Ильгар Ахадов
Однажды в Москве. Часть I
Глава XII
– Каких девушек? Этих… по вызову? – упавшим голосом спросила Аталай. – Они же были живы?
– Уже нет…
– Но это жестоко! Они были ни в чем не повинны!
Длинный слегка пожал плечами:
– Кто спорит. Но их у нас за людей не считали. И они оказались не в том месте и не с теми.
– А как же другие, по которым вы стреляли? – это гневно спросила Гюля. – Что плохого они вам сделали? Ведь у них были матери, дети…
Длинный, не спеша глотнул из рюмки, чуть сморщив лицо. Также, не торопясь, закусил. Все терпеливо ждали.
– А у кого их нет? Тогда выбрали бы себе другую профессию.
– Ну, знаете, с такой логикой можно всех и все оправдать, – махнув рукой, как бы отгоняя от себя наваждение, заворчал Прилизанный. – Вы самый обыкновенный бандит и убийца. Вы хоть это здесь… – слегка простучал он по лбу, – осознаете? Вы добровольно согласились участвовать в самой что есть банальной бандитской войне, где собственноручно убили людей. Вам что велела эта девочка? Как бишь ее?
– Саламова, – подсказал Зопаев.
– Да, как я помню, она запретила вам связываться… э-э с мокрухой. Тьфу! Какое гадкое слово!.. А вы что наделали? И еще смеете прилюдно признаться в содеянном. Да будь у меня хоть капля благоразумия, я должен тотчас прекратить это “криминальное чтиво”, вызвать полицию и сдать вас… Господи! Что я тут делаю? – схватился вдруг за голову он.
Наступило тяжелейшее молчание. Вдруг все услышали тиканье настенных часов, на которое до этого никто не обращал внимание. Послышался гонг, прозвучавший два раза. Осенний ветер, как продолжение хаоса в наших мыслях, нервно метнул невидимыми песчинками по оконным стеклам.
Арзуман начал разливать водку по рюмкам. Тихо открыл двери усатый официант в своем смешном белом “тюрбане”. Профессионально оценив обстановку, он мигом убрал с лица добродушную улыбку, поставил огромное блюдо со свежими порциями шашлыка на стол и удалился.
– Вам придется на нас на всех заявлять… – это я проговорил с заметной неприязнью.
– Да не собираюсь я ни на кого заявлять! – нервно начал теребить пальцами по столу Прилизанный, – это я так… Я даже переживаю за него. Черт! Какое-то наваждение…
– Я вам за это благодарен, – тихо произнес Длинный. – Но мне все равно. Порой мне кажется, что я потерял чувство страха. К сожалению.
– Но вы могли уклониться?
– Не знаю, – флегматично ответил рассказчик, – сам иногда думаю об этом. Я не убивал ради убийства – мне это противно. Вы не поверите, я до сих пор даже птицу не зарезал.
Был такой случай. Однажды в старые добрые времена – мне тогда 16 стукнуло – к нам на дачу гости нагрянули. Все засуетились. Отец принялся разводить уголь и мне, чтобы сэкономить время, велел зарезать петушка. До этого он неоднократно показывал этот процесс в своем исполнении. Вы знаете, лишение жизни употребляемых в пищу животных или птиц у мусульман сопровождается определенным ритуалом. То есть голова жертвы должна быть положена в строго определенном направлении, произносится соответствующая молитва, нож обязательно должен быть острым…
– Фу!.. Прекратите, это мерзко! – зашипела с яростью Аталай.
– А когда впиваешься белоснежными зубами в нежное мясо, мерзко не кажется? – флегматично возразил Длинный. – А вот это, что вы так с аппетитом уплетаете, – кивнул он на содержимое ее тарелки, – разве не было живой плотью? Тогда почему вы презираете тех, кто делает для вас черную работу?
Она вспыхнула и резко оттолкнула тарелку, но не ответила.
– Черт, я вновь сорвался… – вдруг, словно очнувшись, пробурчал и начал тереть виски Длиный. – Я лишь хотел сказать, что отец меня обучал этому. Я же все-таки должен был стать мужчиной…
– И резать, убивать… И при этом не забывать молитву, – с сарказмом вставила Гюлечка. – Все с именем Бога. Даже убивать. Знакомый менталитет.
– А что с курицей-то стало? – спросил в нетерпении Ветеран в тельняшке, воткнув нож в жирный куриный же окорочок.
– Петухом, дурень… – крякнул Бакинец, сладко зевнув как сибирский кот.
– Какая разница? Кто тебя спрашивал? Что ты лезешь, как немытая ложка?
– Надо же… – мерзко протянул Бакинец. – Человек дожил до такого почтенного возраста и не видит разницу между курицей и петухом. Это все-таки, наверное, тюрьма…
– Умри, гад! – взревел вдруг Тельняшка и, вытащив нож из мяса, метнул в Бакинца. Тот успел увернуться, и нож воткнулся в дверь за его спиной.
Все замерли. Бакинец побелел как скатерть.
– Ах ты…
– Прекратить! – взревел Прилизанный. – Давайте, режьте и здесь друг друга! Вы же без этого не можете! Тьфу!..
– Он первый начал… – начал оправдываться Ветеран в тельняшке.
– Идиот! – зашипела на него Гюлечка. – А ножом-то зачем?
– Еще раз возьмешься за нож, я тебя сам порешу, – пригрозил Ганмуратбек. – Еще и уши отрежу.
– Свои побереги… – огрызнулся Ветеран в тельняшке. – Что, понравилось16?.. Не трогайте меня! Я в тюрьме правильно сидел, – прохрипел он.
– Господи, ты попал в его больное место, – прошептала Бакинцу Гюлечка, сидевшая рядом. – Больше не делай этого.
– Не буду… – так же тихо произнес Бакинец. – Ты, это… за меня испугалась?
Она вспыхнула и не ответила.
– Так что же все-таки стало с птицей? – нервно спросил Арзуман. – И, вообще, с какого бока задался нам этот петух, черт бы его побрал! Чуть человека из-за него не порешили.
– Да, обидно было бы… – проворчал Бакинец. – В Карабахе выжил, а тут из-за петуха… Уу-у, душегуб! – и пригрозил кулаком обидчику.
– Да ничего не стало, – грустно вздохнул Длинный. – Я долго примерялся ножом… Врут все-таки те, кто утверждает, что птица или скотина перед казнью ничего не понимают. Что, мол, они созданы для того, чтобы их съели. Херня все это. Это все мы – каннибалы-люди придумали. Они все понимают, просто принимают свою участь как неизбежное. Знают, что никуда не деться. Вот эту безысходность и прочитал я тогда в глазах той птицы. Я ее схватил и убежал. Смешно, да-а?.. Но в этот день я не стал “убийцей”.
– А как же гости? Как все это им объяснили?
– Разве это важно? – грустным взглядом посмотрел сквозь Аталай Длинный.
– Как же ты с таким сердцем убивал-то, сынок? – тихо и с горечью спросил Прилизанный.
– Даже не знаю… – зевнул Длинный. – Люди ведь не звери. Они страшнее, агрессивнее. Есть среди них и мутанты. Их по-другому-то и не назовешь. Помните, что сделали менты с родителями Мансурова17? Как таких не убивать? Как не убить эту мразь Мкртыча, который зарезал братьев Ганмурат бека18? Вы тоже смогли бы. Вас просто не коснулось… И потом, главное, не сделать первый шаг. После привыкаешь.
– А зачем бандитам помогли? – спросил Прилизанный. – Вы так и не ответили?
– А вы правильно заметили, – чуть подумав, ответил тот. – Я с ними одного поля ягода. Как ни крути-верти, у каждого схожая судьба. У меня, у Тощего, Корейца, Мансурова, Павла… Я вдруг почувствовал себя с ними в одной упряжке. Их правила чести мне импонировали. Не предавай, не бросай товарища в беде. Один за всех и на войне как на войне. Мне показалось, что если откажусь, то окажусь трусом, предателем и прежде всего перед собой… Не знаю, сложно все объяснить.
– Допустим, у вас разыгралась гордыня, повлияли дворовые понятия. Но эта организация, на чьей стороне вы проливали кровь, служила другой державе, с которой очень часто пересекались интересы нашей. Вас, вообще-то, поэтому и внедрили в их среду. Причем тут чувство упряжки или схожесть понятий с какими-то криминальными типами, если перед вами была поставлена задача государственной важности? Тогда какая разница между вами и Мансуровым?
– Нет, тут наши пути расходились, – твердо заявил Длинный, – это я четко осознавал. Я был с ними до той точки, когда эти самые державные интересы не пересекались. Это раздвоение, конечно, нелегко мне далось…
Но, знаете, честно вам признаюсь, ради чего бы то ни было я все равно никогда не подставил бы нормальных пацанов, с которыми под пули лез и которые мне спину прикрывали. Эти самые “дворовые понятия”, как вы иронично высказались, нередко определяют дальнейшую судьбу человека. Кто-то становится бандитом, как Мансуров, кто ментом или обыкновенным врачом, неважно. Важно, настолько тебе удастся сохранить лицо перед собственной совестью.
Как мне со всем этим удалось справиться и сочетать человеческие понятия с долгом перед отечеством, судить вам, когда дослушаете эту историю.
– Что вы сделали с трупами? – вернул нас к рассказу Арзуман.
– Взорвали с грузовиком. Мне так сказали. В общем, их не нашли.
– И генерала? – по-ребячески хлопнула ресницами Аталай.
– А чем он лучше? После смерти хоть генерал, хоть бомж, человек превращается в труп… Да, вспомнил. Ким его отрезанную голову кое-кому отправил. Мне после Мансур сказал.
– Кому?
– …
– Господи!.. – прижалась вновь к Ганмурату Аталай.
– А свои трупы? Их тоже…
– Да что вы!.. – как бы удивленно посмотрел на Гюлечку Длинный. – Похоронили с почестями, как полагается. Их семьи получили приличную компенсацию. Неофициально, конечно. Это у нас… у них железно принято. Предателей во что бы то ни стало достать и наказать. А о семьях погибших заботиться. Если люди в этом не будут уверены, то под пулю никто не полезет. Когда их дети вырастут, о них тоже позаботятся. Да они уже выросли…
– Надо же! Столько полезного материала коту под хвост, а остаются одни дебилы, импотенты и алкоголики, – брезгливо осмотрел аудиторию Оператор.
Все с негодованием уставились на него.
– Ты сам залезешь под стол или помочь? – вкрадчиво спросил Бакинец.
– Пожалуй, лучше помочь. А то что-то гнилью завоняло… – Ветеран в тельняшке медленно начал подниматься. – Верните нож.
– Верните, давно пора… – зло бросила Гюлечка.
– Мэтр, бандиты собираются меня обидеть! – трясясь от страха, попытался прильнуть к Режиссеру Оператор. Тот грубо его оттолкнул.
– Мне что, составить тебе компанию? Бес дернул за твой поганый язык.
– И как я буду снимать вас в таком ракурсе, идиоты? – провизжал свой последний довод Оператор.
– Твой раскрашенный ракурс только портит аппетит, – пробурчал Бакинец, сосредоточенно выбирая себе мясо посочнее, – зашторься.
– Мальчики, я больше не буду… – всплакнул Оператор.
– Цыц! – вдруг страшно зацокал на него Ветеран в тельняшке, раскрыв пальцы веером. Тот мигом юркнул под стол, тихо заливаясь слезами.
– То-та… – довольно крякнул Тельняшка.
– Трофим выжил? – это спросила Аталай.
– Выжил, хоть и осталась небольшая хромота.
– А этот вражеский боец… Ну, того, которого живьем взяли? Убили небось… – Аталай, видимо, подсознательно подготовилась к положительному ответу и сморщилась.
– Не знаю, не интересовался… – задумался Длинный. – Не должны были. Если Кореец сразу не кокнул, значит у того были шансы. Он выполнил свою работу до конца. Такие и нам нужны были.
– Кто был заказчик? – спросил Прилизанный.
– Я же сказал, все по порядку. Заказчиков они, конечно, вычислили. Были взорваны дома, объекты, в воздух взлетело несколько автомашин, застрелено порядочное число оппонентов, про отрезанную голову генерала я сообщил. Но и не это главное…
– Ничего себе, – встрепенулась Гюлечка, – полгорода взорвали и перестреляли, а это так, пустяки. А что главное-то?
– Не хотел опять про политику, я ее теперь вовсе не перевариваю, но, видимо, придется. Чтобы осмыслили происходящее, я хоть коротко, но обрисую тогдашнюю ситуацию в России.
Было два полюса. Один, условно назовем его прозападный – это те, которые видели страну частью нового мирового порядка со всеми вытекающими отсюда последствиями. Эта была прежде всего сильная олигархия, которая, как гриб-мутант выросла на разграбленных ресурсах советской империи, ее ставленники в Думе, в государственных, в том числе в экономических и силовых структурах. Целый ряд военачальников, звания и должности приобретшие не в ратных подвигах, не на безупречной службе, а по протекции. Они на все были готовы ради личного обогащения. Согласны были даже на расчленение страны и превращения ее в третьесортный сырьевой придаток того же Запада. И за всей этой оравой чувствовались умелые руки кукловодов…
– Ну все, это глубокий колодец, – прервал Прилизанный. – Расскажите, по существу.
– Я так и сделаю, если вы позволите, – с раздражением ответил Длинный. – Постепенно против этих господ в обществе сформировалась своеобразная оппозиция, которая, впрочем, всегда и была, но после расстрела парламента ельцинистами получила такое сотрясение, что решила действовать скрытно, постепенно наращивая силы в различных тайных и явных патриотических и националистических обществах. “Возрождение”, “S0S” – “Союз Офицеров СССР”, “Русь православная”… Их потом много развелось и, к сожалению, некоторые вооружились идеологией явно неонацистского характера, не осмысливая, что этим расшатывают духовное единство народов страны и играют на руку истинным виновникам в развале российской государственности. Вы в курсе, наверно, подобные объединения с середины нулевых инициировали так называемый “Русский марш”.
Но это была так, мелкота, в основном идеалисты, нацики и стихийно организованные сообщества. Но были среди них и целые подразделения, я имею в виду специальные и силовые, которые более или менее сохранили свой советский потенциал, и им не было надобности перезарождаться во что-то новое. Они терпеливо и профессионально начали организовываться в едином идеологическом пространстве, внедрять свои кадры в государственные, особенно в силовые структуры, в том числе в парламент и в окружение главы государства. Конечной целью державников являлось возрождение Российско-советской империи в прежних границах и в прежнем статусе.
Организация, которую представлял Кореец и Ко, и в чьи ряды я по воле судьбы влился, представляла второе, антизападное крыло силовиков и власть имущих, создана была и тайно функционировала под патронажем высшего военного руководства ГРУ ГШ, им и поддерживалась. А Савелий Казанцев – депутат Госдумы и председатель какого-то тамошнего комитета то ли по строительству, то ли по сельскому хозяйству – это, конечно, было ширмой – являлся неформальным лидером этих державников, и об этом были проинформированы многие.
– Мы все-таки настаиваем, чтобы вы, наконец, сообщили, кто организовал похищение этого вашего неформального лидера, – Прилизанный решительно заявил. – Хватит играть в кошки-мышки, мы не дети.
– Хорошо, я кое-что скажу, вы все время напираете, – недовольно заворчал Длинный. – Похищение Казанцева было организовано из Президентской Администрации, которую тогда контролировали службы того же Запада. Я уточню. На вершине этой пирамиды стояло очень близкое, кровное окружение президента Ельцина, ну, вы поняли, кого я имею в виду. Сам президент давно являлся в их руках марионеткой.
– А почему его сразу не ликвидировали – этого самого Казанцева, если он так мешал? – Прилизанный.
– Убрали бы его, появился бы другой. Они хотели накрыть всех. Всех тех, кто представлял реальную угрозу. И они небеспочвенно считали, что Казанцев – это видимая часть айсберга и, возможно, не самая его вершина. Ведь откуда-то все финансировалось? Ходили слухи о золоте разгромленной компартии, которое перевелось на тайные счета и до которого вроде добрались условно мною названные державники. И, наверняка, кое-кто из олигархов, рассчитывая на будущие дивиденды, финансировала программу возрождения империи. Разве не замечаете, в нынешней России, где многих толстосумов уже накрыли, существуют и те, кто спокойно продолжает богатеть и не только в пределах страны. Другой вопрос, что все они делятся, но это другая тема.
– Вы намекаете, что эти самые державники достигли своих целей? – это Аталай спросила с широко раскрывшимися глазами.
– Ну, кое-чего добились наверно, – улыбнулся Длинный. – Впрочем, вам простительно, вы не знали прежнюю Россию. Вы тогда, наверное, на горшок ходили.
– Да, если силы сравнительно равны, то побеждают те, у кого есть идея, вера или хотя бы их намного больше…
Высказавшись, Прилизанный тяжело встал и потянулся. После, неторопливо приглаживая вновь отклеенные волосы, сделал пару шажков, но наткнулся на Оператора, осторожно выползающего из-под стола.
– Голубчик, – вдруг наклонился к “пострадавшему” он, – а у вас есть, так сказать, идея или какая-то цель в жизни?
Уже успевший взобраться на стул, Оператор затравленно оглянулся, после нехотя процедил.
– В данный момент у меня одна цель – избавиться от общества некоторых диких индивидуумов.
– Давай-давай, – ухмыльнулся Бакинец, – уползай быстрее. Подруги за Интуристом заждались.
– Вот и уйду! – вдруг завопил тот. – Потому что в приличном обществе, хотя бы на том же Западе, который вы почему-то все время обсираете, людей искусства под стол не загоняют и, вообще, отдельно не сажают. И никто… – он с укором посмотрел на Режиссера, – никто за меня не заступился перед хулиганами.
– Это я хулиган? – возмутился Ветеран в тельняшке. – Ты, профура, знаешь, какая у меня статья? Да я фараона чуть не замочил!..
– Да-да, мы уже наслышаны, менты плохие ребята и т.д… – устало перебил его Прилизанный. – Любезный, – обратился он к Арзуману, – будьте добры, налейте-ка этому пролетарию водочку.
– Сам ты… пролетарий… – тихо огрызнулся тот, но от водки не отказался.
– А вас, голубчик, никто и не задерживает, – обратился чиновник к Оператору. – Здесь действительно общество далеко не светское в вашем понимании. Ну и слава Богу… Отснятый материал передайте Зопаеву, – посмотрел он на Режиссера, который в отсутствии Оператора сам манипулировал съемками.
– Но позвольте… – начал было тот, но бесцеремонно был перебит.
– Ваше руководство будет информировано.
Режиссер растерянно присел. Оператор со злостью начал собираться.
– Будь моя воля, я все это передал бы в прокуратуру, – сквозь зубы процедил он.
– Вообще-то, рассказ еще не закончен, – вклинился Арзуман. – Вы отказываетесь от съемок?
– Совершенно верно, – вздохнул Прилизанный, тоже садясь. – Вы полагаете, этот материал можно использовать по назначению? Пьяные разборки ваших товарищей, криминальное прошлое этого субъекта, – кивнул он на Ветерана в тельняшке, – и, вообще, сплошной криминал в рассказах… Да вы что, товарищи, даже я не смогу это пробить.
– Так что нам, расходиться? – недоуменно переспросил Арзуман. – И зачем все это затеяли тогда?
– Не я затеял, а оттуда… – указал Прилизанный вилкой в потолок. – Надобно поднять дух, память народа. А то вы, ветераны, – он изменил направление вилки в сторону аудитории, – скоро передохнете со своей мечтой о Карабахе, а новое поколение или перегружено “айфонами”, или днем и ночью думают о хлебе насущном. Им не до Карабаха…
Бросив вилку, он руками схватил с блюда кусок мяса, со злобой откусил и неприлично начал чавкать.
– Новое поколение как раз-таки выросло патриотичнее, – мрачно возразил Арзуман. – Вы плохо осведомлены, хотя правы отчасти – простому люду не до айфонов. Но, поверьте, в случае необходимости именно эти ребята, думающие о хлебе насущном, возьмут оружие в руки и отправятся на фронт. И им наплевать будет, что те с айфонами – я так условно называю детей вашего класса – в это время будут следить за событиями из-за бугра, из престижных учебных заведений…
– Вы все время пытаетесь заострить классовые противоречия – это демагогия, – с досадой перебил Прилизанный. – Поймите, наконец, Маркса давно не читают! Социальное равенство – это утопия, несовместимое с человеческой сутью! Когда придумывали этот бред, не учли Библию! То, что Каин убил Авеля. Из зависти, понимаете? Следовательно, пока бедны и неудачливы, вы подсознательно Каин и от этого никуда не деться! – выпалил со злобой он и чуть ли не швырнул дочиста обгрызанную кость в тарелку.
– Но вы такой большой начальник! Геля рассказала… – с извиняющимся видом посмотрела на тотчас нахмурившуюся секретаршу Аталай. – Почему вы сами решили участвовать в передаче, а не какой-нибудь… – она запнулась.
– Чиновничек, вы хотели сказать… – сухо усмехнулся Прилизанный, испепеляя взглядом заметавшуюся в замешательстве Гюлечку. – Причина проста. Я решил защитить диссертацию на эту тему и решил ее написать… собственноручно. И не надо так мерзко ухмыляться, – обратился он к Бакинцу, – поверьте, и такое случается в нашей среде. Потому и решил лично ознакомиться с первичным материалом.
– И, наверняка, сожалеете об этом, – предположил я.
– Почему же, голубчик… – чуть подумав, ответил Прилизанный, – мы просто пойдем другим путем, как сказал когда-то один по-своему великий…
А сейчас давайте подкрепим наши ослабевшие нервы его величеством алкоголем и все-таки дослушаем рассказ нашего последнего героя. Я как понял, он из категории последних могикан… Ваше здоровье! – неожиданно поднял он рюмку в сторону Длинного.
Тот кивнул и, кажется, смутился. Выпив, неторопливо и также монотонно продолжил…
