Игорь Войтенко
Крестник императора
Глава 3
Университеты Жамсарана Бадмаева
Очень скоро после переезда в Петербург у эмчи-ламы Бадмаева образовалась своя, постоянная и довольно обширная клиентура.
Из Бурятии, Монголии и Тибета в Санкт-Петербург без перебоев доставлялись необходимые высушенные травы, растения и плоды, тщательно упакованные в большие кожаные мешки.
Из этого сырья Бадмаев готовил различные смеси и порошки по только ему известным технологиям и пропорциям. Иногда очень сложные, многокомпонентные лекарства из десятков взвесей.
Никаких книг, никаких справочников у него не было. Его мощно и постоянно работающий мозг хранил в себе всю нужную многовековую информацию медиков Востока.
Этими порошками и лечил. Любые, самые тяжёлые формы заболевании. Диагноз ставил за считанные минуты: по состоянию и цвету кожи и глаз, по пульсу, оттенкам движения крови по венам, артериям и капиллярам.
У каждого человека эти оттенки разные: горячие, тёплые, холодные, сильные, средние, слабые, квадратные, круглые, плоские, винтообразные, беспорядочные, ритмичные…
Тибетские эскулапы знали их больше 300.
Поток крови мог быть спокойным, колющим, режущим, с нарушенным ритмом или имеющим повторяющуюся мелодику – нервные окончания в подушечках пальцев ламы Бадмаева ощущали эти сотни ничтожных различий в движении крови. Совокупность оттенков и давала полную картину состояния организма. Больной получал порошки в пакетиках с определённым номером и точные указания по приёму.
Как правило, от болезни вскоре не оставалось и следа.
Организм с помощью природных стимуляторов сам справлялся с недугом, рассасывал и уничтожал даже обширные раковые опухоли.
В пульсовой диагностике Бадмаева не было никакой мистики. Хорошо известно, что, например, народные лекари Индии испокон веков используют для диагностики так называемый «третий глаз».
«Третий глаз» – это шишковидная железа рудиментарный, отмирающий орган человека. Расположен он в лобной части мозга, чуть выше переносицы, там, где индийские женщины ставят красную точку – глаз Шивы.
* * *
Шишковидная железа – это шестая чакра, символ скрытой мудрости и хранилище жизненного опыта.
По размеру шишковидная железа чуть больше пшеничного зёрнышка. Но этот орган обладает уникальным свойством, если его развить специальными упражнениями – он работает как чуткий электронный датчик.
Больная зона или больной орган человека темнее окружающих тканей, имеют другой электрический разряд.
Подготовленный врач это хорошо чувствует…
Порой гигантские фигуры Будды в разных азиатских странах едины в одном: божество всегда изображено с обязательным третьим, всевидящим глазом
В тибетской медицине роль шишковидной железы выполняют подушечки пальцев, куда сходятся нервные окончания от всех органов.
Не случайно многие слепые пальцами различают до 40 оттенков одного цвета. Возможности организма человека, вероятно, безграничны.
Но мы до сих пор очень медленно бредём в бескрайних лабиринтах его познания.
* * *
Популярность Сультима Бадмаева в Петербурге росла изо дня в день, он стал вполне сносно говорить на русском языке, на Восточном факультете Университета без оплаты, на общественных началах, стал вести курс монгольского, калмыцкого и тибетского языков. Специалисты такого профиля были в империи на вес золота.
Конечно, врачебный успех бурятского врача порождал зависть и недоброжелательность к нему многих коллег с дипломами высшего медицинского образования.
Но пока до прямой травли методов Бадмаева не доходило – слишком высокопоставленные чиновники тайно успешно лечили у него свои неприличные болезни.
Сультим Бадмаев после получения офицерского звания и почётного дворянства
Пришло время, когда стало ясно: без хорошего, знающего помощника Сультиму Бадмаеву уже не обойтись.
Но складывалось всё очень хорошо.
Глава семьи Засогол Бадмаев всегда мечтал, чтобы кто-нибудь из семи детей выбился в люди, стал небольшим, но начальником. Хотя бы в своей губернии. Но без хорошего образования об этом нельзя было и мечтать. А образование стоило немалых денег. Как мог – копил.
Когда Сультим готовился к отъезду в Петербург, отец спросил его:
– Кого будем отправлять в Иркутск учиться?
– Младшего, Жамсарана! – твёрдо ответил сын.
– Почему его? Жамсарану всего 10 лет. Пусть ещё несколько лошадей объездит. Овцы на нём.
– Нет, отец. Он из всех нас самый смышлёный, самый способный к учёбе. Лень его в страхе дальней стороной обходит. Жамсарану ехать надо.
На том и порешили.
Сультим обратился к губернским властям с просьбой, чтобы его младшего брата приняли в Иркутскую русскую классическую гимназию, и просьба эта была уважена.
Прошло 7 лет. Жамсаран закончил свой первый этап образования лучшим среди лучших – с Золотой медалью.
Перед ним открывалась прямая дорога в любой университет империи. Вот на помощь брата и рассчитывал теперь Сультим: пусть при мне будет, медицину тибетскую изучает.
И университет, когда поступит – под боком.
* * *
Петербург потряс Жамсарана Бадмаева своим размахом, пышностью, золотыми соборами. Превосходно зная русский язык, он быстро адаптировался и среди пациентов старшего брата, и не затерялся в большом городе среди множества соблазнов.
Перво-наперво – учёба. Отца хоть в чём-то подвести, даже в малом – большой грех на душу взять.
Петербург начала 70-х годов XIX века. Фото из коллекции Библиотеки Конгресса США
Блестяще выдержав испытания, Жамсаран становится студентом Восточного факультета столичного университета по китайско-монголо-маньчжурскому разряду.
Одновременно способный юноша был зачислен вольнослушателем в Императорскую медико-хирургическую академию с правом сдачи экзаменов и получения диплома.
Учёба в двух столичных высших учебных заведениях одновременно была возможна потому, что допускала свободное посещение лекций на разных потоках.
Имея быстрый, пытливый ум, зная с детства монгольский язык и понимая маньчжурский, почти китайский, учёба на Восточном факультете Жамсарану давалась легко.
Были, правда, и другие науки, ранее не знакомые: мировая история и культура, политика, религиоведение, международные отношения и экономика стран Востока.
Всё это жадно и навсегда поглощала его бездонная память, расширяя горизонт видения мира.
Студент Санкт-Петербургского университета и Императорской медико-хирургической академии Жамсаран Бадмаев
В Военной медико-хирургической академии проблем тоже не было: интересные лекции прямо в своей клинике, наглядные операции ведущих врачей и практика у постели больных, по всем разделам медицины великолепные учебники и атласы, в любое время суток доступна прозекторская.
Курсанты Академии на занятиях по анатомии
Но у младшего Бадмаева был ещё и третий университет, каждодневный, без выходных и праздников.
Вечерами будущий чиновник Министерства Иностранных дел России и врач с европейским образованием работал со своим братом, по золотым крупицам осваивая то, что приобрёл за десятилетия учёбы в монгольских и тибетских монастырях Сультим.
Нужно было не только научиться отличать сотни растений друг от друга, но и досконально знать их целебные и смертельные свойства, растирать в порошок строго определённого помола и назубок помнить точные пропорции смешивания, иногда измеряемые буквально миллиграммами.
Каждая лечебная смесь, а в неё порой входило до 60 компонентов, имела свой номер, и таких номеров были сотни. Каждый порошок – тысячелетний опыт и знания древних врачевателей, которые передавались избранным избранными из поколения в поколение.
– Вот смотри, Жамсаран… Это корень степного, жёсткого пырея, – показывал Сультим брату одно из растений. – Корень этот под землёй тянется порой на несколько метров. Самый худой сорняк на полях. Когда он заводится – все араты ругаются и проклинают его. Он всю растительность вокруг подавит и сожрёт. Человек без пшеницы останется, а скот без сочной травы. Однако для любого эмчи-ламы пырей, в «Чжуд-Ши» он называется Большой травой, – настоящее сокровище. Настои из этой травы лечат почки, суставы, глаза лечат. Детей от рахита спасают.
– А вот это что за растение с высохшими тёмными ягодками, которое тебе вчера ламы из Бурятии привезли?
– Это купена. Всюду растёт. И в горах Гималайских, и у нас в Бурятии. На вид совсем невзрачна. Но силу имеет удивительную. Если ты отравился сильно и организм тебя скручивает – съешь несколько ягодок купены. Желудок быстро и полностью очистится. Сок корня купены снижает жар, бронхит лечит, гнойные раны. Веснушки легко выводит.
* * *
День за днём старший брат скрупулёзно передавал младшему свои тайные знания и накопленный опыт эмчи-ламы, академика медицинских знаний по буддийским канонам. После приёма больных, а их записывалось к тибетскому лекарю всё больше и больше, опять до глубокой ночи разбор и обработка растений, развешивание и составление смесей.
– А панты благородного оленя, из которых ты настойку делаешь, что лечат?
– Всё. Это элексир здоровья и молодости. И сегодня, и тысячи лет назад у всех богдыханов Китая, например, были и есть парки с молодыми моралами. Мне мой учитель в тибетском дацане так говорил:
– В рогах молодого оленя – сила и долгая жизнь человека. Хочешь бесконечно услаждать молодую женщину, иметь от неё ребёнка в сто лет – олень поможет. Но учти и запомни, Жамсаран, в настойку эту нужно обязательно добавлять листья шафрана. Без них может свернуться кровь.
Вместо радости и счастья человек обретёт смерть…
Все эти знания, которые получил Сультим от своих наставников, тибетские высшие ламы хранили в бесценной книге – медицинском трактате «Чжуд-Ши», которым владели только самые большие и богатые монастыри Тибета.
Никто из непосвящённых не мог его понять, даже если хорошо знал местный язык.
Многотомный труд был написан в стихах, в виде поэмы. Четыре огромных раздела содержали эти книги мудрости. 14 тысяч стихотворных строк!
Почему именно в стихах?
Древние, видимо, понимали, что поэтическая форма способствует запоминанию.
В «Чжуд-Ши» спрессован опыт человеческой мысли и истории почти трёх тысячелетий. Гигантский объём информации.
И ламы-наставники, помня каждую строфу, передавали её своим ученикам нараспев. Каждое название той или иной травы, место её произрастания, способы приготовления лекарств были зашифрованы красивыми, витиеватыми аллегориями, смысл которых был понятен только посвященным.
По жёстким законам Тибета каждый, кто попытается тайно переписать книгу, даже ничтожную её часть, или вывезти её за пределы страны, будет казнён, а перед этим подвергнут самым жесточайшим на земле пыткам (ламы Лхассы, зная все болевые точки и места человека, его нервные узлы, делали это гораздо изощреннее, чем монахи-инквизиторы Европы).
И это в стране, где великим грехом считалось даже убийство насекомого.
Передвижная тибетская тюрьма
Высокогорный, далёкий, таинственный Тибет во все времена был страной практически недоступной для иноземцев. Никто, кроме паломников-буддистов – бурят, калмыков и монголов, преодолевших безводные пустыни, свирепые ветры и ледяные перевалы Гималаев, лежащие выше облаков, чтобы приложиться к бронзовым ногам огромного Будды в главном храме Лхассы, никто, кроме них, не смел ступить на эту территорию.
И именно туда, чтобы на практике познать историю и культуру Тибета, тайны его монастырей и неведомых европейцам знаний, был отныне, после многочисленных рассказов старшего брата, устремлён взор младшего Бадмаева.
Он мечтал когда-нибудь в качестве дипломата или иным путём побывать в строго охраняемой войсками столице Тибета – Лхассе, любыми путями заполучить трактат «Чжуд-Ши», расшифровать его тайный смысл и перевести на русский и другие языки, дабы всё человечество могло пользоваться плодами древних целителей.
Он ещё не осознавал, как долог и труден будет этот путь, который не завершится и после ухода его из жизни.
Как же выносил свои поистине нечеловеческие нагрузки Жамсаран Бадмаев?
С юношеских лет его трудовой день составлял 16–18 часов. Он никогда не пользовался выходными, не знал, что такое отпуск. Свой божий дар – заряд неукротимой бодрости – Бадмаев пронёс через всю жизнь, смыслом которой была работа. Однако, трудовой день он строил мудро – через 3–4 часа работы отключался от напряжения и мгновенно засыпал. Всего на 7-10 минут. Именно поэтому его мозг был всегда свеж и восприимчив к новому.
* * *
13 лет прожил в Санкт-Петербурге Сультим Бадмаев. 13 лет к нему записывались на приём неизлечимо больные и, как правило, он ставил их на ноги. Но были случаи, когда и тибетские порошки, и хирургическое вмешательство были уже бессильны.
Тогда, поставив диагноз, он честно говорил: «Поздно».
Он спас от неминуемой смерти тысячи людей. Но чёрная дама с косой неожиданно забрала его с собой в самом расцвете сил – Сультиму Бадмаеву было всего 47 лет.
Да, такое бывает. К сожалению, нередко. Живёт человек, чувствует себя превосходно, ни на что не жалуется. Бодр духом, физически крепок. И вдруг – скоропостижная, мгновенная смерть без боли и какого-либо недомогания.
Загадка для медицины. Даже для тибетской. Есть вещи, которые человек объяснить никогда не сможет. Почему, например, Вселенная не имеет конца?!
Но природа мудра. И опытна. Породив для чего-то человека, она, возможно, заложила в каждого из нас генетический код жизни: кому и сколько отмерено дышать и видеть восход и закат солнца.
И биологическая программа всей нашей жизни срабатывает безукоризненно точно. Сультиму Бадмаеву она отмерила ровно 47 лет…
В год ухода из жизни Сультима его младшему брату Жамсарану оставалось несколько месяцев до выпускных экзаменов в обоих университетах.
Старший брат успел передать младшему свою аптеку тибетских лекарственных трав, свою практику, хорошо налаженные каналы поставки необходимых растений и минералов. Сультим также поведал Жамсарану, в каких дацанах Бурятии, Монголии и Тибета служат его друзья и наставники.
Он, хорошо понимая будущую тайную работу брата на дипломатическом поприще, говорил ему:
– Это верные, проверенные люди. Когда настанет срок – они помогут тебе в твоих устремлениях. И помни, Жамсаран, никогда не подводи наш род.
* * *
И младший брат, не прекращая учёбу, достойно заменил старшего. Никто из бывших клиентов Сультима не прервал лечения.
Жамсаран Бадмаев взял за правило фиксировать в специальных книгах каждого посетителя кабинета, какие порошки ему отпущены и на какую сумму. Эти данные позволяли ему накапливать статистические данные, оценивать эффективность лечения не только по срокам, но и по его стоимости.
К этому времени Жамсаран крепко подружился с настоятелем петербургского храма Св. Пантелеймона – целителя, покровителя всех страждущих и врачевателей.
Настоятель лечился у Сультима, свято веря в нетрадиционные знания и возможности своего доктора.
К тому же, святой отец был очень близок ко двору.
Сультим Бадмаев в своё время принял православие. Его крестил тот, кто за великую услугу России пригласил иноверца в Санкт-Петербург и повелел присвоить ему офицерское звание – сам император Александр II.
Примеру старшего брата решил последовать и младший Бадмаев. Для буддиста это был непростой, весьма трудный шаг. Бадмаев понимал, что подобное решение будет негативно воспринято в бурятских и монгольских степях…
В его обширном архиве сохранились записи о принятом в те годы поступке.
Вот что он писал:
«Я был буддистом-ламаистом, глубоко верующим и убеждённым. Я знал шаманизм и шаманов, веру моих предков и с глубоким почитанием относился к суевериям.
Я оставил буддизм, не презирая и не унижая его взглядов и понимания мира. Я оставил буддизм только потому, что в мои разум и чувства проникло учение Христа Спасителя с такой ясностью, что это учение озарило всё моё существо.»
В этих словах ни грана конъюктурных соображений.
Совесть младшего Бадмаева была кристально чиста и понятна людям. Естественно, что для обряда крещения был выбран храм Святого Пантелеймона.
Когда наследник престола, цесаревич Александр III узнал, что принять православие решил и брат Сультима Бадмаева, примерно одного с ним возраста, он пожелал познакомиться с ним и стать его крёстным отцом.
Эта встреча состоялась в роскошном Аничковом дворце на Фонтанке. Сын императора спросил Жамсарана:
– Я слышал, что у вас, бурят, принято хорошо знать свою родословную. До какого колена?
– Принято до девятого. Но я учил до одиннадцатого.
– Почему?
– Потому что род Бадмаевых в одиннадцатом колене происходит от Батмы. А Батма была любимой дочерью Чингизхана.
– Стало быть, ты прямой потомок Завоевателя Вселенной! Ну что ж, теперь будешь моим крестником.
* * *
Вскоре, в особо торжественной обстановке, потомок Рюрика окрестил потомка Чингизхана.
Вот такой произошёл необычный исторический прецедент в столице Российской империи через шесть сотен лет после того, как стремительные всадники монгольских туменов огнём и мечом прошлись по земле русских княжеств.
После обряда крещения можно было оставить прежней только свою фамилию, а имя и отчество по канонам православной веры требовалось обязательно сменить.
Так Жамсаран Бадмаев, сын скотовода из далёкой бурятской степи, стал Петром Александровичем Бадмаевым. Имя он взял в честь своего кумира – царя-реформатора Петра I, а отчество давалось по имени царствующего лица.
Крестный отец Жамсарана Бадмаева цесаревич Александр III с будущей императрицей России принцессой Датской Дагмарой
В 1875 году Пётр Бадмаев с отличием заканчивает Восточный факультет университета и получает великолепные рекомендации от своих профессоров для прохождения государственной службы.
Ему предлагают работу консультантом по Восточным делам в Азиатском департаменте Министерства иностранных дел. Лучшего он и желать не мог, поскольку эта работа не требовала каждодневного присутствия на службе, но сулила поездки в Китай, Монголию и даже в запретный для путешественников Тибет.
Это полностью соответствовало планам Жамсарана расширить свои знания в области тибетской медицины.
Практически свободное расписание в департаменте позволяло не оставлять и дело, переданное старшим братом.
Тут тоже всё складывалось наилучшим образом. Медико-хирургическую академию он закончил с высшими оценками – maximus subfisit. Однако, от диплома врача пришлось добровольно отказаться: военный медик давал клятву в своей практике использовать методы и средства только признанной европейской медицины.
Никакие народные методы лечения Академией не признавались. Но нет худа без добра.
Преподаватели Бадмаева прекрасно знали, что выпускник блестяще продолжает дело своего брата – известного целителя, эмчи-ламы, которому благоволил сам император Александр II. Среди них были и те, кто понимал глубинный смысл и неоспоримую пользу тибетской медицины.
Они задавали прямой вопрос своим оппонентам:
«Чем же объяснить, что в Санкт-Петербурге, центре цивилизации России, где учёные европейские врачи так высоко держат знамя своей науки, именно тибетская медицина привлекла к себе взоры страждущих и стала центром всеобщего внимания?
Почему трудовой люд, имея в больницах почти даровое лечение, наполняет приёмную врачебной науки Тибета, ожидая своей очереди на приём по много часов и ещё платит за приём свои трудовые рубли.
Почему богатые тоже стоят в очереди и платят врачу в 25 раз больше рабочих, хотя за эти же деньги могут вызвать к себе домой любого профессора медицины?»
* * *
Вот эти люди, пока немногочисленные поборники народных, древних методов лечения, и настояли на том, что выпускник Академии Пётр Бадмаев должен иметь возможность продолжать свои поиски в области нетрадиционной медицины с надеждой в будущем преподавать эту науку и в стенах самой альма-матер или в других медицинских институтах России.
Глава 4
Корень и напиток Чингизхана
Действительно, если оглянуться назад, всего на сто лет, то окажется, что здоровье народа со времён Древней Руси, а до неё – тем более, держалось на народной медицине, на знахарях-травниках, умелых целителях – костоправах, повивальных бабках…
Все эти сказки про живую и мёртвую воду, все эти колдуны и ведьмы, варящие в котлах свои снадобья, отражали веру народа в сверхъестественные силы природы.
Давайте ненадолго заглянем вглубь истории государств и народов, посмотрим чем и как лечились люди в далёкие от нас времена. Лечились без вакцин, антибиотиков, сывороток, без сложных анализов крови. Всего этого тогда и в помине не было.
И первобытный человек, и граждане Древней Греции, и жители Египта, и шумеры – люди первой цивилизации на Земле, которые изобрели колесо и обожжённый кирпич – все они знали великую целебную силу окружающих их растений, деревьев, плодов, мёда, свежего воздуха, чистой воды, животворных лучей Солнца.
Полководец Александр Македонский стал Великим благодаря «солдатской траве» – тысячелистнику.
Его непобедимая огромная армия прошла от границы Греции до далёкой Индии по самым опасным эпидемиями местам, но в войсках не вспыхнуло ни одной из них, а потери от ран были минимальными.
У каждого солдата в ранце всегда был порошок тысячелистника и вино, настоенное на нём. Любую, даже очень глубокую рану, заливали этим вином и засыпали толчёным порошком высушенного растения. Кровотечение быстро останавливалось, воспаление не только не развивалось дальше на безнадёжной стадии некроза, но полностью омертвевшие ткани даже восстанавливались…
Врач обрабатывает рану солдату армии Александра Македонского. Мозаика 325–315 г. г. до нашей эры. Археологический музей Стамбула
Армия Александра Македонского не знала сепсиса и при тяжёлых ранениях в живот – практически смертельного перитонита. В это трудно поверить, но и сегодня с этими опасными болезнями не могут справиться даже мощнейшие антибиотики, и 70 процентов септических больных погибают. Это позор современной медицины, всё ещё во многом отвергающую целительную силу фитотерапии.
* * *
В школьные годы, когда я жил в Бурятии, одной из моих любимых книг был роман Василия Яна «Чингизхан». И это естественно: Монголия – вот она, рядом. С вершины горы Маяк, нависшей над нашим Городком, куда мы, мальчишки, собирая весной дикий чеснок-черемшу, летом смородину по распадкам, осенью «били» кедровую шишку, забирались чуть ли не ежедневно, страна Чингизхана лежала впереди на многие сотни километров, скрываясь в мареве у горизонта.
Оттуда, по всему миру разливалась власть Великого кагана над повергнутыми народами Китая, Средней Азии, Европы.
Старинная карта-миниатюра о завоеваниях Чингизхана
Сколько крови было пролито в различных сражениях, сколько тягот переносили монгольские воины во время своих бесконечных переходов в разных климатических зонах, но армия Темуджина была всегда боеспособна и здорова. Болезни избегали монгольских воинов, а раненые быстро восстанавливались.
В истории странным образом укоренился и до сих пор, к великому сожалению, поддерживается миф о якобы многочисленных ордах монголов. Из книги «Чингизхан» я, например, вынес твёрдое убеждение, что в туменах Великого завоевателя были сотни тысяч хорошо вооружённых и прекрасно обученных всадников. Конечно, эта лавина сметала всё и вся.
И только через много лет, ознакомившись с трудами выдающегося русского историка и мыслителя Льва Николаевича Гумилёва, а затем вдоль и поперёк проехав всю Монголию, я сам осознал, что орд Чингизхана никогда не существовало. Никогда.
Монголия и сегодня мало заселена. На территории площадью в несколько Франций проживает меньше трёх миллионов человек. А во времена правления Чингизхана, по оценкам специалистов, все кочевые племена не насчитывали и миллиона.
Л. Н. Гумилёв пишет:
– На деле всё монгольское войско составляло едва более 30 тысяч всадников, что было значительно меньше численности противостоящих армий. При этом древние русичи, китайцы и другие народы ничуть не уступали монголам в храбрости, а в военном искусстве, безусловно, превосходили их.
Естественно, возникает вопрос: как же удалось столь малому войску захватить и долгое время удерживать огромную территорию?
Пытаясь объяснить этот феномен, историки и военные специалисты говорят о невероятной скорости продвижения монгольских отрядов. За сутки они преодолевали до ста километров и могли двигаться в таком режиме практически без еды и отдыха несколько недель.
Внезапность появления и нападения – уже половина успеха. Это верно. К тому же, монгольская армия не имела громоздких обозов, что обеспечивало ей максимальную мобильность, но требовало от воинов нечеловеческой выносливости. После тяжёлого перехода они немедленно вступали в бой, как правило, с превосходящим силами противника.
Монголы и их низкорослые лошади без подков – они что, особой породы и их мышцы из стали?
Чтобы объяснить феномен успеха армии Чингизхана, давайте вспомним историю возникновения монгольской империи.
Её создание началось с завоеванием Чингизханом Тибета – Страны снежных гор и тысяч бездонных, мрачных ущелий. Полководец не разрушил там ни одного горного монастыря.
Он – житель бескрайних степей, где лошади наравне соревновались с ветром, был поражён обширным знаниям тибетских монахов и особенно их искусством лечить любые болезни.
Чингизхан обложил тибетцев данью, но не золотом и продовольствием, а эмчи-ламами, которые знали медицину.
И не прогадал.
Благодаря знаниям и опыту тибетских врачей, Чингизхан поднял боеспособность своей армии на небывалый уровень. Впервые в мировой военной истории он организовал в своей армии полевые госпитали. Эмчи-ламы лечили раненых в непосредственной близости от сражения, что сводило к минимуму возможность смерти от сепсиса.
Кроме мощнейших природных антисептиков, чудодейственных фитопрепаратов, придающих телу силу и бодрость духа, они широко применяли иглотерапию, прижигание и особый массаж определённых участков спины – рефлексогенных зон – горячими камнями, которые резко стимулировали приток крови ко всем органам. Раненые воины быстро восстанавливались и снова вставали в строй.
Есть свидетельства, что тибетские медики в войске Чингизхана прямо в поле спасали от смерти воинов даже с проникающими ранениями в сердце.
Это трудно себе представить, ведь если кровь не поступает в сердце всего 2 минуты – человек гибнет.
Все операции на сердце проводятся сегодня с помощью сложнейшей системы искусственного кровообращения. 750 лет назад ничего подобного не было, а кровеносная система человека будет открыта европейцем Уильямом Гарвеем только через 400 лет после завоевания Тибета монголами.
Эмчи-ламы, видимо, знали как доступными методами и средствами вернуть уже неработающее сердце к жизни.
Фантастика, но факты, действительно, заставляют поражаться знаниям древних. Не случайно сверхсекретная разведслужба Германии «Аненербе» стремилась проникнуть в таинственную Тибетскую Шамбалу – страну тайных знаний человечества…
Расшифрованные страницы книги «Чжуд-Ши» рассказывают нам, что тибетская медицина ещё в глубокой древности постигла многие тайны эмбриологии, и это позволяло на протяжении тысячелетий получать здоровое потомство.
Эмчи-ламы за века до великого Пастера не только знали о существовании микробов – возбудителей чумы, холеры, дифтерии, бешенства, сифилиса, малярии, кори, но и владели надёжными методами борьбы с ними.
Вот почему совсем немногочисленная армия Чингизхана была столь сильна, всегда наводила ужас на противника и казалась огромной и непобедимой.
* * *
Медицинские знания, полученные чингизидами от ещё более древних тибетцев, и сегодня широко используются в народной медицине Монголии, чему я сам не раз был свидетелем. Расскажу только об одном случае, как я узнал, что такое Корень и Чай Чингизхана.
* * *
Однажды, ещё при советской власти, мне довелось принимать участие в киносъёмках раскопок огромного скелета панцирного динозавра, которого монгольские и советские палеонтологи нашли в самой южной части пустыни Гоби на границе с Китаем.
Место нашей работы находилось в гигантских разломах земли – бедлиндах, очень напоминающих Большой Американский Каньон, в тридцати километрах от базового лагеря, который располагался у крохотного ручейка с пресной водой. Единственного ручейка на десятки вёрст кругом. Поэтому на раскопе трудились посменно: 16 часов работы – сутки отдыха в базовом лагере.
Жара в тот год стояла неимоверная, 40 градусов в тени. Пустыня Гоби – как раскалённая сковородка, воздух буквально обжигал лёгкие.
Тяжело нам приходилось. Порой невыносимо тяжело.
Невдалеке от лагеря стояла юрта местного арата-поселенца – Чимида, лет тридцати отроду.
Вместо тюрьмы, за какое-то малозначительное нарушение закона, из Улан-Батора он был на несколько лет отправлен на перевоспитание в Южную Гоби пасти скот. И делал это весьма успешно, получая за сданные шерсть баранов и верблюдов весьма приличные деньги. Но так как купить на них было нечего и негде, он складывал тугрики в свой матрас.
По меткому выражению – спал на своих деньгах. Чимид закончил в Ленинграде полиграфический техникум и поэтому вполне прилично говорил по-русски.
Он не был женат. По правилам одиноким пастухам-ссыльным власти должны были выделить жену, осуждённую за какую-нибудь ерунду женщину. Но в то время её ещё не прислали, и Чимид жил один.
Надо отдать должное – он лихо справлялся с хозяйством. Всё у него было ладно пригнано, выстирано, ухожено.
Два верных пса преданно помогали охранять стадо.
Хорошо помню: внутри юрты к кошме у него был пришпилен вырезанный из какого-то журнала рисованный портрет нет, не Первого секретаря ЦК Монголии товарища Юмжагийна Цэдэнбала, а завоевателя Вселенной Темуджина – Чингизхана.
В те времена это был поступок – имя Чингизхана партийные власти в угоду Кремлю тщательно вымарывали из своей истории.
С Чимидом я как-то быстро сдружился. Мы были одного возраста, есть что вспомнить – учились в одном городе, машина была в моём распоряжении, и в свободные вечера я часто заезжал к нему попить у саксаулового костерка чайку. Готовил он его так…
Сначала в крепко заваренный китайский чай подливал молоко, а после закипания в специальном котелке щедро добавлял масло и крупную соль.
После этого вся жидкость взбивалась деревянной мешалкой и снова доводилась до кипения.
Это был традиционный монгольский чай, чашку которого по закону гостеприимства вам обязательно наливали в любой монгольской юрте.
Но Чимид всегда называл этот особый, казалось неприемлемый для желудка напиток, Чаем Чингизхана.
– Почему? – как-то поинтересовался я. – Мы, монголы до сих пор во многом живём по канонам наших предков и воздержаны в еде. Особенно летом. Видишь, мясо вон само за юртой ходит, а барана режем только по случаю большого июльского праздника Надом.