Илья Кнабенгоф
Слипер и Дример
– Где-то там, где-то там, там-тарам, тарам-там-там… – Братец довольно жмурился на солнечные зайчики, бликующие на листьях, и пыхтел самокруткой.
– Здоровье не бережёшь ни шиша! – говорил ему Слипер в было-бывалые времена.
Но Дример не хотел бросать пыхтение дымом и отвечал, напустив на себя пророческий вид:
– Закашляюсь как-нить, помру, и останешься один! У-у-у! В единочестве шевчуковском!
Словом да неделанием, бормоча приятности под нос и мурлыкая, Дример вышел на опушку. На ней, в середине почти правильного круга из земляных кочек, сидел громко нами вовсе недавно помянутый всуе Загрибука, великий и заумный. И слегка наморщенный. Насчёт великости я, конечно, немного погорячился. Росту в нём было не ахти. Шерсть всклокочена всеми местами. Уши прижаты. Хвостик беспокойно дёргался. Пухленькие бочка подрагивали. Розовый нос морщился от свойственной всем учёным высокомерности.
– Привет, дружок! – Дример остановился и снял Шапку-Невредимку, утерев лоб. Сандалики тут же погрузились в мягкую почву на парковку, хлюпнув влажностью.
– Таких друзей сдавать в музей! – насупился Загрибука и надвинул уши на самые брови. – Дружок, понимаешь… Много тут у вас всяких Дружков да Бобиков, Шариков да Тузиков. Вот от Тузика и слышу!
И нос сморщил для важности, ковыряясь в наговорённых грибцах и зачищая от них очередную земельную кучку.
А грибцы были модные, надо сказать, оранжевые. Кислые-прекислые грибцы были, укисленные до обдурения дурманного.
– Сидим, значить, кукуем? – Дример опустился на корточки, отчмокнув сандалики.
– Как же… Ку-ку… Я что, по-твоему, дятел совсем? – Загрибука топтался на бруствере, утюжа край своей постройки. – Ты лучше ответствуй собрату по разуму, пошто Грызлика натравили на интеллектуальный запас природы, на меня то бишь? Вот уж кто у нас ку-ку, брехня уелапая с сушкой заместо хвоста! Только и знает, что гавкать да кренделем своим мух вентилировать.
– На тебя натравишь, пожалуй. Вона ручищи-то какие, захват – что твой экскаватор!
– ??? – Загрибука нахмурился, представив соперника с именем Экс-ква-ква-тор. Воображение услужливо показало ему большую жабу с ручищами.
– Что насупился-то? – Дример приветливо склонился ухом на сторону.
– Супа в рот сегодня не брал!
– А такое впечатление, что по самое «разойдитесь, товарищи… вот сейчас-сейчас меня стошнит».
– Ты сам-то куда лыжи навострил, юморист? – Загрибука расправил физиономию. – На первый разряд?
– Туда и сюда, – весело прищурился Дример, слушая лесное пересвисталово питючек разных.
– Как обычно. Понятно. Слыхал я, вроде как новость дурную принесло. По чью душу звонит колокол-то? – Загрибука встал, отряхнулся лапищами и, насвистывая «Hell’s Вells» рок-группы АС/DС, принялся осматривать кучки земли вокруг себя.
– К Эникам иду.
Загрибука плавно перешёл на фигурный свист композиции «For Whom the Bell Tolls» рок-ансамбля Metallica и молвил:
– Всё вареники поделить не могут? Тупые бестолочи! Только им всё жрать да жрать! Никакой образованности, никакой науки. Где интерес к радиусу своей миски, хотя бы?! Я вот построил космическую обсерваторию, видишь? – Он неслыханной дланью своей показал на бугристую окружающую местность: – Все эти кучи расположены относительно крутящего момента звёзд в порядке очерёдности. Косинусы по понятиям оговорены с котангенсами. Я где-то слыхал, что на одной из далёких напрочь планет некий народец Майка выстроил на этих понятиях целую пирамидальную обсерваторию в местечке Чечен-Пицца. Высший эшелон научного Лесного прогресса по этому раскладу трактует вона што…
Дример опустил задницу на траву, где посуше, и прикрыл глаза. Ну сел он попросту. Солнце пригревало, но в воздухе стояла морозная свежесть. Впрочем, она могла в любой момент и исчезнуть, уступив место тропическому дождю. Лес ведь и насчёт погоды был непредсказуем. По крайней мере, пока все так думали, он старался оправдывать всеобщие ожидания. Потому и деревья в нём росли сплошь какие хочешь и каких ни в одном ботаническом учебнике не сыскать. То сосенка с пятипалыми листочками в крапинку, то берёзка с иголками.
Дример залез в карман штанов, вытащил труху. Ну а дальше вы помните, что обычно происходит. Глубокий вдох – «Вдохнууууть! Не дышать!» – выдох. Дым выплыл из носа синеватый и ажурный.
– Ты меня слушаешь? – Загрибука уже не на шутку распрыгался вокруг своих куч и с пеной у рта декламировал свои открытия, как будто перед ним была комиссия по вручению Шнобелевской премии, а не просто уставший Дример, пыхтящий самокруткой.
– Слух[а]ю помаленьку.
– Может, ты тоже уже отупел от своего дыма, как Эники с Бениками от своей кулинарии? Я говорю об астрономии!!! О космосе! Ты понимаешь?!
– Если б я был тупой, что бы я тут увидел? Я всё секу. Обсерватория, пирамиды, всё понятно. Ты енто, слышь, со своими познаваниями, или как их там ещё, сможешь сходу определяться по месту?
– Ориентирование?! – Загрибука зажмурился от предвкушения научной беседы, дёрнув хвостиком и растопырив уши. – Отличная тема для дискуссии!
– Ты, блин с компотом, сможешь мне сказать, коли чаво, где конкретно мы шкандыряемся по этой чаще?
– Ну-у-у, скажешь тоже… В чаще-то… Ну-у-у, конечно… Да-а-а-а! – Загрибука сиганул через собственную голову мортальным сальто и радостно затараторил: – Мы идём искать сокровища!!! Ну конечно! И как я раньше не понял! Наконец-то судьба нашла своего слугу Загрибуку, и он теперь всем нужен, и без него…
– Заткнись уже, а? – Дример поморщился, натянув поглубже Шапку-Невредимку. – Просто подумай немного, можно ли протопать по Лесу напрямки и не вернуться обратно, уткнувшись в свою же задницу, как тута принято? Эники со своими обеденными разборками послужили мне хорошим поводом проверить некоторые свои идейки, и я хочу преподнести подарочек Слиперу.
– О-о-о, глубоко копаете, уважаемый разумный собрат, – подбоченился лапищами Загрибука. – Ты ведь знаешь, Правило одно на всех. Возвращаются все и всегда. Лес – всего лишь голографическая замкнутость ума…
– Про порнографичности я уже слышал давеча от тебя. Так, я понял, аудиенция окончена, – быстро прервал его Дример и выплюнул окурок в кучу земли.
– Моя обсерватория! – завопил Загрибука, пытаясь затоптать «бычок» без потерь для научной архитектуры. – Ладно, дикарь топоногий, так и быть, пойду с тобой! И учти, Дример, что я иду на этот подвиг ради науки и сострадания к вам, челобрекам недотёсанным!
– Ой-ой-ой, – усмехнулся Дример через плечо, поднимаясь и ломясь с опушки. – Давай-ка пошевеливайся, буддист хредькин! Сострадание у него, понимаешь… Хе! Алга давай!
– Алга! – довольно хмыкнула Соня.
– Что-что? – обернулся я. – Соня, а где Терюська?
– На батарее греется, – наморщила усы Соня. А усы у неё, не в пример Терюське, были гусарскими, то есть так и хотелось браво подкрутить их слегка смоченными в добротном коньяке пальцами. Но они были-таки прямыми, как проволока вокруг лагеря беженцев в Бейруте разлива 1969 года.
– «Алга!» – пояснила нехотя Соня, – означало у монголо-татар команду «Вперёд!». Армия выстраивалась в боевом порядке, и командир кричал: «Алга!» Монгольские бравые отряды шли вперёд. Слова «назад» у монголо-татар не было в лексиконе и в словаре не значилось. Поэтому, когда нужно было развернуть армию «к лесу передом, к нему задом» или наоборот, командир поворачивался на сто восемьдесят градусов и кричал: «Алга!» Вот смотрю я на Дримера со Слипером, и единственное, что мне приходит в голову, так это «Алга!».
– Хм-м…
– Да уж, не зря хвостом машу! Ну, давай уже дальше! А то на балкон уйду нафиг.
Слипер легко бежал по сухим иголкам высохших листьев. Рюкзак болтался за его спиной, а в голове билась истерично об затылок идея. Наконец-то он придумал, чем удивить по-настоящему Дримера. Сколько братья прошли по этому Лесу в своё время, сколько излазали болот и оврагов! Везде братцы искали лазейку, но всегда глумливый волшебный лесопарк возвращал их к тому месту, откуда Слипер и Дример начинали свои прогулки, к месту их утреннего пробуждения. Это незыблемое правило, с одной стороны, гарантировало им невозможность заблудиться, но с другой стороны, братья всегда чувствовали навязанную ограниченность своей свободы передвижения. Дом стал казаться им тюрьмой. И эта мысля в последнее время стала уж и вовсе навязчивой.
Стоило им пойти в Лес бесцельно, как он возвращал их кругами обратно.
Их путь всегда был ограничен конкретной целью. Стоило её достичь – и н[а] тебе снова и с начала, ты опять пришёл к Дому, куда бы ни ходил. Цели сами как-то прикипали к братьям периодически. То письмо придёт странное на порог, а то кто-нибудь из жителей Леса сам принесёт весть о ком-либо, нуждающемся в братьях. И они сразу собирались в дорогу. А что было ещё делать? Кормёжку искать да на вызовы по «03» выезжать.
Лес определенно был в чём-то разумен, в этом братья не сомневались. Но был ли этот разум механическим устройством или потешающимся над ними существом – оставалось непонятным. Им было подвластно менять в Лесу многое, но не сам принцип постоянного навязанного возврата к Дому. И это оставалось той занозой, которая не давала им покоя. И братцев можно было понять. Никто из нас не любит чувствовать себя направляемым против воли. Братья втайне лелеяли мечту докопаться до этого секрета, и вот Слипер теперь радостно мчался по прорезаемому лучами солнца Лесу, предвкушая победу. Ещё только пришло письмо от Эников и Беников, как он сразу сообразил – вот шанс разорвать цепи круга. Ибо Эники и Беники жили весьма на краю лесном, который по преданиям тишиной был нехило помят. Теперь братья обрели шанс пройти до конца Леса и узнать, что же находится за ним. Слипер рассуждал так: «Если принять за отправную точку с запятой обстоятельство, будто Дом всегда является центром Леса, что неоспоримо за неимением доказательств, то вся эта Котовасия так или иначе вертится вокруг… – Слипер так и подскочил: – …нас, что ли? Да ну? Да не могёт такого быть! Ты, браток, не торо-писька и не отно-сиська к этому так серьёзно».
Он остановился, перевёл дыхание и думкнул вслух:
– Интересно. То есть вроде как Лес отражает наше состояние. А вдруг наоборот? А вдруг я – отражение своего отражения?
– Вау! – ухнула восхищённо притаившаяся наверху в ветвях Зверогёрл и поскакала прочь по сучьям, обгоняя Белок-Парашютяг и вереща: – Я, блин с компотом, отражение своего отражения! Я – отражение своего отражения! Вот это мне крышу-то отбросило, аж черепица визжит!
Слипер рассеянно покачал головой ей вслед и зашагал дальше уже медленнее, рассуждая спокойно, с разумением:
– Надо бы к братьям Водянистым зайти. Они-то уж про отражения всё знают. Всю жизнь в воде сидят да болтают заумности. Забалтывают, понимаешь, нашего брата путника. Тут он отражением своим и становится, заболтанный путник, и как спутник сам вокруг себя болтается запутный…Ох, что-то я совсем запутался непутёво!
Перед его ногами через тропинку запрыгали Тютельки, как всегда ловко попадая друг в друга. Слиперу пришлось остановиться и подождать, пока те закончат свою чехарду, а затем он продолжил ходячую беседу с самим собой:
– Нечего вибрировать самому напрасно. Мозги – не пейджер! Спокойненько ща доковыляем до перепутья, а там у кого-нить запросим маршрут до Водопроводных братьев по разуму.
Так он, бормоча себе под нос, дошёл до развилки. Глядь, стоит камень посреди неё в аккурат. На нём, как водится в Лесу, небрежно накаляканы были разные жизненно-бытовые объявы и самоутверждения всяческих личностей. Слева – «Рейв гавно! Рэп круто!», чуть выше – «Панки хой!», внизу шёл бытовняк – «Ищу моржу, в сердцах стужу!» и «Стираю всё, от постельного белья до секретных файлов!». Вверху сияло «Всю власть …!» (последнее слово в надписи было не раз стёрто и заменено, как и водится в любой истории любой планеты) и «Здесь был Топоног, затоптал кого мог!», а внизу шло наперекосяк утверждение, обратное первому, то есть «Рэп гавно! Рейв круто!».
Крупная официальная надпись посередине каменюки гласила: «Куда ни пойдёшь – везде какая-нить херь да случитца!»
– Мудро. По крайней мере, с иронией и большим жизненным опытом написано, – утвердил Слипер прочитанное, поправив на спине жёлтый рюкзак. – Один хрен с редькой, куда идти, если знаешь, что куда ни иди – везде слаще не будет, всё равно придёшь к тому, к чему тебе нужно было прийти по-любому!
Краем уха услышав эту фразу, задумалась на лету и врезалась в дерево Белка-Дельтапланерюга. Слипер поймал её на руки, когда она, сложив смиренно лапки на груди, вошла в пике, словно Бом-бам-дировщик.
– Эк, блин. Надо бы её куды сунуть. – Карман на красном анораке Слипера был явно маловат, в штаны белку не запихаешь, а про рюкзак он и вовсе забыл. – А то ненароком съест кто-нибудь, или Топоног Многопятковый наступит. Он вечно ни шиша под ноги не смотрит, да и куда ему под столько ног сразу смотреть? Вот природа несуразная. Нет чтоб и глаз животному дать, аки и ног у него сколько, а то мучается сам иль кого мучает. Одно мучение, ёжкины кошки!
– Котов попрошу не поминать всуе! – раздался шершавый мягкий голос с ветки над головой. – Не гламурррррно сие и не учтиво, молодой чемодан.
Слипер задрал голову. В этой позе, с бессознательной белкой на руках, он напоминал святого мученика, допросившегося с небес нежданного презента.
На ветке не спеша проявлялся силуэт весьма-не-в-меру-упитанного, полосато-невнятного кота с огромной широкой пастью и репейником в хвосте.
– Ап-чхи! – от неожиданности громыхнул Слипер на весь Лес.
– Хи… хи… хи… – понеслось эхо.
– Здоровеньки будь, аднака, ара-джан! – откликнулся кот, подмигнув в воздухе всем собой.
– И тебе не хворать, коли не шутишь. Ты чего, Башкирский, пугаешь спутника болтающегося?! Тьфу, блин, совсем меня с толку сбил!
– У нас прррофесссия такая, баламутно-запутная, – промурлыкал довольно Башкирский Кот, выписывая крендель хвостом, чтобы скинуть с него репей.
– Как же, вот белку-то и сожрал бы сейчас! – Слипер захитрил на кота глаз.
– Ой-ой-ой! Больно нужна мне эта дохлятина, как ослу перья. Я вообще вегетарианец, меррртвечины вашей в пасть не положу! – Кот залихватски заложил лапу за лапу в предвкушении долгого, приятного во всех отношениях разговора и улыбнулся отнюдь не вегетарианской пастью, в которой виднелись в семь акульих рядов остро наточенные зубы, более сотни количеством. – Что это ты, друг? В «Гринпис» записался? Суицидных тут всяких, понимаешь, таскаешь на руках. Вот Дример – тот не чета тебе, оболтусу! Всё о вещах мудррррых говорит, спокойно, не спешаааа. О преимуществах сметанной диеты мы тут с ним давеча мяукали недурррственно. Хорррошая была вечеринка. Посиделки такие, понимаешь, богемные. Сметана, дык, сливки, моррроженое…
Кот закатил радужные глазищи и стал заваливаться набок.
– Эй, ты там, на кране, осторожней! – Слипер отскочил в сторону, благоразумно решив, что громадный зубастый котяра – это тебе вовсе не белочка, и поймать его на руки будет себе дороже в травматологическом смысле. К тому же место на руках уже было занято.
Кот ухватился за ветку и вернулся из мечтаний, приняв устойчивое положение.
– Слушай, – Слипер покрутил затёкшей шеей, – мне по всем раскладам идти к Беникам нужно.
– Слыхал я. Мы здесь за новостями следим. Не дерррёвня какая, понимаешь. Мы – существо воспитанное и сообррразованное. А у них там раздоррры, делёжка территорий, политика, извечные кататонические клизмы неразвитого общества. Никакой тебе ни культуррры, ни мультуррры! Совнархоз один, понимаешь ли, и дискотека. Примитивизм.
– Ну ты это, не суди и в судях не будешь. Ты лучше, чем тут пузо греть, прогулялся бы за компанию со мной.
– Хммм… вареники… сметана… гламурррненько!
– Ну что? По рукам?
– Тож мне, рэпер нашёлся. Это ты с братвой своей на районе по ладошкам хлопать будешь в радостях. Ладно, чего уж там. Убедил. Всё одно тут скукота колхозная. То этот рассеянный мужлан Топоног громыхает внизу, то Бронходилататор Муколитический как раскашляется, так хоть уши в трубочку сворачивай. И никакого тебе, блин с компотом, стиля. Никакого вкуса. В этом нет ничего, что нравилось бы мне! Никакого высокого общения. Никакой пищи для интеллекта. Па-а-а-ашли, кароче, отседова, братан, как говорят у вас на хате. Верррно, Слипер?
Кот плавно соскользнул с дерева, и на мгновение Слиперу показалось, что он стал каким-то эфемерным. То есть попросту исчез в воздухе. Ну не могла же, в самом деле, эдакая туша да с гламурным изяществом неслышно вмиг преодолеть такую высоту. Башкирец и на земле продолжал нервно мигать в воздухе. Глаза его поменяли цвет на изумрудно-зелёный.
– Только, чур, ты перед носом не мельтеши, как кинолента, – попросил Слипер. – А то я пугаюсь.
– Пугаются они… Да вы сами же есть те, кем вас пугали в детстве! Темнота одна, жуть по углам разводите! Вот Самсумей, мастер на все ноги, мне давеча приносил книгу некоего Куртки Ваня-Гутта. Умный, аднака, человека. Случай мой эстетически описал да названием каким вычурррным обозвал, – кот опять закатил глаза, – Синкластический Инфундибулум! Во! Понимаешь теперь, ЧТО Я ТАКОЕ? В Красной книге на первом месте, прежде заглавия иду!
– А почему книга Красная? – удивилась Терюська.
– Ой, – подпрыгнул я. – Опять ты?!
– Пора бы уже привыкнуть! Я всегда не на месте и не к месту. Ты же знаешь. Ты, корюшка мне в пузо, ничему не учишься, человече. Вот кто так еду кромсает в миску, к примеру, а?
– Ну ладно, ладно…
– Так почему Красная?
– Хм, наверное, по той же причине, что и бывшее когда-то красным знамя. То есть цвета крови! У-у-у-у! – сдвинул брови я.
– Не хотела бы я попасть за свою редкость в Книгу Цвета Крови! – подала голос Соня с холодильника.
– А каково было некоторым жить в стране с Флагом Цвета Крови?! Совсем и вовсе не весело, – кивнул я.
– Да уж, как-то не фэншуйненько! – проорал с улицы через открытый балкон Ёик. (Вы его ещё не забыли?)
– Наточняк, мой иглоукалывающий друг! – проорал я в ответ и уже тише добавил Соне и Терюське: – Но Башкирский Кот был занесён в разные списки редкостей многих космических поселений и миров, и уж так получилось, что на одной из этих планет книга эта оказалась Красной. Сия мракобесная жуть так понравилась нашему усатому товарищу, что он часто вспоминал впоследствии о своей принадлежности именно к этой готической Красной книге.
– Ну крут ты, крут! Спору нет! – одобрительно закивал Слипер с белкой на руках. – Только ты, чур, постарайся этот свой Синкопированный Фурункулёз сдерживать хоть иногда.
– Чуррр-чуррр, начальник. Нет вопроса. Всё под контролем.
– Вот и гламурненько!
Кот скосил громадные, разом пожелтевшие глазищи на Слипера, не издевается ли тот над ним, но челобрек и ухом не повёл. Новый попутчик, одобрительно фыркнув, зашагал по тропе, а его глаза стали спокойно-зелёными.
«Хорошие зубы, быстрая реакция и такая маскировка всегда пригодятся в дороге! – решил про себя Слипер. – Это я вовремя и дипломатично догутарился, а то сейчас за белку эту пришлось бы вписываться в конфликт. Кстати, как она там?»
Белка лежала в ладонях, открыв глазёнки, и таращилась в священном ужасе на смутно-полосатую задницу кота впереди. К тому же филейная часть эта помаргивала в прохладном лесном воздухе, несмотря на кошачьи заверения в будущей стабильности визуального контакта.
– Очухалась? – тихо спросил Слипер.
Белка в ответ на обращение к себе вышла из ступора, издала внутри своего организма на уровне инфразвука визг ужаса и всеми четырьмя лапами сиганула вверх.
– Что? – Кот обернулся.
– Ничего-ничего. – Слипер растёр ладони и сныкал руки в карманы оранжевых штанов.
Кот поднял морду кверху, досадливо клацнул своей сотней зубов и зашагал дальше, расслабленно бросив:
– Пошли уже, спа-са-тель…
– Иду! – Слипер поправил на плече неестественный в лесной чаще яркий жёлтый рюкзак и поспешил за маячившим впереди хвостом. – Слушай, а ты, чай, не знаешь…
– Чаю не предлагать! Я хоть и Башкирский, но касаемо всех этих этнических штучек типа чаёв с молоками и чак-чаками не очень-то. Я ж всё-таки кот как-никак! – Он приосанился и поднял хвост трубой.
– Как скажете, уважаемый Башкир-Ата, да ведь я не о том.
– А о чём?
– Ты вот дорогу к Водопроводным знаешь? Мне про отражения надобно у них расспросить.
– На кою мормышку тебе эти аквалангисты сдались? Я для твоего уразумения сейчас наглядный пример вреднючести покажу ентого самого отражения. Как раз по дороге.
– Это где? – вытянул шею Слипер, высматривая тропу вдаль и поперёк.
– Да там и сям! – Башкирский Кот, не оборачиваясь, топал впереди.
Слипер хмыкнул:
– А что Водянистые?
– Слушай, прррямоходячий, коли тебе невтерпёж дайвингом заняться, дык зачем в такую даль к ним переть? Я тебя быстрее этому научу. Вот только до Дому вашего вернёмся, так ты там сразу перегнись подальше носом в колодец, а уж я подсоблю обучению старым дедовским способом, – захихикал кот. – Сам-то я, как ты понимаешь, не особо до воды любознательный. Прррирода такая, ничего не попишешь. Но ради помощи и из буддийского сострадания ко всем живым существам помогу тебе окунуться. А по части отражений, мяучу тебе уж на который раз-два, эти несчастные томатные кильки ничем не помогут. Они столько дури курят на своем болоте, что кроме пузырей к детскому празднику от них ничего не добьёшься.
– А что за пример наглядный по дороге?
– Да вот! – Кот неожиданно спихнул Слипера с дороги прямо в кусты, и тот, проломившись сквозь них, вывалился на полянку.
Посреди поляны стоял огромный трухлявый пень с сердцевиной, заполненной водой. А над пнём зависла странная живность. Слипер никогда такого существа не видел. Нечто, похожее на прилично откормленную галапагосину, вцепившись передними когтистыми лапами в край пня, развернуло перепончатые тонкие крылья и неотрывно смотрело в глубь образовавшейся посередь пня лужи.
– Здрас-сте! – Слипер решительно шагнул вперёд, но кот ловко подставил ему подножку, и братец неуклюже завалился в траву. Рюкзак шлёпнулся сверху.
– Не ори! – зашипел Башкирский Кот, накинув капюшон анорака Слиперу на голову и прижав братца к земле. – Не то на пару тут в пень куковать будете!
– Енто что?
– Не что, а кто. Это, бррратец, самое что ни на есть совершенное оружие массового отражения из земель чужестранных. Пострашнее бомбы водобродной будет.
– А вроде пень как пень, – промычал невнятно Слипер, так как рот был занят набившейся в него нуихмыть-травой.
– При чём тут пень? Пень-то Ясный, как пить дать, ишь сколько накапало. Я о том, кто на нём сидит! И говори потише, а то, не ровён час, отвлечёшь эту зачарованную крылатую боеголовку, и будем вместо него тут туканить до скончания веков, пока будильник Великого Ежемгновенного Обновления не прозвонит!
– Да не топчи меня в грядку! Затих я, затих! Кто это?
– Василиск это, турист! Ва-си-лиск! Вася не самый Премудрый, как сходу видать, но с чётко вооружённым глазом.
– Да ты чё? – Слипер пытался освободить глаза от навалившегося капюшона с кошачьей лапой в придачу.
– Говорю ж, зенки свои держи подальше. Прямо не зырь. И не шуми. Попался он, не видишь разве? – Кот нервно крутанул хвостом из стороны в сторону, опять замигав.
– Как же енто? Откель в нашем Лесу Вася-то такая Немудрая? И чё он тут в пне забыл?
– Слушай, кто тут из вас очарованный, он или ты? Ты ещё до Водянистых не дошёл, а уже тормозишь, словно обкуренный до пузырей. Крути процессором в головушке. Или у тебя голова – просто расстояние между ушами? – Кот укоризненно навис над Слипером. – Он же в воду смотрит. А вода что?
– Хм…
– Ты ж сам спрашивал меня про отражения! Ну? Шевели ластами, водолаз ты чугунный!
– Ёлки-палки-лесоповал! Да он в себя, что ли, упёрся?
– Соображалка у тебя с напрягом догоняет, начальник. Пора апгрейд на кушетке у психолога делать. Но на этот раз ты попал в точку с запятой. Бинго! Он, нездетутошний Тутытам ему в крылышки, на отражение своё и любуется!
– А что, он реально в пятисотой марки цемент превращает всё, на что взглянет?
– Сам знаешь, строительный материал нынче безбожно бодяжится, но пожизненная кататония тебе всё равно будет обеспечена. – Кот искоса зыркнул на Васю нездешнего. – Под таким наркозом тебя до пенсии вешалкой в коридор можно поставить! Один разок в очки ему заглянешь – и можешь отдыхать до второго пришествия, если только волшебник страны «03» мимо пролетать не будет случайно с мигалкой, да тебя по настроению хорошему не размагнитит обратно. Как говорится, первый блин – комой!
– Я вообще-то о таких летательных аппаратах только читал. – Слипер осторожно попытался выглянуть из-под мохнатой кошачьей лапы.
Кот ослабил хватку и сел задницей в пожухлую траву рядом, опасливо косясь на здоровенную крылатую ящерицу. Слипер вздохнул свободнее и приподнялся, шёпотом вещая:
– Мда, Василиск и нарциссизм – вещи явно несовместимые, аки молоко с огурцами. – Стараясь не шуметь, он привстал, но решил особо не поворачиваться во весь анфас к чужестранной странножути. – И откель он тут?
– Да кто его знает. Радар наведения сбился, – Башкирский Кот заходил кругами вокруг Слипера, и глаза его забаламутили жёлтеньким. – С Незапамятных Времён откуда-то и свалился. Видать, в акаша-потану попал.
– Куда? – спросил Слипер кота еле слышно и пригнулся на всякий случай.
– Это по словарю сан-эпидем-скрита, дурррень! В Блуждающий Коридор По Связям С Общественностью! Есть такие в пространственно-временном континууме тоннели. Войдёшь в одной точке, а выйдешь чёрт знает в какой запятой! Этот вот вывалился над самым вашим Домом. Тут его Грызлик и погнал по Лесу. Василиск сдуру ошалел – небось, шавки дворовой сроду не слыхивал. Прям в карьер галопом своим галапагосским и понёсся в Лес. Даже не обернулся ни разу. И хорошо, что не обернулся. Не то вместо вечно чешущегося Грызлика у вашего Дома сейчас бы стоял нерукотворный памятник «Белке и Стрелке, первым собакам-космонавтам», аккурат исполненный в зачарованном пенобетоне!
– Ай да Грызлик…
– Да уж, пустолаять горазд, аж уши закладывает. Прибабах ему знатный достался от рождества! Короче, пёс ваш шибанутый до самой этой поляны и гнал гостя незваного. Вася этот Непремудрый к пню подлетел на перекур отдышаться, да в серёдку пня и поглядел, головушку склонив. И что он там увидел?
– Ну?
– Выдыха-а-а-а-ай!! – Кот сделал страшные глаза. – Себя, бррратец! Кого ж ещё? Ты вроде с Водяными дурь не мутил, а притормаживаешь ручником в асфальт! В свои очи ясные он и глянул! По закону подлости в зрак свой ледяной и упёрся! И зависло там что-то в его оперативке. Короче, сам себя заворожил. Вот теперь и висит Вася наш над пнём, хоть мухобойкой сбивай, да сны смотрит. И крутятся его сны известной нам по учебникам петлёй Шмёбиуса, и ни конца ни краю их совершенно никак не предвидится, если только кто-нибудь его отвлекать не надумает на свою же панамку.
– Сны смотрит? – Слипер всё не мог отвести загипнотизированных глаз от чудосветного когтеящура.
– Да уж, не чета твоим лёгким порханиям по астралу, – ухмыльнулся Башкирский Кот, собирая хвостом по траве новый лесной мусор. – Тут, блин-оладушка, посерьёзнее музыка будет, натуральный трэш! Многослойное сновидение, что твой гамбургер – семь в одном. Знавал я одного любителя бумагу помарать. Странно, вроде как мужик был, а имя у него девчачье имелось – Люся Кириллова. Этот самый Люся хорошо сказанул по самой сути обсуждаемого предмета: «Вздремни, и пусть тебе приснится сон про то, что тебе снится, как ты спишь и видишь, как во сне тебе снится, что ты заснула. И летишь… летишь…» Вот и долетался в аккурат по теории этого самого Люси Кирилловой!
– Слушай, а как мы его теперича домой того, ну туды, обратно в эту Связь С Общественностью отправим? Нам тут такая гонка вооружений совершенно ни к чему.
– Знавал я как-то одну девчушку. Вот кто помог бы! Она всё шастала с потребительской корзиной пирожков по этим самым тоннелям акашным да потановым, то к своей бабуле в Малый Нижний Дальнепердищенск, то от ночных мотоволков обратно по этим же тоннелям бегала, только визг стоял на всех перекрёстках. Да только не помню, и где же это я, как говорится в протоколе, видел потерпевшую в последний раз? Она ведь по всей вселенной шныряет со своими тошнотиками…
– Эй, Башкир-Ата, может, нашёл бы ты её? – Слипер забеспокоился по части судеб лесной братии. – А то не ровён да кривен час разбудит кто-нибудь этот истребитель с вертикальным улётом и боекомплектом на борту.
– Где же… где же… – Кот всё морщил пушистый лоб. – И тошнотики у ней стррранные такие были, как щассс помню. На одном «куси меня» было написано, на другом «дэнс пати форева» накалякано, на третьем и вовсе велосипед намалёван был да матюги заборные, даж говорить не буду, стыдно и пошло. Я сквознячком прикинулся как-то, слямммзил с краешку горбушечку, дык меня с ништяка того так тряхануло, что хвост с усами собрать не мог. На третьи сутки только отпустило. А, вот ещё чё! Она всё время Красную Тюбетейку таскала на себе. Несуразную такую малиновую шкандыбобину. Сразу видать, с колдовством каким-то, как у бррратца твоего смурного. Ну прям как этот самый его заколдованный дырявый шерстяной носок, который он на голове таскает!
– А-а-а, Шапка-Невредимка, что ли?
– Ну, по-вашему вроде так. Только вот благодаря этой самой Красной Тюбетейке девчушка та по тоннелям, сдаётся мне, и бегала, аки тётки с кошёлками в пятницу по универсаму! Но вот где я её видел в последний раз – не помню, – с видом бывалого следователя вёл кот допрос самого себя. – Меня ж самого иногда швыряет, ну ты уже знаешь. Я ведь феномммен, – Башкирец прижмурил позеленевшие до изумрудности глаза, мурлыкнул и вздохнул.
– Это я помню! – поспешно согласился Слипер. – А ты, коли вспомнишь, кричи сразу, – сдвинул он брови, – а пока давай-ка выбираться отсюда. Что-то мне про отражения всё стало ясно-преясно, вот прям как этот самый Ясный Пень.
– Хе, Пень-то Ясный, как пить дать! Небось, если Вася с перепою очухается, да ещё и лакать с него вздумает, – всё про себя на три юги вперёд знать будет! Наточняк диагноз ставлю, и к гадалке не ходи!
В зарослях на окраине поляны произошла какая-то сумятица, и из кустов выглянули две лупоглазые головы Лопы и Антилопы.
– Так, ну-ка, брррысь! – зашипел на них Башкирский Кот и сверкнул внезапно гепатитно-жёлтыми монгольскими глазищами. – Кончаем тут смутную движуху!
– Ребята, вы бы тут не шастали… – начал было Слипер разъяснительную беседу с пунктирно-аннигилирующей парочкой, но тут перед его лицом образовался из лесного полумрака переместившийся кот.
– Линяем! – шикнул он, а после растворился в воздухе. И клочок его линяющей шерсти аллегорично остался колыхаться в пронизанном солнцем лесном воздухе.
