Илья Шаблинский
Путешественники
Пересадка в Болонье
Платформы на станции Мизано, как и на всех маленьких итальянских станциях, были низкими. Суховатая итальянская трава поднималась с ними вровень. На одной платформе толпились в ожидании поезда на Анкону. На другой – желали в сторону Болоньи. Пространство между перронами выглядело соблазнительно плоским.
Ни с одной из сторон поезда не было видно и в помине, и поэтому одиннадцатилетний Кирилл сообщил отцу, что перебежит сейчас через пути и купит на противоположной стороне, в зданьице вокзала, в кафе еще одно пирожное с кокосовой стружкой. В дорогу. Топать к подземному переходу в конце платформы было, конечно, не резон.
Дмитрий Олегович смутился.
– Подожди, Кирилл, – он указал на красные сигнальные буквы, бегущие по маленькому бетонному откосу противоположной платформы, – видишь, тут запрещено переходить! Тут, знаешь, с запретами не шутят.
Кирилл насупился.
– А чего мне будет-то за это?
– Ну, оштрафовать могут… меня.
– Кто оштрафует-то? – Кирилл расширил светло-карие глаза. – Тут полицейских ва-ще нет! Я их и не видел не разу!
– Нельзя тут, Кирилл, – тихо сказал Дмитрий Олегович, – видишь, никто через них не бегает. Не принято тут… так нарушать.
– Запреты, они для того, чтоб их нарушать, – сообщил сын хмуро. – Андрей так говорит.
Фраза была произнесена папе в отместку – без сомнений. Андрей был нынешний муж матери Кирилла. Ее брак с Дмитрием Олеговичем был драматически денонсирован спустя три года после рождения Кирилла. Короткое это супружество вовсе не было омрачено крупными раздорами или неурядицами деликатного свойства. Все было довольно ровно. Дмитрий Олегович был старше Оксаны на тринадцать лет, но они вполне дружно жили в его маленькой двухкомнатной квартире у Речного вокзала. Тем не менее, встретив Андрея – молодого хозяина двух фитнес-центров, Оксана особенно не колебалась. Андрей замечательно олицетворял воспетую в глянце, крепкую, преуспевающую мужественность. Дмитрий Олегович как-то прохлопал этот быстрый роман. Он в принципе соображал, что с красавицей-женой – вечные хлопоты, но полагал, что с рождением сына их будет меньше. Роковое заблуждение. Один ушлый его приятель предупреждал, что, родив, красавицы отвязываются. Разбирался в предмете.
Новый муж Андрей легко принял Оксану вместе с трехлетним сыном, что тоже, конечно, указывало на благородство натуры и определенные возможности. Маленькому Кириллу была тут же пожалована целая игровая комната, а совсем скоро и крохотная сестренка. За этим дело не стало. С тех пор Кирилл мог ощущать себя сыном двух отцов, из коих одного – вечно веселого и мускулистого – можно было видеть каждый день, просить о покупке щенка сенбернара и звать по имени. Второго же – лысоватого и назидательно-раздумчивого, коего и надлежало именовать «папой» и никак не по имени, Кирилл мог наблюдать в основном по субботам дважды в месяц, и иногда ему это казалось чересчур часто. В таких случаях мама Оксана, добрейшая женщина, увещевала сына, настаивая на запланированной встрече.
Теперь, когда сыну шел двенадцатый год, его запросы в сфере познания и потребления окружающего мира серьезно повысились и укрупнились. Их география охватывала уже пару сытых и симпатичных европейских стран. Впрочем, в Италии он еще не был, чем Дмитрий Олегович не преминул воспользоваться. Он поступил взвешенно и политически грамотно. Кирилл заканчивал этот год вроде бы без троек, если не считать одной – по биологии. Дмитрий Олегович объявил, что недельный тур в Римини с двадцать первого мая – это заслуженный приз. В связи с чем последнюю декаду месяца можно было и не доучиваться. Сын, который Италией, может быть, и не бредил, идею в данной упаковке очень даже поддержал.
В вагоне первого класса вольно гуляла кондиционированная прохлада. За окнами быстро плыла провинция Эмилия-Романья.
– Смотри-ка! – закричал Кирилл, не отрываясь от окна. – Катушки на поле!
– Это сено, – определил Дмитрий Олегович, – это у них вместо стогов… Правда, в мае почему-то…
С первого дня тура он пребывал в некотором напряжении. И постоянно вспоминал другую поездку по этому же маршруту. Та двенадцатилетней давности поездка была счастливейшим событием его жизни. Теперь в этом уже не было сомнений.
Когда они подъехали к станции Имола и в окне поплыли чистенькие бежевые и кремовые коттеджи. Кирилл осведомился:
– А вот этот город – он тоже древний?
Дмитрий Олегович уверил:
– Конечно. В Италии не древних городов нет.
– А вот наш, Мизано, и не древний совсем, – возразил сын, и похоже, просто из чувства противоречия, – там отели одни.
Здесь на станции Имола двенадцать лет назад у них проверили билеты, и Оксана, поблескивая глазами, сразу же предложила перебраться в первый класс. Просто так, из любопытства и для опыта. Они ехали во втором. В первом, и вправду, было полно пустых мест. Напротив оказался седой полный сеньор, который не столько читал «Репубблику», сколько таращился исподтишка на Оксану – гибкую, загорелую, русоволосую. Потом снова слева и справа летели виноградники и светло-зеленые лужайки. Оксана время от времени радостно стискивала его кисть и шептала: «Смотри! Смотри! Вон там!» Пожилой сеньор буравил глазками мимо «Репубблики». Сбоку студенты открывали банки с пивом.
Путь с Оксаной остался в темной придонной глубине памяти, в иной эпохе. В предшествующем миллениуме.
В Болонье им нужно было пересаживаться на «Евростар», идущий до Флоренции. Сто или сколько там километров он просто обязан был одолеть за полчаса. Иначе Кирилл бы ему не простил.
Участок пути от Болоньи до Флоренции был замечателен. Дорога тут рассекала Апеннинский хребет, заставляя поезд то и дело нырять в долгие тоннели.
…Им с Оксаной не хватило тогда сидячих мест в вагоне. Он был переполнен, и они отправились по составу до ресторана. Тут у стойки бара он купил две маленькие бутылки с белым вином и вернулся к ней за столик. Они сидели на потертых сиденьях друг напротив друга, потягивая вино и наблюдая мелькание зеленых склонов с белыми вкраплениями домов. В эти именно минуты его посетило то ослепительное бесподобное ощущение счастья, которое позже уже не баловало. Оно, в сущности, и не должно посещать человека часто.
Когда отец с сыном вышли из-под длинного козырька вокзала, солнце уже набрало полуденную мощь. Воздух был сух и горяч. Зной источали старые стены домов и светлая плитка, которой выложены были узкие тротуары. Выход из тени под яростные лучи казался переходом в иную реальность. Кирилл прилипал к витринам, хмыкая и копая в носу. Потом на маленькой площади, мощеной могучими плитами, он вволю поплескался под водяной струей, бьющей из львиной пасти.
– Па. А ты ведь был уже здесь, да? С мамой?
– Был. С мамой.
Они свернули в другой извилистый проулок, следуя за негустым потоком туристов, одетых как на пляж. Над крышами вырос купол – величественный, в красной блестящей чешуе. Потом еще был древний мост над мелководной речкой Арно, и за мостом программа, в сущности, была исчерпана. У них оставалось еще несколько часов до поезда на Болонью. Они шли по длинной узкой улице, заглядывая в кафе, – выбирали, где притормозить и взять по овощному салату и по кофе.
Кирилл первым среагировал на длинный женский вскрик и дернул отца за короткий рукав тенниски. За вскриком последовала серия коротких воплей: женщина выкрикивала какие-то слова.
Дмитрий Олегович, изучавший меню у входа в кафе, посмотрел через плечо. Он моргал и щурился. Кафе гнездилось на углу улицы и узкого, пахнущего сыростью (блаженством!) переулка. Из толпы, расталкивая локтями ротозеев, вылетел чернявый парень с дамской сумкой в руке. Он чуть накренился и резко свернул влево, намереваясь нырнуть в переулок. Кирилл открыл рот. Дмитрий Олегович скривил лицо, будто собираясь выпить горькое, и, когда парень на мгновенье поравнялся с ним, неожиданно выбросил руку и резким движением выхватил сумку. Беглец по инерции пролетел еще несколько шагов, нелепо растопырив руки. Но справился. Остановился и тут же метнулся назад с перекошенным лицом. Он подлетел к отцу Кирилла с таким пылом, будто готов был тут же свалить заступника чужой собственности на древний булыжник. Но не свалил, а попер грудью, пытаясь быстрым обезьяним движением выхватить сумку, которую Дмитрий Олегович спрятал за спину. Дмитрий Олегович отступил, увертываясь. Вор, выкрикнув ему что-то в лицо, вдруг выкинул вперед руку с ножом. Лезвие уперлось обидчику в подбородок.
Вор ощерился, сделал короткий взмах и остановил, задержал лезвие, лишь коснувшись тенниски врага. Бледный Дмитрий Олегович качнулся. За его спиной возникли наконец крики подотставшей погони. Парень, тяжело дыша, спрятал нож и совершенно неожиданно плюнул Дмитрию Олеговичу в лицо. После чего развернулся и умчался в переулок. На сына с отцом вылетела грузная пожилая женщина в белом и следом за ней тоже пожилой сухопарый мужчина в шортах. Дмитрий Олегович придержал его за плечо. Жертвы грабежа разом обернулись. Дама, дыша тяжело, протянула руки и приняла сумку. Еще пару секунд заняло изучение ее недр. Потом женщина прерывисто сказала по-английски: «Спасибо! О, спасибо!» В глазах ее, впрочем, все еще стояли смятение и ужас. Дмитрий Олегович потянул сына за руку, и они скользнули в кафе.
– А тетка эта американка, да? – спросил Кирилл, прожевывая оливку.
– Наверно, – Дмитрий Олегович взглянул сквозь бокал на свет.
– Америкосы – они жадные, – убежденно сказал Кирилл, – жадные и тупые.
Дмитрий Олегович посмотрел выразительно:
– Ну да, тупые. Компьютер изобрели, и тот телефон, которым ты пользуешься.
Сын весьма искусно изобразил лицом животное – хомяка. Грызуны у него получались особенно.
На поезд они едва не опоздали, потому что заблудились и шли на вокзал самой длинной дорогой. В Болонье, где у них был еще час до поезда на Анкону, отец подбил сына заглянуть напоследок в еще одно кафе – с разноцветным мороженым в крупных ячейках.
Кирилл оценил. Разминая ложкой скользкий кофейно-шоколадный шар, теснящий другой – желтый, цитрусовый, он заметил:
– Самое оно. Что нужно было! И «спрайтику» еще! И хорошо, что с вокзалом рядом, а то бежать потом… Па, а правда, Юпитер, он из газа?
– Газовый шар, – подтвердил Дмитрий Олегович, – нет твердой поверхности.
– Охренеть! – восхитился Кирилл, вминая ложку в шоколадный Юпитер. – Просто прикол.
Спустя пару минут он пожелал в туалет.
– Возьми ключ у бармена, – посоветовал Дмитрий Олегович, – это на втором. Там нет разделения на мужской и женский, он там один. Большой и удобный, и с музыкой.
Пока сын ходил исполнять замысел, отец сидел хмуро и почти недвижно. Но потом, заметив, что яростный луч из окна скользит по быстро тающим планетам в вазочке, машинально двинул ее по столу в тень. Ему очень хотелось именно здесь и именно сейчас извлечь из памяти прежнюю щемяще-сладостную ностальгическую ноту. Вынуть из глубин памяти еще пару сюжетов из той, двенадцатилетней давности, поездки. Но эта нота уже не звучала. Что-то нарушилось. Память вместо этого непрерывно исторгала бешеные глаза и быстрый оскал уличного грабителя.
Еще он сейчас был бы не прочь закурить, но с этой привычкой было покончено еще за пару лет до Оксаны.
В поезде они почти не разговаривали. Сидя напротив отца в удобнейшем кресле с подлокотниками, Кирилл потягивал лимонад из банки. Дмитрий Олегович следил за мельканием поросших лесом холмов. На секунду он все же оторвался от окна.
– Согласись, тут по этим местам лучше прокатиться на поезде, чем на машине. Больше увидишь.
Кирилл смотрел вглубь банки. Ответил как-то отрешенно, с вялой интонацией.
– Андрей взял бы машину…
Дмитрий Олегович чуть не выругался. Ей Богу, любому терпению есть предел.
– Мы с Андреем очень разные люди, – сказал он резко.
– Да, разные, – согласился Кирилл.
– У него денег больше, – подзадорил отец.
– Денег? – сын на секунду задумался, глядя в окно. – Разве? Да не. Я в другом смысле…. Ты ведь хотел как бы вспомнить… ну, места эти, да? Ты маму любишь.
Ошарашенный поворотом темы Дмитрий Олегович ответил не сразу. Но все же хмуро и с достоинством сказал:
– Ну что ж. Он тоже, наверно, любит.
– Нет, – Кирилл отхлебнул из банки и как-то очень просто добавил, – нет, не любит. У него есть другие женщины.
Оставшийся путь до их курортного местечка они в основном молчали, а Дмитрий Олегович размышлял. С самой мыслью сына он был вполне согласен, но полагал, что для такого заявления, в общем, нужен был повод. Эпизод с грабителем был явно из другой итальянской оперы. Склонный с некоторых пор к мистике Дмитрий Олегович принял, в конце концов, весьма занятную версию: на сына, вероятно, повлияло то, что часом раньше в Болонье он посетил место своего зачатия.
Парижская подворотня
Это была даже не ирония, но прямо-таки кривая усмешка судьбы. Еще с лета Сергей готовился совершить с любимой женщиной Ириной поездку в город Париж. Они облюбовывали и обсуждали отели, намечали маршруты прогулок, выбирали даты. Потом Ирина разом решила, что это будет точно неделя перед Рождеством. И выбрала отель. Перспектива прояснилась. И вот именно в первых числах декабря Сергея одолел недуг, о котором он до сих пор только читал и к которому до сих пор относился скорее с иронией, чем со страхом, но который, как оказалось, мог из любого праздника сделать сущее наказание.
Собственно, главную вину нужно было возложить на Эдика Кравчука. Он, едва выпал первый снег, зазвал всех к себе на теплую дачу под Сергиевым Посадом отмечать начало зимы и модернизацию бани. Все приехали с женами, но как раз жены в парилке почти и не сидели, предпочтя салонную беседу под пиво и вино в комнате отдыха, пахнущей можжевельником. А вот Сергей, Эдик и прочие сорокалетние бойцы оттянулись по полной: выскакивали из парилки на свежий снег, барахтались голышом в сугробах и даже смастрячили кургузого снеговичка с морковкой в нижнем шаре. И уже к вечеру Сергей ощутил легкую простуду, но дело было не в ней. Дело было в том, что таинство мочеиспускания в теплом туалете сопровождалось резью и некоторыми затруднениями. Утром явления повторились и даже усилились. А на следующий день врач в светлом кабинете платной поликлиники бодро и деловито озвучил диагноз и назначил лечение.
В общем, ничего страшного тут не было: следовало пропить назначенный антибиотик, а также принять еще кое-какие довольно тягостные меры. Курс занимал неделю. До отлета в Париж оставалось две недели. Ирине были куплены новые зимние полусапожки.
После лечения Сергею, вроде бы, полегчало, но как-то не до конца. В раздражении он даже позвонил Эдику и выразил сожаление о банном дне. Эдик как старый друг изобразил, что дико расстроен и смущен, и стал давать советы. Сергей, морщась, слушал. Его жена Анна, кстати, ветеринар по специальности, считала, что антибиотик был подобран не совсем удачно. И намекала на то, что недуг этот отступает медленно: «Сержик, наберись терпения и, кстати, никакого алкоголя». Для нее Серж улетал на двухдневную конференцию по фармацевтическим технологиям и биофармации, причем не в Париж, а рядом, в городок Мо, где, и вправду, подобная конференция планировалась на двадцатые числа декабря. Анна заслуживала серьезной и продуманной легенды с учетом почти пятнадцатилетнего супружеского стажа. Технологиями Серж и впрямь занимался, работая инженером на подмосковном предприятии одной крупной фармфирмы. «Но ты уж выберись оттуда в Париж, – советовала Анна, – не сидеть же тебе все время в этом городке». Сергей успокаивал ее, объясняя, что после пары дней напряженной работы организаторы дадут им еще пару дней на изучение столицы, а как иначе. Итого четыре дня.
Анна была спокойной, уравновешенной и домовитой. Качества вязались с ее обликом. В год свадьбы она была милой пухленькой невысокой шатенкой с изюминкой. Но с возрастом, как известно, некоторые диспропорции могут усугубляться. Теперь женой довольно крепкого и рослого сорокатрехлетнего Сергея была просто дебелая кряжистая крашеная блондинка с добрым лицом. Никакого особого кризиса у них в отношениях не наблюдалось. В Анне, в ее крупном бюсте, округлых руках, мягкой материнской улыбке, заключались тепло и уют. И Сергей их ощущал. Но избежать чар красивой и яркой Ирины все же не мог. И более того. Возможно, какую-то подобную встречу он и ждал.
Ирина была, конечно, королева. Довольно высокая, стройная, с гордой посадкой русоволосой головы, с точеным лицом, веселым взглядом зеленых глаз. Она могла позволить себе надевать облегающие платья и вообще одеваться дорого. Королевы бывают особенно неотразимы, когда сами оказывают сдержанные знаки внимания. Нет, робкую инициативу следовало приписать Сергею. Но Ирина в нужный момент сделала тихий шаг навстречу. Сергей оказался покорен. Королева жила вдвоем с пятнадцатилетней дочерью. Последний развод она пережила лет пять назад. Сергей тоже был ожидаем – можно сказать и так. Интересно, что их знакомство вызрело из рекламы: фирма Сергея желала рекламировать свой новый препарат, а созданием двадцатисекундного волшебного телеролика ведала фирма Ирины. Первые деловые переговоры стали их первой встречей. Те, кто полагает, что все главные нити завязывает сейчас в узелки любезный Интернет, все же не совсем правы.
Поездка в Париж была замыслена в итоге спустя примерно год после знакомства на телестудии. Идея поездки принадлежала Ирине. Это была инициатива сильной свободной женщины. Расходы они договорились делить пополам.
Ранним утром в аэропорту Шереметьево он, допивая кофе и рассматривая утреннюю, хмуроватую Ирину, пытался припомнить какие-то симпатичные, накопившиеся на эти месяцы мелочи, чтобы понять все же некий главный вектор. Месяцы были насыщены еженедельными пылкими встречами, выездами за город, совместными покупками. Еще походами в кино, где она (а, кстати, не он) могла иногда решиться в темноте зала на маленькие шалости: отправляла руку ему в джинсы и, находя там что-то, как бы успокаивалась и полчаса грела таким путем прохладную ладошку. Сергей в это время сохранял чопорное спокойствие, хотя и млел.
При этом у нее был сильный, наверное, даже бойцовский характер и непростой жизненный опыт, и весьма серьезная профессиональная репутация в среде специалистов по телерекламе. Но ни характер, ни опыт никак пока не омрачали Иринино светлое правильное лицо. С Сергеем она была почти всегда добродушна и улыбчива. И не злоупотребляла косметикой.
Но все же некую определенность в этот поток милых еженедельных радостей пора было уже вносить. И Сергей знал, что тридцатишестилетняя Ирина этого ждет. Королевы бывают терпеливы. Но они не хуже всех иных женщин знают цену времени: каждой недели и каждого месяца.
Вот о чем думал женатый человек Серж Фетисов, сидя около семи утра в аэропорту Шереметьево и допивая кофе. Он хотел и дальше быть с Ириной, она чудесно соответствовала его представлениям о женском идеале – даже так. Но, значит, надо было принимать решение. И возможно, сразу же после этой поездки.
Он поставил чашку на блюдце и посмотрел на Ирину.
– Ты не выспался, конечно? – спросила она. – Но другие рейсы вообще во второй половине были. Теряли бы день.
Сергей бросил взгляд на экран телефона. Накануне заботливый Эдик прислал послание с очередным советом: «купи в парижске припарат ликопрофит потенциал)) самое сильное средство мне братан подтвердил и тесть его))».
В самолете он все же задремал. Его разбудила стюардесса «Эйр Франс», сказавшая прямо над ухом пару французских фраз. В это же время заговорил командир. Сергей заморгал.
– На посадку идем?
– Наверно, – сказала Ирина, улыбаясь, – не поняла точно. Просто приятно послушать французскую речь.
В электричке по дороге из аэропорта Шарль де Голль он жадно вглядывался в местности за окном. Там плыли малоэтажные городки, проступали островерхие силуэты церквей, серебрились полянки и придорожные откосы. Зима обозначала себя скромно.
– Подмороженная Франция, – сказала Ирина.
Сергей никогда не был во Франции, хотя не раз выезжал с женой на курорты – в основном, в Турцию и два раза на Кипр. Ощущения теперь были совершенно новыми: любопытство, смешанное с беспокойством, радость, в которой как во всякой радости, кажущейся немного ворованной, был чересчур ощутим привкус тревоги.
Сергей не успел обмыслить еще новизну ощущений, поскольку уловил настойчивую просьбу организма. Он уже знал, что с этим тянуть нельзя. И врач его об этом предупреждал.
– Я в туалет, – сказал он Ирине и двинулся по вагону между двумя рядами сидений. Туалет обнаружился в соседнем вагоне, он был занят. И возле него уже ждал здоровенный черный парень в меховой куртке. Серж тихо прислонился к стене и приготовился к недолгому страданию. Впрочем, уже спустя минуту из туалета выплыла величественная пожилая дама. В этот момент черный парень как-то особенно внимательно вгляделся в Сергея и неожиданно, что-то коротко сказав, указал на открытую дверь.
Покидая туалет, Сергей третий раз сказал «мерси» и приложил руку к сердцу, но черный уже болтал с кем-то по телефону и так с трубкой у уха и вместился в кабину.
– Все нормально? – поинтересовалась Ирина. Сергей кивнул. Он очень надеялся, что в ближайшие полчаса по крайней мере он будет избавлен от маленьких испытаний и до отеля они доберутся нормально. Но чувство тревоги теперь усилилось.
Поезд прибыл на Гар ду Норд, Северный вокзал, откуда русские путешественники двинулись на улицу Лафайет. В самом ее начале Ирина углядела симпатичное кафе, перед входом в которое с небольшого лотка продавались мороженые устрицы. В кафе они взяли по салату, омлету и по капучино. Начало дня выходило чудесным. Из кафе они совершили марш-бросок до отеля. Ирина, поглядывая в экран телефона, давала команды, а Сергей бодро подчинялся: тащил на плече свою сумку и катил ее чемодан на колесах, постукивавший на булыжниках. Пешком вышло, и вправду, недалеко. С Лафайет они завернули направо на бульвар, а с него налево. Улицы, состоящие из белых и кремовых домов разных эпох, были светлы и нарядны, сквозь облака проглядывало веселое солнце.
В номере они провели время до часу дня: спали, потом Ирина отправилась под душ, и Сергей к ней присоединился, потом был довольно продолжительный разбор вещей из ее чемодана и выбор одежды для первой прогулки.
Сначала по узким, змеистым, расцвеченными огнями переулкам они поднялись на гору, увенчанную знаменитым белокаменным недревним собором. Сюда, на эту площадку, от их отеля оказалось ближе, чем куда-либо еще. Открывшуюся панораму города Ирина весело комментировала – она тут уже бывала: вон там, слева, Нотр-Дам, а вон там Лувр, мы к нему сейчас пойдем. Сергей, кстати, вспомнил, что она в Париже действительно не в первый раз. И, кажется, не во второй.
На площадке было людно и шумновато. Вдалеке сияла и переливалась красными и синими огнями главная башня города. Ирина знала и самый удобный и красивый путь вниз с Монмартра. Они снова шли вдоль сияющих витрин, где девы баюкали младенцев, мимо фасадов, украшенных лампочными гирляндами, мимо темных елей в кадках и сверкающих шарах. Между прочим, они успели заглянуть и в две аптеки, где мнительный Серж выспрашивал, помогая себе экраном телефона, заветный «ликопрофит потенциал». Ирина терпеливо ждала, смутно улыбаясь. Рекомендованного Эдиком снадобья в аптеках не было.
Вечером они чуть не разругались из-за планов на завтра. Дело было в том, что в предшествующий месяц они так и не согласовали маршрут второго дня, все откладывали. Сергей полагал правильным посетить Версаль, а Ирина хотела, как ни странно, совершить вояж к побережью Северного моря, в Довиль. Сергей искренне не понимал, как это можно терять почти четыре часа на дорогу. Название городка – Довиль ему ни о чем не говорило. То ли дело Версаль. Ирина же уверяла, что они таким образом посмотрят полстраны и еще прогуляются по берегу моря – чем-то это ее особенно манило.
В конце концов, она вяло сказала, что готова ехать в Довиль одна. А Сергею может оставить новенький путеводитель по Парижу. Сергей, конечно, сдался.
Примирение было славно отмечено игрищами на неразобранном ложе. Потом Ирина ушла под душ, а он, прислонившись к косяку в дверях ванной, наблюдал за ней, как обычно любил: она, стоя к нему спиной, очень ловко и быстро намыливала тело сильной правой кистью, а он любовался переливом ее гладкой спины в четкую, будто выточенную талию, и талии в округлые бедра и стройные крепкие ноги. У нее чуть ниже левой ягодицы на задней поверхности бедра было небольшое родимое пятно светло-коричневого цвета, и эта крохотная деталь почему-то волновала его. Ирина, повернувшись и не переставая водить мыльной ладонью по упругой груди и животу, сказала усмешливо:
– Ну вот, все жалуешься на свой простатит, а вон, сам как огурец, и уже опять вроде встает. Реагирует, да? Симулянт ты.
Она вообще вот так, слегка иронически, относилась к теме здоровья, своего собственного и других, он заметил. Сама она никогда и ни на что не жаловалась. Наверное, еще не пришло время.
Утром они пешком дошли до вокзала Сен-Лазар. В утреннем воздухе висел легкий аромат костров. Ирина вскользь сказала, что тут многие в эту пору топят камины. На вокзале Сергею потребовалось быстро найти туалет, но это оказалось сложнее, чем ему думалось. Поезд на Довиль уходил в двенадцать часов, и после метаний Серж едва успел за пару минут до отправления, пережив легкий шок. Ирина, нервно ожидавшая его у вагона, избегала встречаться с ним взглядом, наверно, минут десять, пока поезд набирал ход и рассекал парижские предместья. Потом немного успокоилась, хотя сохранила легкую совиность во взоре.
Сказать по правде, Сергей не почувствовал, что поездка к морю как-то показала ему полстраны. Мелькали еловые леса, небольшие городки и поселки с неизменными остроглавыми силуэтами соборов, пустоши, посеребренные инеем. После того как пролетели очередной городок, Ирина поинтересовалась:
– Ну как, жене вчера позвонил? Отчитался?
– Написал, – коротко ответил Сергей, глядя в окно. На самом деле, звонил: когда они зашли на Риволи в магазин зимней одежды, он отделился и незаметно вышел на улицу. Разговор, конечно, вышел короткий. Анна напомнила, чтобы одевался теплее и насчет алкоголя.
Довиль оказался весьма симпатичным курортным местом, спаренным с другим малым городком Трувилем. Улицы аккуратных фахферковых домов уходили к морю. Рядом тянулась набережная небольшой реки, тоже устремлявшейся к морю: ее берега были тесно заставлены яхтами – ветер качал мачтовый лес.
– Трувиль – вот, рядом через мост, – пояснила Ирина, – а чувствуешь, какой воздух? Не парижский. Морской.
Они дошли до безлюдного пляжа. С пляжем соседствовало длинное старинное здание с высокими окнами, смахивающее на провинциальный театр. Впрочем, на вывеске значилось Casino. Здание выглядело спящим, как и весь город. Гуляние вдоль моря явно не могло доставить особого удовольствия: тут гулял резкий ледяной ветер, прохватывавший насквозь и норовивший достать у путников души. Ирина несколько минут печально оглядывала окрестности, потом вглядывалась в морскую даль, показывая Сергею точеный профиль. Дыхание Северного моря секло ей лицо, заставляя морщиться. Она была в коротком итальянском пальто черного цвета и полусапожках: она выглядела очень стильно и красиво, но красиво явно не по погоде.
– Холодно тут, – сказал наконец Сергей, ежась в своей зимней куртке, – пойдем уже.
– Холодно, – согласилась Ирина, – а летом тут, знаешь, классно.
Они перешли мост через реку, впадавшую в нескольких сотнях метрах в море, и оказались в Трувиле. В следующие полчаса их главным и единственным делом был поиск теплого пространства – работающего кафе или ресторана. Заведения попадались часто, но все были закрыты. Оказалось, что предрождественская неделя, все же, не лучшее время для посещения морских курортов. Поразительное открытие! Сергей хмуро шагал по безлюдным узким улочкам, изредка раздраженно косясь на Ирину. Она тоже явно мерзла, но не подавала виду и лишь плотнее сжимала губы, вглядываясь в экран телефона. Они оба пытались обнаружить какие-то точки питания в радиусе километра с помощью навигатора, но на холоде и в спешке это было трудно. Сам городок казался вполне симпатичным. Некоторые его дома и кварталы напоминали Германию, некоторые близкую Англию, но сейчас было не до архитектуры. Особенно сильно мерзли ноги, и еще Сергей страдал от того, что некая важная физиологическая нужда на этом ледяном ветру ощущалась острее. В конце концов, он плюнул на все и всех и пристроился возле ближайшего забора, пользуясь безлюдьем.
– Ты хоть из-под камеры уйди, – сумрачно посоветовала Ирина.
Он дернул головой вправо и влево, но процесс прерывать не стал.
Они прошли Трувиль насквозь и в конце наткнулись на крохотную аптеку, в которую Сергей тут же нырнул.
– Это сейчас так дико актуально? – тихо осведомилась Ирина, когда они оказались в тепле, насыщенном запахом трав и снадобий.
– Погрейся хотя бы, – сказал Сергей. Он вступил в разговор с улыбчивой полной аптекаршей и опять оказался разочарован. Может, Эдик что-то там напутал или французский аналог именовался совсем по-другому.
Снова оказавшись на холоде, Сергей предложил вернуться через мост в Довиль. На карте его сетка улиц была обширней и гуще. Ирина безмолвно подчинилась. Взаимное раздражение будто образовало между ними незримое поле. На ледяном ветру оно едва не искрило и во всяком случае требовало предельной сдержанности. Лучше было ничего не говорить.
Они снова перешли мост, миновали казино и еще через сотню метров увидели мерцающие огни работающего ресторана Nautic. Это уже было похоже на чудо.
В благословенном тепле и уюте они повеселели и подобрели. Тихое раздражение, копившееся в последний час, так же тихо вроде бы ушло. Ирина предложила взять большое блюдо морепродуктов за пятьдесят шесть евро, поделив расходы. Сергей, впрочем, мягко сказал, что заплатит сам, это были, в конце концов, пустяки. Когда блюдо доставили, Ирина дотошно подсчитала, сверяясь с меню: шесть устриц, три краба, дюжина толстых креветок и не установленное, но немалое количество улиток. Обмана не было.
– Это точно улитки? – удивился Сергей. – Вроде без ракушек.
– Их из них извлекли, – Ирина подцепила бурый ломтик вилкой, – давай, Сереж, попробуй, в них дико много белка. Для мужчин особо полезно.
Сергею померещился в ее словах намек, но он тоже подцепил и съел. Было немного похоже на ножку мясистого гриба, но со вкусом мидий. Он хотел еще спросить, не была ли вылазка на побережье связана с каким-то ее воспоминанием, может быть, романтическим. Но, подумав, не стал.