Илья Александрович Шумей
Крестоносцы пустоты
Лифт доставил нас на один из подземных этажей, и вот тут уже атмосфера куда больше походила на то, каким я представлял себе научный центр, занимающийся разработкой современных технологий. Обилие стоек с аппаратурой, гудение вентиляторов, перемигивание сигнальных огоньков – я почувствовал себя почти как дома. Вот только в моих епархиях вместо проводов использовались трубы в три обхвата, да и гудело там существенно громче.
Нам пришлось немного потесниться, чтобы разместить все необходимое медицинское оборудование, – пояснил Алан, подведя нас к двери в конце коридора, – Мы же не планировали, что здесь придется организовывать реанимационное отделение.
Он потянул за ручку, и мы вошли в зал, отделенный от остальных помещений глухой перегородкой. Царящая здесь атмосфера разительно отличалась от того, что нам довелось наблюдать, пока мы шли от лифта. Если в других лабораториях шла напряженная, но спокойная и планомерная работа, то в этом помещении безраздельно царствовал Его Величество Аврал.
Нас немедленно захлестнула атмосфера всеобщей суматохи. Люди перебегали с места на место, о чем-то спорили, энергично размахивая руками, переругивались… но делали все это немного странно – шепотом.
На нас никто не обратил внимания, кроме одного лаборанта в съехавшем набок белом халате, который подскочил к Алану и, запыхаясь, протараторил:
– Все почти готово! Мы расчистили восемнадцатый узел и перемкнули на него зарезервированные каналы. Теперь нам пропускной способности должно хватить с запасом.
– Хорошо, – Алан кивнул на огороженный занавеской угол комнаты, – как он сам?
– Стабильно. Недавно проснулся и опять срывался на нас, требуя поторопиться. И куда он так спешит? На кладбище, что ли? – парень запнулся и, покосившись на Юлю, густо покраснел, – Извините.
– Папенька в своем репертуаре, – невозмутимо хмыкнула она, – Мы можем с ним пообщаться?
– Да, разумеется! Идемте.
Как и говорил Алан, обстановка за занавесками, действительно, больше походила на больничную палату. Хотя, при современном уровне развития медицинских технологий, различий набиралось не так уж и много. Все те же провода, мигающие лампочки… Но расположившаяся посреди нагромождений приборов больничная койка расставляла все по своим местам.
Я никому бы не пожелал увидеть однажды кого-то из своих родных или близких в реанимационном отделении. Беспомощное и беззащитное тело под белой простыней, бывшее еще недавно активным и жизнерадостным человеком – не самое воодушевляющее зрелище.
Но вот в когда подобную обтянутую серой морщинистой кожей кучку дряхлых костей превращается тот, кто некогда являл собой средоточие влияния и власти, и по чьему мановению руки приходили в движение народы и целые страны – то тут становится реально жутко. Трудно представить себе более доходчивую демонстрацию того, насколько слаб человек, и насколько ничтожны и жалки любые его амбиции и притязания. И если Александра Саттара хотя бы будут помнить потомки, то от меня кроме надписи на надгробии вообще ничегошеньки не останется.
Так себе ощущение, доложу я вам.
– Папа? – Юля шагнула к кровати, одновременно крепче стиснув мою ладонь.
– Кто здесь? – я вздрогнул, когда знакомый хрипловатый голос вдруг донесся не от изголовья, а из стоящего рядом на столе динамика. Алан же предупреждал, что Александр полностью парализован, и для восстановления речевых функций им пришлось задействовать киберкортекс, видневшийся из-под его испещренной пигментными пятнами головы.
– Это я, пап. Как ты себя чувствуешь?
– Юлечка?! Ну наконец-то! – передать всю гамму испытываемых Александром чувств – не самая тривиальная задача для синтетического голоса, но он честно старался, – Я тут с этими остолопами чуть с ума не сошел! Никто ничего не знает, никто ни за что не отвечает, никому нет до меня никакого дела – такое впечатление, что Алан специально набирает на работу сплошных недотеп, чтобы выглядеть на их фоне воплощенным гением.
– Папа!
– Что? Он тоже здесь? Ну и отлично, пусть знает, что я о нем думаю.
– Спасибо на добром слове, – буркнул Алан, уже привычный к закидонам своего бывшего тестя, – Кстати, у нас все готово и мы можем начинать процедуру в любой момент. Только дайте знать, когда Ваш уровень желчи придет в норму.
– Вам нужен мой мозг? Так он всегда в норме… по крайней мере, та его часть, которая вам требуется! При чем тут желчь? Приступайте хоть сейчас.
– Хорошо, – невозмутимо кивнул Алан, – Мы начинаем готовить установку.
Он развернулся и зашагал обратно к работавшим в зале специалистам, а Юля присела на табурет возле койки и взяла в руки сухую морщинистую ладонь отца. Мне показалось не совсем уместным подслушивать, и я тихо выскользнул вслед за Аланом. Мне все же хотелось выведать у него какие-нибудь технические детали предстоящей операции.
Выскочив за занавеску, Алан немедленно приступил к раздаче указаний, которые его команда восприняла с явным облегчением. Как ни крути, а люди уже изрядно подустали работать «за шторкой», испытывая ежечасный прессинг руководства с одной стороны и выслушивая непрестанные претензии своего дряхлого пациента с другой. Перспектива скорого окончания этого измывательства словно вдохнула в них новые силы.
– По какому принципу работает система? – ввернул я свой вопрос, воспользовавшись короткой передышкой.
– Объемная томография сверхвысокого разрешения, – Алан в мою сторону даже головы не повернул, продолжая следить за ходом работ, – Мы погрузим Александра в глубокий медикаментозный сон, чтобы снизить до минимума мозговую активность, и просканируем его серое вещество. Полученная картинка напрямую транслируется в квантовый массив, где воссоздается точная копия. Потом мы снимаем ее «заморозку», и она начинает жить своей жизнью.
– То есть в какой-то момент мы получим двух Александров Сатаров – одного реального и одного виртуального? Они между собой не переругаются?
– Будет любопытно понаблюдать, – Алан коротко усмехнулся, – Извини, у меня сейчас куча дел…
Он присоединился к другим специалистам, утрясавшим последние детали предстоящей операции, и мне ничего не оставалось, кроме как вернуться в импровизированную палату к Юле и ее отцу.
Происходящие здесь события также заметно активизировались. Суетящиеся вокруг каталки медики готовили Александра к транспортировке, и нам с женой пришлось отойти в сторонку, чтобы не путаться у них под ногами.
Юля снова стиснула мою руку, и я, внезапно осознав, насколько сильно она взволнована, обнял ее за плечи, чтобы хоть немного успокоить. Я по сей день не мог привыкнуть к тому, что под ее внешней скорлупой образа сильной и уверенной в себе женщины скрывался обычный живой человек со своими страхами и слабостями. Все же Юлия Саттар, как истинная представительница своего Клана, прекрасно умела держать себя на публике, и те случаи, когда ее истинное лицо ненадолго пробивалось наружу, можно было пересчитать по пальцам.
Каталку с Александром тем временем перекатили к большой установке, выглядевшей немного пугающе. Она представляла собой две полусферы опутанных проводами и шлангами, с которых кое-где стекали струйки морозного тумана. Вся конструкция напоминала волосатого пакмана-переростка, и прямо в его разинутую пасть как раз задвинули голову старика.
– На время процедуры киберкортекс придется снять, – я даже вздрогнул, неожиданно услышав над самым ухом голос Алана, – Если у вас осталось, что сказать, то давайте побыстрей, мы не можем держать выделенные каналы в резерве бесконечно.
– Да, хорошо, – Юля еще сильней сжала мою ладонь, – Мы быстро.
При нашем приближении медики отступили в стороны, но все равно, ни о каком приватном разговоре не могло быть и речи. Придется ограничиться общими фразами.
– Папа, ты меня слышишь? Они уже начинают операцию, так что нам пора. Мы будем тебя ждать!
– Ничего, это ненадолго. Олежка тоже здесь?
– Да, я рядом.
– Береги Юльку, малой. Вернусь – проверю!
– Не извольте беспокоиться.
– Вот и славно. А теперь я с вашего позволения немного вздремну, верно, Алан?
– Все верно, – кивнул тот и махнул рукой толпящемуся вокруг персоналу, – Приступайте!
Нас с женой вежливо но решительно оттеснили в сторону, и нам не оставалось ничего другого, как вернуться в зал, где все причастные сгрудились перед стойкой с мониторами, отображавшими различные аспекты общего процесса. Кто-то сердобольный принес нам два стула, и только присев, я понял, как гудят мои ноги, причем не столько от усталости, сколько от волнения.
Вскоре к остальной компании присоединился и Алан, после чего все внимание сфокусировалось на медицинском терминале. Под действием введенного лекарства Александр все глубже погружался в сон, и через несколько минут почти все графики мозговой деятельности вытянулись в ровные линии.
– Какая готовность? – охрипшим от напряжения голосом спросил Алан.
– Все каналы открыты, мы можем начинать.
– Тогда поехали!
Я подсознательно ожидал каких-нибудь изменений, усиления гудения аппаратуры, более интенсивного мельтешения огоньков, но ничего такого не приметил, хотя процесс сканирования, как я понял, уже начался. Инженеры обменивались отдельными замечаниями, но я, хоть и сам постоянно имею дело с разнообразной техникой, почти ничего из сказанного не понимал. Складывалось впечатление, что они разговаривают на каком-то иностранном языке, в котором мне удавалось распознавать только предлоги и междометия. А о содержании фраз оставалось только гадать, ориентируясь на интонации и жестикуляцию людей.
– Что сейчас происходит? – шепотом поинтересовалась Юля.
– Понятия не имею, – честно признался я, – Но, насколько я могу судить, пока ситуация развивается в соответствии с ранее намеченным планом. По крайней мере, никто не паникует – уже хороший знак.
Тем не менее, я буквально кожей ощущал пропитавшее воздух общее напряжение, постепенно нараставшее по мере того, как процедура близилась к своему завершению. Разговоров стало меньше, теперь все ограничивалось редким обменом односложными репликами, кое-кто, как я мог видеть, сжали кулаки на удачу. Пошли финальные секунды…
– Готово! – отрапортовал техник, сидевший за операторским пультом.
Я ожидал сопутствующего взрыва эмоций, но реакция присутствующих оказалась на удивление сдержанной и сухой. По комнате разнесся общий вздох облегчения – и все. Не в силах более терпеть состояние неопределенности, мы рискнули подойти и побеспокоить Алана.
– Как все прошло?
– Вообще-то еще ничего не закончено, – осадил он нас, – но этап первичного сканирования мы уже одолели.
– В голове не укладывается, – нахмурился я, – Каким образом весь объем человеческого сознания возможно перекачать за столь короткое время?! И десяти минут не прошло! Это же гигантский, просто космический объем данных!
– Ты опять подходишь ко всему со старыми мерками, – похоже, у Алана выдалась свободная минутка, и он был не прочь еще разок блеснуть на фоне моей серости, – Мы работаем не с числами, а с образами. Разве тебе много времени требуется, чтобы впитать глазами окружающий пейзаж? Одного мига достаточно, правда? Так же и здесь.
Я все еще с некоторым трудом умещал в голове термины и понятия, которыми он оперировал, равно как и совершенно иные принципы работы с информацией, что лежали в основе новых технологий, но решил не донимать Алана глупыми расспросами. У него сейчас и так забот хватало.
– Понятно, – я послушно прикинулся понятливым и сообразительным, – Что дальше?
– Сформированной копии требуется некоторое время для того, чтобы стабилизироваться и войти в единый ритм с остальной системой, – Алан окинул рукой стойки с аппаратурой, – А после мы ее разморозим и попробуем задать несколько вопросов. Нам же нужно убедиться, что виртуальный образ соответствует оригиналу.
В этот момент к нему подскочил кто-то из медиков и кратко отчитался:
– Жизненные параметры в норме, состояние стабильное.
Только сейчас я поймал себя на мысли, что мы куда больше беспокоимся о состоянии виртуального двойника Александра, нежели о самочувствии его материального прототипа. Мне даже стало немного стыдно, и я постарался исправить упущение:
– Как скоро он выйдет из состояния сна?
– Минут десять-пятнадцать, не больше, – отмахнулся Алан, – нужно только не забыть вытащить его из сканера. А то потом опять нам припоминать будет.
Он снова подскочил к операторам, дежурившим у мониторов, переживая за судьбу квантовой копии.
– Мы уже отсоединили квантовые каналы и сейчас наблюдаем существенный прирост активности на втором и третьем узлах, – доложил оператор.
– Отлично! Все развивается в точном соответствии с прогнозом.
– Поле уже стабилизировалось, – отчитался другой, – Уровень флуктуаций не превышает типового среднего значения.
– Ну что, думаете, уже можно?
– Да, вполне.
– Хорошо, – Алан задумался, и я вдруг сообразил, что предстоящие события, возможно, войдут в историю наравне с первым полетом человека в космос и запуском первого термоядерного реактора.
Первый перенос человеческого разума в виртуальную среду – это вам не котенок чихнул, такое событие, чем черт не шутит, способно радикально изменить всю нашу цивилизацию. Невероятно сложно сохранять хладнокровие, когда от одного твоего кивка может измениться будущее. Так что Алан определенно нервничал, хотя и старался не подавать вида.
– Ну ладно, – он решительно махнул рукой, – размораживайте!
– Время шестнадцать часов двадцать четыре минуты, – отметил оператор для протокола, – Начинаем снятие блокировок.
И вновь я подспудно ожидал каких-нибудь внешних проявлений, хотя и догадывался, что все мои фантазии – полная глупость. Мы же не крекинговую установку запускаем, где начинают бултыхаться и ворочаться тонны сырья. Совершенно некстати в памяти еще всплыли недавние слова Алана о заложенной под нашими ногами бомбе.
– Что-то не так? – Юля встревожено заглянула мне в глаза, почувствовав, как меня передернуло.
– Нервишки малость шалят. Не каждый день доводится при таком присутствовать.
– Тебе-то с чего волноваться? – у нее вырвался короткий нервный смешок, – Не твоего же отца в цифровую консерву закатывают!
– Не в цифровую, а в квантовую, – буркнул, не оборачиваясь, Алан, – это не одно и то же.
Я как раз собирался съязвить насчет того, что слово «консерва» у него, что характерно, никаких возражений не вызвало, но в этот момент техник ткнул пальцем в монитор и воскликнул:
– Отмечается резкий рост трафика на интерконнекторах! Всплеск активности на четвертом, пятом и восьмом узлах!
– Что за ерунда?! – Алан подался вперед, всматриваясь в пляшущие на экранах показатели, – Куда его несет?! Кто ему разрешил?!
– Ну, он же не комнатная собачка, чтобы все делать только по команде хозяина, – резонно заметил оператор, – От человека вполне логично ожидать проявления некоторой инициативы.
– Заткнись и работай! – огрызнулся Алан, явно теряя самоконтроль, – Подключите мне микрофон!
– Активность на первом и шестом… – заикнулся, было, техник, но тут же умолк, услышав гневный рык босса.
– Что происходит? – шепотом поинтересовался я у одного из специалистов, решившего на всякий случай отойти подальше и теперь беспокойно переминавшегося рядом с нами.
– Отсканированный образ начал расползаться по всей системе, – он задумчиво поскреб затылок, – Раньше такого не наблюдалось, перемещенное сознание оставалось в той секции, куда его помещали изначально. Но человек – не собачка, это верно.
– А зачем микрофон?
– Чтобы попробовать с ним связаться. Сказанное будет транслироваться по всем виртуальным локациям, и любой, кто сейчас подключен к Вирталии, его услышит. Ну и Саттар, надо полагать, тоже.
– Ясно.
Я попытался представить себе, как это воспринимается изнутри, когда зычный голос начинает нестись буквально отовсюду, настигая людей даже в самых дальних уголках и обрушиваясь на них порой в самые неподходящие моменты. Быть может, именно так и должен выглядеть Глас Божий?
Алану как раз принесли микрофон, и он почти вырвал его из рук техника.
– Раз, раз… Раз, два, три, проверка, – он прокашлялся и обернулся к дежурившим перед мониторами операторам, – ну как, работает?
– Да, Вы в эфире.
Я едва удержался, чтобы не прыснуть. Кашляющий и бубнящий «раз, два…» Всевышний – это именно то божество, которое заслужило нынешнее Человечество, обменявшее горькую и жестокую реальность на ее выхолощенную обезжиренную имитацию. Каковы люди – таковы и их идолы, так что все закономерно.
– Александр Георгиевич! Вы меня слышите? – глядя на напряженную позу Алана и его сосредоточенное лицо, можно было подумать, что ему приходится чуть ли не силой заталкивать слова в микрофон. На его седых висках проступили капли пота.
В помещении воцарилась полная тишина, но недра Системы хранили молчание.
– Александр Саттар, ответьте!
И вновь ничего.
– Какого ответа мы ждем? – я наклонился к уху стоящего рядом техника.
– Если старик уже успел освоиться, то он должен отозваться, – тот нервно переступил с ноги на ногу, – По крайней мере, в ответ на обращение к нему, должны наблюдаться хоть какие-то всплески активности в тех узлах, где локализован его образ.
– Но, насколько я понимаю, его образ уже успел разбрестись чуть ли по всем узлам Системы.
– Это и беспокоит. Такого развития событий мы не предполагали, и один черт знает, что там сейчас творится.
В этот момент оператор, следивший за показаниями на мониторах, откинулся на спинку кресла и недоуменно развел руками.
– Я ничего не понимаю!
– Что еще?! – почти взвизгнул Алан, нервы которого и без того уже звенели как натянутые струны.
– Активность на всех узлах начала снижаться и практически вернулась к нормальным значениям. Перестройка структуры завершена.
– Но тогда почему он не отвечает на наши запросы?!
Оператор попытался развести руками еще шире, но уткнулся в сидящих рядом коллег.
– Просто замечательно! – Алан тяжело выпрямился и бросил бесполезный микрофон на стол, – Чудесно!
– Что случилось? – спокойный голос Юли на общем взвинченном фоне воспринимался как айсберг, всплывший посреди жаркого южного моря, – Где мой отец?
Рука Алана рефлекторно дернулась, чтобы указать на медицинский отсек за занавеской, но была остановлена на полпути. И я даже не знаю, какого волевого усилия ему это стоило. Он сделал глубокий вдох и повернулся к нам, привычно теребя свой нос.
– Мы разместили отсканированный образ его мозга во втором и третьем узлах Системы, – заговорил Алан уже спокойней. Ему и самому требовалась короткая передышка, чтобы собраться с мыслями, – Во время интеграции нового образа в существующую картину всегда наблюдается рост активности внутри общей голограммы, но потом все возвращается в норму. Поначалу процесс развивался в полном соответствии с намеченным планом, но после все выплеснулось за установленные рамки и разбрелось по остальным узлам. А сейчас все стихло и не подает никаких признаков жизни. У меня пока нет внятного объяснения произошедшему, нам потребуется определенное время, чтобы проанализировать полученные данные.
– Так все же, где мой отец? – Юля никогда не удовлетворялась общими отговорками, – И почему он не отвечает на запросы?
– Я понятия не имею, где он! Образ расползся по всей Системе и такое впечатление, что он теперь… повсюду. И что у него на уме неведомо никому.
Александр всегда недолюбливал новомодные виртуальные штуковины, – подал голос я, – и относился к ним чуть ли не с брезгливостью. А сегодня, насколько я понял, он, едва попав внутрь Системы, развил неожиданно активную деятельность, хозяйничая там как у себя дома. Что-то не клеится.
– Давайте дождемся, когда он проснется, и тогда сами у него спросим, – предложил Алан, – узнаем все из первых рук.
– Ладно, – кивнула Юля, – а пока я бы не отказалась от чашечки…
Нас прервала трель тревожного сигнала, раздавшаяся с медицинского поста. Она прошила мое тело подобно электрическому разряду, и будь в тот момент у меня в руках полная чашка – я бы непременно ее расплескал.
– Да что ж это такое-то?! – Алан подскочил к засуетившимся медикам.
– Остановка сердца. Запускаем реанимационные процедуры.
– Папа! – Юля метнулась к занавескам, но Алан поймал ее, обхватив за пояс и почти оторвав от пола.
– Пусти меня! – теперь уже она утратила контроль над собой и пыталась вырваться, извиваясь и колотя кулачками по его рукам.
– Угомонись! Там автоматическая система, дефибрилляторы с разрядом в десятки киловольт! Ты ничем не сможешь помочь, только сама убьешься!
Немного запоздало и я сам подключился к ее увещеваниям, обняв жену за плечи и бормоча всякие подобающие моменту благоглупости. Так или иначе, но совместными усилиями нам все же удалось ее урезонить и отвести в сторону, чтобы не создавать лишних проблем и без того взбудораженному до предела персоналу лаборатории. Работать в непосредственном контакте со столь высокопоставленным человеком и само по себе – не сахар, но оказаться в ситуации, когда он того и гляди испустит дух прямо у вас на руках – такого и врагу не пожелаешь!
Обстановка тем временем складывалась довольно тревожная. Судя по коротким и скупым репликам медиков, реанимационные процедуры пока не принесли результата, и надежда на успех таяла с каждой секундой.
– Давайте ручной массаж! – послышалась команда старшего врача, и бригада бросилась в палату.
Юля опять попыталась проскочить следом за ними, но мы с Аланом ее удержали.
– Не мешай людям делать свое дело! От тебя все равно не будет никакого толку, только проблем добавишь.
– Но я не могу вот так спокойно сидеть и ждать, когда там умирает мой отец!
– Беготней и криками ты делу не поможешь, – я, наконец, сумел посадить Юлю обратно на стул, – и не заставишь Судьбу передумать.
– Ты же знаешь, что больше всего на свете я ненавижу беспомощность!
– Да, знаю, – согласился я, хотя с трудом представлял себе, что чувствует человек, облеченный влиянием и властью, способный, если понадобится, повелевать многотысячными толпами одним щелком пальцев, в тот миг, когда все его возможности обращаются в ничто. Когда единственное, что ему остается – смиренно сидеть на стуле и ждать, чем все закончится. Как опытнейший автогонщик, чей болид сорвался в неконтролируемый занос, отсчитывает мгновения до неизбежного удара об отбойник и молится всем известным богам, чтобы ему повезло остаться в живых.
То ли мы молились недостаточно усердно, то ли наши боги вообще от нас отвернулись, но, взглянув на осунувшееся лицо старшего врача, вышедшего из-за занавесок, я сразу все понял.
– Мы… сделали все, что было в наших силах, но… мне очень жаль.
Юля уткнулась головой мне в грудь, а я неуклюже гладил ее по спине, чувствуя как она вздрагивает от рыданий, томившихся взаперти и не прорывавшихся наружу уже много-много лет.
* * *
Прославиться можно самыми разными способами. Кто-то лезет из кожи вон, совершая безумные и смертельно опасные глупости, только бы его заприметили, кто-то изо дня в день упорно тянет лямку, добиваясь в итоге выдающихся результатов и постепенно забираясь на самую вершину карьерной лестницы. А кому-то просто везет.
Мне вот «повезло» оказаться свидетелем смерти двух членов Клана Саттар – влиятельнейших людей, глав Лиги и вершителей судеб миллионов простых обывателей. А еще я умудрился угодить в самую гущу творившегося в «Айсберге» безумия, приложил руку к краху проекта «Светлый Город», который свел в могилу Эдуарда, и в довершение увел из семьи Юлию. Хорошенькое реноме, ничего не скажешь! Пока еще никто не называл меня вслух «проклятием дома Саттар», но я был уверен, что подобные мысли приходят на ум многим.
С подобным послужным списком я счел неуместным заявляться на похороны Александра и отсиживался в отеле, пока Юля отдувалась там за нас обоих.
Пару раз она позвонила, держа меня в курсе происходящего, и мы перекинулись несколькими дежурными фразами. По ее голосу я чувствовал, что общение с собравшейся публикой особого удовольствия ей не доставляет, но ничем не мог жене помочь. Фамилия Саттар, помимо привилегий, налагала еще и целый ряд не шибко приятных ограничений и обязательств.
Не знаю, что именно мною двигало, быть может я в знак солидарности также решил соблюсти своего рода повинность, но, повинуясь внезапному импульсу, я взял коммуникатор и вызвал номер, стыдливо упрятанный на самое дно списка контактов.
– Привет, – до боли знакомый голос, донесшийся до меня через тысячи километров, звучал сухо и бесцветно.
Экран коммуникатора оставался темным. Если во времена ссылки Эдуарда видеосвязь ограничивали с этой стороны, опасаясь его воздействия на умы собеседников, то Кира сама отказывалась показываться в кадре. Интересно, видит ли она меня?
– Александр Саттар умер.
– Я знаю, – слова Киры звучали как далекое эхо, – я читаю новости.
– Юля сейчас на похоронах, а я решил дома отсидеться, – у меня вырвался невеселый смешок, – А то, если загляну, еще кто-нибудь из Саттаров к праотцам отправится. Везет мне на это дело.
– Если бы подобная неприятность случилась с Аланом, я бы не стала возражать.
Я вздохнул. Именно Алан, взбешенный тем, как Кира цинично использовала в собственных интересах его любимое детище, Вирталию, да и его самого, настоял тогда на ссылке. Все остальные, глубоко потрясенные развернувшейся вокруг «Светлого Города» драмой, не стали спорить, предпочтя запрятать первопричину своего дискомфорта куда подальше, и постараться о ней забыть. Нет человека – нет проблемы, не так ли?
Беда состояла в том, что ни Кира, ни связанная с нею проблема в действительности никуда не исчезли. Даже пребывая в изгнании на затерянном посреди океана острове, она продолжала оставаться для Алана источником раздражения. Многое из того, что он делал за прошедшие два года, он делал ей назло. Он всеми силами старался замылить, затереть любые воспоминания как о том, как она им манипулировала, превратив в свой послушный инструмент, так и о том, что весь ажиотаж вокруг «Светлого Города» объяснялся не его грамотным руководством и планированием, а махинациями медиаторов во главе с Кирой. Все нынешние успехи и достижения Алана имели одну-единственную цель – доказать всему миру, что он не пустое место, не тень кого-то великого, а цельная и самостоятельная Личность, что он способен на реальные свершения, достойные памяти потомков.
Кира, кстати, в полной мере отвечала ему взаимностью. Если Эдуард за годы ссылки сумел перебороть в себе прежние обиды и подняться над ними, повзрослев и став только сильней, то Кира, напротив, бережно хранила свою ненависть, ежедневно оттачивая ее и полируя до зеркального блеска.
Меня ее гнев затронул только вскользь. Тогда, в «Светлом Городе» мы схлестнулись с ней практически на равных, и моя победа являлась вполне заслуженной, а сильный противник достоин уважения, но вот Алан… Ему она не забыла и не простила ничего. Бывший раб и свергнутый им рабовладелец не примирятся ни за что и никогда.
– Я передам ему твой привет, – надеюсь, мои слова прозвучали максимально нейтрально.
– Как он там, всех уже на свою Вирталию подсадил, или кто-то нормальный еще остался?
– Он бы и рад, но многих отпугивает необходимость вживления импланта, а обычный киберкортекс прочувствовать все величие его творения не позволяет.
– Экий он вдруг щепетильный стал, – в голосе Киры зазвенело плохо скрываемое раздражение, – А когда он меня на «страховку» сажал, моим мнением почему-то поинтересоваться забыл.
Я закрыл глаза и мысленно выругался. Разговор с Кирой напоминал мне прогулку по минному полю, когда ты не в состоянии предугадать, что, где и в какой момент рванет. Детонатором могла послужить любая, даже самая безобидная на первый взгляд фраза.
Ясное дело, мало кому понравится, если тебе под кожу засадят крохотный дистанционно управляемый заряд, который разорвет твою сонную артерию в тот момент, когда человек, сжимающий в руке пульт управления, решит, что ты провинился. Дьявольское изобретение Лиги, позволяющее держать под контролем тех, кто может представлять для нее угрозу. Собственных Перфектов, Эдуарда, а теперь еще и Киру. Даже мне как-то раз перепало испытать соответствующее «счастье», после чего на моей шее остался едва заметный маленький белый шрам. Я подозревал, что для Алана такая безжалостная возможность постоянно напоминать человеку, в чьей власти находится его жизнь, являлась еще одним способом дополнительно уязвить свою бывшую обидчицу.
– Почему ты не отвечаешь на его звонки?
– Потому что нам не о чем с ним говорить.
– Даже если он захочет перед тобой извиниться?
– Ха. Ха. Смешно пошутил, – фыркнула Кира, – Он звонит в надежде услышать извинения от меня. Но он их не получит. В том, что он всегда был безвольной тряпкой, плывущей по течению, нет моей вины.
И вновь ситуация уткнулась в тупик. Даже выкрутив регулятор оптимизма на максимум, я не мог разглядеть в данном конфликте и тени призрачной надежды на достижение хоть какого-то компромисса. У меня вырвался еще один вздох.
– Как твои занятия? – я предпочел сменить тему, – Что сейчас изучаешь?
– Гайдн, – то, как скоро Кира откликнулась на мой вопрос, свидетельствовало о том, что и ей самой осточертело обсасывать старые обиды.
– Сыграешь что-нибудь?
– Только для тебя, – послышались шаги и шуршание платья, пока Кира усаживалась за фортепиано, – Тебе же медведь все уши оттоптал, ты ничего и не заметишь.
По комнате поплыли неспешные и даже слегка тяжеловесные звуки музыки, совершенно чуждой всем современным тенденциям. У нынешних меломанов просто не хватало терпения, чтобы дождаться конца секвенции и насладиться ее умелым транспонированием и обращением. А такое понятие, как нюансировка, представлялось им и вовсе гостем с другой планеты. Именно в такие моменты я вдруг осознавал, как много лет оставил за плечами, и насколько я на самом деле стар.
При помощи киберкортекса Кира раньше могла без запинки оттарабанить целый фортепианный концерт, развлекаясь выступлениями для подруг. Нынче же она решила пройти тот же путь, но уже самостоятельно, не полагаясь на содействие сторонних помощников. Прогресс продвигался довольно медленно, в более юном возрасте такие навыки осваивать все же легче, но Кира не отступала, и ее очевидные успехи были заметны даже моему слуху.
Ее упорство волей-неволей заставляло предположить, что она так усердствует тоже назло. Алану, миру, да и себе самой.
После нашего разговора я еще долго сидел в сгущающихся вечерних сумерках, обсасывая оставшееся от него послевкусие. Наши редкие беседы раз за разом все больше напоминали мне спиритические сеансы с вызовом духа давно почившего человека.
Та Кира, которую я когда-то любил, осталась далеко в прошлом. Она умерла еще там, в «Светлом Городе», когда начала накачивать меня чужой, ворованной страстью. Я, возможно, слишком поздно это понял, отчего последующее лечение запущенного недуга и потребовало столь радикальных мер. Уделяй я больше времени семье, а не бесконечным командировкам, быть может, болезнь удалось бы остановить еще на начальном этапе.
