Игорь Валериев
Ермак: Начало. Телохранитель. Личник
Глава 11
Состязания
Беркут шел тихой рысью, я покачивался в седле, не вслушиваясь в смысл слов восторженно вещавшего Ромки, который на своем молодом жеребчике-монголе по кличке Гнедко рысил рядом. А Ромка пытался донести до меня свои мысли о том, как ему хочется увидеть цесаревича Николая, который завтра проплывет на пароходе мимо станицы и, возможно, остановится. Я же продолжал вспоминать события, которые произошли два с небольшим года назад.
Утро 25 февраля 1889 года выдалось морозным, но солнечным. В станице Черняева в этот понедельник встречи Масленицы заканчивались двухнедельные сборы казаков-малолеток, которых набралось с округа чуть более тридцати. И сегодня между ними должны пройти состязания по стрельбе и наездничеству.
На поле, где должны были пройти состязания, а потом шермиции, собралась изрядная толпа, чуть ли не под пятьсот человек. Кроме казаков-малолеток, которые стояли в строю, пришли почти все жители станицы Черняева, да и с других станиц округа приехало народу немало. Отдельной группой стояла свита войскового старшины Буревого Николая Петровича – заместителя командира первого Амурского конного полка, в который входила вторая Черняевская сотня. Буревой, говоря языком двадцать первого века, являлся куратором 1-й Албазинской сотни и 2-й Черняевской. В этом году приехал проконтролировать, как идут сборы в Черняевской сотне.
Раздался звук трубы, гомон на поле быстро затих. Отделившись от свиты, войсковой старшина в сопровождении атамана Селеверстова вышел к строю казаков-малолеток, которые по звуку трубы застыли по стойке смирно.
– Орлы! – разнесся бас Буревого над полем. – Сегодня заканчиваются сборы казаков приготовительного разряда к службе в строю Чернявинской сотни. За две недели урядники и вахмистры вашей сотни, имеющие богатый опыт, учили вас стрельбе из винтовки, правилам сбереженья оружья, владению холодным оружием пешком и верхом. Занимались с вами гимнастикой и одиночной выправкой, чтобы вы верхом и на земле выглядели бравыми казаками, а не мокрыми курицами!
В толпе раздались смешки, которые быстро смолкли.
– Сейчас пройдет заключительный этап сборов. Состязания по стрельбе и наездничеству, – продолжил войсковой старшина. – Очень жаль, что трое казаков не допущены к состязаниям по наездничеству, так как их кони не признаны строевыми. Это большое упущение с вашей стороны, Петр Никодимыч! – Буревой резко повернулся к атаману Селеверстову. – Надеюсь, что такого безобразия в Черняевской сотне я больше не увижу! – Развернувшись к строю, войсковой старшина продолжил: – А теперь о приятном. Объявляю о призах, утвержденных в этом году Войсковым наказным атаманом Амурского казачьего войска генералом Беневским Аркадием Семеновичем. За стрельбу 1-го разряда – винтовка, 2-го разряда – шинель с фуражкой или шашка, 3-го разряда – патронташ. За наездничество 1-го разряда – седло или мундир с шароварами, 2-го разряда – чепрак с подушкой или папаха. За стрельбу с лошади на скаку: фуражка, портупея, ружейный чехол или погонный ремень, по выбору получающих приз.
Над полем повис одобрительный гул толпы. Войсковой старшина поглубже вдохнул и продолжил:
– Призы за стрельбу назначаются в следующем порядке: 1-го разряда – тому, кто положил в белую полосу все пять пуль; 2-го разряда – тому, кто положил в белую полосу четыре пули; и 3-го разряда – тому, кто в белую полосу положил три пули. Если из числа состязавшихся выполнят условия для получения призов более определенного их числа, то преимущество отдается тем, которые в белой полосе мишени выбьют большее число номеров. Всего на призы Чернявенской сотни выделено казной триста рублей.
На этот раз веселый шум из толпы зрителей длился намного дольше. Во время возникшей паузы Селеверстов что-то быстро прошептал на ухо Буревому, после чего тот продолжил:
– Чтобы повысить накал состязаний, по просьбе атамана Селеверстова и старейшин станицы Черняева в них будет участвовать казачий сын Тимофей Аленин. Говорят, он в пятнадцать лет от роду хорошо дерется с казаками приготовительного разряда. Посмотрим, так ли он хорош в стрельбе и наездничестве. – Буревой развернулся к атаману Селеверстову и, усмехнувшись в усы, сказал: – Зови своего героя.
Селеверстов, повернув голову назад и найдя меня в толпе, призывно махнул рукой. Увидев этот жест, как мы условились ранее, я выбежал перед строем казаков и, перейдя на строевой шаг, подошел к Буревому, вскинул руку к папахе и доложил:
– Ваше выскоблагородие, Тимофей Аленин по вашему приказанию прибыл.
– Становись на левый фланг, Тимофей Аленин, – улыбаясь, отдал команду Буревой.
– Есть, – развернувшись, я добежал до левого фланга строя казаков и, соблюдая все требования, встал в строй.
– Ну что же, – снова загрохотал над полем бас Буревого, – начнем, помолясь. Вольно! Через пять минут первые шесть казаков выходят на линию огня. Разойдись!
Строй казаков рассыпался. Буревой, взяв под руку Селеверстова, направился к своей свите.
– Все готово, Петр Никодимыч, – мишени, махальные, трубач?
– Так точно, господин войсковой старшина. Все согласно требованиям Наставления 1884 года. Мишени все новые. Махальные назначены, и укрытие для них подготовлено. За каждой мишенью на линии огня закреплены казаки в звании не ниже младшего урядника. Поле на шесть мишеней оградили еще два года назад валами. Оцепление по валам выставлено. Все готово к началу состязания.
– Тогда пойдем к линии огня, понаблюдаем, как твои казаки отстреляются и чем меня удивит твой Тимофей Аленин.
Буревой, махнув свите рукой, направился к линии огня, где уже собирались казаки, которым выпала очередь стрелять первыми. Поближе к линии огня стала подтягиваться толпа зрителей, для которых натянутыми веревками была обозначена безопасная зона.
* * *
Я стоял рядом с казаками-малолетками, которые ждали своей очереди для выхода на линию огня. Многие из них, особенно «отметеленная» нами с Ромкой семерка казаков, за исключением Афанасия Гусевского, смотрели на меня с неприязнью, которая усилилась, когда они рассмотрели, что в руках у меня восьмизарядный карабин Маузера, который я забрал у Ромки, стоявшего с моим снаряжением в толпе зрителей. Не обращая на молодых казаков внимания, я проверил, как ходит затвор у карабина, патроны в патронной сумке и, поставив карабин к ноге, замер. Судя по прошлогодним стрельбам, ждать своей очереди мне предстояло больше получаса.
Первые шесть казаков вышли на линию огня и встали напротив своих мишеней, находящихся в двухстах шагах. К ним подошли урядники, контролирующие стрельбы, проверили оружие «малолеток» и выдали по первому патрону. Дождавшись, когда все махальные спрятались в укрытие, а старший махальный урядник Лунин поднял шест с красным флажком, старший на линии огня вахмистра Митяй Широкий скомандовал: «Стрелять». Выставив прицелы и зарядив карабины, смена сделала первый выстрел из положения стоя, после чего, взяв «ружье вольно», стали ждать показа пуль.
После подачи сигнала «перестать стрелять» старший махальный опустил флаг, и шесть махальных побежали к своим мишеням, указками показали стрелявшим казакам отметки пуль, отметили их на мишени и внесли результаты в листы отметок, после чего спрятались в укрытие.
Старший махальный поднял флаг, на линии огня выдали очередные патроны, новая команда «стрелять», и все пошло по накатанному кругу. Пять выстрелов каждого казака, и новая смена из шести казаков выходит на линию огня.
«Как долго!» – думал я, глядя на эти перестроения. Хотя, как говорили в советской армии, все уставы написаны кровью. Если не соблюдать требования имеющегося наставления по стрельбе, недолго и до несчастного случая. Уже две смены отстрелялись. Через три моя очередь.
Минут через двадцать шестая смена, состоящая из меня и еще трех казаков, наконец-то вышла на линию огня. Я передал восемь патронов к маузеру уряднику Науму Башурову, который отвечал за мой огневой рубеж, и стал ждать, когда кто-то из махальных по нашей с атаманом Селеверстовым задумке прикрепит лист бумаги, закрыв центр моей мишени. Вахмистр Шохирев махнул рукой, из укрытия махальных выбежал приказный Данилов и, прикрепив к моей мишени лист бумаги, опять спрятался за стеной укрытия.
* * *
– Что происходит? – войсковой старшина Буревой недоуменно посмотрел на Селеверстова.
– Ваше высокоблагородие, вы же хотели, чтобы Тимофей Аленин удивил вас. Надеюсь, ему это удастся. – Атаман вытянулся по стойке смирно. – Разрешите ему сделать еще три дополнительных выстрела.
– Разрешаю. Ну, смотри у меня, Петр Никодимыч. Я должен быть действительно удивлен. – Буревой наставил на Селеверстова указательный палец.
– Будете, Николай Петрович. Непременно будете. – Селеверстов развернулся в сторону линии огня и махнул рукой.
По его взмаху взвился флаг старшего махального, урядники быстро проверили оружие у смены на линии огня, выдали по патрону, и прозвучала команда «стрелять».
Я смотрел через прорезь прицела на мишень метрах в ста тридцати от себя: «Да, не та стена сарая, в которую я стрелял на “экзамене” у Селеверстовых, но размеры тоже нормальные. Где-то два на полтора метра, посредине белая полоса сантиметров в сорок, а на ней по центру полоса черного цвета шириной сантиметров восемь-десять. Круг в центре закрыт листом бумаге. На контрасте цветов все хорошо видно. Начнем».
Отстреляв со сменой пять патронов, я по разрешению вахмистра Шохирева выстрелил еще три раза и стал ждать результатов.
Махальные с листами отметок подошли к столу, где сидел секретарь станицы, который вносил результаты состязаний в журнал стрельб. К столу подтянулась свита Буревого с ним во главе.
– Удивляй, Петр Никодимыч, – войсковой старшина разгладил усы, стряхивая с них иней. – Удивляй меня.
– Вот, смотрите. – Селеверстов передал Буревому лист бумаги с мишени Аленина, который ему только что доставил приказный Данилов.
Войсковой старшина взял в руки лист бумаги, осмотрел его, крякнул и вернул назад атаману.
– Удивил, атаман. Удивил. – Буревой задумчиво поглаживал правый ус. – Покажи господам офицерам, как стрелять надо.
Селеверстов развернул лист, показывая его свите и казакам, которые стояли за ней. Раздались ошеломленные возгласы. По центру листа было восемь пробоин от пуль, которые образовали ровную букву «А».
– Зови сюда Аленина, – войсковой старшина взял из рук атаман лист с пулевыми отверстиями и, сложив его пополам, спрятал в нагрудный карман шинели.
Селеверстов мотнул головой в сторону Данилова: «Позови». Приказный, развернувшись, побежал к строю казаков, которые в двухшереножном строю стояли рядом с огневым рубежом, ожидая результатов состязания.
– А ты пока, Петр Никодимыч, расскажи мне, откуда у безусого казака Аленина новейший восьмизарядный карабин Маузера. – Буревой, взяв атамана под локоть, повел его в сторону, чтобы поговорить наедине.
– Николай Петрович, может, вы слышали – около десяти месяцев назад хунхузы пытались угнать наш станичный табун и пару косяков старшего урядника Савина с его знаменитым жеребцом Вороном.
– Слышал, но без подробностей.
– А какие подробности-то! Тимофей Аленин всех хунхузов и побил тогда. Двадцать одного варнака на тот свет отправил. Сам был ранен. Но выжил.
– Нет, я слышал про тот набег. Но подвиги одного казачка против тучи хунхузов посчитал домыслом. А получается, действительно молодой Аленин всех один порешил?
– Так точно, господин войсковой старшина. Один и всех. Нам строевых коней спас и Савину его Ворона с кобылицами. И не молодой, а единственный Аленин. Дядька Афанасий полгода как представился. А остальные до этого сгинули.
– Да, заслуженный казак был. – Буревой, сняв левой рукой папаху, перекрестился. – Царства им всем небесного. Только ты мне, атаман, зубы-то не заговаривай. – Войсковой старшина, надев папаху, поправил ее двумя руками. – Откуда маузер?
– Да припрятал его во время боя с хунхузами Тимофей как трофей. А когда в себя пришел от ранения и сказал, поздно уже было. В Благовещенск доложились, все с китайцев сдали. Премию получили. А Тимоха с этим карабином чуть ли не спать ложился. Вот и оставили ему.
– Ох, темнишь, Петр Никодимыч. Не один карабин припрятал, чую.
– Ну так что с боя взято, то свято, – пошутил Селеверстов.
– Свято, свято. Ладно. Пошли назад, встречать твоего героя. Но в будущем смотри. С трофеями чтобы все строго было! Понял?
– Так точно, все строго будет.
* * *
Я стоял в строю на левом фланге и, как все, наблюдал за выдвижением махальных с листами отметок к столу секретаря. Дальше увидели, как к столу подошла свита во главе с Буревым. Затем примчался приказный Данилов и сказал, что меня войсковой старшина вызывает. А сам щерится во все тридцать три зуба, потом ткнул меня кулаком в плечо и показал большой палец. Под недоумевающие взгляды казаков-малолеток из строя, я побежал, придерживая карабин на плече к свите Буревого, который вместе с Селеверстовым стоял чуть в стороне.
Подбежав к войсковому старшине, который вместе с атаманом вернулся к свите, хотел доложить о своем прибытии, но тот остановил меня движением руки:
– А скажи мне, Тимофей Аленин, ты только букву «А» можешь, стреляя, нарисовать, или другие тоже, и почему именно буква «А»?
– «А» – потому что Аленин, а для вас могу букву «Н» нарисовать, Николай Петрович.
– Вот стервец! – захохотал Буревой, которого тут же поддержала его свита. – А давай букву «Н», а то что-то мне до сих пор не верится, что так стрелять можно. – Старшина строго взглянул на меня. – Не шельмовали?
– Никак нет! – чуть ли не в один голос ответили я и атаман Селеверстов.
– Тогда вперед на линию огня, Аленин! – повелительно махнул Буревой.
– Ваше высокоблагородие, разрешите… – начал я.
– Что еще! – недовольно прервал меня Буревой.
– Разрешите все восемь выстрелов сделать на один флаг. Заодно и скорострельность карабина Маузера все увидят, – продолжил я.
– А давай, Аленин. Посмотрим на эту хваленую немецкую механику, – улыбаясь, махнул рукой войсковой старшина.
Я развернулся кругом и побежал на линию огня.
– Что-то не очень радостен твой Тимофей? – спросил Буревой атамана Селеверстова.
– Так по вашему приказу он еще на четыре рубля влетел. А он у нас не жадный, но домовитый! – рассмеялся Селеверстов.
– На какие четыре рубля? – удивился войсковой старшина.
– Так он стреляет своими патронами. А их на ярмарке в Благовещенске купил по рублю за две штуки. И то еще ему повезло найти какого-то корейца. А так дешевле, чем по рублю за штуку, не купить было. Редкость. Так что восемь рубликов долой, а еще, может, при стрельбе с лошади на скаку на полтора рубля выстрелит.
– А почему не за казенный счет стреляет?
– Петр Николаевич, Тимофей в реестре еще не числится, да и кто мне списать шестнадцать патронов по пятьдесят копеек за штуку даст, когда к карабину Бердана они по шесть копеек идут.
– Да… Ладно, придумаем, как твоему домовитому помочь деньгами или патронами. Все. Вперед, на линию огня. – Буревой энергичным шагом направился к стрельбищу. Свита потянулась за ним, а за ней валила увеличивающаяся толпа из зрителей.
Я прибежал на линию огня и направился к вахмистру Шохереву, который стоял с урядниками отдельной группой.
– Господин вахмистр, разрешите обратиться? – сказал я в спину Шохереву.
– Ну чего там, Тимоха? – Митяй Широкий, улыбаясь, повернулся ко мне. – Данилов уже рассказал, какую ты букву «А» нарисовал на листке. Молодец, казак!
– Господин войсковой старшина приказал мне на один флаг восемью выстрелами букву «Н» нарисовать. Не поверил. Говорит, шельмовали.
– И ты расстроился? Нарисуй ему букву «Н»! – Митяй ткнул меня в грудь своим кулачищем.
– Ага, еще четыре рубля долой, – чуть не плача сказал я. – Они-то за казенный счет стреляют, – кивнул я на строй казаков-малолеток, – а я за свои.
Шохирев и урядники рассмеялись.
– Не журись, казак. За то о тебе сам заместитель командира нашего полка теперь знает. Это тебе не булка с маком! – хлопнул меня по спине младший урядник Башуров. – Со мной он ни разу за два срока службы не говорил. А Тимоху Аленина в лицо и по имени знает. А ты еще даже не казак!
– А чего ты не из берданки стреляешь? – спросил Алексей Подшивалов. – К ней патроны не дороже десяти копеек стоят.
– Да что в дедовой, что в отцовской стволы расстреляны. С них я бы так точно не попал.
– Все, тихо! Войсковой старшина подходит.
Шохирев развернулся в сторону подходившей свиты и Буревого. Дождавшись, когда Буревой выйдет на площадку линии огня, Шохирев скомандовал «смирно» и побежал докладывать:
– Господин войсковой старшина, по вашему приказанию на линии огня готовятся к проведению стрельб восемью патронами на один флаг по одной мишени. Старший на линии огня вахмистр Шохирев.
Митяй Широкий сделал шаг в сторону, освобождая дорогу Буревому.
– Вольно! – кратко отдав честь, пробасил войсковой старшина и двинулся вдоль по линии огня. – Показывай, вахмистр, как готовитесь.
– Во-о-ольно!!! В настоящий момент урядник Башуров получил и осматривает восемь патронов для карабина казака Аленина, – начал Шохирев, сопровождая своего заместителя командира полка.
– Казака? – остановился Буревой, вглядываясь в лицо вахмистра.
– Так точно, господин войсковой старшина! – вытянулся во фрунт Шохирев. – Те из казаков, кто видел, что Тимофей Аленин совершил на берегу Амура, когда отбивался от хунхузов, давно его считают казаком, несмотря на возраст.
– Хм-м… Интересно. Продолжайте, вахмистр.
– Сейчас кто-то из махальных вместе со старшим махальным отнесут лист к мишени, и по команде Аленин на один флаг отстреляется восемью патронами.
– Это хорошо. Только лист на мишень прикрепит… – Буревой повернулся к свите. – Корнет Блинов, не в службу, а в дружбу – прикрепите лист к мишени и потом назад его принесите.
– Слушаюсь, господин войсковой старшина!
Корнет отделился от свиты и вместе с приказным Даниловым, который по знаку Шохирева прибежал от группы урядников, пошли к столу секретаря стрельб, где находились махальные. Через пару минут группа из старшего махального урядника Лунина, приказного Данилова и корнета Блинова направилась к мишеням, где корнет прикрепил лист бумаги на крайнюю мишень и вместе с Даниловым скрылся в укрытии. Старший урядник Лунин, взяв горизонтально к земле шест с флагом, стал ждать сигналы трубы.
Все это время Буревой, остановившийся посредине линии огня на шесть мишеней, стоял, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок и обратно. За ним столбами застыли атаман Селеверстов и вахмистр Шохирев. Свита тоже напряженно молчала. Строй казаков приготовительного разряда Черняевской сотни, который атаман Селеверстов успел развернуть лицом к мишеням, хотя и прозвучала команда «вольно», застыл неподвижным монолитом. Группа урядников, стоявшая на линии огня, также застыла, боясь лишний раз напомнить о себе Буревому, так как не понаслышке знала о его крутом нраве.
Наконец, увидев, что мишень готова, Буревой, развернувшись к Шохиреву и Селеверстову, резко произнес:
– Командуйте!
Шохирев, козырнув, повернулся к группе урядников, с которыми стоял и Тимоха Аленин, скомандовал:
– Младший урядник Башуров, Тимофей Аленин на линию огня первой мишени, бегом марш!
Дождавшись, когда Башуров и Аленин займут место напротив своей мишени, вахмистр дал команду трубачу. Прозвучал звук трубы, старший махальный поднял флаг, и тут же прозвучала команда Шохирева:
– Стрелять!
Услышав команду Шохирева, я один за другим вогнал восемь патронов в подствольный магазина карабина, выставил прицел и посмотрел на мишень, выравнивая дыхание. Особо не торопясь, произвел восемь выстрелов из карабина, затратив чуть больше минуты на все. Дождавшись сигнала «перестать стрелять», собрал свои гильзы, сложил их в подсумок, и, взяв карабин на ремень, застыл, ожидая дальнейших команд.
Через несколько минут корнет принес Буревому лист с мишени. Войсковой старшина, рассмотрев его, направился к строю казаков-малолеток, продолжая держать лист в правой руке.
– Казаки! Я еще не знаю, как вы отстрелялись и какие результаты состязаний по стрельбе! Но уже могу сказать, кто выиграл эти состязания! – при этих словах Буревой залез за пазуху и достал второй лист с результатами первой стрельбы Аленина. – Сейчас я пройду перед строем и покажу вам всем, к чему вы должны стремиться, учась стрелять!
После этих слов Буревой, взяв в каждую руку по листу, прошелся вдоль строя, показывая аккуратные буквы «А» и «Н», выбитые пулями. Закончив обход строя, войсковой старшина дал команду:
– Тимофей Аленин, ко мне!
Услышав ее, я развернулся кругом и побежал к Буревому, добежав до которого, доложил о своем прибытии.
– Тимофей Аленин, ты удивил меня своей стрельбой. Теперь покажи себя в состязании по наездничеству и по стрельбе с коня. Встать в строй!
– Есть!
Через несколько мгновений я застыл в строю казаков приготовительного разряда, думая о том, что если удивить стрельбою с коня, может, и получится, то джигитовкой вряд ли.
Со слов Афанасия Гусевского, который уже несколько раз приезжал к нам с Ромкой на занятия, я знал, что среди казаков-малолеток есть несколько отличных наездников, которых я точно не смогу переплюнуть. Но минимум по второму разряду должен выступить.
Для получения призов за наездничество со слов атамана Селеверстова требовалось следующее. Для первого разряда было необходимо сидеть твердо на коне, бойко управлять им, вспрыгивать без стремян на коня на месте, доставать с земли на скаку. Кроме того, исполнять правильно и ловко фланкировку пикою и рубку шашкою, скоро и ловко снимать с плеча винтовку и стрелять (имитировать стрельбу) из нее по всем направлениям, прыгать через ров и барьер, при этом делать и другие эволюции, показывающие ловкость и смелость. Для второго разряда было необходимо сидеть твердо на коне, бойко им управлять, исполнять правильно и ловко фланкировку пикою и рубку шашкою, ловко снимать с плеча винтовку и стрелять из нее по всем направлениям и прыгать через ров и барьер.
Хотя со слов Никифора, сына Селеверстова, по второму разряду я показал джигитовку, когда сдавал «экзамен» на казачьи умения ему и атаману Селеверстову более шести месяцев назад. За это время я значительно улучшил свои умения наездника. Неплохо научился фланкировать пикой, а в джигитовке добавил несколько приемов. Научился ездить стоя в седле. Перескакивать с лошади на лошадь на ходу только начал осваивать, а вот ножницы и соскоки на обе стороны уже получались очень хорошо. Поэтому была вероятность пройти состязание в наездничестве и по первому разряду. А в первом разряде по стрельбе на скаку я даже не сомневался. Попадал куда в меньшие размером мишени и на куда большем расстоянии.
«Попробуем еще раз удивить войскового старшину», – думал я, выходя на старт боевой дорожки, где проходили состязания по наездничеству. Суть состязаний заключался в следующем. Надо было пройти верхом в галопе метров сто пятьдесят «боевой дорожки», где стояли мишени для фланкировки пикой и рубки шашкой. Развернувшись, надо было по соседней дорожке преодолеть барьер высотой где-то восемьдесят сантиметров, ров шириной около метра и на оставшихся ста метрах снять с плеч карабин и имитировать выстрелы вперед, вбок и назад с перезарядкой. На этом состязания по второму разряду заканчивались. Для первого разряда было необходимо дополнительно на дорожке для джигитовки поднять по два кольца справа и слева от себя и показать еще минимум два упражнения джигитовки на свое усмотрение.
Тридцать казаков-малолеток уже показали свои умения. Особо отличились в этих состязаниях молодой казак Анисим Улыбин из Ольгинской станицы да Васька Чуев из нашей с Ромкой шестерки «доброжелателей». Анисим показал чудеса джигитовки, раздевшись на морозе до мундира, он и под шеей, и под животом своего коня пролез, а уж все соскоки, перевороты в седле вообще выполнил играючи и красиво. Чуев же показал отточенную фланкировку пикой и рубку лозы, да и через барьеры и препятствия прошел быстро и красиво. Особенно всех поразил его соскок на землю и возращение в седло, когда его конь уже начал брать барьер. Одним словом, два лидера в наездничестве появилось, и мне хотелось пусть и не переиграть их, то хотя бы выступить достойно на их фоне.
Выйдя на старт боевой дорожки с верным Чалым в поводу и дождавшись команды на старт, я, не касаясь стремян, впрыгнул в седло. Вынул из петли пику и дал шенкелей Чалому. Первая мишень – круг диаметром около сорока сантиметров для укола вниз, или, как его называли, «удар острогой». Перехватив пику, я ударил вниз, попав в центр мишени.
Уколы пикой направо и налево, и удар «подтоком», с перехватом, надо было наносить по мишени в виде деревянных шаров диаметром около тридцати сантиметров, подвешенных на высоте около двух метров. При этом уколы и удары должны были быть явно выраженными, наноситься острием копья пики или «подтоком», не по касательной.
Я успешно прошел и эти мишени. Потом попал прямым ударом в кольцо диаметром около пятнадцати сантиметров и завершил фланкировку с пикой ее броском с расстояния метров в шесть в центр круга диаметром около семидесяти сантиметров.
«Фу-у-у! Все! Самое сложное для меня позади!» – мысленно выдохнул я, вынимая из ножен шашку и направляясь к первой лозе, на которую сверху была одета папаха.
По договоренности с атаманом Селеверстовым вахмистр Шохирев разрешил мне перед моим выступлением надеть старые папахи на четыре лозы для рубки и обложить барьер и ров пучками соломы. Солому Ромка должен был поджечь, когда я стартану по «боевой дорожке». Прыжком через горящий барьер и ров я надеялся добавить «баллы» к своему выступлению. Чалого, правда, две недели пришлось «убеждать» прыгать сквозь и через огонь.
Чисто срубив все четыре лозы, так что папахи остались на стойках на нижней части срубленной лозы, я удачно попал шашкой в кольцо диаметром около десяти сантиметров и закончил «боевую дорожку», остановив Чалого, заставив его встать на дыбы и развернуться на задних ногах. Ромка в это время запалил солому на барьере и бежал поджигать солому, сваленную в ров. Опустив Чалого на землю всеми четырьмя копытами, я вложил шашку в ножны и, дождавшись, когда Ромка подожжет солому во рве, наметом направил Чалого на горящий барьер. Преодолев его, а затем перепрыгнув огонь, который вырывался изо рва, я на скаку достал из-за спины берданку.
«Экономить на патронах надо, – пронеслось у меня в голове. – Да и значительно короче кавалерийский карабин Бердана восьмизарядки Маузера».
Имитация на широком намете выстрела назад, влево, вправо и перед собой. И эта дорожка закончилась. Теперь джигитовка. Развернув Чалого, я передал стоящим на старте казакам карабин и шашку. Можно было бы и с оружием джигитовку показывать, но те упражнения, которые я выбрал, с карабином за спиной, пусть и в бекеше, а не в полушубке, сделать было очень тяжело. Поэтому я решил не рисковать. Передав оружие, я наметом вылетел на дорожку для джигитовки и поочередно собрал стоящие в станках на земле кольца из ивняка диаметром около двадцати сантиметров. Потом изобразил «казачий обрыв в стремени». Закрепив ноги в стременах, откинулся вниз, вытянув руки к земле. Таким же образом в фильме «Неуловимые мстители» атаман Сидор Лютый обманул Даньку, притворившись убитым.
Вернувшись в седло, я, ногами оттолкнувшись от стремян и упираясь руками в переднюю луку, подтянул ноги под себя, встал на подушку седла и выпрямился, левой рукой держась за повод, а правую вытянул вверх, постаравшись максимально выпрямить ноги в коленях. Проскакав около десяти метров стоя, я опустился в седло и выполнил соскоки на обе стороны: налево-направо-налево. Выполнил без посадки в седло и, как мне показалось, удачно. Ноги при переносах были выпрямлены, носки оттянуты. Переброс тела произвел без «зависания», хотя бекеша значительно мешала. Спасибо нашей деревянной лошадке в нашем с Ромкой спортзале, на которой занимались вольтижировкой.
Дорожка закончилась и, развернув Чалого, я поскакал назад, решив показать еще два упражнения. Махом наклонился к передней луке, подбросив тело над седлом, перекрестил ноги и сел спиной вперед. Таким же образом вернулся в исходное положение.
После этого лег поперек седла на живот, держась за обе луки, и спиной вперед вышел в положение обратного волочения, держась за обе луки. После выполнения упражнения поднялся в седло и, сделав соскок с седла на землю, повис, держась за переднюю луку, вдоль корпуса Чалого на руках, ногами касаясь земли. В положении прямого волочения проехал метров двадцать, сделал заскок и сел в седло. Все, джигитовка для меня закончилась, я вернулся на старт, забрал свое оружие и встал на левом фланге в конный строй казаков-малолеток. Будем ждать результатов.
Минут через двадцать объявили результаты состязаний по наездничеству, по которым для стрельбы на скаку с коня было допущено одиннадцать казаков, включая меня. Дождавшись своей очереди «последнего», отстрелялся, но не с двухсот шагов, как все, а где-то шагов с трехсот, или около двухсот метров. При этом все три пули положил в голову мишени.
* * *
– Что скажете о выступлении Аленина? – обратился к Буревому Селеверстов.
– Ну-у-у, стрельба что стоя, что на скаку просто феноменальная, джигитовкой особо не удивил. Хотя для пятнадцати лет очень хорошо, я бы даже сказал, отлично. А прыжки через горящий барьер и ров просто великолепны. Это говорит о том, что конь у него замечательно выезжен. Надо будет в полку такое упражнение ввести! – Войсковой старшина очистил от инея усы. – Хорошо придумано.
– А с награждением как быть? Аленина в реестре нет. – Атаман выжидательно смотрел на высокое начальство.
– Н-да, финансовая коллизия… С одной стороны, наградить молодого казака первым разрядом во всех состязаниях надо, но с другой стороны, в реестр отчетности как казак приготовительного разряда Черняевской сотни Аленин не входит, и наградить его за счет казны мы не имеем права. – Войсковой старшина развернулся к своей свите. – Что будем делать, господа? Какие предложения?
– А что этот молодой казак выиграл? – поинтересовался штаб-ротмистр Некрасов, который числился заместителем командира Албазинской сотни в Амурском казачьем полку.
– Винтовку, седло, портупею. По казенной цене все на 24 рубля, – зная чаяния Тимофея о призах, ответил атаман Селеверстов.
– Нас здесь двенадцать свитских, – продолжил штаб-ротмистр. – Думаю, по два рубля на призы для уникального стрелка скинемся.
– Поддерживаю, – высказался корнет Блинов.
Остальные офицеры и штатские свитские Буревого молча склонили головы в знак согласия.
