Илья Владимирович Рясной
Госпитальер и Призраки Льда
Трамвай был сцеплен из двух угловатых, облупившихся желтых вагонов с легкомысленными ярко-зелеными крышами. Колеса нещадно лязгали на стыках рельс.
Никита Сомов развернул свежую, пахнущую типографской краской газету «Петербургские ведомости» и попытался углубиться в чтение.
«Новости культуры. Лучший тенор современности Марчелло Никифоров сегодня вечером даст свой первый концерт в «Мариинке».
Сомов сделал отметку в памяти. Быстро пробежал глазами остальные новости. Но сосредоточиться ему никак не удавалось. Настроение было какое-то радужно-рассеянное. И немножко тревожное. Такое настроение бывает, когда в твоей жизни неслышно, по-кошачьи, подкрадываются перемены.
Трамвай вырулил на Литейный, застыл на остановке. Двери раздвинулись с натужным пневматическим шипением.
– У вас свободно? – вежливо приподнял котелок сухощавый бледный человек средних лет со свисающими пышными усами.
– Да, пожалуйста, – кивнул Сомов, мельком глянув на человека и не найдя в нем ничего необычного.
Никита сложил вчетверо газету и принялся лениво рассматривать проплывающие за окном под стук трамвайных колес фасады домов с затейливой лепниной, мускулистыми атлантами, не дававшими рухнуть на землю ажурным балконам.
Трамвай набрал скорость, обогнал пролетку и нелепый, со спицами и клаксоном автомобиль, на заднем сидении которого, гордо выпрямившись, восседала красивая дама в красном платье, ее белый шарф развевался под порывами ветра.
– Недурственный сегодня день, – подал голос господин с усами.
– Несомненно, – рассеянно кивнул Сомов. – Только дождь и слякотно.
– А ведь это день перемен, – вдруг как-то глухо, жестянно, принужденно произнес усатый. – День, когда пришла пора принимать решения.
Сомов застыл, пораженный тем, насколько четко слова незнакомца отражали его собственное состояние.
– Да, да, Никита Федорович. Только вы можете… Только вы… – голос незнакомца заскрипел и сбился, как сбивается граммофонная игла на пластинке.
Что-то было в этом разговоре донельзя противоестественное. Такого разговора не могло быть в дребезжащем желтом трамвае с зеленой крышей, под жестяной перестук колес и урчание пневматики дверей.
Сомов взглянул на незнакомца и ощутил, как внутри все леденеет, а сердце сжимает каменная рука. На лбу выступил холодный пот.
Незнакомец пялился в него глазами без зрачков. Чужие, нечеловеческие глаза были покрыты зеленоватой мерцающей пленкой.
Соседи по трамваю, озабоченные своими проблемами, не обращали никакого внимания на мирно и негромко беседующих двух людей. Видимо, остальные пассажиры были достаточно толстокожими и не ощущали, что рядом с ними только что материализовался сумрачный, чуждый этому слякотному дню привычному старому городу кошмар.
– Вам дурно? – сипло и осторожно, будто боясь, что громкий голос обрушит неустойчивое равновесие этого мира, прошептал Сомов.
– Ты должен… Синяя Долина. Больше никто… Иначе… Смерть… Холод… Гибель… Лед… Лед… Лед…
Незнакомец замер. Тут Сомов понял, что этот человек не дышит, и провел рукой перед его носом. Коснулся руки – она была твердая и холодная. Это был не человек. Это была статуя.
Сомов схватил незнакомца за плечо. Кошмар отступил. В Никите проснулся и вступил в свои права врач. Это профессиональный рефлекс – пусть все рушится вокруг, но в пылающем мире всегда останутся две неизменные значимые величины – врач и больной, которому необходима помощь, которого надо спасать. Рука потянулась к карману, где был похожий на старинный портсигар тревожный медкомплект…
И тут незнакомец глубоко и судорожно вздохнул, всхрапнул, как лошадь. Наконец, окружающие воззрились удивленно на них, запоздало осознав, что в размеренное течение событий грубо втиснулся непорядок.
Усатый незнакомец обхватил рукой горло, закашлялся судорожно. И поднял на Сомова глаза. Нормальные испуганные глаза с нормальными карими, только расширенными зрачками.
– Что? – просипел он. – Что случилось?
– Вам стало плохо, – ответил Сомов.
– Мне, – усатый незнакомец резко встряхнул головой. – Плохо… Плохо.
Он опять закашлялся. Поднялся и побрел к дверям, покачиваясь, как пьяный, и опираясь о спинки сидений. Двери распахнулись.
Сомов понимал, что должен вскочить, ринуться за этим человеком, решительно потребовать объяснений. Но он сидел, не двигаясь, будто примерз к неудобному сидению. Ведь в глубине души он осознавал, что это бесполезно. Ничем этот человек ему не поможет…
Не в силах сбросить оцепенение, Никита продолжал сидеть, отстраненно осознавая, что давно проехал свою остановку. Он знал, что стоит ему только встать, как разобьется хрупкий кокон, ограждающий его от перемен, и он останется один на один с новыми реалиями. Сегодня что-то еще будет. Сердце щемило…
***
Гроссмейстер тайных отношений Абрахам Кунц расплылся в широком бесформенном кресле, похожем на пенящийся расплавленный каучук. Кресло все время меняло цвет, массировало бесформенную полуторацентнеровую груду мяса и комарино попискивало, подавая какие-то непонятные сигналы.
Господин Ким, сцепив руки за спиной, стоял в центре круглого гулкого зала, на потолке которого бил фонтан, и две струи воды под действием гравитационных концентраторов ткали замысловатые узоры. Кроме кресла в зале не было никаких предметов интерьера. Но гость не обольщался. Он знал, что каждое его движение, каждый вздох контролируют хитроумные приборы.
– Вы не представляете, господин Ким, как я рад, наконец, видеть вас воочино, – развел Кунц руками с маленькими, казавшимися детскими по сравнению с его массивным жирным телом ладонями. Он сделал формальную попытку приподняться.
– Моя радость не уступает вашей, – поклонился Ким, приложив руку к груди.
– Поверьте, господин Ким, меня бодрит сама мысль о том, что наша небольшая, но важная проблема, наконец будет разрешена к взаимному удовлетворению.
– Меня она бодрит не меньше.
– Присаживайтесь, – Гроссмейстер сделал жест, и из пола выросло кресло – правда, раза в два меньше того, в котором сидел хозяин, но господин Ким уступал Гроссмейстеру по объемам в те же два раза.
«Интересно, зачем Гроссмейстеру носить на себе столько уродливого жира? – думал господин Ким. – И эта безобразная розовая бородавка на носу, заплывшие жиром, трясущиеся щеки, нездоровый багрово-коричневый румянец, извилистая морщина, глубоко прорезающая лоб, карниз надбровных дуг над маленькими веселыми кабаньими глазками. Медикопласт за два сеанса привел бы его фигуру и лицо в порядок… Впрочем, понятно. Гроссмейстер тайных отношений не может быть стандартной скучной личностью, сошедшей с конвейера пластохирургов. Его вид должен шокировать, пусть даже и уродством. Уродство даже лучше – оно подчеркивает, что он является членом одного из самых одиозных и закрытых кланов Галактики Человечества, центром пересечения тайных недобрых сил, многие из которых достойны ночных липких кошмаров».
Сам господин Ким был подтянут, легок в движениях, с гладкой желтоватой кожей без единой морщины, в общем, обычный житель Корейских Миров.
– Не скрою, мы тщательно проверили ваши рекомендации, – сообщил удовлетворенно Гроссмейстер. – Проверили и вас.
– И остались удовлетворены, – Ким перебирал в руке четки, его пальцы в плотно обтягивающих перчатках были гибки и красивы, их движение гипнотизировало.
– Иначе вы бы не были здесь, – Гроссмейстер сделал плавный жест, стены зала стали прозрачными, и открылся сказочный вид на парящий город.
Лесистая поверхность Швица – самой богатой и, как считается, свободной планеты первой линии, простиралась в километре внизу. Среди живописных холмов тянулась извилистая голубая река, терялись изящные крепостные башни и островерхие черепичные крыши. Но к поверхности здесь жаться не любили.
Целые городские кварталы с острыми шпилями и сказочными очертаниями самых невероятных строений, отдельные дома с застывшей или меняющейся геометрией, ставшие воплощением самых безумных фантазий, парили над землей, зарываясь в облака или образуя вокруг себя защитные коконы. Это было очень красиво и страшно расточительно. Но Швиц, пользующийся своим статусом нейтрального галактического государства очень рачительно и ставший межзвездным центром для финансистов, аферистов и шпионов, мог себе позволить и не такое.
– Выпивка, нейроактивные стимуляторы? – осведомился хозяин летающего дома.
– Спасибо, – произнес Ким. – Но, к сожалению, в моем размеренном распорядке дня не предусмотрены внеплановые возлияния.
– О, знаменитая дисциплина господина Кима в личной жизни, – захлопал в жирные маленькие ладони Гроссмейстер. – А я, если позволите…
Из кресла вырос отросток и присосался к шее Гроссмейстера. Глаза Абрахама Кунца помутнели, но через десять секунд просветлели.
– Дурные привычки так приятны. Зачем только наш Бундесрат запретил тонкие нейроактивные стимуляторы? – пожал он плечами.
– Если позволите…
– О да, конечно, к делу… Насколько я смог узнать, необходимую подготовку для перевода всей суммы вы провели успешно. Даже безупречно.
– Более чем… Я могу рассчитывать, что ваш ответ будет столько же безупречен?
– О, знаменитая безупречность господина Кима в отношениях и делах.
Ким нахмурился, пытаясь понять, не издевается ли над ним Гроссмейстер и не стремится ли уронить его честь, которая стоила чести всего клана.
– О, тут нет ни малейшей иронии, – заверил Гроссмейстер тайных отношений.
– Я хочу увидеть товар, – произнес сухо, продолжая хмуриться, Ким.
– Вне всякого сомнения, вы его увидите, – Гроссмейстер провел длинным сиреневым ногтем по пластинке на кресле, из пола вырос огромный желтый мясистый цветок с чернильно-черными толстыми прожилками. Это был тюльпан с Агры – настоящий цветок, а не муляж и не проекция. Он рос на глазах, измененный при помощи самой передовой биоинженерной технологии, позволяющей убыстрять биопроцессы в сотни и тысячи раз. Лепестки раскрылись, позеленели, высохли и с тихим шелестом опали. Открылась то, что скрывалось под ними.
В этом предмете не было ничего особенного. Обычный грубый серый браслет, сделанный вручную то ли из гладкого дерева, то ли из пластмассы. Ким прилип взором к нему.
– Вы сомневаетесь? – удивился Гроссмейстер тайных отношений.
– В честности Гроссмейстеров сомневаться не принято.
– Все наше могущество кроется в честности и порядочности в отношениях.
Ким с сомнением протянул руку к браслету. И тут по серой поверхности предмета пробежала мелкая дрожь, как по живому существу. И пространство вдруг вокруг завибрировало – невидимо, неслышимо, но ощутимо, и эта дрожь отдаваясь в каждой клетке тела.
Гроссмейстер поморщился, потер рукой грудь.
– Что это такое? – спросил Ким.
– На это отвечать вашим головастикам. Я знаю лишь, что это вещь приоров.
– Приоров, – кивнул господин Ким, отлично знавший, что любая вещица из наследия давно ушедшей в другие измерения суперцивилизации приоров, владевшей Галактикой Млечного пути миллионы лет, стоит не меньше космокрейсера.
– История ее вам известна.
– Более чем, – кивнул господин Ким.
Сам клад приоров не так давно стал достоянием Федерации Московии. А браслет был с московитянского корабля, захваченного боевой группой, а если быть точнее – пиратским кораблем Свободных миров. Гроссмейстер тайных отношений вызывался стать посредником между пиратами и корейским кланом Зеленого Дракона, занимающегося промышленным шпионажем. Сумма контракта была огромная. И сейчас господин Ким должен был поставить точку в этой сделке, состоявшей из длинных переговоров, казалось, заходящих в тупик, но потом снова сворачивающих в нужную сторону, наполненных блефом, угрозами, заманчивыми обещаниями. Ему предстояло убедиться в подлинности вещи, перевести продавцам сумму, на которую можно построить космическую станцию на десяток тысяч человек, и получить на руки этот браслет.
– Я убедился, – удовлетворенно кивнул господин Ким.
– Прекрасно… Я думаю, вы не против разделить мое общество еще пару минут.
– Сначала дело.
– Ну да, – закивал Гроссмейстер. – Но я мечтаю порадовать гостя редким зрелищем.
Ким нахмурился. Ему не понравился тон, каким Абрахам Кунц произнес эти слова. Но делать было нечего, и кореец с каменным лицом стал ожидать развития событий.
Из раскрывшегося лепестком почерневшего круга на стеклянном полу вырос прозрачный тубус лифта и с мелодичным звоном раскрылся.
– Латин! – на невозмутимом лице Кима промелькнуло удивление.
– Вы удивлены, не так ли? – опять с видимым воодушевлением потер свои почти детские ручки Гроссмейстер. Казалось, он твердо решил стереть на них кожу.
Тут не поспоришь. Увидеть своими глазами живого латина дано не каждому.
Латин комично поклонился, стукнувшись носом о пружинящий пол, и тонким, забавным голосом произнес:
– Приветствую тебя, гость!
– Да будет этот день в твой жизни добрым днем. И будут благосклонны к тебе духи стихий, – ответил самым вежливым оборотом, использующимся Кланом Зеленого Дракона, кореец.
Латин, забавно семеня короткими ножками, обежал вокруг Кима, дернул его за штанину черного просторного костюма и только засмеялся. Губы корейца тоже тронула непроизвольная улыбка. Латины обладали способностью одним своим видом вызывать смех и обожали смеяться сами.
Латины – одна из самых загадочных цивилизаций. С Галактикой Человечества дипломатических отношений они не устанавливали, но и контактам не противились. До сих пор не известна ни одна их большая планета, непонятно, где они создают свои корабли, значительно превосходящие земные, где оттачивают технологии. Пока известна лишь пара их орбитальных баз и три планеты с немногочисленными поселениями. Иногда латины сами выходят на контакт. Но чаще откровенно и даже бесцеремонно игнорируют человека. С Седьмым рейхом полтораста лет назад у них прошли боевые столкновения, одна колония латинов была уничтожена, но они показали, что могут огрызаться, и заставили своего противника отступить с большими потерями. Больше никто к ним не лез. Вреда они обычно никому не приносили, но это вовсе не значило, что они не могут принести вред. Этика у них была настолько запутанна, что в ней так никто и не сумел разобраться. Казалось, они просто развлекаются, с интересом втягиваясь в некоторые человеческие дела.
Внешне они выглядели уморительно. На первую колонию латинов набрел московитянский корабль. Когда его капитан увидел на экране изображение первого латина, то ошарашено воскликнул:
– Буратино!
Действительно, по виду они настолько походили на персонажа древней классической книги, что даже возникла мысль – великий писатель старой земли воочино видел латина и очень точно описал его. Острый нос, коричневая, очень крепкая кожа, напоминающая дерево, огромные, с вспыхивающими искорками задорного веселья, глаза.
Латин ткнулся носом в ногу господина Кима и еще заразительнее захохотал.
– Что тебя так веселит, мой друг? – спросил Гроссмейстер.
– Хи-хи-хи, – латин упал на спину и задрыгал ножками.
Гроссмейстер, напряженно смотря на него, требовательно произнес:
– Я задал тебе вопрос.
– Хи-хи-хи. Ты думаешь, что он – это он. А он – это не он! Шутка. Смешно. Хорошо разыграл… Хи-хи-хи.
Гроссмейстеру потребовалось немного времени, чтобы сориентироваться в ситуации. Он отлично знал, что латины никогда не врут.
– Это враг! – истошно крикнул Абрахам Кунц.
И вот тут началась настоящая потеха…
Господин Ким ощутил, как колени подгибаются, и на него наваливается неподъемная тяжесть. Упругий пол кузнечным молотом ударил по телу. Гравиконцентратор пришпилил корейца к полу, стремясь превратить в раздавленную каблуком муху.
Теперь каждое движение давалось с огромным трудом. А через пару секунд, когда гравиконцентратор раскочегарится, вообще не удастся сделать ничего. Да еще для надежности гостя сверху прикрыли слабо мерцающим прозрачным колпаком защитного силового поля. Ким находился на чужой территории, и этот зал был приспособлен для встреч как званных, так и непрошенных гостей. Здесь все было устроено так, чтобы не оставить нежелательным персонам ни малейшего шанса.
На полу вспухли и лопнули прозрачные пузыри. Из них возникли три мощных, закованных в тускло-голубую титаносиликоновую броню бойца и двое похожих на кузнечиков, неуклюжих с виду и убийственных по своей сути боевых робота на гравитационных подушках. Сверху, запищав, спланировала и зависла тарелка нейронейтрализатора, готовая отправить гостя в бессознательное состояние, откуда он вынырнет лишь для грядущих боли и отчаяния.
– Вот теперь поговорим, – лицо Гроссмейстера изменилось, утратив приторную сладость и приняв зловещее выражение.
Господин Ким знал, что у него остается пара секунд. И из последних сил раздавил одну из тех четок, которые так и не выпустил из рук. Она лопнула, и в воздухе запахло цветами…
А потом раздался глухой стук – это метровый стальной диск нейронейтрализатора уткнулся ребром в упругий пол и завращался, как уроненное блюдце. Тут же пол содрогнулся – следом за нейтрализатором рухнули два боевых робота, каждый из которых весил не меньше тонны. Прозрачные стены зала стали серыми. Но перед этим можно было увидеть, как окружающие летающие кварталы качнулись и стали уходить вверх – дом мягко планировал к земле.
Гроссмейстер заерзал в жадно зачавкавшем кресле и тяжело поднялся на ноги. Он не был готов к такому повороту событий.
Ким легко вскочил на ноги. Гравиконденсаторы вырубились, и теперь он мог двигаться с убийственным стремительным спокойствием бойца-мастера.
– Взять! – заорал Гроссмейстер закованным в броню бойцам. – Живым!
Но те и так уже пришли в движение. Из нарукавника ближайшего охранника выскочил шнур ручного нейтрализатора и устремился к Киму. Тот уклонился без труда. Прыгнул вперед и нанес страшный удар ладонью в шлем. Боец не удержался на ногах и тяжело упал на пол. Кореец одним движением сорвал с противника шлем, ударом сведенных в щепотку пальцев ударил в открытый участок шеи и отключил бойца.
– Ублюдки! Убейте его! – вопил испуганно Абрахам Кунц.
Плазморазрядник в руке другого охранника как-то странно, болезненно кашлянул. И ничего не произошло. Батареи разрядника сели в долю секунды, разрядив сконцетрированную смертельную энергию в неизвестность, и теперь были ни на что ни годны. И остальная сложная, в высшей степени надежная техника была парализована.
С боевым кличем один из бойцов выхватил мономолекулярный нож, который без труда режет любую броню, и устремился вперед. Кореец бросил другой шарик из четок ему под ноги. Шарик подскочил два раза и прилип к доспехам на животе. Оглушительный взрыв! Массивную фигуру подбросило и опрокинуло.
Оставшийся на ногах боец испуганно отскочил, пытаясь уйти от следующего шарика, покатившегося к нему. Но шарик последовал за ним, подпрыгнул, прилип к закованному в броню плечу. И этот охранник был сметен взрывом.
Ким хищно оскалился, поднял с пола мономолекулярный нож, шагнул к Гроссмейстеру.
– Тебе придется прогуляться со мной.
– Нет! – Гроссмейстер отпрянул. Еще никогда обстоятельства так подло не выходили из-под его контроля! Он был деморализован. Старый хитрый лис, непревзойденный интриган, держал в руках многие нити жизней и событий, управлял людьми в разных частях космоса. Но сейчас перед ним была грубая сила, противопоставить которой он не мог ничего.
– Я не буду уговаривать. Я тебя просто убью, – кореец, многообещающе улыбнувшись, провел мономолекулярным ножом по груди Гроссмейстера, и рубашка из биосинтетика, теплого и ласкового на ощупь, разлезлась. – Через горло пройдет еще лучше, – заверил он.
– Хи-хи-хи, – послышался радостный смех. Это латин, во время схватки с интересом следивший за происходившим, вновь расхохотался.
– И ты пойдешь со мной, – кинул ему Ким.
– Это весело. Хи-хи-хи, – всплеснул коротенькими ручками латин.
Кореец поднял лежащий рядом с увядшим тюльпаном с Агры невзрачный приорский браслет и положил его в карман. Потом взял бластер охранника и двинулся вперед. Он в подробностях знал план дома и отлично представлял, как его покинуть.
По мере удаления от «зала приемов» электроника работала все лучше.
Господин Ким вместе с заложниками преодолел прозрачный кольцевой коридор. Ощущение было такое, будто прошелся прямо по воздуху над приближавшейся, плотно покрытой зеленью твердью. Пораженные энергоимпульсом гравиконденсаторы дома работали с перебоями, но все-таки работали, и дом мягко планировал на лесистые холмы, выбирая подходящее место для посадки.
Вот и гравитационный лифт. Двое человек и один инопланетник шагнули на его платформу, которая стремительно взмыла вверх, пронеслась мимо стоянки глайдеров на уступчатой крыше, сделала дугу и рухнула в темное чрево дома. На миг свет погас. А когда зажегся снова, платформа застыла перед анфиладой комнат с тяжелой старинной золоченой мебелью.
– Вперед, – кивнул господин Ким.
Справа спускалась узкая металлическая лестница, которая пульсировала, постоянно меняла форму, ступеньки затвердевали только под подошвами ботинок. Внизу она упиралась в глухую стену, в которой была дверь с витиеватой бронзовой ручкой.
Кореец потянул ручку, и дверь нехотя, со скрипом несмазанных петель, отворилась. За ней плавно изгибалась широкая сиреневая мерцающая труба с грубыми задраенными металлическими люками и шершавыми скобами, там же разноцветно переливались контактные панели. Это был технический уровень, обеспечивающий функционирование сверхсложной квазиразумной системы, которой являлся дом Гроссмейстера.
– Сюда! – прикрикнул кореец, толкая перед собой Гроссмейстера.
Впереди в трубе возникла, будто по волшебству, долговязая фигура в черном комбинезоне.
Ким выстрелил первым. Ослабленный заряд – электроника здесь действовала вполовину мощности, угодил противнику в ногу, и тот покатился по полу, выронив массивное плазменное ружье.
– Не стрелять! Это я! – взвизгнул Абрахам Кунц, пригибаясь. Обидно пасть от руки одного из собственных слуг, которым он платил немалые деньги за обеспечение своего комфорта и безопасности.
И тут дом сильно тряхнуло.
– Прибыли, – кивнул удовлетворенно господин Ким. Это сотрясение означало, что дом соприкоснулся с твердью и остался цел.
– Быстрее, – пнул кореец Гроссмейстера. Латина же не требовалось уговаривать. Он, радостно подпрыгивая и повизгивая от удовольствия, как жизнерадостный щенок, бежал по трубе рядом с людьми. Ситуация приводила его во все больший восторг.
Господин Ким остановился. Извлек из кармана узкую серебристую полоску и приложил к поверхности трубы. Стена завибрировала, и от полоски пошли лучами трещины. Крепкий материал начал осыпаться, превращаясь в порошок, мельчайшие частички которого поднимались в воздух и медленно опадали. Через полминуты в трубу проник свежий теплый ветерок, подняв клубы порошка, в глаза ударил яркий солнечный свет. В стене образовалась дыра диаметром в полтора метра.
– Не застрянь, – кореец толкнул Гроссмейстера к проделанному проходу.
– Здесь высоко! – запротестовал Абрахам Кунц, оценив, что полтора метра до поверхности – это слишком много для него.
– Голову отрежу, – Ким с угрозой взмахнул мономолекулярным лезвием.
Гроссмейстер с трудом протиснулся в отверстие и, крякнув отчаянно, прыгнул. Послышался звук, будто упал тяжелый мешок с песком.
Господин Ким подхватил под мышку латина и вместе с ним проследовал за Гроссмейстером. На мягкую, покрытую ковром невысокой шелковистой синеватой травы, поверхность планеты Антареса-девять он приземлился пружинисто, как большая, сильная кошка. Латин недовольно заверещал, вырвался из рук человека, ударил его длинным носом в бок и насупился, сложив руки на груди.
Ким осмотрелся. Дом из последних сил дотянул до относительно ровной площадки на берегу широкой, серебрящейся в лучах солнца реки. Из-за бирюзовых и синеватых крон деревьев поднимался ввысь изящными каменными башенками мрачный серый замок.
Воздух завибрировал, и со всех сторон загремел угрожающий голос:
– Частное владение! Вы нарушили границы частного владения!
– Вот удивил, – усмехнулся кореец.
Он поднял голову и разглядел стремительно увеличивающуюся темную точку в небе. Та вскоре превратилась в зеленый угловатый пассажирский восьмиместный глайдер. Он завис метрах в трех над землей, качнулся и плавно уселся на траву, раскачиваясь из стороны в сторону на тонких опорах. Гостеприимно раскрылись двери, приглашая пассажиров. В салоне никого не было – глайдер пришел на автоматике.
– Прошу, – господин Ким, махнув стволом бластера, предложил занять места в салоне.
Деморализованного Абрахама Кунца уговаривать не пришлось. Он послушно уселся на заднее сидение. Латин устроился рядом с Гроссмейстером, возбужденно потирая коротенькие ручки.
Кореец оглянулся на только что покинутый дом, походивший на гигантскую разноцветную медузу, выброшенную из пучин моря на берег. И небрежно выстрелил из бластера, так что появившаяся на балконе черная фигура со снайперским разрядником испуганно исчезла.
Похититель устроился в кресле пилота и надел обруч управления. Глайдер загудел, признав в человеке хозяина. С легким гудением дверцы замкнулись, и прозрачная стенка отделила пилота от пассажиров.
– Тебе не уйти, – загундосил Абрахам Кунц. – Все полицейские силы сейчас пойдут по твоему следу.
– Напугал рыбу водой, – усмехнулся господин Ким и сорвал машину с места.
Глайдер, резко задрав нос, скачкообразно набрал скорость и ушел в голубое бескрайнее небо с летучими островами, ажурными транспортными развязками игольников и дискретных каруселей.
Изумленный Гроссмейстер во все глаза смотрел, как лицо господина Кима начинает меняться. Глаза корейца из раскосых и черных становились широкими и карими, а нос укрупнялся, пока не принял форму картошки. Через минуту в кресле пилота сидел совершенно другой, незнакомый человек.
Абрахам Кунц схватился за голову и застонал, как от приступа зубной боли.
– А я был прав, прав, прав! – обрадовался латин.
Гроссмейстер с чувством ударил инопланетника своим мягким кулаком в грудь, но только отбил костяшки о твердое, как деревяшка, тело.
– Хи-хи-хи, – хохотал латин. – Ой, уморили!
***
Участие Сергея Филатова в операции под условным наименованием «Самурай» было обусловлено крайней необходимостью. После нескольких лет нелегальной работы на планетах первой линии, да еще после ухода с боем от спецслужб Аризоны, новая заброска выглядела сущим безумием. Но так получилось, что Филатов – единственный, кто подходил на эту роль. А причина была простая – никто из оперативников, которых можно было задействовать на то время, не владел настолько виртуозно гримировочным комплексом «Мельпомена-115».
Обращение с подобной аппаратурой требует не только серьезной подготовки, но и врожденных способностей, которыми обладает далеко не каждый, а «сто пятнадцатый» к тому же являлся экспериментальной моделью. Только «сто пятнадцатый» был способен заморочить новые полицейдетекторы Швица, а так же совершенную контрольную аппаратуру, на которую расщедрился Гроссмейстер тайных отношений.
Началось все семь месяцев назад, когда по коду «три семерки» – признанный в Галактике сигнал бедствия, московитянский лайнер «Ариэль» пришел на помощь дрейфующему в реальном пространстве транспортнику с опознавательными голографическими маячками судна «Ноев ковчег» Датского королевского торгового флота. То, что это ловушка, капитан «Ариэля» понял слишком поздно. Даже самые отпетые пираты крайне редко использовали «три семерки» – этот сигнал бедствия считался табу для черных дел. Злоумышленникам удалось каким-то непостижимым образом завладеть индивидуальным маячком датского звездного флота – задача крайне сложная. Но игра стоила свеч – ведь на попавшем в ловушку «Ариэле» в контейнере высшей защиты, способном выдержать жар звезд и удары метеоритов, следовал в институт трансфизики на Сибири-пять артефакт исчезнувшей цивилизации приоров.
Экипаж и пассажиры «Ариэля» были безжалостно уничтожены, что тоже не типично для обычных пиратов, предпочитающих, как и во времена Дрэйка и Моргана, получать за заложников звонкую монету. И пусть сегодня звонкая монета существует не в полновесном золотом выражении, а в виде виртуальных электронных потоков, но суть не меняется – деньги все равно символизируют собой силу и власть, и из-за них слишком многие люди готовы без особых душевных терзаний преступить все божеские и человеческие законы.
Утрата артефакта стала серьезной проблемой для Московии. На технологии приоров московитяне возлагали большие надежды, и, понятное дело, делиться с вероятным противником ими не собирались.
На расследование были брошены огромные силы и средства.
При проведении оперативных мероприятий спецслужбы Московии потеряли около десятка полевых агентов, двоих оперативников-нелегалов. Погибли две боевые группы отряда «Богатырь», брошенные на штурм станции пиратов, зависшей в свободном пространстве. И все без толку.
Долгожданная информация пришла со Швица. Сначала она была неясная, смутная – кто-то кому-то предлагает что-то необычное. Раньше аналитики Министерства внешней информации на подобное вряд ли бы обратили особое внимание. Теперь же каждая зацепка отрабатывалась досконально. И при проведении проверки картина постепенно вырисовывалась все интереснее.
Очерчивались контуры готовящейся таинственной сделки, и у руководителей Министерства крепла уверенность, что этот след горячий. И, наконец, в поле зрения оперативников возникла зловещая фигура Гроссмейстера тайных отношений Абрахама Кунца.
Гильдия тайных отношений занимала в Галактике человечества особое положение. Эта шайка универсальных посредников нужна всем. Кто, как не она, обеспечит сепаратные переговоры между заклятыми врагами? Или посодействует распространению недоступных, но вместе с тем слишком для многих жизненно необходимых запретных технологий? Или с гарантией посодействует выкупу заложников?
У Гильдии огромные финансовые ресурсы и всепроникающие связи со спецслужбами, политиками, гангстерами, «черными учеными», сепаратистами – да практически со всеми более-менее серьезными актерами в театре разбросанного по Галактике человечества. И потому ее функционеры чувствовали себя в полной безопасности, верша самые темные делишки. И часто забывали о риске перегнуть палку. Гроссмейстер Абрахам Кунц ее перегнул.
Когда более-менее четко обрисовалась ситуация, Гроссмейстера взяли под плотный контроль несколько оперативных групп. Швиц наводнили оперативники московитянской нелегальной разведки, оснащенные самыми совершенными техническими средствами. Через некоторое время московитяне получили информацию о второй стороне предстоящей сделки. И все стало ясно, как божий день.
Оказалось, что Гроссмейстер служил посредником между пиратами (это были, скорее всего, недобитые боевики с недавно уничтоженной Московией базы на Харлее-два) и Кланом Зеленого Дракона из Корейских Миров. Корейцы в последние десятилетия стали выбиваться в клуб первых игроков на галактической арене и готовы были дорого заплатить за технологии приоров, хотя бы за один артефакт, из которого они с восточной обстоятельностью вытянут все, что только возможно. А если принять во внимание, что Корейские миры являются союзником потенциального противника Московии номер один – Объединения планет Аризоны, то картина нарисовывалась и вовсе тягостная. И задача разведчикам была поставлена простая – вернуть артефакт во что ты ни стало, а если не получится, в крайнем случае взорвать к чертям и Гроссмейстера, и покупателя, и дом, и, если понадобится, половину города. Нейтралитет свободного и неприкосновенного Швица при таких ставках в игре вряд ли мог явиться защитой для участников такой сделки.
