Игорь Валериев
Ермак. Война

Глава 2
Владивостокская крепость

Посидели в офицерском собрании душевно. Многих офицеров я знал по предыдущей службе до девяносто шестого года, с некоторыми познакомился во время осады Благовещенска и в отряде Ренненкампфа.

Сегодня с утра сходил на утреннее богослужение, подал записку для поминовения на Божественной литургии со списком всей своей умершей родни и Дарьи. Купил и расставил свечи, раздал милостыню, а потом сходил на кладбище. По такой же схеме помянул всех в станице, кроме раздачи милости. Нищих и попрошаек у станичной церкви в Черняева никогда не было.

Придя на кладбище, убрал немного листвы, веток с могилки своей «храброй птички». Было видно, что за могилой ухаживают. В прошлый свой приезд оставил кладбищенскому сторожу денег, да и потом раз в год пересылал небольшие суммы Тарале с просьбой передать их сторожу. Арсений в ответных телеграммах ругался, мол, он и сам может деньги на это выделить, но перечисленные мною суммы передавал.

Посидел, погрустил, повинился. Мысленно рассказал Дарье обо всех событиях, которые произошли со мной с момента моего последнего посещения могилы. Глупо ждал какого-то ответа. Приняв за него порыв теплого ветра, который разметал мне волосы на макушке, с каким-то чувством облегчения и очищения ушел с кладбища. Впереди ждала служба.

* * *

– Итак, Тимофей Васильевич, с чего начнем? В принципе, я каждый месяц отправляю в военное ведомство доклады по подготовке Приамурья и Владивостокской крепости к боевым действиям. Вы знакомились с моими докладами? – спросил меня Гродеков, блеснув стеклами очков.

Мы вновь расположились в его рабочем кабинете, и Николай Иванович должен был ознакомить меня с состоянием дел во вверенных ему войсках и на оборонительных позициях. На столе лежало несколько карт.

– Ваше высокопревосходительство, признаюсь, на меня эта инспекционная поездка свалилась как снег на голову. Возможно, государь и хотел, чтобы я посмотрел на все свежим взглядом, ничем не зашоренным. По этому я с вашими докладами не знаком и буду рад услышать все лично от вас, – ответил я, вежливо кивнув в конце фразы.

– Что же, давайте тогда без чинов. И я вам обрисую положение дел и то, как вижу сложившуюся ситуацию в целом, – генерал откинулся на спинку стула и сцепил в замок пальцы рук.

Я также удобнее устроился за столом, предполагая, что разговор будет долгим.

– По окончании японско-китайской войны в девяносто пятом году в военном ведомстве была пересмотрена доктрина использования Владивостокской крепости в связи с изменением вероятного противника, которым стала Япония. Был разработан новый план обороны, и было решено, что между строящимися и имеющимися крепостными фортами и батареями не должно оставаться мертвых зон, где войска или флот неприятеля могли бы укрыться от обстрела и организовать плацдарм. В наиболее узких бухтах, куда не доставали орудия, было принято решение выставлять минные заграждения и корабли Сибирской военной флотилии… – Гродеков поправил пальцем очки на переносице. – Роль Владивостокской крепости в обороне сводилась к двум основным задачам. Первая: береговые дальнобойные батареи должны вывести из строя флот противника и пресечь обстрел города и бухты с моря. Вторая: фортам северной линии надлежало остановить наступление японской армии после высадки десанта где-нибудь на побережье.

Я с интересом слушал генерал-губернатора, который кратко, но емко и четко рисовал картину организации обороны Владивостока.

– По этому плану в девяносто седьмом году была достроена в бетоне Назимовская батарея на одноименном мысе, строилась мортирная батарея из одиннадцатидюймовок семьдесят седьмого года у Токаревской кошки, велись работы по перестройке старых дерево-земляных батарей на бетонные. Параллельно пришлось развернуть казарменное и дорожное строительство из-за заметного увеличения численности гарнизона крепости. По утвержденным и разработанным местными инженерами проектам началось строительство четырех долговременных фортов, которые должны были стать основой сухопутной обороны крепости: Северо-Западный, Северный и Северо-Восточный на высотах Второй Речки и Седанки на полуострове Муравьева-Амурского, и форт Южный – на горе Русских на Русском острове. Форты располагались на расстоянии семи-пятнадцати километров от бухты Золотой Рог. Это исключало возможность обстрела сухопутной артиллерией противника города и стоящих на рейде кораблей Сибирской флотилии. К одна тысяча девятисотому году достроили в бетоне Новосильцевскую батарею, – рассказывая, Николай Иванович показывал карандашом на карте Владивостокской крепости значки оборонительных сооружений.

Я, привстав со стула, следил за карандашом-указкой генерал-губернатора. Гродеков сделал паузу, переводя дух, а потом продолжил:

– Тогда же по проекту военного инженера капитана Романовича прорыли канал через перешеек Русского острова, чтобы в случае начала войны миноносцы и другие корабли могли спокойно ходить из Золотого Рога в бухту Новик и обратно, не покидая пролива Босфор Восточный, выходы из которого должны были прикрываться минными заграждениями. Этим обеспечивалась непрерывная связь внутренней бухты острова с материком даже в военное время. И тут, как вы сказали, будто снег на голову, строительство было остановлено по приказу военного министра. Алексей Николаевич нашел линию обороны чрезмерно растянутой, требующей слишком большого количества войск для ее занятия и удержания, а также больших финансовых затрат.

Гродеков снял очки и начал протирать стекла специальной тряпочкой, которую достал из футляра, лежащего на столе. Насколько я помнил по прежней службе, эти действия показывали сильное волнение генерала.

– Я лично писал генералу Куропаткину, что сужение линии обороны окажет пагубное влияние на оборонную способность Владивостока. Если сократить длину оборонительного обвода и построить его на расстоянии всего лишь три-пять километров от бухты Золотой Рог, то форты и батареи не смогут помешать противнику спокойно обстреливать центр Владивостока и акваторию Золотого Рога из тяжелой артиллерии, – Николай Иванович задумался, положив карандаш на карту, и начал вновь протирать очки.

Я же, склонившись над картой, мысленно перенес значки ближе к городу на указанные Гродековым расстояния, и малый петровский загиб пронесся в моей голове.

– Признаюсь, выполнение данного приказа я просто просаботировал, – голос генерал-губернатора звучал глухо. – Создал комиссию по вооружению Владивостокской крепости, которая пришла к заключению, что подковообразная группа высот под номерами 204, 200, 153 и 217 к северо-востоку от Владивостока должна рассматриваться как передовая позиция. В результате решений комиссии под указанным предлогом были сохранены недостроенные форты Северный и Северо-Восточный.

Гродеков посмотрел на меня тяжелым взглядом.

– Я сознательно нарушил приказ, Тимофей Васильевич. И подбил на это многих офицеров, находящихся в моем подчинении. Мы были готовы понести наказание, но после случившихся в столице событий осени одна тысяча девятьсот первого года все коренным образом изменилось. Все решения комиссии были утверждены высочайшим указом его императорского величества, а финансирование, вооружение и снабжение Приморья значительно увеличилось, – с каждым словом Николай Иванович как-то скукоживался, хотя говорил как бы о своей победе над военным министром.

– Николай Иванович, извините, но все для вас закончилось хорошо. Почему же вы в прошлом году подали в отставку? – непроизвольно вырвалось у меня.

– Устал я, Тимофей Васильевич. Сначала боксерское восстание, потом это противостояние с военным ведомством и его министром. А я уже не мальчик, – угрюмо усмехнулся генерал-губернатор. – Знаете, что меня остановило?!

Что?!

– Телеграмма государя, в которой он мне написал: «Вы мне нужны на этом посту», – произнес Гродеков и замолчал.

– Император знает, как подобрать нужные слова, Николай Иванович. После смерти родителей, брата и сестры он очень сильно изменился. Это не тот несколько наивный наместник Дальнего Востока, которого вы помните, – я усмехнулся. И как я вижу, государь не ошибся, сказав, что вы ему нужны здесь, в Приморье. Судя по значкам на карте, объем запланированных работ выполнен почти полностью?!

– Да, Тимофей Васильевич, практически полностью, – несколько оживился генерал-губернатор. – На настоящий момент оборона Владивостока состоит из двадцати трех береговых батарей, которые простреливают почти всю прибрежную зону. На сухопутном направлении мы имеем четыре форта, девять полевых укреплений и двадцать батарей. К сожалению, большинство орудий образца 1877 года с малой дальностью, невысокой скорострельностью и недостаточной точностью стрельбы. Хорошо, что на новых береговых батареях основную массу орудий составляют обуховские шестидюймовки с щитовым прикрытием, скорострельностью в семь выстрелов в минуту и максимальной дальностью стрельбы на восемнадцать верст. Но если подойдут японские эскадренные броненосцы с их двенадцатидюймовками, то нам придется худо. Да и со снарядами не сказать что хорошо, несмотря на то что на всю мощь используем Хабаровские артиллерийские мастерские. Их пустили в ноябре прошлого года.

– И какое качество у снарядов местного производства? – поинтересовался я.

– Намного хуже, чем у новых с тротилом, которые в малом количестве поступают к нам в основном к шестидюймовкам. Но лучше, чем из старых запасов. – Гродеков улыбнулся каким-то своим мыслям. – Мы, как в Кронштадте, провели испытания на пробитие брони для береговых орудий. Результаты показали, что пробить крупповскую броневую плиту толщиной в сто пятьдесят миллиметров из шестидюймовок не получается уже на дистанции в двадцать кабельтовых. А если она располагалась хотя бы под небольшим углом к атакующему снаряду, то и с пятнадцати кабельтовых. Но даже пробитие не всегда дает нужный результат, так как двухкапсульные взрыватели генерала Бринка активируют подрыв лишь в одном случае из десяти после пробития, да и заряд снаряда слишком мал, чтобы причинить какие-то серьезные разрушения.

Генерал-губернатор грустно улыбнулся и вновь начал протирать очки. Лицо Николая Ивановича приняло какое-то детское и обиженное выражение.

– И как решили выходить из этой ситуации? – поинтересовался я.

– Провели ревизию имеющихся в крепости снарядов. Выполненные из стали в мастерских начали переснаряжать мелинитом и устанавливать трубку образца восемьдесят четвертого года, усилив в ней пружинку ударника, согласно полученным рекомендациям из ГАУ и Арткомитета. Говорят, что этот способ предложил капитан Рдултовский, который учится в Михайловской артиллерийской академии?! – Гродеков вопросительно посмотрел на меня.

– Николай Иванович, эту фамилию слышал. Но я не могу объять необъятное. Великий князь Сергей Михайлович, можно сказать, сейчас революционно переделывает работу ГАУ, Арткомитета и даже Морского технического комитета по вопросам артиллерии. Переход на тротил и мелинит в снарядах – это полностью его заслуга. Обуховские гаубицы калибром в сорок восемь линий с фугасной бомбой и бризантной гранатой с зарядом из тротила также продавил он.

– Насколько я знаю, раньше великий князь был приверженцем французской доктрины одного калибра, одной пушки и одного снаряда? – с каким-то подтекстом спросил Николай Иванович.

– Все течет, все меняется. Кстати, трехдюймовая горная скорострельная пушка, которая стала поступать в Маньчжурский военный округ после принятия на вооружение русской армии, также заслуга Сергея Михайловича. Гористый театр войны требует наличия современной артиллерии, – ответил я. – А опыт боевых действий во время боксерского восстания показал, что ихэтуани и китайские войска легко приспосабливали к обороне селений глинобитные стенки, оставаясь за ними, как и в окопах, в полной безопасности от нашей шрапнели. Поэтому вопрос принятия на вооружение фугасного и бризантного снарядов к полевым и горным пушкам прошел в Главном артиллерийском управлении без особых препон, – нейтрально ответил я.

– Особенно, если ты можешь попасть под статью «промышленный саботаж», – усмехнулся, а потом рассмеялся Гродеков, причем так заразительно, что я его с удовольствием поддержал.

– Николай Иванович, если бы вы знали, как теперь быстро решаются вопросы, которые раньше рассматривались годами, – произнес я, после того как мы перестали смеяться.

– Тимофей Васильевич, на пробитии туннелей на Кругобайкальской железной дороге сейчас отбывает каторгу много представителей известных аристократических фамилий…

– Вы это осуждаете, Николай Иванович? – перебил я генерал-губернатора и жестко посмотрел на Гродекова.

– Нет, Тимофей Васильевич. Судебные процессы подробно отображались в газетах. Это страшно…

– Поверьте, там было отображено не все. Полную правду писать было нельзя. Это вызвало бы социальный взрыв, – тихо произнес я.

– Настолько все плохо? – спросил Гродеков.

– Да, Николай Иванович. Народ сейчас жаждет перемен. Крестьяне, рабочие, буржуа, аристократы, каждый социальный слой ждет своих перемен. Во многом глупых, недальновидных и взаимно исключающих друг друга. Но это и не важно… – я, как совсем недавно Гродеков, грустно улыбнулся и продолжил: – Вы думаете, что все они отдают себе отчет о последствиях своих желаний? Нет. Они просто хотят перемен. Им нужно хлеба и зрелищ, как и в Древнем Риме. Эти желания, в конце концов, и погубили Римскую республику.

– Но мы-то не республика, – тихо произнес генерал-губернатор.

– Николай Иванович, информация о том, что великий князь Владимир Александрович хотел принять конституцию и ввести парламентскую монархию по английскому подобию, к сожалению, ушла в массы, – я, как штабс-капитан Овечкин из фильма «Корона Российской империи, или Снова неуловимые» дернул головой. – Промышленники, купцы, да и многие аристократы, можно сказать, возбудились. У них есть деньги, но нет власти. А тут есть возможность желаемую власть получить.

Я сделал небольшую паузу, вспоминая несколько бесед на эту тему с императором в узком кругу, и продолжил:

– Если же к большим деньгам и желанию власти подкинуть революционную идею типа «свобода, равенство, братство», то получится такая гремучая смесь, которая может быстро разорвать российское самодержавие.

– И что думает государь по этому поводу? – поинтересовался генерал.

– Император понимает, что самодержавная система вызывает ту или иную степень протеста – осознанного или неосознанного, – но во всех слоях населения. Отсюда возникли либеральная оппозиция и российский социализм в двух его основных вариантах: народническом и марксистском, – я провел языком по пересохшему небу. – Иначе и быть не могло: если слой образованных людей не находит естественного применения своим способностям к лидерству и управлению, то из его представителей начинает складываться антисистемное сообщество, руководствующееся постулатами, изначально противоположными существующей государственности. Стоит ли удивляться, что это «прогрессивное» сообщество взяло на вооружение «самые передовые» социальные теории и занялось поиском не только легальных, но и нелегальных способов воплощения их в жизнь. В такой ситуации нет никаких гарантий, что в критических обстоятельствах их доктрины не начнут резонировать с народными утопиями и предрассудками.

– Это слова государя? – перебил меня удивленный Гродеков.

Нет. Это я почти дословно цитирую Петра Бернгардовича Струве, который подготовил для императора аналитическую записку по этому вопросу.

– И какой окончательный вывод сделал Петр Бернгардович?

– Кратко: если процесс нельзя остановить, его нужно возглавить. И государь, вернее всего, очень скоро сделает об этом заявление, – ответил я.

Николай Иванович внимательно посмотрел на меня и задумался. Я же стал ждать, что он скажет.

– Неужели нас ждет парламентская монархия? – наконец потрясенно произнес Гродеков.

– Скорее дуалистическая, в которой юридическим способом ограничения власти монарха является Конституция, – усмехнулся я. – В ней будет проведено разграничение власти парламента, точнее, Государственной думы, монарха и министерств. Конституция будет обязывать государя исполнять решения думы, но при этом министры ответственны только перед самим монархом и им же назначаются или смещаются, а его указания обязательны к исполнению так же, как и одобренные Государственной думой и Государственным советом законы. Обязанность монарха подчиняться парламенту в законодательной сфере обеспечивается правом парламента вотировать бюджет. Зато монарх может наложить вето на решения думы, а также распустить ее.

– Боже мой, какие же потрясения ждут Россию-матушку, – задумчиво проговорил генерал-губернатор.

– Николай Иванович, не так страшен черт, как его малюют. Вспомните боярскую думу, где бояре, споря, таскали друг друга за бороды. Неужели вы думаете, что когда в Государственной думе соберутся представители от всех сословий, они смогут о чем-то договориться. Да это будет цирк с песнями и плясками. Зато и пар социального недовольства стравим, и государь всегда сможет оправдаться перед населением Российской империи за любой промах, кивая на думцев. Тем более среди них найдутся и нормальные люди, которые будут действительно думать о том, как сделать так, чтобы наше государство процветало, – закончил я фразу, а про себя подумал, что таких будут единицы.

Ну а за остальными мы внимательно присмотрим. И картотеку заведем, и связи все отработаем. Николай, несмотря на противодействие консерваторов, намеревался объявить о Конституции в этом году, после того как ее статьи до конца доработают.

– Ваши слова, Тимофей Васильевич, да богу в уши, – уже улыбаясь, произнес Гродеков. – Цирк и песни с плясками?! А, вернее всего, так и будет. Но мы отвлеклись. Давайте вернемся к нашим вопросам.

Дальше последовал обстоятельный доклад Николая Ивановича по каждому объекту обороны. Не были им забыты и вопросы снабжения. Кроме артиллерийских мастерских под руководством генерал-губернатора в начале этого года был введен в строй комплекс Минного городка, который должен будет снабжать минами Владивостокскую эскадру крейсеров и флотилию малых кораблей – миноносцев, канонерских лодок, минных заградителей, силами которых на подходах к городу во время войны будут выставлены минные заграждения.

С особой гордостью Гродеков рассказал о новом оборудовании, закупленном в САСШ для механического завода, которое с учетом плавучего и сухого дока позволяло осуществлять судоремонт любой степени сложности.

Там как раз, по словам Гродекова, был закончен ремонт крейсера «Варяг». Построенный в Филадельфии на верфях William Cramp and Sons, корабль в одна тысяча девятьсот первом году вступил в состав флота Российской империи и базировался в Порт-Артуре.

– А что ремонтировалось на крейсере, Николай Иванович? Корабль-то новый, – поинтересовался я.

– Что-то с котлами. По словам капитана Руднева, «Варяг» не может дать скорость больше четырнадцати узлов при возможных двадцати четырех с половиной, которые он показал на ходовых испытаниях. Из-за того что сухой док в Порт-Артуре был занят, крейсер отправили на ремонт сюда. Завтра пройдут испытания корабля после ремонта. Если все пройдет хорошо, в чем я не сомневаюсь, то «Варяг» потом уйдет в Порт-Артур, – обстоятельно ответил Гродеков.

«Руднев! Врагу не сдается наш гордый ”Варяг”», – промелькнуло в голове, вслух же я произнес:

– Какое замечательное совпадение. Надеюсь, что Всеволод Федорович подкинет меня по дороге до Мозампо.

– Боюсь, на это придется получить разрешение морского ведомства. Япония очень резко реагирует на заходы в этот корейский порт русских военных кораблей. Как говорил маркиз Ито: «Мозампо – это Гибралтар Корейского пролива, потерять его – значит потерять всю Корею», – несколько виновато произнес генерал-губернатор.

– Вы правы, Николай Иванович, не будем дразнить гусей, – произнес я, подумав про себя, что как мальчишка поддался порыву лично познакомиться с Рудневым и побывать на борту знаменитого «Варяга».

Кто из советских пацанов в мечтах не видел себя на мостике крейсера во время его героического боя. Я, во всяком случае, мечтал. Но для моей миссии путь из Владивостока до Мозампо лучше проделать с меньшей помпой.

– А какие у вас дела в Мозампо, Тимофей Васильевич? – не удержался от вопроса генерал-губернатор.

– Надо подальше от чужих глаз передать для поверенного в делах дипломатической миссии в Сеуле Евгения Федоровича Штейна кое-какие бумаги для переговоров с корейской стороной по поводу строительства железной дороги Сеул – Ыйчжу, – доверительно ответил я Гродекову. – С помощью этой дороги мы в случае войны сможем быстро перебросить наши войска от реки Ялу в центр Кореи.

– Не думаю, что император Коджон пойдет на это. Да и японцы будут сильно возражать, – задумчиво произнес Николай Иванович.

– Император Кореи уже отказал. Но теперь Евгений Федорович должен будет предложить Коджону продать концессии на сооружение этой дороги россиянину барону Гинцбургу, проект которого предусматривает строительство дороги на концессионных началах с правом выкупа ее Кореей по истечении определенного срока, – выдал я еще одно прикрытие своего нахождения в Мозампо.

– Понятно, – генерал-губернатор погрузился в размышления и через несколько секунд произнес: – Не думаю, что и этот вариант пройдет. Но, как говорится, чем черт не шутит. Значит, Тимофей Васильевич, ваш дальнейший путь из Владивостока в Мозампо?

– Да, ваше высокопревосходительство. Но об этом лучше не распространяться. Поэтому вариант с «Варягом» и отпадает. Найдем менее заметную оказию.

Решим вопрос, Тимофей Васильевич, не беспокойтесь.

– Спасибо, – я сделал паузу. – Николай Иванович, извините, но у меня один вопрос возник. Каким образом, вы все это умудрились построить? Насколько я знаю, финансирование Владивостока и Приамурья шло по остаточному принципу. А здесь даже новое оборудование для судоремонтного завода в Штатах закупили…

– Ох, Тимофей Васильевич, лучше и не спрашивайте. Служит у меня начальником инженеров Владивостокской крепости полковник Жигалковский Вацлав Игнатьевич. Отличный инженер и архитектор. По его проектам в Никольск-Уссурийске построены Преображенская церковь на кладбище, а потом – великолепный Николаевский собор. Это самый большой храм Приамурья, рассчитанный на две тысячи молящихся, – Гродеков перекрестился. – Представляете, Тимофей Васильевич, после первой торжественной службы благодарные прихожане преподнесли Вацлаву Игнатьевичу икону, а епископ Евсевий его благословил. Это была, пожалуй, наивысшая честь, которая могла быть оказана в православном храме католику. Н-да…

Я, наложив на себя крест вслед за генерал-губернатором, вопросительно посмотрел на него.

– Увлекся немного. Так вот, полковник Жигалковский, понимая, что при почти полном отсутствии в регионе рынка строительных материалов, способного обеспечить строительство подобного масштаба всем необходимым: песок, цемент, щебень, лес и такое прочее, – можно сказать, создал этот рынок. Ссужал деньги подрядчикам, открывал на подставных лиц различные фирмы по заготовке и производству необходимых для строительства материалов, являясь их реальным владельцем. В результате он фактически объявлял конкурсы и отдавал подряды сам себе, что позволило ему регулировать цены на поставки. С одной стороны, все это может быть квалифицировано как множественные злоупотребления, направленные на личное обогащение полковника, – Гродеков развел руки. – Но с другой… Фортификационные сооружения построены в срок, качественно и по цене в два-три раза ниже их сметной стоимости, заложенной в проектной документации.

– А проектную документацию также он разрабатывал? – спросил я, улыбаясь, вспомнив один рассказ своего одноклассника из прошлого-будущего.

Петр, с которым я просидел за одной партой девятый и десятый классы, пошел по другой стезе. И когда я вышел на пенсию, занимал во Владивостоке должность начальника налоговой инспекции. Во время одной из наших встреч-посиделок за рюмкой чая поведал о своем завхозе, который заявился к нему с требованием: «Петр Андреевич, ты мне или зарплату повышай, или давай построим еще чего-нибудь». За несколько дней до этого завхоз как раз закончил строительство трех гаражей для ведомственных машин.

Нет, Тимофей Васильевич, серьезно ответил генерал-губернатор. – Проекты в основной массе разрабатывались даже не местными инженерами, а столичными. Причем если по их проектам на фортах для удешевления предполагалось выполнять в бетоне только своды и стены, которые будут подвержены прямому обстрелу, а все остальное делать из более дешевой каменной кладки, то полковник Жигалковский из бетона построил все. Более того, при периодических задержках финансирования работ Вацлав Игнатьевич использовал на строительство крепости свои собственные деньги, полученные в качестве прибыли от его предприятий, что позволяло не останавливать работы. Оборудование для завода, кстати, закуплено также на его деньги.

Я сидел и тихо охреневал от такой информации. Видимо, Жигалковский какой-то гений от финансов и производства. Совместить получение прибыли и при этом минимум двукратную экономию средств почти по всем позициям, а также высокое качество возведенных объектов – это что-то небывалое в строительной практике.

– В общем, я закрываю на это глаза и только жду финансов из столицы, чтобы расплатиться со своим начальником инженеров. Вот такая вот коллизия. Не знаю, то ли под суд отдавать, то ли орденом награждать, – весело усмехнулся Гродеков.

Я бы к ордену представил, Николай Иванович, – серьезно произнес я.

– Уже направил наградной лист на Владимира четвертой степени, – рассмеялся генерал-губернатор, а успокоившись, продолжил: – Вацлав Игнатьевич для защиты от одиннадцатидюймовок, которые есть на вооружении японской армии, под долговременными укреплениями проекта девяносто девятого года и под фортами на высотах Седанки построил подземные убежища пещерного типа, вырубив их в скалах. И все сверх сметы. Вот так!

– Да-а-а… Даже и не знаю, что сказать. Повезло Владивостокской крепости, что у нее такой начальник инженеров.

Вы правы, Тимофей Васильевич. И крепости повезло, и мне повезло. Не оскудела еще земля русская талантливыми людьми. Кстати, нашелся еще один талант – подполковник Колобов Михаил Викторович, начальник штаба Заамурской железнодорожной бригады. Еле-еле его у адмирала Алексеева выпросил на три месяца.

– Что же предложил или сделал господин полковник? – поинтересовался я, когда Гродеков сделал паузу.

– Правление КВЖД для передвижения по дороге при непрекращающихся нападениях банд ихэтуаней и хунхузов разработало два года назад проект блиндированного поезда. По нему на Путиловском заводе были изготовлены металлические части для бронировки пятнадцати платформ и пяти паровозов. Когда их доставили в Маньчжурию, военные действия уже закончились, и металлические части сдали за ненадобностью на склад. Хотя, независимо от этого проекта, в пассажирских поездах, следовавших по КВЖД и участку Транссиба вблизи китайской границы, нижняя часть до окон пассажирских вагонов первого класса была покрыта противопульной броней. При обстреле поездов повстанцами пассажирам предлагалось ложиться или садиться на пол вагонов, – генерал-губернатор несколько раздраженно махнул рукой. – Опять я увлекся. В общем, Михаил Викторович с учетом надвигающейся войны предложил очень интересный проект блиндированного поезда и передвижной батареи береговых орудий. Я договорился с Евгением Ивановичем, и тот передал мне со складов все полученные для КВЖД металлические части для бронирования и автора проекта. Завтра блиндированный поезд «Заамурец» из артиллерийский мастерских выйдет для первых испытаний.