Илья Воробьев
Маска падшего

«Война тоже начинается с малого, с отношений между группами людей либо между отдельно взятыми людьми. Оттуда всё идёт, как мне кажется…»

– В любом случае, наша страна заражена идиотами, а идиотов надо образумливать!

– Логично, – машинально ответил Александр, не сводя глаз с дороги.

Томас молча кивнул. Он чувствовал всепоглощающую слабость. Казалось: одно лишнее движение – и перед глазами тьма.

К этому времени троица вышла на здоровенную площадь. В самом её центре стоял мраморный памятник некоему мужчине в шинели, вокруг же обширный сквер, окаймлённый дорогой. По другую сторону дороги, с внешней стороны, стояли: Медицинская академия, храм; целый рядок магазинов, крупных и мелких; полицейский участок, ещё один храм, мэрия, ещё магазины и, наконец, школа. Вместе все эти сооружения с жилыми высотками могли бы составить действительно красивый городской пейзаж, да только в памятнике пробито несколько дыр, газон вытоптан, цветы помяты и сорваны, один из храмов лишён крыши, другой окружён вечно пустующими строительными лесами, на участке сбита вывеска, мэрия стоит без стёкол, а в некоторых магазинах заколочены окна.

Медицинская академия непонятным образом сумела избежать участи своих соседей и осталась совершенно цела (только её корпуса в других районах города уничтожены). Учреждение это представляло собой здоровое прямоугольное здание с двускатной гигантской крышей и мраморным фасадом. Парадный вход – пара здоровых деревянных дверей, – стоял на высоте и отделялся от дороги двадцатипятиступенчатой широченной лестницей, что начиналась внизу выложенной метровыми блоками площадкой, а вверху заканчивалась террасой, на которой параллельно дверям в один ряд выстроились исполинские белые колонны. Немногочисленные окна с тёмными деревянными рамами закрыты от мира внешнего прочными чугунными решётками. Трудно выдать с ходу, сколько этажей в этом сооружении, но с первого взгляда совершенно понятно, что здание ничуть не уступает в размерах пятиэтажным домикам, так распространённым в трущобах, а некоторые из них даже обгоняет; но до настоящих высоток и тем более небоскрёбов, коих расплодилось великое множество, этому храму науки было далеко.

Итак, двое студентов да измученный Томас оказались на этой площади и поспешили к академии. У длинноволосого бедолаги уже одышка и раны снова открылись. За троицей тянулся тенью лёгкий кровавый след, а Томас, казалось, сознание терял.

На площадке перед лестницей на мраморных скамьях расположились группки студентов в одежде на манер «белый верх, чёрный низ». Ровным счётом никто из них, кроме одного добродушного паренька-торопыги, не обратил на троицу никакого внимания.

– Господи, что случилось?! – воскликнул этот паренёк, кинувшись на помощь.

– На него в переулке напали, – хмуро ответил Артур.

Вот и прочие студенты отреагировали на происшествие и обступили пострадавшего, пытаясь помочь кто чем.

– Мы его донесём, – твёрдо выдал Александр, обратившись к тому добродушному пареньку. – Иди предупреди преподавателя, что мы задержимся.

Добрый помощник кивнул и со всех ног побежал в здание академии, расталкивая торопившихся на занятия студентов, что образовали в дверях плотную толпу. Троица же медленно поплелась за ними.

– Отчислить не должны… – тоскливо протянул Артур.

От того количества войн и болезней, что словно гром средь ясного неба свалились на человечество с наступлением нового века, смерть по земле прокатилась на колеснице. Теплились ещё угольки милосердия, и хотелось иному человеку помочь какому-нибудь страдальцу, да и на полях сражений нужны были врачи. Однако учреждений, готовящих этих врачей, было немного, и число их увеличиваться с годами не торопилось. Отсюда невообразимое количество абитуриентов в Медицинской академии. В этих условиях, с учётом желания ректората академии посадить хотя бы на день каждого из будущих студентов за парту, дабы среди них выявить наиболее способных, легко объяснить, почему того или иного студента за самую банальную оплошность могли исключить. Для Александра и Артура всё обошлось: их не исключили, но с первой пары прогнали, пригласив вместо них в качестве гостей двух подростков. Томаса госпитализировали.

Александр и Артур сидели на ступеньках парадной лестницы, терпя невыносимую духоту, обливаясь потом и временами водой из бутылок. Мрачен был Артур.

– Кто бы это чёртово солнце сбил оттуда, – прогудел он, скривив рожу. С самого утра казалось ему, что день не задастся и совсем скоро некие перемены постигнут его. Видимо, одна такая перемена в виде отчисления только что пронеслась мимо.

– Никто и не собьёт, – усмехнулся Александр. – Законы физики, рассказываю, не изменить.

– Вот тебе-то, пессимист чёртов, и не изменить! Только и можете терпеть да терпеть, а вот взять да изменить – а зачем нам? – зло пробасил Артур, в гневе метнув вниз по лестнице портфель.

– Что за бешеный комар тебя сегодня укусил?..

– Ты ещё спрашиваешь! Нашего друга чуть не грохнули те подонки, нас чуть не отчислили, а он ещё удивляется, почему у меня такое плохое настроение! Хотя, что это я – нашего Александра всегда папа деньгами снабдит! – съязвил озлобленный студент.

Товарищ поглядел на него с лёгким удивлением и безо всякой обиды ответил:

– Не от нас с тобой зависело, какими будут наши родители. И это тоже не изменить.

– А ты вообще что-то изменять собираешься?! А, к чёрту! Ты родился в богатой семье, твой отец – легендарный предприниматель, а мой – мальчик на побегушках у него. Ясное это дело, что тебе ничего менять не хочется, потому что тебе ничего не интересно!..

– Заканчивай, а? – перебил Александр. – Твой отец тоже не беден, и он заботится о тебе, насколько я знаю.

– Да, заботится – я живу в клопушнике! А его могут пристрелить в любой момент! Сегодня он жив, завтра – нет, и я без денег! А потому я должен получить высшее образование, но я лезу на рожон ради какого-то…

Тут Артур понял, что наговорил слишком много, и наговорил неосознанно, а потому от бессильной злобы порычал, помахал руками и обмяк.

Пожал плечами Александр и перевёл равнодушный взгляд на площадь, где маршировала рота военных. Зелёные человечки стройными рядами, совершая схожие движения, шагали в темпе по круговой дороге; на самой площади, возле памятника, несколько таких же человечков стояли смирно, словно статуи, с мечами за поясом; в углах площади расположились отряды солдат с пистолетами, строго-настрого охраняемых десятками мечников. Около пятидесяти бойцов окопались возле заставленного лесами храма и выставили между грудами мешков бойцов-щитоносцев – таких же зелёных человечков, только с двухметровыми щитами в руках. На другом конце площади взвод оттаскивал покрытые синяками тела мятежников.

– Что они тут делают? – после длительной паузы проговорил Александр, обращаясь скорее к самому себе.

– Храм охраняют, – бросил Артур, размяв шею.

– Что опять произошло в городе?

– Ах, простите, вы ж новостей не читаете. Теракт у нас, господин, в городе произошёл!

– Давно?

– Тысячу лет назад. Вчера вечером, конечно, во время богослужения. Да, жертвы есть: пятьдесят человек мертвы. Нет, это не политический теракт. Да, религиозный – ты абсолютно прав, мой дорогой друг! – зло затараторил Артур.

– И ты говоришь так спокойно, – сумел-таки вставить слово Александр.

– Потому что у меня сил уже нет ругаться! – закричал студент. – Что ни день то либо в городе криминалы кого-то зарежут, либо храм подорвут, либо политика убьют, либо кто-то войну опять чуть не развяжет! Мне это надоело, Александр! Почему всем, к чертям собачьим, нормально-то не живётся?! Что они все от этой страны не отстанут?! Почему наши граждане убивают наших?! Ведь это всё наши конфессии, ведь и нищие эти – тоже граждане нашей страны! Ответь мне, Александр!

– Что я тебе…

– Да ничего ты не можешь мне ответить, потому что не интересна тебе судьба родины ни черта! – перешёл на злобное шипение Артур, втянул воздуха с шумом паровоза и опустился на ступеньку. Лицо его – спелый помидор.

Он понимал, что с Александром они об этом говорили много раз. Но гнев всегда овладевает им, когда в голове неожиданно принимаются мелькать образы изуродованных взрывами, пулями и мечами тел, образы огня, горящих памятников и библиотек, образы битв и солдат. Любил Артур свою страну и желал ей блага, но любил он так же сильно и мир, и мира желал каждому человеку.

– Думаешь, такая охрана спасёт храм?

– Спасёт, куда денется.

– По мне, такая охрана огород бабушки от майских жуков спасёт, а не храм от зомбированных террористов.

– Ты специально меня провоцируешь? – ледяным голосом протянул Артур.

Александр остолбенел. Давно голосом товарища его не овладевала такая ненависть!

– Нет, – так же медленно ответил студент, с осторожностью глядя на бледного друга. – Я высказываю своё мнение. Ты знаешь, я человек вольномыслящий…

– Ты идиот, бессовестный идиот! – сначала шёпотом, а затем и бешеным криком выдал Артур всё то, что было у него на душе; спустился, взял портфель и уверенным шагом направился куда-то.

Александр побледнел пуще смерти, и в жар его бросать стало неистово. Ледяная капелька стекла по виску.

– Куда ты? – кликнул он друга слегка дрогнувшим голосом.

– Прогуляться, – был ответ. Ни следа негодования. – Встретимся на следующей паре.

И скрылся Артур за углом здания.

Медленно и шумно Александр выпустил из груди, казалось, наэлектризовавшийся от напряжения воздух. Тон Артура, с которым тот выдал последние слова, говорил: страшного ничего не произошло. Всё как прежде.

Когда друг его испарился, он сам поднялся на ноги, вытер мокрый лоб, глотнул тёплой, прелой воды и спустился. Перейдя через безлюдную дорогу, направил он стопы к одному из солдат, что рядком, с пробелами, стояли на ещё не вытоптанной полосе газона.

– Здравия желаю, товарищи! – с презрительной улыбкой поздоровался Александр, приподняв приветственно руку.

Немедленно услышал он строгий, с пьяненьким акцентом бас:

– Гражданский, вам запрещено здесь находиться. Просим покинуть эту территорию!

– Что, уже? Да я с такого расстояния бомбочку могу забросить в ваш патрулирующий полк, рассказываю! Что же это вы за охрана такая?..

– Гражданин, уйдите отсюда, по-хорошему просим! – резко перебил его военный, как бы невзначай коснувшись меча в ножнах.

– Ваши охранные линии должны стоять на двадцать метров дальше от ваших же солдат. Учить вас всему приходится! И это, чего встали на газоне? Один ещё зелёный! Не убили враги, так пусть убьют свои? Нет-нет-нет, други, не должно быть так!..

Один солдат вышел из линии и грудью стал теснить Александра; бросились помогать ему товарищи со словами:

– Тебе сказали отойти, ублюдок! Тебя зарубить прямо здесь?! Врагом объявить недолгое дело! Твою никчёмную жизнь никто не вернёт!

Тогда Александр, тихонько посмеиваясь, сам стал отходить, пока солдаты не прекратили напора. Усмехнулся про себя, шагнул вслепую назад и чуть не сбил какого-то человека. Обеспокоенный студент обернулся, уже роняя вежливые извинения.

Человеком этим был старик, причём необычный: носил он какую-то бело-оранжевую робу, сам был с одним клоком седых волос на макушке, с иссохшими губами; на морщинистом лице его вытянулась странная тоненькая улыбка. Был он горбат и оттого, возможно, низок; хотя ходил старик мелкими шажками, с тростью, во всей походке его при этом ощущалась какая-то искусственность. Когда Александр попросил прощения у него за оказию, тот ответил необычайно бархатным низким голосом:

– Ничего страшного. Всякое бывает.

Тёмные глаза старика при этом как-то оценивающе пробежали по Александру и разочарованно опустились. Не найдя чего-то желанного, старик отвернулся и продолжил свой путь.

«Странный», – заметил студент, таким же манером пробежался глазами по старику и выбросил инцидент из головы.

До конца первой пары в академии оставалось менее часа, а дел можно было переворошить гору. Да только горы подходящей не было у Александра. Чтобы не слоняться без дела и без мыслей (а свободные рассуждения – не слишком частое явление у этого студента), он решил наведаться к своей знакомой – продавщице в печатном киоске неподалёку, за Медицинской академией.

Минуты шли, солнце пробудившейся мумией неумолимо восходило на небосклон, сотрясая воздух и заставляя цепенеть не только растения, но и людей, которым казалось: стоит пошевелиться, как превратятся они в пот и растекутся по асфальту. От зноя и воздух становился тягуч, и дыхание спирало, так что Александр решил прямо на ходу вылить остатки сгнившей, как он ощущал, воды себе на голову. Совсем скоро дошёл он до заветного ларька.

Ларёк этот – красный цилиндр с козырьками над и под окошком, из которого временами высовывалось чьё-то лицо, – стоял под сенью пышных, богато одетых лип, сокрытый от убийственных лучей светила. Рядом с этим цилиндром змейкой проползала неширокая брусчатая тропа, заросшая буйной травой. Напротив ларька стояло несколько широких лавочек. На одной из них сладко посапывал разящий вонью бродяга, на другой громогласно спорили несколько горожан. Между лавочками стояло по урне, и все забиты мусором. Будь на улице поздний вечер, дорожка этой аллейки погрузилась бы во мрак, ибо фонари все были побиты и некоторые даже повалены на траву.

Не обратив никакого внимания на происходящее вокруг и только безуспешно поискав глазами Артура, Александр подошёл к ларьку. За окошком, опершись массивными локтями на пластиковый козырёк, стояла крупная дама лет тридцати в чёрном лёгоньком платьице, с широченной улыбкой на отъеденном лице да парой крупных резвеньких глаз. Едва виднелась за продавщицей витрина с напитками и множеством книг и журналов.

– Доброе утро, тёть Сара! – с ходу выдал Александр и напялил улыбку на лицо.

– Доброе, доброе, Александр! Что не на учёбе? – добродушно протянула продавщица рявкающим голосом.

– Выгнали с пары – помогали человеку.

– Ой ты! Не отчислили хоть?

– Нет.

– Сильно ругали?

– Совсем нет. Как торговля?

– Да какая – утро ещё только, народ по делам да на работе! К вечеру обычно доходит до кондиций, а раз у меня и алкоголь есть, то у-ух!

– Рад за тебя, – усмехнулся Александр, поглядев ей прямо в глаза. То были глаза настоящей непоседы. – Ничего необычного не происходило в последнее время?

– Необычного? – Хоть и призадумалась тётя Сара, да нисколько не удивилась вопросу вечно любопытного студента, каким она всегда его и видела. – Ну, убийства и теракты тебе, думаю, надоели… Ничего, наверно! Выдавай, что случилось?

– Да ничего такого, – ответное покачивание плечами. – Просто по пути мне сейчас, как бы это… субъект один интересный попался; думал, может ты что знаешь про него…

– Кто субъект?

– Это, старик в бело-апельсиновой хламиде, или что это на нём… Ходит странно, улыбается, вечно что-то ищет, и голос у него не по возрасту.

– Не знай, всякие тут ходят. Тягости войн многих состарили раньше времени… —тётя Сара зевнула и присела на табуретку.

Александр заметил на её мощных руках крупные ссадины и даже постыдился, что столь важная деталь только сейчас бросилась ему в глаза.

– Что с тобой произошло? – спросил студент, кивком указав на отметины. Та мельком оглядела себя и небрежно ответила, махнув пухлой рукой:

– Да парни тут потасовку устроили, разнимала их… Ничего особенного! Представь, их поли… политич… по-ли-ти-ческие сборища – вот! – уже и сюда доходят! Что скоро будет, мама!.. – Тётя Сара положила на руку голову и покачала ей, выпучив глаза. Но быстро приняла нормальный задорный вид. – С Артуром поссорился, что ль?

– Ну, вроде того. Он опять взбесился от моих слов, – ответил Александр, смущённо отведя глаза. Вина легонько покалывала его. – Как ты узнала?

– Так он сейчас зашёл и купил новый номер «Генеральских новостей», вот прям минут десять назад! – протараторила продавщица, по-ораторски взмахнув рукой. – Он как прочитал заголовки, так знаешь как рассердился! Я уж опасалась, что ларёк мой снесёт сразу! Обошлось, только убежал без прощания…

– Это он может, сама знаешь! – рассмеялся студент и протянул руку в окошко. – Дай я почитаю, что его там взбесило.

– А ведь ничего такого, обычные новости! – с жаром воскликнула тётя Сара, протягивая Александру свежий номер «Генеральских». – Ума не приложу, чего он так…

Александр развернул газетку и принялся читать по диагонали. «Граждане! Мы на пороге новой войны!» «Секрет вражеской политики! Раскрыта агрессия против нашей страны!» «Столица в огне: на окраине религиозное противостояние. Новые теракты». «Закрылись ещё сто тридцать три вуза страны». Студента чуть не выворотило наизнанку от подобного, так что он перевернул газету и принялся читать с конца, надеясь этим заглушить тошноту. Не тут-то было: «Здоровый образ жизни – залог победы нашей страны в будущей войне», «Шокирующее открытие! Экстремисты и оппозиционеры – посланники дьявола», «Оливки – лучший детектор шпиона».

– А он случаем, это, не прогудел вслух, чем так недоволен? – поинтересовался Александр, наморщившись так, словно сидел по уши в нечистотах.

– Всё кого-то проклинал, по кому-то горевал! Переживает он, похоже, за страну, Александр!

– Я в курсе.

Как-то сразу помрачнел студент и уткнулся носом в газету. Терзала его одна мысль, да только расхотелось высказывать её вслух: он, обыкновенно осторожный человек, усомнился внезапно в уме и опытности тёти Сары; стало казаться ему, что эта мысль будет неправильно воспринята, а о нём знакомая составит нехорошее мнение.

– Интересненько…

– Что нашёл?

– «В ГОБе меняется руководство. Страну ожидает спасение от беспорядков», —процитировал Александр.

ГОБом называют, по первым буквам, Государственный Орган Безопасности, что под юрисдикцией министерства внутренних дел. ГОБ был создан для охраны правопорядка в стране в то самое время, когда ожесточение человечества только набирало обороты и войны все только разгорались. Но столь непродуктивной была его деятельность с самого рождения, что люди давно потеряли веру в порядок. Для них ГОБ – сама насмешка над правосудием и символ безалаберности.

– Теперь там глава Амадео Синнадо́ра, который, по его собственным заявлениям, собирается поднять ГОБ и всю страну с колен. Удачи ему!

– А кто он такой? – поинтересовалась продавщица. – Там о нём что-нибудь пишут?

– Никому не известный офицер. Вообще ни слова. Выглядит, рассказываю, таким брутальным, уверенным мужиком. Но кому внешность помогала управлять? Тем более такой опухолью, как ГОБ.

– Александр, не относись так к людям! Он же себя ещё не показал, а ты уже готов его грязью поливать…

– Чем успешно и занимаюсь, – прервал её Александр, положив газету на козырёк.

– Так нельзя! Совсем уже разучился верить в людей!

– Если этот Синна-кто-то-там вернёт тот мир, который был пятьдесят два года назад, то я подумаю над отношением к нему. Рассказываю, чем в такое время о порядке в стране думать, лучше прекратить все разногласия между странами!

– Не, ты прав, конечно, – об этом ещё и Рений писал…

– Кто-кто писал?

– Рений! Ревенус Рений. Умный мужик был!

– Он умер?

– Да, пару лет назад. Болел чем-то. Да ты вот почитай его мемуары! На-на-на, читай-читай! – Продавщица всунула Александру книжку в тёмно-фиолетовом переплёте; на обложке изображено чёрным цветом раскидистое дерево.

– Я, это, потом прочитаю, если будет нужно. Расскажи, о чём там этот Рений пишет.

– Но… – хотела возразить тётя Сара, да только студент уже запихивал книжку себе в портфель. – Ладно… Нет, я не смогу! Нет-нет, не проси, у меня плохо выйдет.

– Чёрт с тобой, – махнул рукой Александр, задумчиво оглядевшись по сторонам. Отдёрнул рукав рубашки, взглянул на часы и решил было уже прощаться. И ощутил вдруг, как сильно ему последние минут семь драло горло от сухости. – Мне идти пора. Сколько у тебя водичка стоит?

– Шестьдесят три. Подорожала на полцены.

– Отчего? – подивился студент, выкладывая монеты.

– Жара. Всем пить хочется, – пожала плечами тётя Сара.

Александр схватил бутылку и направился в сторону академии, на ходу крикнув:

– До встречи, тёть Сара!

Что-то прокричала она вслед, да он не услышал – голова занята уже посторонними мыслями. Шёл Александр по сухой, трескающейся, казалось, брусчатке; шёл быстро, глядя то вперёд, то под ноги, но не видя ровным счётом ничего.

У студента вдруг возникли тошнота и тупое чувство однообразия. Объяснялось это тем, что все описанные события почти в точности повторялись с Александром каждый день. Да вот: в академию он явился ко второй паре и спокойно доучился без всяких происшествий, а на следующий день повторился этот цикл: драка с бездомными, учёба, разговор с продавщицей, мелочные перепалки с Артуром. И такая размеренная, пропитанная жестокостью жизнь текла ещё почти месяц, пока всё не изменила череда действительно уже необычных, но, в целом, закономерных событий.