Илья Новак
Планета под контролем

Вновь наступила пауза. Круглые серебристые глаза рака, похожие на два стальных шарика, бездумно пялились перед собой.

– Объяснение принимается, – сказал голос из ретранслятора. – Возвращение стертой не-личности не является принципиальным. Но стертая не-личность действительно сейчас на Глифе?

«Для него неважно возвращение приживалы?» – с некоторым удивлением подумал гидроник. Вслух он сказал:

– Скорее всего, стертая не-личность сейчас уже на планете. Но всех личностей, присутствующих на «Плюмаже», больше волнует проблема креаторов и возможной эпидемии.

Они помолчали.

– Клубок лекарей возлагает на себя ответственность за начавшийся кризис, – поведал ретранслятор. – Присутствующая пара-декларант переместилась в эту точку, чтобы Правом Клубка решить проблему креаторов. Три «акулы» уже окружили баржу. Личности-гидронику предлагается повелеть, чтобы блокаду космопола сняли. На одной из «акул» Клубка установлена вирусная катапульта. Искусственные вирусы созданы по нашей последней нанотехнологии, с большой вероятностью они уничтожат штамм. После этого еще трое суток «акулы» Клубка будут поддерживать карантин. Бактерии с минимальной долей вероятности могут выжить. Потом, когда будет установлено, что креаторы погибли, свободный доступ на баржу восстановится. Однако Клубок полагает, что объект, определяемый словоформой «Альта», теперь не имеет ценности?

– Лишь историческую, – подтвердил гидроник. – На ней когда-то глифаны пытались спасти своих детей от ищеек халган, вывезти их с планеты. Скорее всего, это и так был ее последний рейс…

– В таком случае, хотя Клубок и не использует здесь свое Право, он рекомендует направить баржу на ближайшую звезду. Пара-декларант останется на «Плюмаже» в ожидании дальнейших событий. Личность-гидроник и пара-декларант еще встретятся в роли обоюдных коммуникантов…

Закончив беседу этим не то вопросом, не то утверждением, симбиот развернулся и покинул помещение. Некоторое время после его ухода гидроник размышлял, что в том варианте панречи, который использовали змеераки, произошло как минимум одно изменение. Раньше они не употребляли словоформу «Клубок лекарей». Вместо этого звучало обычно что-то несуразное вроде «коммуникативная общность пар, объединенных процессом по накоплению познания и облегчению существования одиночных личностей» или нечто похожее. Клубок по мере своих сил пытался подстроиться под окружающий мир. «Все дело в том, – думал Болий Капп, – что на своей планете змеераки обитают в огромных живых городах. Рак, который только что удалился, является чем-то вроде малогабаритного органического модуля, мини-подобием настоящего Города, специально выращенным почками одного из них. Клубок – семья змей, живущая во внутренностях исполинского Города, – пребывает в таком тесном взаимодействии, что вообще не использует ни одну из известных в пангалактике коммуникативных систем».

От этих мыслей Болия Каппа отвлек сигнал, донесшийся с консоли на стене его секции. Гидроник дистанционно включил экран связи и увидел лицо землянина, того самого молодого космополовца-монитора, который чуть раньше сообщил о прибытии симбиота.

– Знаю, – сказал Болий Капп, не давая монитору открыть рот. – «Акулы» Клубка заняли позиции вокруг баржи.

– И они что-то готовят, – добавил монитор.

– Снимайте свою блокаду и уходите оттуда, – велел гидроник.

– Жажду Утоляющий, вы представитель Миссии Объединения на орбите Глифа, но у нас своя субординация, мы подчиняемся напрямую…

Болий Капп перебил:

– Это не приказ. Это совет. Лекари собираются забросить на баржу свои вирусы-агрессоры. И они никого не станут дожидаться. Снимайте блокаду и возвращайтесь на платформу, если не хотите, чтобы молекулярные машины змеераков поселились в ваших телах. Свяжитесь с командором Дакваном и передайте, что я посоветовал сделать это. В конце концов, пусть он сам свяжется со мной…

Пока в жилом отсеке Болий Капп вел переговоры с симбиотом-лекарем, хан Виши сел в вагон магнитной дороги. По пути, тянувшемуся вдоль окружности Шлема, он достиг той части базового корпуса, от которой расходились Перья – три коридора-стержня, ведущие к наружным взлетно-посадочным площадкам. До того как Властительная Халге потеряла абсолютный контроль над Глифом, Виши прожил на платформе долгое время и хорошо знал «Плюмаж».

Вагон, следуя изгибам магнитной подвески, неторопливо приближался к конечной остановке. Хан разглядывал проплывающие за круглым окном металлические стены периметра, гуманоидов, идущих по своим делам, и дежурных, попарно патрулирующих коридоры на реактивных одноколесных моноциклах.

На конечной станции он сошел и зашагал в сторону пункта общественного питания, предназначенного для наций земного корня. В этот час третейских суток пункт был почти пуст, лишь за дальним столом молча обедали два мальта. Хан быстро, скрывая отвращение, съел порцию синтетической пищи и прошел в дальний угол помещения, к кабинке внутренней связи. На каждой более или менее крупной космической станции, базе или платформе имелась своя информационная паутина. Через нее передавались общие объявления и осуществлялась связь между находящимися в разных местах гуманоидами. В кабине имелись стандартное коммуникационное гнездо и экран с универсальной клавиатурой.

Вставив усики своего чойзена в пазы гнезда, Виши отправил сообщение. Набор кодовых позывных, заархивированный в точечный сигнал, стремительно пронесся сквозь многовекторную электронную амебу – информационную паутину платформы «Плюмаж», – достиг механического адресата, вспыхнул микроскопической сверхновой и исчез, уничтожив самого себя. Электронные макрофаги, предназначенные для очистки паутины от мусора и вирусов, этого не заметили. Зато в одном из вспомогательных регистров из ниоткуда возник новый подключ. Цепочка внештатных сигналов была настолько коротка, что макрофаги не заметили и ее, но в результате пластиковая панель под экраном в стене информационной кабины отодвинулась, открывая узкое отверстие, освещенное лишь светом, падающим из кабины. Через четыре секунды, когда подключ самоуничтожился и цепочка оборвалась, панель бесшумно вернулась на место. К тому моменту властного хана Виши в кабине уже не было.

Какое-то время он полз в полной темноте, потом впереди замерцал тусклый свет. Там диаметр трубы уменьшался; Виши, путаясь в полах халата, согнулся, цепляясь головой за шершавую поверхность. К выходу он добирался на животе и задом наперед. Это было мерзко и унизительно, ханы не должны заниматься подобным – на то есть низшие; он, властный крупнейшего домена Халге, ползает здесь как презренный дзен или мальт!

Случайно правая щека коснулась внутренней поверхности трубы. Давно въевшийся в плоть и кровь рефлекс заставил хана с внезапным уколом ужаса отдернуть голову.

Он достиг конца трубы и спрыгнул, на мгновение зависнув в точке, где изменялись векторы гравитации. Желудок скрутило, когда верхняя часть тела еще оставалась там, где действовала постоянная Шлема, а нижняя уже достигла области, где была включена искусственная гравитация «Перьев».

Мелькнула мысль: говорят, часто переходить из одного гравитационного поля в другое вредно, расшатывается вестибулярный аппарат, нарушается координация, и пока что даже лекари-симбиоты ничего не могут поделать с этим. В следующую секунду он мягко опустился на узкую решетку – с сюрреалистическим ощущением, что раньше ходил по стене.

В базовом корпусе-Шлеме гравитационные вектора направлены радиально, от условного центра конуса к внешней кольцевой поверхности, а в Перьях – продольно, в сторону взлетно-посадочных площадок. Теперь Шлем располагался «вверху», тысячетонной громадой зависнув над головой хана. Центральный стержень, в верхней точке которого он стоял, тянулся «вниз» на полторы мили. Под ногами сквозь ячейки решетчатого пола виднелся круглый колодец, заполненный переплетениями кабелей и световодов, трубками атмосферной системы, проводами и пенометаллическими распорками.

Каждый стержень состоял из двух труб, вложенных одна в другую. Между внутренней поверхностью более широкой трубы и наружной поверхностью более узкой в наполненной атмосферой полости тянулись винтовые лестницы и автоматические подъемники для грузов и гуманоидов, попадающих сквозь шлюзы со взлетно-посадочных площадок. А все пространство более узкой трубы отдали под коммуникации и технические системы, сделав его нежилым. По переплетению кабелей, похожему на узловатый маслянисто-черный ствол гигантского дерева, вдоль которого тянулись ковши элеватора-подъемника, ползали лишь автономные пауки-ремонтники – они следили за исправностью изоляции и поддерживали в норме другие параметры. Все это освещали люминофорные трубки.

Властный хан разглядел шесть фигур в фиолетовых комбинезонах. Пятеро клонов-спичи сидели на корточках под круглой стеной внутреннего колодца. Низший халганин стоял возле них. Рядом возвышался куб электронагревателя с широким раструбом термальной тарелки. Над фигурами потолок изгибался – полость имела форму колокола. В верхней его точке находилось вентиляционное отверстие, а ниже медленно вращались широкие лопасти вентилятора. Воздух дрожал от тяжелого мерного гудения.

Когда хан приблизился, низший халганин по имени Элеандр опустился на колено и склонил голову, как предписывал церемониал Хелицеров. Спичи никак не отреагировали, они вообще не шевелились и, казалось, даже не дышали. На шее каждого виднелась тонкая полоска ошейника, от внутренней стороны которого сквозь кожу, слизистую и гортань тянулся волосковый рецептор. Он заканчивался в подкорковой части мозга.

Элеандр негромко хлопнул ладонями по своей груди, начал поднимать голову, и тут хан ощутил легкий зуд на коже лица. Он сунул руку в изящную сумочку на груди, выхватил овальное зеркальце, поднес к глазам.

На правой щеке, в том месте, где пенометалл трубы соскреб светоотталкивающий лак, белело пятно. Хорошо, что здесь очень слабое люминесцентное освещение, иначе последствия могли бы оказаться ужасными… Проклиная себя за то, что перед выходом из жилой секции гидроника не нанес дополнительный слой лака, Виши достал плоскую перламутровую коробочку и открыл ее. Пальцем в перчатке провел по густой полупрозрачной субстанции, затем, действуя очень тщательно, нанес новый слой лака на лицо. Специальной кисточкой подновил синюю эмульсию на веках. Зуд на правой щеке превратился в легкое жжение, но ничего более страшного не случилось.

Все это время Элеандр стоял в той же позе, опустив голову. Хан, закончив процедуру, посмотрел на него. Испугавшись, он упустил из виду низшего. Если тот осмелился хоть краем глаза взглянуть… Стоило немедленно очистить его, но замены сейчас не было. Виши успокоил себя мыслью, что подвергнет Элеандра Последнему очищению, когда после окончания акции они вернутся в домены Властительной Халге. Старший звена еще пожалеет, что не подвергся обычному быстрому очищению на месте!

– Этзи зклашг норгх-гаре… – произнес хан на языке Халге. – Згрешг.

«Этзи» означало «тебя». Интонация, с которой были произнесены эти слова, подразумевала, что хан отказался от смертной формулы. Одновременно фат-браслет на запястье Виши чуть сжался и вновь расслабился. Низший вскочил, но не выпрямился, продолжая глядеть себе под ноги.

– Посмотри на меня, – приказал хан.

Он с удовлетворением заметил в глазах Элеандра испуг. Тот не принадлежал к властным, не боялся света, и потому его кожу не покрывал защитный лак, а на руках не было специальных перчаток. По лбу стекала крупная капля пота, густо-белая из-за недостатка рибофлавина в организме халган.

– Что у вас? – спросил хан мягко. Незачем намекать, какого рода судьба ожидает Элеандра в случае удачного завершения акции и возвращения в домены.

– Пять спичи – это и много и мало, властный, – произнес Элеандр, вновь опуская глаза. – Нам нужно еще…

– Как минимум в два раз больше, – закончил Виши. – Адепты Конклава запрашивают непомерную цену за каждого клона даже с нас, своих союзников в этой операции. Сумма уже уплачена, но доставка клонов на платформу тоже является проблемой. Мы можем провозить их единственным путем. В связи с усугублением кризиса ожидается прибытие новых гуманоидов от космопола и администрации Объединенной Земли. Лига беспошлинной торговли и купцы наверняка тоже пришлют своих наблюдателей. Значит, увеличится количество потребляемой пищи. На «Плюмаже» протеиновые фермы устаревшей конструкции, они не справятся, и транспорты станут курсировать чаще. В ближайшие сутки мы рассчитываем доставить всех спичи. Двенадцать должно хватить для акции на платформе. Однако, по нашим сведениям, «касатка» командора Даквана может в ближайшее время выйти на орбиту Глифа. Мы делаем все возможное, чтобы задержать командора. Но недавно стало известно, что модуль пиратов-глифанов мог попасть в Парник. Это вызовет много шума и привлечет дополнительное внимание космопола и Даквана. Если командор все же появится на орбите, акция на «Плюмаже» может провалиться. Второй насущной проблемой является переправка в домены Властительной Халге груза клубней, который спрятан в трюме «Эгибо». Этим займется другая группа.

Тот дежурный, который сообщил Болию Каппу о появлении симбиота, а затем связывался с ним из «пираньи», что конвоировала подвергнувшуюся атаке креаторов баржу, являлся штатным сотрудником космопола. Командор Дакван отправил его на орбиту Глифа после того, как обстановка там ухудшилась.

При правильных, идеальных для молодого мужчины-землянина чертах лица он имел удивительно непримечательную манекенную внешность. Волосы, смолисто-черные и короткие, были настолько густы и так ровно подстрижены, что напоминали отлитую из черного пластика форму.

Его звали Динас Форте. Неожиданно он оказался не у дел, потому что группе мониторов, в которую он официально входил, некого и не с кем стало связывать. Блокаду баржи взяли на себя «акулы» лекарей-симбиотов, все остальные, чтобы случайно не подвергнуться атаке агрессивных наноассембелеров лекарей, спешно отступили на «Плюмаж». А там каждый мог запросто связаться с кем угодно через местную паутину, и помощь мониторов пока что никому не требовалась.

Динас, получивший увольнительную до дальнейших распоряжений, отправился шататься по платформе, благо форма и идентификационная карта штатного сотрудника космопола давали ему пропуск практически в любую точку «Плюмажа».

Амбиции и жажда карьерного роста являлись основной побудительной причиной большинства его поступков – состояние вынужденного безделья угнетало Динаса. Он пешком добрел до «Перьев», пережил краткий миг изменения гравитационного вектора и понаблюдал через экраны диспетчерской рубки Второго бокового стержня, как на посадочные площадки опускаются два транспортных «кашалота» Унии купцов, имеющей постоянный подряд на доставку съестного на «Плюмаж». «Кашалоты» торопились, так как в последнее время пункты питания платформы работали сверхурочно, протеиновые фермы не справлялись с нагрузкой и в морозильных камерах остался лишь минимальный запас пищи. Динас поболтал со знакомыми таможенниками, как раз отправлявшимися на досмотр «кашалотов», и покинул стержень.

И наткнулся на халганского хана со странным именем Виши.

Он бы тут же позабыл о хане, но его насторожила одна мелочь. На щеке властного виднелось едва заметное пятно, чуть более светлое, чем остальной слой защитного лака, коркой покрывший лицо. Обычный гуманоид-землянин вряд ли обратил бы внимание на подобную мелочь. Но Динас не был обычным гуманоидом-землянином. По долгу службы он изучал особенности физиологии халган, их жесточайшие социальные отношения, которые вот уже пять столетий регламентировали существование доменов Властительной Халге. Он знал про ритуал очищения – оба его варианта, для низших и для властных халган, – и потому пятно недавно нанесенного лака повергло его в изумление. Вначале он даже приостановился, пялясь на хана, который так спешил, что не заметил этого взгляда и нырнул в распахнутые дверцы вагона.

Динас Форте не мог сказать, что он по каким-то причинам не любит халган или любит гидроников, что, к примеру, тех же землян он предпочитает адептам Конклава Света, которых большинство других обитателей пангалактики называли не иначе как фанатиками-сектантами. Он не мог даже с уверенностью утверждать, что предпочитает добро злу или справедливость несправедливости. Из всего сущего в этой Вселенной он предпочитал себя самого всему остальному. И моменты, когда возникала потенциальная возможность улучшить свое положение, не упускал никогда.

Форте позволил себе лишь несколько секунд на размышления. В результате вся доступная информация аккуратно рассортировалась в его мозгу.

Вывод, пока еще не подтвержденный фактами, напрашивался сам собой.

Хан что-то готовит.

Монитор кивнул своим мыслям и нырнул в следующий вагончик, автоматически выкатившийся на конечную станцию, после того как властный хан Виши уехал вдоль окружности базового корпуса.

Лицо Динаса, так же, как и лицо хана, напоминало маску, но вовсе не потому, что он пользовался светоотталкивающим лаком. Ему лак был ни к чему. Просто лицевым мускулам монитора Форте редко приходилось напрягаться. Иногда он совершенно серьезно пытался вспомнить – и ни разу так и не вспомнил ни единого случая в жизни, – когда ему пришлось бы улыбнуться.

* * *

Механический паук закончил необходимые процедуры и убрался обратно в карман брони. Чувствуя неприятную ноющую тяжесть в плече, Заан Ушастый саперной лопаткой с вибрационной лопастью вырыл во влажном грунте яму, сбросил туда кресло, накрыл его парашютом и закопал. Запрещено предоставлять глифанам даже мизерную часть пангалактических технологий. Хотя Заан придерживался иного мнения, тем более что за три столетия в местные таборы разными путями из космоса кое-что попало и без его участия.

Он пристегнул лопатку к ремню, проверил оружие. Кроме стандартного полевого силовика и громоздкого устройства, генерирующего коконы защитной плазмы, у Заана имелись бинокль и короткий сонический нож – соник. Впрочем, Ушастый надеялся на сочувственное отношение со стороны глифанов. В конце концов, во время Бунта Глифа – попытки кочевников вырваться с поверхности планеты – он им помогал. На барже, той самой, что сейчас добавилась к находившимся на орбите искусственным объектам, он пытался спасти их детей, которых ищейки халган одного за другим отлавливали, замораживали и продавали как органические запчасти в клонарии Конклава. То, что несколько юных глифанов тогда спаслись и, повзрослевшие, жили сейчас где-то на просторах Оси, – его заслуга.

Ушастый оглядел ландшафт, который в последний раз видел много лет назад.

Ничего не изменилось за прошедшие третейские года. Болотистая земля, лужи стоячей воды, кочки и кривые стволы карликовых деревьев. В сером мире Глифа не было солнца и прямых солнечных лучей. Размытый тусклый свет просачивался сквозь сплошной облачный слой, беспрерывно нагнетаемый висящими в стратосфере метеопоплавками. Под ногами Заана, обутыми в высокие армейские ботинки с вакуумными застежками и толстыми магнитными подошвами, ковер бурого мха чуть пружинил, словно готовый в любой миг провалиться.

Дзен пригляделся к полосе гор, чуть дрожащей в мареве испарений, что поднимались над болотами. У подножия их располагался кренчикский Парник, защищенный излучателями репрессивного поля, но сейчас Заан почему-то не мог разглядеть мерцания ионизированного воздуха вокруг излучателей. Вспомнив об осторожности, Ушастый поспешно опустил руку к ремню, пошарил в сумке и сунул в ноздри два мелкоячеистых фильтра. Болота вырабатывали летучий галлюциноген. Хотя его доля в атмосфере и мала, у не обладающего иммунитетом гуманоида он мог вызвать странные видения.

Дзену нужна была мачта радиорелейной связи. Он достал карту, отыскал нужный район и ближайший к нему красный флажок. Нахмурился, прикидывая расстояние: выходило, что до мачты идти около половины условных местных суток.

Он еще раз попробовал разглядеть вторичное мерцание излучателей.

Разноцветный технологический мир федерации Оси, мир транссотовой связи, орбитальных платформ и станций, кораблей и платформ, остался вверху, в недосягаемости. Покров насыщенного влагой воздуха плотным одеялом окутывал планету. Других красок, кроме всех оттенков серого, здесь не было.

Стерев со лба теплые капли, Ушастый повесил на плечо тяжелый рюкзак с генератором защитной плазмы и пошел почти в противоположном от массива Стигес и Парника направлении, туда, где над болотом возвышалась мачта радиорелейной связи.

Через третейский час он засек движение далеко впереди. Дзен остановился, вглядываясь, потом зашагал быстрее.

Наперерез ему по болоту двигался кочевой табор глифанов, заметивших падение спасательного кресла.

Три «акулы» Клубка лекарей заняли позиции вокруг баржи «Альта». По словам симбиотов, на одном из кораблей имелась вирусная катапульта. Результатов ее действия никто, естественно, увидеть и услышать не мог, но вскоре пара-декларант Клубка связался с гидроником Болием Каппом и космополовцами. Он сообщил, что атака произведена. Через трое суток искусственный вирус размножится и уничтожит бактерии, после чего, подчиняясь заложенной в него программе, самоуничтожится. «Акулы» снимут карантин, и баржа вновь окажется в распоряжении федератов.

Еще до того, как «акулы» окружили «Альту», все «пираньи», получив через соты транссвязи распоряжение находившегося в другом конце галактики командора Даквана, покинули зону карантина и опустились на «Плюмаж».

Сейчас платформа как раз входила в зону «Эгибо». На мониторах «Плюмажа» возникла сверкающая в лучах Бенетеша спираль станции, окруженная двумя десятками утыканных орудиями агрессивных дронов.

Освещенный желтым карликом «Плюмаж» парил над серой планетой, постепенно обгоняя «Эгибо». Станция и дроны вскоре исчезли из виду. Теперь под платформой сквозь серую пелену и воронки атмосферных циклонов проступали темные пятна, ограниченные закругленными линиями берегов. Южный архипелаг островов лишь немного возвышался над морем болот, из которых в основном и состояла поверхность Глифа.

Через острова протянулся горный массив Стигес. Там располагались Парник и селение кренчиков-половинок.

Далеко под орбитальной платформой, покинув разбившийся спасательный модуль «Альты», к Парнику шел пиччули – последний приживала пангалактики.

* * *

Его одежда состояла из коротких штанов и рубахи без пуговиц, перехваченной узким поясом. Рубаха открывала грудь, коричневую морщинистую кожу, покрытую короткой щетиной, в которой сейчас блестели капли влаги. На спине, где рос уродливый горб, материя натягивалась при каждом движении, и казалось, что она может в любой миг разорваться. Шея, непропорционально длинные ступни и широкие, мощные запястья тоже заросли волосами, но более редкими и короткими.

Перескакивая через лужи, пиччули фыркал, глубоко вдыхая теплый воздух. Разбитый, наполовину погрузившийся в болото модуль с эмигрантской баржи «Альта» остался далеко позади. Приживала уже несколько часов передвигался длинными прыжками. Он искал того, кто дал бы ему имя.

Горы приблизились. Из дымно-серой стены, возвышавшейся над плоским ландшафтом, они превратились в барельеф, грубо вырезанный на каменной поверхности.

По контрасту с застывшим, никогда не меняющимся блеклым пространством вокруг во внутреннем пространстве последнего из расы приживал царил мерцающий хаос. В мозгу его сменялись образы, всплывали из небытия и уплывали в никуда; извивались под ментальным ураганом полотнища красок; картины, словоформы, звуки и запахи прокручивались с бешеной скоростью, накладываясь на окружающее и иногда затмевая его. Острая боль пульсировала в такт шагам. Судороги уже несколько раз настигали приживалу: он валился на спину, ударяясь горбом о землю и дергая конечностями.

Когда очередной приступ прошел и боль отступила, он побежал, чувствуя успокаивающую пустоту в сознании. Лужи почти исчезли, мшистый ковер стал тверже, все чаще сменяясь участками твердой желтоватой почвы. Из теплого воздуха выступил холм, невысокий и пологий. Позади него виднелись склоны гор. Приживала остановился, крутя головой и шумно дыша. Затем двумя длинными прыжками взбежал на холм – и оттуда увидел реншу.

Она сидела лицом к пиччули, прямо на земле, поджав под себя ноги. Подол длинного широкого балахона был расправлен, в нем лежали мелкие клубни.

Пиччули остановился, прижимая руки к груди. Пышные ресницы помаргивали, коричневый нос шевелился, раздувались узкие ноздри.

Большие антрацитово-черные глаза, казавшиеся пустыми и мертвыми, смотрели на половинку, которая сосредоточенно перебирала клубни. Казалось, что она сидит позади некоего рубежа, протянувшегося широкой окружностью вокруг предгорий и проходящего у подножия этого холма. Дальше ковер мха становился сплошным и очень пышным, будто за ним специально ухаживали, а кусты – до того усохшие, стелившиеся по земле, – росли ровными рядами. Среди них можно было заметить мелкие, пропущенные сборщиками урожая клубни. Ноздри пиччули раздулись сильнее, уловив новый запах. Он медленно повернул голову из стороны в сторону.

Холмы, вроде того на котором стоял он, окружали поля с окультуренным кренчем. Возле соседнего – блестела металлическая конструкция, перевернутый набок большой цилиндр. Он частично погрузился в землю.

Увлеченная своим занятием, девушка-ренша не замечала приживалу. Пиччули нагнулся, внимательно вглядываясь в почву под своими ступнями. Вытянув руку, вцепился сильными пальцами в мох и дернул, оторвав участок бледного зелено-коричневого ковра.

Под ним открылись вкрапления стальных жгутиков и проволочек, перекрученных друг с другом и присыпанных землей. На краю обнажившегося участка торчал толстый прут, усеянный выпуклыми стеклянными кружками. Он изгибался, обоими концами уходя в холм. Пиччули мозолистой пяткой наступил на него.

В застывшем воздухе раздался треск, приживалу подбросило над землей. Не издав ни звука, он кубарем скатился по склону и упал навзничь, головой возле колен ренши. Пальцы на ногах судорожно дрожали, в шерсти трещали искры.

Над холмом вспыхнул и тут же погас купол белого света. Волна озона разошлась вокруг. В обе стороны по дуге, незримой линией соединявшей одинаковые холмы, вдоль земли пробежала цепочка расплывчатых огней, над ними взлетали пучки мха, мягкий грунт вспучивался пузырями и опадал. Цепная реакция пронзила полукружье холмов до самых предгорий. В низкое небо вонзились пики белого свечения, каждый вырвался из своего холма, несколько секунд вибрировало и гудело, вспоров облачный слой, в разрывах которого мелькали голубые фрагменты. По поверхности металлического цилиндра зазмеились голубые молнии. Дрожь от включившихся излучателей разлилась по окрестностям и исчезла вместе с гулом. Остаточное мерцание ионизированного газа поднялось вверх – и стена репрессивного поля вновь окружила район Парника.

Пиччули встал, глядя поверх головы ренши. Мертвые глаза его были похожи на черные дыры.

– Кто ты? – спросила она без испуга. Словоформы принадлежали обычной панречи, но произносились с сильным акцентом.

Пиччули присел на корточки, схватив девушку за подбородок, повернул ее голову из стороны в сторону, разглядывая. После электрического удара в сознание приживалы вернулся хаос, лица и фигуры замелькали цветной мозаикой. Он выгнулся, показывая незащищенную шею, давая понять, что подчиняется.

– Меня зовут Глата, – произнесла ренша, отстраняясь. – А тебя? Ты похож на…

Рот пиччули открылся, когда он понял, что она сама начала ритуал доминирования. Язык заскреб по нёбу, он пошевелил темными губами, силясь что-то сказать. Потом неразборчиво фыркнул:

– Гла… та…

– Похож на пса! – заключила она обрадованно. – Мастер рассказывал нам о псах. Ты – пес?

Он замотал головой, вскочил, крутясь на месте, вновь сел и, видя, что она не знает, как продолжить ритуал, прорычал:

– Назови… меня…

– Я не понимаю, – с сожалением произнесла Глата, отводя глаза. – Назвать? Ты хочешь поиграть?

Пиччули схватил ее запястье и дернул. Девушка поморщилась, высвободила руку и стала гладить его по лбу. Попробовала потрепать густые волосы за ухом, но он досадливо зафыркал, неразборчиво произнося слова:

– Скажи… мое имя… Поможет…

– Но я же не знаю твоего имени, – возразила она. – Ты… пес?

– Пес – нет. Псы – помню… Это название, не имя… Дай имя. Важно, важно, важно! Надо имя. У каждого есть. Очень важно!

– Это игра, да? Но ты… мужчина или женщина?

– Ты?..

– Ну конечно, я женщина.

– Тогда – мужчина. Дай имя!

– Ну, значит, ты… тебя надо назвать… – она замялась, вглядываясь в его лицо. – Лед?

Он взвизгнул, как от удара, и затряс головой:

– Нет, нет, нет!

– Но что-то такое в тебе есть… Может быть… Бед?

Вновь раздался визг. В голове пиччули нарастал гул, подстегнутая двумя неправильными звуковыми комбинациями боль толчками выплескивалась в мозг. Под черепной коробкой в диком хороводе кружились бредовые образы-воспоминания, искаженные кривым зеркалом почти стертой памяти.

Он зашатался, и Глата вскочила, рассыпав клубни. Пиччули тоже поднялся, девушка стала рассматривать его, медленно обходя вокруг.

– Бат? – предположила. – Бад? Бед? Бет!

Он замер, прислушиваясь к своим ощущениям, несколько раз прошептал: «Бет… Бет» – перекатывая слово на языке.

В мертвых черных глазах заплясали золотые искры.

Под воздействием трех произнесенных вместе правильных звуков наплыв шизофренических образов отступил, но не исчез. Чувствуя, что от боли мозг вот-вот растечется внутри черепа пузырящейся жижей, пиччули вновь затряс головой.

– Мало! – тявкнул он в изнеможении. – Скажи еще! Этого мало! Бет… дальше?..

Ренша сделала шаг в сторону, он повернулся, позволяя ей хорошенько разглядеть себя.

– За… – сказала она. – Нет – Зе… Зен? Нет, подожди! – крикнула Глата, видя, что он начал медленно заваливаться на спину, вернее, на свой горб. – Зэна? Зена?

Пиччули упал, дергая ногами в конвульсии, с лицом, искаженным болью.

– Зана! – уже почти плача выкрикнула она. – Бет-3ана!

Искры в его глазах вспыхнули золотым фейерверком. Ренша отпрянула, не понимая, что происходит, – глаза нового знакомца наливались цветом, чернота исчезала.

Шея пиччули выгнулась дугой, затылок уперся в землю. Тело приподнялось так, что горб перестал касаться мха, руки раскинулись, и длинные пальцы вытянулись. Очень громко, с хрипом и сипением, он вдохнул воздух, затем, ощерив матовые клыки, выдохнул.

Что-то похожее на прозрачную, почти неразличимую в сером воздухе дымку вылетело вместе с выдохом из разинутого рта. Оно напоминало пар, какой возникает при дыхании на морозе. Секунду видение держалось, стремительно меняя очертания, затем, приняв определенную форму, колыхнулось и исчезло.