Игорь Владимирович Марков
Дурья башка
Перед входом в бетонный коридор образовалась небольшая пробка. Причиной тому были два смышлёных бойца. Проявив солдатскую смекалку, они не полезли в дымную черноту, а решили обойти препятствие стороной. Но не тут-то было… Специально для такого случая сбоку от потерны дежурил здоровенный сапёр с длинной палкой в руках. Орудуя ею, как чабан на пастбище, он погнал заблудших овец обратно к стаду, указывая правильное направление. Началась толкучка…
Основная группа бойцов уже преодолела полосу до конца. Они выбегали на солнечную полянку, рассаживались на зелёной траве, стаскивали противогазы и с удовольствием вдыхали чистый воздух, вытирая мокрые от пота лица вонючими резиновыми перчатками. А несколько отстающих продолжали крутились в дыму и пламени, не решаясь броситься в жерло рукотворного вулкана.
Настало время для решительных действий командира.
Миша вспомнил князя Болконского, бегущего с развёрнутым знаменем по Аустерлицкому полю «с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним», и оценив ситуацию, выскочил из блиндажа «навстречу своему Тулону». Масштаб сражения сильно не дотягивал до наполеоновского уровня, но капитан Рычагов обладал не меньшей отвагой и чувством ответственности за подчинённых, чем его предшественник. Подбежав к толкучке, он по одному стал выхватывать из неё солдат и подталкивать к входу в потерну. С помощью сапёра и его длинного шеста они быстро ликвидировали затор и переправили всех бойцов на другую сторону. Наконец Михаил остался один перед огнедышащим проходом.
Прошло уже достаточно много времени с начала учений. Напалм частично выгорел, и пламя не казалось таким сильным. Он ещё раз осмотрелся вокруг, убедился, что на этой стороне препятствия никого не осталось, и, демонстрируя подчинённым хладнокровную выдержку, неспешно шагнул в задымлённую галерею… Но тут же вылетел обратно…
Из дымной темноты прямо на него, размахивая горящими перчатками, выскочил перепуганный солдат. Плохо подогнанный противогаз сбился набок, круглые стёкла запотели. Бедняга успел наглотаться дыма и потерял ориентацию в пространстве. Возможно, на той стороне он упал и вляпался руками с огонь. Липкий напалм от притока чистого воздуха разгорелась с новой силой, что ещё больше напугало солдата. Не разбирая дороги, он пригнул голову вниз и, как бык на корриде, боднул своего командира прямо в грудь. Не ожидавший такого коварного нападения со стороны подчинённого, капитан покачнулся и столбом во весь рост рухнул на спину. По злому року траектория движения Рычаговского затылка пересеклась в пространстве с координатами бетонного столбика, на котором догорали ветки условного дерева. В результате Миша получил свой третий удар по голове, завещанный незабвенной Зинаидой Петровной.
Лицо Любовь Сергеевны, не очень красивое, с ранними морщинками вокруг глаз и мелкими прыщиками на лбу, постепенно проявилось над ним на фоне безмятежного голубого неба с пушистыми кучевыми облаками. Она энергично махала перед его носом ухоженными пальчиками с красными ноготками… от них противно пахло нашатырным спиртом.
– Живой, слава тебе господи, очнулся, – сказала Любовь Сергеевна и улыбнулась.
Миша заметил, что у неё неровные зубы, и тушь на ресницах слиплась комочками. Он попытался улыбнуться в ответ и подумал, что вообще-то, всё, что он сейчас видит над собой, включая голубое небо с облачками, не так уж и красиво, и совсем не похоже на Аустерлицкое сражение… И Любовь Сергеевна, склонившаяся над ним, совсем не похожа на французского императора… И вообще граф Толстой всё наврал – ничего красивого на войне нет.
Она его не любила. Ей было уже далеко за тридцать. Разведена. Без детей, особых талантов и увлечений. Неперспективный и перехаживающий очередное воинское звание капитан был ей совсем не интересен.
Насчёт Мишиной перспективности Любовь Сергеевна наивно просчиталась. Рычагов поступил в академию и после её окончания – осенью 1973 был командирован заграницу – на самую настоящую войну… Но это была не его война. Арабы что-то опять не поделили с евреями, а горячо любимый и дорогой Леонид Ильич обещал им помочь.
В Египте Мише не понравилось: жара, песок, никаких тебе фараонов и пирамид, о которых проходили в школе. Верблюдов – кораблей пустыни тоже не видно. Только иногда мимо их расположения медленно проходило небольшое стадо ободранных коз, ведомых засушенным пастухом в бесформенной одежде. Что ели эти козы в пустыне понять было невозможно, как и то, чем питался их пастырь.
Один раз в городе Миша видел, как торговец хлебом вывалил свежие лепёшки прямо на пыльную мостовую. Как человек, всю жизнь обедавший в гарнизонных столовых, где по стенам в деревянных рамочках висели рукописные плакаты: «Хлеб всему голова» или «Хлеб к обеду в меру бери. Он драгоценность – его береги», Миша не мог видеть такого пренебрежительного отношения к священному для русского человека продукту питания. Он купил газету, расстелил на земле и переложил на неё лепёшки. Вернувшийся абориген, недолго думая, вытащил ценную бумагу, сложил несколько раз и спрятал в карман или другую ёмкость, имевшуюся в конструкции его балахона.
Ракетная база находилась далеко от линии фронта, и противника Миша никогда не видел. Более того, он даже не представлял себе, как тот выглядит. К образу озверевшего сиониста с выпученными глазами, торчащими изо рта клыками и окровавленным топором в руке, как его изображали на карикатурах в газете «Красная звезда», Миша относился скептически, так как был лично знаком с Борисом Моисеевичем Койфманом – гражданским специалистом и конструктором ракет, запускать которые как раз и был обучен в академии подполковник Рычагов.
Борис Моисеевич внешне совсем не походил на карикатурный образ, уважал русскую водочку и, употребив её в значительном количестве, смешно рассказывал еврейские анекдоты с одесским акцентом. В Одессе он никогда не был, а все известные предки Бориса Моисеевича проживали с незапамятных времён в Москве на Чистых прудах. От разговоров на политические темы он дипломатично уклонялся.
Война шла своим чередом где-то там – в районе Суэцкого канала, но в конце концов дело дошло и до ракет.
Советский Союз официально в боевых действиях не участвовал, и должность подполковника Рычагова называлась – советник. Но так как собственных ракетчиков египтяне подготовить до войны не успели, то Мишины советы были вполне конкретными и предполагали следующие действия: 1) вывести ракету из укрытия, 2) доставить её на позицию, 3) развернуть в боевое положение, 4) нацелить по заданным координатам, и наконец 5) подозвать местного офицера и показать какую кнопку надо нажать. Пока тот разбирался с кнопкой, Миша прыгал в «газик», который уже стоял рядом наготове с разогретым двигателем, и приказывал водителю: гнать, как можно быстрее, подальше от этого места. В ясную погоду в пустыне видно очень далеко, и засечь пылевое облако, которое образуется при пуске ракеты, очень просто. Пока советник Рычагов улепётывал в одному ему известном направлении, с восточной стороны к месту старта устремлялись израильские бомбардировщики…
От глаз вражеской разведки ракетную установку, которой командовал Михаил, до времени «Ч» прятали в большой пещере. Размеры укрытия позволяли разместить там не только ракеты, но и массу всякого другого военного оборудования.
Обходя хранилище и проверяя по списку наличие и целостность техники, Миша обнаружил новое изделие.
Стальная ажурная конструкция появилась здесь недавно. Окрашенная светлой краской в цвет пустыни, она скромно и незаметно стояла на четырёх ножках-колёсиках в дальнем углу. Размером конструкция была не больше «газика», но на легковой автомобиль явно не походила. Скорее всего, это было что-то радиотехническое: антенна или локатор, только в сложенном состоянии. В том месте, где у автомобиля обычно размещается номер, к конструкции была привинчена стальная пластинка, на которой дилетантской рукой был нарисован профиль женской головки, похожий на наколку лагерного зека, и нацарапано имя Аннушка. Зек в египетской пустыне появиться не мог. Солдат срочной службы в хранилище никогда не допускали. Значит Аннушка прилетела из Советского Союза, как нежный привет с далёкой родины, – подумал Миша.
Он обошёл конструкцию вокруг. Никаких других познавательных картинок или надписей не обнаружилось. Только одинокая стальная педаль, контуром напоминающая подошву ботинка, торчала вбок на уровне самого пола и всем своим видом просила, чтобы её нажали… Миша нажал…
Конструкция среагировала оперативно. Локатор, или что это там было на самом деле, развернулся, как цветочный бутон, и одним из стальных лепестков залепил Михаилу снизу – точно в подбородок…
