожидаться. Тоже мне, впечатлительная какая… Все, я отказываюсь думать об этой ерунде!»
Отказываться можно было сколько угодно, но эффект оказался обратным. Известное дело: чем больше стараешься от какой-то мысли отгородиться, тем упрямее эта мысль лезет в голову. Так что и ожидание автобуса, и сама дорога у Алены заполнились противоречивыми мысленными диалогами.
«Глупость, конечно, несусветная. И думать тут не о чем. Сейчас приеду, с ПалНикитичем договорюсь, оформлюсь. Он так-то ничего, нормальный. Ну занудный немного. Что формалист и крючкотвор – так ему по должности положено. Мне с ним не детей же крестить. Комната, опять же. Потом что-то другое найдется, наверно».
Какое-то внутреннее чутье говорило: ничего другого там не найдется. Точнее, оно даже искаться не будет. Так и засосет в унылый круг, и не окажется потом ни сил, ни желания оттуда выползать. Будет какая-то работа, какая-то комната… Какая-то жизнь…
«Ну да, и теперь, чтобы заранее спастись от вселенской тоски, непременно надо искать не пойми что и шататься по медвежьим углам? Отличный план. Чудесный. Надежный, как швейцарские часы. Жизнь-то именно так и устраивают, ага».
Алена отвлеклась от препираний сама с собой, когда в автобус зашла веселая стайка молодежи с загорелыми, обветренными лицами. У одного под расстегнутой ветровкой красовалась футболка с надписью «Я люблю Байкал», у других на плече висела сувенирная сумка с трогательной фотографией нерпы или хотя бы значок на рюкзаке. Раздались дружные щелчки пластиковых застежек, и в углу выросла батарея скинутых походных рюкзаков.
– Ишь, путешественники! Это куда ж вы ездили?
По проходу протиснулась толстая добродушная кондукторша – взимать дань.
– Так на Байкал! – отозвалась одна девушка и с явным удовольствием продемонстрировала новенький кошелек для мелочи с байкальским принтом.
– Ничего себе, куда забрались! Ну и как вам там? Понравилось?
– Да! Очень! Вообще круто! – дружно загалдели в ответ.
– Там красота невозможная, и вода эта прозрачная, и горы, и вообще места такие! Особенные! Мне кажется, у меня даже в жизни теперь все изменится! – восторженно пояснила девушка с «байкальским» кошельком.
Алена мысленно сплюнула и сердито отвернулась к окну.
3. Синица в руке
– ПалНикитич! Здравствуйте! Можно?
– А, добрый день, Алена. Проходите. Вы все-таки надумали оформиться в лабораторию? Отлично. Садитесь. Итак, давайте обсудим, что вас ждет. Я знаю, что во время учебы вы работали в несколько ином направлении, и те задачи, которым посвящена ваша дипломная работа, весьма отличаются от основных задач нашего проекта. Тем не менее, я склонен считать ваши навыки достаточными, чтобы начать совместную работу. Если вас интересует деятельность нашей лаборатории и вы действительно хотите принять в ней участие… Давайте я вам покажу расположение… В ваши обязанности также входит… Особенность нашего проекта заключается в том, что… Ну, если вас все устраивает, заполните вот это заявление и пройдите с паспортом в кабинет 215, в отдел кадров, к Наталье Васильевне.
– С паспортом? – моргнула Алена.
– Ну да, а как же без паспорта?
– О чччерт… – тихонько прошипела опять-не-оформленная-сотрудница-лаборатории.
– Что-что, простите?
– ПалНикитич, извините, пожалуйста, я паспорт, кажется, дома оставила, – повинилась Алена. Ну как, как можно быть такой растяпой, а? Ведь помнила же, что надо взять, положила даже куда-то на видное место!
– Паспорт дома? Как же, паспорт всегда с собой носить нужно! Ну что ж делать, езжайте тогда за паспортом… Или погодите-ка, сегодня четверг у нас, да? Наталье Васильевне в час надо будет уйти, она предупреждала. Давайте уж завтра, пораньше только приезжайте и документы все не забудьте, хорошо? Как раз последний день недели и месяца заодно… Оформитесь, в общежитие документы отнесете, и с понедельника приступите. Завтра тогда прямо в двести пятнадцатый идите! С паспортом!
Завтра. Завтра, наконец, в Аленкиной руке будет зажата синица. А послезавтра журавли будут лететь в небе. На юг. Как и положено в сентябре. И хватит уже вздыхать.
Ночью снилось всякое-разное. Большие красивые птицы летели над лесом и звали с собой, и почему-то Алене очень хотелось откликнуться на их зов. Уютный лесной домишко с заросшей мхом крышей. Из его окошка видно было озеро и лесную тропинку. Алена хотела рассмотреть получше, но тут почему-то появился ПалНикитич и заявил, что стекла возмутительно грязные. И сам принялся протирать, да так усердно, что окошко сначала совсем замутилось, а потом треснуло и разлетелось на осколки. Исчезло озеро, тропинка и домик, Алена стояла в лаборатории, а вокруг с жалобным звяканьем разбивались какие-то пробирки и валялись раздавленные лесные ягоды…
1
* * *
Кабинет 215 жил своей обычной рабочей жизнью. В нем раздавался дробный перестук клавиш, иногда прерываемый яростным щелчками степлера; негромко переговаривались кадровики и бухгалтеры; шелестела бумага; время от времени позвякивала в чьей-то кружке чайная ложечка.
Алена нащупала в сумке паспорт, диплом и аккуратно заполненное накануне заявление. Глубоко вдохнула и потянула дверь.
– Наталья Васильевна, здравствуйте, можно?
Распечатанный договор. Копия. Щелчок степлера. Еще один. Печать. Печать. Вот тут, где галочка, подпись и дата. Сегодняшняя, да. Не пишет? Выбросьте ее, вон ведро, возьмите новую. Да где-то тут лежало полно ручек, куда все подевались? Лариса, где ручки у нас? Сейчас, у меня своя где-то была. У меня они по всем карманам и сумкам напиханы…
Алена, словно терьер, зарылась в бесчисленных отделениях сумочки. Ключи, помада, это не то, это тоже не то. А если в кармане плаща?
– Не ищите, вот, я нашла, – Наталья Васильевна протянула девушке новенькую ручку. – Или вы тоже нашли уже?
Но предмет, вынутый из кармана Алениного плаща, не годился для подписания договора. По крайней мере, в этом кабинете договоры давно уже не подписывали перьями.
Перо переливалось на ладони, красивое, золотистое, с бирюзово-изумрудным павлиньим пятном на конце. Как будто даже немножко теплое… Хотя ничего удивительного, если оно лежало во внутреннем кармане, правда же?
– Алена! Ау! Подпись поставьте возле галочки, пожалуйста!
– Э… я…
Алена затравленно огляделась по сторонам, снова посмотрела на перо… И внезапно выпалила:
– Наталья Васильевна, извините, я… в общем, передумала. Может быть, потом. Или нет. Мне нужно уехать!
Смахнула паспорт обратно в сумку и метнулась по коридорам на выход.
Сердце бешено колотилось.
А если она была права, та странная незнакомка в парке? А вдруг синицы в руке и вправду больно кусаются?
4. Или журавль?
Собраться оказалось делом нехитрым. Не так уж много надо, если отправляешься не из дома – не домой.
Самое нужное уместилось в старый, сохранившийся еще с первого курса походный рюкзак не слишком вызывающих размеров: Алена, подобно сказочной героине, вынуждена была ограничиться только тем добром, которое могла унести на себе хоть сколько-то продолжительное время и желательно не надорвавшись. Остальное влезло в большой чемодан на колесиках и перекочевало – спасибо коменданту! – на хранение в подсобку. Алена не знала, что отвечать на вопросы о причинах столь поспешного отъезда, и отговаривалась «срочными делами».
– Сувениров хоть привези, что ли, как закончишь свои срочные дела! – крикнул вдогонку комендант, пристраивая на место ключи от бывшей Алениной комнаты.
– Обязательно привезу! – пообещала та уже с порога.
Знать бы еще, откуда их везти… Приняв наконец решение, Алена очень торопилась отправиться в это странное путешествие. И только теперь, выйдя на улицу с рюкзаком за плечами и с сумочкой, в которой не лежал ни один ключ ни от одной двери, она вдруг поняла, что не знает, куда, собственно, идти. На автобусный вокзал? Или на железнодорожный? И как там вообще называлось это место? Ягодное? Клюквенное? Черт, ну что-то простое же было, только недавно вспоминала. Малиновое? Малиновка? Клюквянка? Нет, не то… А, ладно. Сумасбродствовать – так сумасбродствовать!
Вокзал Алена выбрала железнодорожный: во-первых, он был ближе, во-вторых, поездки на поездах она любила, а на автобусах – с трудом терпела.
На вокзале среди всяких сувенирных и продуктовых точек легко нашелся и отдел с картами и туристическими справочниками. Алена принялась перелистывать толстый путеводитель. Ну-ка, что тут у нас? Село Малиновое. Поселки Земляничное и Черничное. Станция Смородина. Ягодных сразу четыре в разных областях. И еще Ягодинская и Ягодино. О! Брусникино! Это, что ли? Или нет?
Алена вынула из сумочки свое золотистое перо – заложить страницу, но неловко перехватила книжицу и выронила и то, и другое. Путеводитель шмякнулся на прилавок переплетом вниз и раскрылся на предпоследней странице вместе с перышком. Алена осторожно подняла его, придерживая пальцем перо.
На развороте был напечатан фрагмент карты, отмечены ближайшие станции и некоторые населенные пункты. Лебяжье, Выдрово, Белогорск, Новолисино… Кончик пера мешал прочитать еще одно слово, напечатанное шрифтом помельче. Девушка сдвинула его ногтем, пытаясь рассмотреть название крохотной точки.
Молодой парнишка скучал за кассой книжного отдела и украдкой разглядывал немногочисленных посетителей. К нему заходили нечасто, покупали еще реже, в основном открытки с видами города. Девушка с большим рюкзаком увлеченно листала туристический справочник. Продавец наблюдал, как она осторожно переворачивает страницы, не глядя копается в сумочке… Уронила книжку на прилавок… черт, только б не порвала…Разглядывает чего-то…
Девушка с рюкзаком вдруг подскочила как ужаленная и почти бегом кинулась к кассе, бережно прижимая к груди добычу. Парень удивленно покосился на нее: он еще не видел, чтобы покупатели так счастливо улыбались, приобретая туристические путеводители.
* * *
В поезде было уютно и как-то по-домашнему спокойно. После изматывающих сомнений последних дней, судорожных попыток разобраться в огромной паутине станций и направлений, после суматошных метаний на вокзале между кассами ближнего и дальнего следования Алена наконец почувствовала себя счастливой и умиротворенной. Она сидела на своей полке и с наслаждением откусывала по кусочку от теплого пирога с лимоном, запивая его горячим сладким чаем. Стакан с тяжелым серебряным подстаканником приятно грел руку. Солнце потихоньку клонилось к горизонту, рассеивая теплые золотистые лучи среди розоватых берез. Алена смотрела в окно и думала от том, что теперь в ту бесконечную паутину дорог и путей вплелась и ее тоненькая ниточка.
Людей в вагоне было немного. Те, кто с детьми ездили на лето в деревни или на базы отдыха, уже повозвращались, а кто по делам – предпочитали скорые поезда, пролетающие сотни километров без остановок. Этот же поезд неспешно плыл сквозь последний летний вечер от одной станции к другой, даже маленькой – вроде той, что значилась конечным пунктом в Аленином билете.
Плавно наползла ночь. В вагонах выключили свет, стихли негромкие разговоры. Но Алена все еще сидела, рассматривая в окно ночное небо. Где-то в нем падали звезды, а по ту сторону Млечного пути переливалась маленьким ожерельем россыпь Плеяд.
* * *
Следующим утром Алена с колотящимся сердцем ступила на перрон. Так вот ты какая, таинственная Брусвянка…
Ничего таинственного – как, впрочем, и вообще необычного – вокруг не наблюдалось. Деревянное, чуть-чуть облупившееся здание вокзала. Утоптанная пыльная дорога ведет куда-то в березовую рощицу. Наверно, нужно идти по ней – других-то все равно не было. Куда-нибудь да выведет… В березах захлопали большие крылья, какая-то крупная рыжеватая птица заметалась среди веток и улетела. Алена вспомнила о своем золотистом перышке. Развеселившись, вынула его из сумочки, сунула в волосы и решительно зашагала по дороге.
Дорога, однако, оказалась какой-то странной. Прошла сквозь рощицу и вывела в густой ельник по обе стороны, да еще начала петлять и раздваиваться. Алена выбрала левую отвилку – та завела к болоту, да и превратилась в муравьиную тропку. Пришлось возвращаться. Пошла по правой – и та раздвоилась. Да что ж такое! Рюкзак уже оттягивал плечи, в животе урчало. Ельник смотрел на Алену изучающе.
– А она ничего, молодец.
– Тише ты. Сейчас как развернется да уедет обратно…
– Не уедет. А то может помочь ей?
– Ты-то поможешь, даааа!
– Да не шуршите вы! Напомогали уже, помогательницы. Пускай сама идет.
Алена поправила лямку рюкзака и уставилась на развилку дорог.
– Не смешно! – буркнула она в пространство.
– Вообще-то смешно.
– Ну тебе-то, ясное дело, лишь бы посмеяться. И повода не надо.
– Да затихнете вы или нет? А то досмеетесь, что она все-таки услышит! Вот я посмотрю, как вы тогда хохотать будете…
Верхушки елок закачались. С редких, случайных березок полетели листья. Еще по-летнему теплый, но по-осеннему сильный ветер налетел, взметнул Аленин шарф, выхватил перо из растрепавшихся волос и погнал вперед.
Алена не успела о чем-либо задуматься и просто побежала следом. Бежать с рюкзаком – так себе удовольствие, но скинуть его девушка не рискнула: во-первых, потом, чего доброго, не найдешь на этих дорогах, а во-вторых, на миг от пера взгляд отвернешь – и не заметишь вообще, куда улетело-то…
– Лети, перышко,
За ясным солнышком,
Покажи ей, не тая,
Где лежит ее судьба…
– А то оно без тебя не разберется, куда лететь…
По счастью, бежать пришлось не слишком далеко. Ветер начал стихать. Алена, задыхаясь, почти вывалилась на лесную поляну и увидела, как перышко плавно опустилось… ровнехонько на крышу стоявшего там старенького, заляпанного грязью УАЗика-«буханки». Девушка огляделась в поисках хозяина машины, никого не увидела и осторожно подошла вплотную. Встала на цыпочки, изо всех сил вытянула руку, пытаясь нашарить на крыше свое перо – какое там! Даже подпрыгнула – без толку. Видно, прямо в серединку упало. И ветер, как назло, стих окончательно. Вот неудобно получится, если сейчас выйдет водитель и спросит, чего она возле машины отирается. А что отвечать? Что перышко уронила? На крышу? Смешно, да. Ветку, что ли, поискать какую подлиннее…
Повернулась – и точно! Перед ней стоял молодой мужчина в серо-зеленой охотничьей куртке. Голова была повязана банданой – тоже зеленой. Он широко улыбался.
– Такая маленькая, а с таким рюкзаком, да еще прыгаешь. Неужели удобно?
– Не так чтобы очень, – буркнула раздосадованная Алена. Мало того, что ситуация сама по себе дурацкая, так еще и мужик незнакомый над ней подшучивает!
– Не допрыгнула, что ли? Ладно, подвинься-ка, я достану, что ты мне там на крышу посадить умудрилась…
Хозяин машины дернул боковую дверь, легко вскочил на открывшуюся подножку и заглянул на крышу. Алена, отошедшая ему за спину, не видела, как мигом исчезла улыбка, стоило ему увидеть перо.
– Это, что ль, твое сокровище? На вот, держи.
– Спасибо огромное! – Алена схватила «сокровище» и затолкала в сумочку. Мужчина тем временем внимательно оглядел лес по краю поляны и снова повернулся к Алене.
– Да не за что. А ты откуда вообще? И, главное, куда?
– Я… я в Брусвянку. Далеко она?
– Брусвянка-то? Брусвянка есть станция, а есть поселок. Тебе в поселок?
– Угу. На станции я уже была.
– Ясно. Ну давай подвезу, что ли. На «буханке»-то всяко быстрее будет, чем пешкодралом через лес, да еще с чемоданом твоим… Да сними ты его, я сам закину… Там справа скоба – рукой за нее держись покрепче, и смотри, головой не стукнись, когда поедем. Дорога ничего, но иногда того… потряхивает. Нашла? Отлично!
Мужчина с грохотом захлопнул за Аленой боковую дверь, обошел машину, залез в кабину. Передняя дверь хлопнула еще громче.
– За скобу держаться не забывай! – крикнул он Алене через плечо. «Буханка» фыркнула и бодро поехала через поляну, переваливаясь с боку на бок.
На старой ели покачнулась ветка, и вдалеке захлопали крылья.
* * *
– Надо было тебе не в Брусвянке выходить, а чуть подальше, в Новолисино. Там можно напрямки дойти. Путаница одна с этими названиями! Уж если называть деревню и станцию одним именем, так они рядом должны быть, верно?
– Угу…
– Вообще можно, конечно, и по карте посмотреть, но люди как станцию видят, так и все…
– На каких-то, может, и можно, а на моей вон только сама станция и отмечена. А поселок – нет.
– Даже так? Ну, беда с этой топографией… А ты в Брусвянку как – по делу или что?
– А я… сама не очень пока поняла. Долгая история.
– О, долгие истории это хорошо. У нас дорога тоже не ближняя, по таким ямам сильно не разгонишься…
Дорога и в самом деле была такая, что машину то и дело потряхивало, а временами и вовсе напоминала аттракцион «американские горки».
