Илья Федорович Малинин
Дневник
Глава 7
Это был дневник, по-видимому, какой-то дамы, почерк был красивый, аккуратный.
«17 сентября 1967 года, 13-00.
Начались плановые учения по реагированию персонала при бомбежке завода. По сигналу сирены мы, побросав все вещи, спустились из наших рабочих кабинетов в бомбоубежище, расположенное под лестницей. Старшая в нашем корпусе по эвакуации назначена я, Покровцева Алла Борисовна. По инструкции следует записывать все, что происходит с нами во время эвакуации, в этот журнал. С собой взяты: рация, фонарь, мешок с сухим пайком и водой. В комнате находятся 12 спальных мест, печка с большим запасом угля и дров, тумбочки у каждой кровати. Нас 12 человек, из них 2 ребенка, дети нашей сотрудницы Аллы, она была назначена в другую группу и до окончания тревоги дети находятся под моим присмотром, 4 руководителя отделов, 6 рядовых сотрудников отдела проектирования.
18 сентября 1967, 12-45.
По рации до сих пор не передали об окончании тревоги. Запасы рассчитаны на 7 дней, поэтому пока все идет по плану. Продолжаем находиться в бомбоубежище до дальнейших указаний.
19 сентября 1967, 14-00
По рации передали об окончании общей тревоги, но нам приказали оставаться в убежище в рамках эксперимента, который главный врач городского психдиспансера решили провести, пользуясь таким случаем. Цель эксперимента – выявить проявление лидерских качеств и психологических отклонений у людей, на долгое время запертых в замкнутом пространстве, имитация нахождения в заваленном бомбоубежище во время военных действий. Нашу дверь закрыли снаружи. Не очень приятные ощущения. О сроках эксперимента так же не сообщили.
20 сентябре 1967, 13-00
У одного из руководителей разыгрался сильный кашель из-за сырости, которая начинает появляться в нашем убежище. Он кашляет и днем и ночью. В аптечке нет медикаментов от кашля. То, что там есть, вряд ли ему поможет.
22 сентября 1967, 14-00
Еды и воды остается на несколько дней. Мы начинаем сильно нервничать. Дети начали плакать и звать маму. Я начинаю ощущать сильные головные боли от нехватки кислорода и постоянного крика этих проклятых детей.
23 сентября 1967, 17-40
Еще несколько человек подхватили кашель. Я начинаю сильно беспокоиться о нашем здоровье. Мы отделили комнату на две части и поместили в одну из них больных. Я сообщила по рации о необходимости прекратить эксперимент, на что мне было отказано. Мы начали стучаться в дверь, колотить в нее как можно сильнее, но никто не отзывался.
24 сентября 1967, 12-35
Еда закончилась. Вода почти на исходе. Мы каждый час по очереди стучимся в дверь, чтобы нам ее открыли, и просим об этом в рацию, но нам перестали отвечать. Мы в панике. (Дальше почерк становиться более небрежным, как будто пишет совсем другой человек).
17 октября 1967, 09-00
Мы начинаем сходить с ума от голода, мы не ели уже более 2 недель, вода закончилась еще вчера. Мы не знаем, что делать. Нужно что-то есть. Семен Анатольевич сказал, что знает, что делать, и что во время войны они так спасались в осажденном Ленинграде. Он предложил немыслимое – съесть детей. Это чудовищное предложение я отвергла. Лучше умереть с голода, чем пойти на такой шаг.
20 октября 1967, 06-00
Я проснулась от ужасного детского крика, который стоял в комнате. Я боялась открыть глаза. Закрыв уши и зажмурившись, я продолжала лежать, боясь пикнуть. Даже сквозь сильно зажатые уши я слышала нечеловеческий крик. Я упала в обморок, а когда очнулась, все было уже кончено. Все сидели по своим кроватям и занимались своими делами. В комнате пахло жареным мясом и опаленными волосами. На столе были следы борьбы, девочки хватались за стол, но их явно тащили силой, было море крови, а весь стол был расцарапан ногтями. Я больше не буду писать сюда ничего. Нет смысла. Мы больше не люди. Это моя последняя запись».
На этих словах дневник заканчивался, и все последующие страницы были пусты. Я захлопнул тетрадь и положил там, где она лежала.
Как же я хочу забыть все то, что нам пришлось тут пережить. Мне еще долгое время снились все эти места, с ее ужасными обитателями и историями. Настолько гнусную и омерзительную историю, как эта, я не видел больше нигде и никогда.
Влад смотрел на меня, я смотрел на него, но в его глазах я больше не видел этого странного раздвоения. Он спокойно смотрел на меня своими удивленными глазами, а через секунду у него закатились глаза и он упал в обморок прямо мне в руки.
Глава 8
Когда он очнулся, то первым делом, поморщившись от тусклого света, спросил меня:
– Где мы находимся?
Я удивленно спросил:
– Ты правда ничего не помнишь?
Он ответил, что ничего не помнит, но помнит лишь то, что сидел в машине, а потом как будто что-то проплыло перед глазами, и он отключился, а очнулся уже тут. И тут я понял природу того изменения, которое я заметил в нем ранее. Мои опасения подтвердились. Нас привели сюда намеренно, что бы мы нашли это место, узнали все, что тут произошло, и успокоили души эти бедных детей, которых убили и съели эти твари. Но как со всем этим связана наша заказчица Ольга? Этот вопрос мы задали ей, выйдя из этого ужасного подвала, захватив дневник с собой. Она все еще стояла прямо у входа в него, со страхом заглядывая в полумрак, и когда мы вышли, очень обрадовалась.
– Я думала, вы меня тут бросили! – сказала она.
– Мы хотели… – ответил я, давая понять, что это совсем не шутка, и что я бы предпочел никогда не подписываться на это ужасное задание.
Она немного расстроилась, но мой следующий вопрос окончательно ее добил.
– Ольга, а как ваша фамилия? – неожиданно спросил я ее.
– Покровцева. А вам какое дело? – сдерзила она.
И тут мне окончательно стали ясны и ее ночные кошмары и все, что с ней происходит последнее время. Я еще несколько минут стоял и смотрел в одну точку. Перед глазами проплывали картины этих чудовищных событий. Я чувствовал отвращение к себе от того, что стал участником всего этого, злость на заказчицу, ужас и страх, от происходившего тут когда-то.
Выйдя из легкого транса, я поднял голову и проговорил громко, обращаясь ко всем, кто меня слышал в этот момент:
– Я уверен, что больше вас не будут беспокоить все эти кошмары. Мы только что пролили свет на ужасные события, которые тут происходили, участницей которых была ваша бабушка. Я чувствую, что все позади.
Влад смотрел на меня задумчивым уставшим взглядом. Ольга подошла ко мне и начала расспрашивать, что же мы там все же нашли. Я молча протянул ей дневник. Я видел, как меняется ее выражение лица, когда она читала записи из дневника, и видел, как она плачет, уже который раз за последнее время, но тут были слезы ужаса, стыда и облегчения одновременно.
Мы уходили из этого места совсем другими, каждый думал о своем и, подходя к машинам, мы все втроем переглянулись.
Ольга еще около подвала поблагодарила нас, всхлипывая и вытирая слезы рукавом.
Машины почему-то завелись с первого раза, и дело было явно не в везении, было чувство, как будто мы что-то завершили, сильное ощущение страха больше не беспокоило, и внутри все успокоилось и перестало клокотать.
Мы уезжали домой….
В оформлении обложки использована фотография с https://imgp.golos.io/0x0/http://i.imgsafe.org/42c8b903ed.jpg