Игорь Сотников
Апокалипсис в шляпе, заместо кролика. Ковчег

Глава 4

Продолжающая тему предыдущей главы, где всё закручено вокруг своих сторонних смотрин и наблюдениях. Где взгляд программиста обращается в прошлое, рассказавшее о первых экспериментальных шагах, проводимых для извлечения толка из его затеи.

Как правило, а вот что это за правило такое, на которое, как правило, вот так ссылаются, и по тому или иному поводу это словосочетание в доказательство приводят, мало кому известно, что между тем не отменяет того, что оно отныне не будет использоваться и применяться для оборота слов и речи, то в нашем случае это «как правило» будет значить следующее: Как правило, между знаковым утверждением: «Ну-ну, посмотрим», и самим настоящим «посмотрим», где действительно достигаются заявленные задачи, которые своей смотрибельностью убеждают смотрящего в некой заявленной идее, проходит не так уж и мало времени. И чем глобальней и значительней заявленная задача, которая скрывается под покрывалом тайны называемой «посмотрим», тем больше времени требуется и затрачивается между первой точкой отчёта, со своим посмотрим и демонстрацией полученного результата.

Но вот кажется тому человеку, кто в своё время, глядя в окно своего рабочего кабинета в общий зал офисного помещения, решительно провозгласил своё «посмотрим», что всё готово для демонстрации полученного результата этого его «посмотрим». И он, как и в тот знаковый день, когда его осенило некой прорывной идеей, расположился в своём рабочем кресле у рабочего стола, с которого на него смотрело множество экранов различной компьютерной техники. И он прежде чем отправиться к своему наблюдательному месту у окна, ещё в самый последний, препоследний раз решил проверить рабочие параметры с интегрированной на экране компьютера модели некой девушки, имеющей много общих черт с той самой, уже известной Анютой, только она внешне выглядела собранней что ли и образованней физически. Ну а то, что в самом верху экрана было написано: «Проект Анюта», косвенно подтверждает то, что на экране компьютера была прорисована именно она.

Так на мониторе экрана компьютера этого человека, то есть программиста, на первом плане, во весь рост, в 3D проекции, расположилась Анюта, где справа от неё находилась таблица с отражающими её параметрами, с которых не сводил своего пытливого взгляда программист, нервно держа руку на пульсе этой виртуальной Анюты, а именно на мышке клавиатуры. И стоило только одной цифре в этой таблице, по каким-то неизведанным причинам не понравится программисту, то вмиг одна внесённая им цифровая поправка может изменить облик виртуальной Анюты, увеличив или наоборот, уменьшив её физическую концептуальность внешнего вида.

Что же касается её психологического портрета и душевных качеств, которые одушевляют её, то этот вопрос не так просто решаем, и тут одной цифровой подводкой не обойдёшься. А для этого программистом были изначально разработаны отождествляющие Анюту, как отдельную личность программы, со своими алгоритмами поведения и действий. И на основании этой начинки, внутренней конституции Анюты, выступившей в качестве базиса, было выстроено всё остальное. Что с таким волнением и нервами ни к чёрту и до проверялось сейчас программистом, бубнящим себе под нос всякую неразборчивую чепуху.

Впрочем, так в итоге всегда и бывает со всеми этими заявителями. И как только приходит то время, когда уже нет времени тянуть дальше и нужно подтверждать делом то, что ты заявлял, то что-то голос этих людей уже не столь самоутверждающе крепок и сами они не так уверено выглядят, как в то время, когда они давали слово всех тут втоптать в своё потрясение. При этом надо понимать, да и это необходимо нам для объяснения всего тут происходящего, что этот человек под кодовым для нас именем программист, есть всего лишь мозг, проектирующий и разрабатывающий пришедшие ему в голову фантастически прорывные идеи, за воплощением которых в жизнь стоят совершенно другие люди из какой-нибудь закрытой в виду своей высокой секретности, научно-исследовательской лаборатории.

И программист, значит, спускает с высоты своего разумения им свои идеи, а там, в этой лаборатории, их пытаются по возможности воспроизвести и довести до своего начального ума (остальные примочки и функционал будет совершенствовать программист). После чего опытный образец представляется мозгу этого проекта, программисту, который теперь имея перед собой не одни лишь фантазии и идейные проекты, а физическое воплощение своей задумки, в реальных условиях тестирует этот опытный образец. После чего уже на основании полученных результатов, будет приниматься решение о его готовности – опытный образец будет представляться тем людям, кто жизненно заинтересован в разработке вот таких прорывных проектов, на которые они, при всей их прижимистости в финансовом плане, неожиданно не скупятся (явно что-то знают такое грандиозное, что и заставляет их так поторапливаться и тратиться).

– Вроде как всё. – Глубоко выдохнув, сказал программист, откинувшись на спинку стула, но при этом не выпуская из рук мышку клавиатуры. Программист в таком расслаблении, не сводя своего взгляда с экрана компьютера, подержался на кресле всего ничего, и явно не сумев расслабиться хотя бы в затекшей спине, которая всё равно чувствовала на себе напряжение, отпускает мышку и вновь приближается к столу. Здесь он в очередной, уже и не сосчитать который раз вглядывается в модель кружащей вокруг своей оси девушки, и на этот раз всё заканчивается совершенно не так, как все прошлые разы. И в этот раз программист не берёт в руку мышку клавиатуры, а он заносит над клавиатурой указательной палец руки, на мгновение задерживает руку в таком зависшем положении и со словами: «Что ж, начнём», опускает палец руки на кнопку «Ввод». Ну а дальше по всех экранам компьютеров побежали цифры и начали меняться картинки в зависимости от отражающего функционала того или иного компьютера.

Так центральный компьютер, с экрана которого демонстрировалась модель девушки со своим рабочим функционалом и параметрами, только в общих чертах остался неизменным. А вот цифры, прописанные в таблице, которые собой регистрировали текущие параметры этой модели девушки, зажили своей жизнью, начав меняться по мере начала движения Анюта. Где само движение Анюты, с разных точек передавалось на экраны других мониторов компьютеров.

И как можно было понять, исходя из наблюдения за картинками на мониторах компьютеров, то программист на этот раз не ограничился одной проекционной картинкой виртуального мира, где Анюта, следуя по лабиринту замысла, прорисованного воображением программиста, должна была, идя по идее (это такая логистическая дорога) к своей цели, преодолевать встреченные на её пути препятствия (одно из препятствий в виде орков, было уже раз упомянуто). И теперь, наряду с виртуальной картинкой, посредством микрокамер, установленных на наблюдаемой программистом модели девушки (а вот здесь пока нет полной уверенности в том, что программист за образец для своей программируемой модели выбрал именно Анюту, и для этого была масса причин, технического и психологического плана), на другие экраны шла картинка в режиме прямой трансляции.

И теперь программист мог вести наблюдение за своим объектом интереса, не только в окно, а у него, благодаря всем этим техническим приспособлениям, – камеры на объекте наблюдения были установлены с нескольких углов обзора (а теперь задайтесь вопросом, как это удалось провернуть программисту и тогда вопрос о выборе объекта для его наблюдения сведётся к своему минимуму), – поле для обзора кратно увеличилось. И он теперь мог вести своё наблюдение не только со стороны, но и от первого лица. Ну а для обзорного наблюдения, со стороны центрального пункта наблюдения, оставалось окно, к которому программист, оставив на минутку своё рабочее место, и бросился, чтобы зафиксировать для себя сегодняшнюю расстановку сил на этом полигоне испытаний его новой экспериментальной модели «Анюты».

– Ну-ну, – остановившись у окна, программист заглянул в него сквозь жалюзи и явно специально, вот с таким эпическим иронизмом обратился к тем, кто находился там, за окном, – теперь посмотрим, заметят они в ней изменения или нет.

Но там, за окном, а если ещё точнее, в этом наполненном служащими и клерками офисном помещении, уж такая, вся в бесконечных и скорых делах течёт деловая жизнь, что для того, чтобы что-то этими людьми заметить хотя бы в себе, то тут должно произойти нечто экстранеординарное, или хотя бы наступить перерыв на обед. Когда будет повод и возможность для своей остановки в этой бесконечной спешке за успехом, и тогда быть может, тот же Сократ Сигизмундович, кто собой отражает офисную реальность и является плотью от плоти офисного работника, вначале заметит в себе внутреннее неустройство по причине недостатка питательного элемента (обед как никак), а затем уже заметит своему соседу по столу, Аристотелю Дмитриевичу, такому же представителю офисного истеблишмента, что тот сегодня как-то неважно выглядит.

И хотя всё это по Аристотелю Дмитриевичу Сократ Сигизмундович ещё с самого утра заметил, когда тот по своей неосторожности дыхнул ему перегаром в самое ухо, Сократ Сигизмундович не стал на этом моменте, в несдержанном на выходных и просто по вечерам поведении Аристотеля останавливаться (Сократ иногда по себе людей судит), а дал возможность Аристотелю исправиться, сваливая на него самую тяжёлую работу. – Тебе, друг мой, сегодня будет полезно попотеть, так что давай, сбегай до копировальной комнаты и наделай мне копий. – Примерно вот так Сократ выветривал из Аристотеля груз его тяжёлых мыслей о вчерашнем.

Ну а когда наступило обеденное время, то тут и сам Аристотель Дмитриевич почувствовал, что вся его злость на Сократа за своё использование по такому, низкой квалификации назначению в виде посыльного, имела под собой только временные основания. И как им вдруг выясняется, то в этих действиях Сократа по отношению к нему имелась своя мудрость – он пропотел и теперь себя чувствовал несравненно лучше, чем утром. И у него даже появился аппетит. О чём он и сообщил в ответ на замечание Сократа о его неважном виде, тем самым аргументируя против этого замечания Сократа.

Ну а если Сократ будет так настаивать на этом, совершенно не понимаемом Аристотелем утверждении, – ты неважно выглядишь, – то Аристотель готов придирчиво к самому Сократу рассмотреть этот вопрос. Где для начала неплохо было бы разобраться, что всё это «неважно выглядит» значит, какая подоплёка разумений под этим словосочетанием скрывается. И как Аристотелю Дмитриевичу с высоты его философского образа мыслей и разумения, подкреплённого знаниями из книг и интернета, а также образовательной программой из университета, в котором он не только просиживал штаны, но и бывало, что и ходил на лекции, рассудительно понимается, то лучше неважно выглядеть, чем важно.

– Важность взгляда на себя и этот соотносимый в твой адрес, характеризующий тебя параметр, заключает в себе свою определённую этой установкой зацикленность на себе. И если хотите знать, то человек находящийся в таких ограниченных параметрах себя, не имеет возможность манёвра в своих чувствах и вынужден следовать зафиксированной этой важностью дорогой. – Вот так рассудит Аристотель насчёт всей этой важности в себе. А на неважность у него более оптимистический взгляд. – А твоя неважность это всего лишь физическое проявление временного налёта твоего неблагоразумия, на которое ты от полноты своей души сподобился в своё свободное время. И сторонние люди, среди которых могут быть и эти важные люди, видя эту твою неважность вида в себе, вряд ли почувствуют к тебе отторжение. А они скорее посочувствуют тебе и создадут условия для твоего выздоровления.

Программист же опять не понял, почему он в очередной раз в первую очередь обратил своё внимание в сторону этой парочки людей, с противоположными и провокационными взглядами друг на друга, и перевёл свой взгляд дальше по залу и начал, в общем, обозревать происходящее там.

А за то время, которое прошло с того момента, когда программист вот также находился у окна и вёл своё наблюдение за этим полем жизни людей умственного немного труда, и до сейчас, там, на этом полигоне коммуникационной жизни всех этих людей, всё своё рабочее время проводящих в переговорах и за цифрами, по большому счёту и внешне, значимых изменений и не произошло. Что говорит о стабильности на рынках движения ценных бумаг, а это в свою очередь не заставляет бенефициаров всего этого ценного на бумаги дела, вносить свои корректировочные изменения в свою денежную политику, которая отчасти представлена здесь, и как следствие, в этом корректирующим биржевые индексы и доходность бумаг сообществом.

Ну а если кого-то, в один момент под зад выдавили отсюда по причине его малой изворотливости и нерасторопности в деле принесения дохода нанявшим его людям, то его уже на следующий день все забыли, так что можно сказать, что его и не было здесь никогда. В общем, здесь, как и везде, текла своя деловая жизнь по своему разумению, по обстоятельствам и сосредоточенности на своём деле всех этих, столь занятых людей.

И даже непонятно, почему программист так разнервничался и разволновался, глядя на всю эту обыденность и не изменчивость, когда чуть ли не ежедневно был свидетелем всего того, что в этих стенах происходит. Хотя если принять в расчёт его ожидания от запуска своего нового проекта, о котором никто пока что ничего и никак не знает, то тогда его отчасти можно понять. Так что пока не выяснилось, в чём заключается и что он ожидает от своего нового проекта, лучше не делать раньше времени выводы и подождать, что будет дальше.

А дальше между тем волнение и нервность в поведении программиста нарастает, и он уже не может устоять на месте, и начинает бегать от окна к мониторам на столе и обратно. Но всё это не приносит никакого успокоения в него и выводит на его лицо растерянность и непонимание. Что в итоге приводит его к тому, что он утыкается лбом в жалюзи на окне и прямо в окно бормочет. – Ничего не пойму. Где она? – Далее наступает небольшая пауза, после чего он добавляет: «Сам виноват, раз отказался от программы последовательного внедрения, а решил действовать посредством шоковой терапии», и опять замирает, пытаясь отбиться от нарастающего вала вопросов.

Но таким образом ответа на свои вопросы не найдёшь, что вполне понимает и программист, и он отрывается от окна, вновь подходит к столу, и начинает по передающим на экраны мониторов компьютеров картинкам с камер наблюдения, установленным на экспериментальном объекте, соображать, где он может сейчас находиться. Из чего можно сделать предварительное заключение, что с первых шагов этого эксперимента, испытуемый объект повёл себя не как было задумано программистом, и свернул не на ту логическую дорожку, прописанную программой и заложенной в её интеллект программистом. А вот куда направил свой ход искусственный интеллект испытуемой программистом модели, сейчас и притом немедленно, необходимо было выяснить ему.

Ну а с чем связана эта необходимость спешно отыскать эту модель с искусственным интеллектом, то это может быть не ясно лишь тому, у кого в голове заложен искусственный интеллект, а не как от природы, человеческий рассудок. Ведь человеческая логика такова, что она хоть подчас и непредсказуема, и заводит человека в сложные, а подчас и тупиковые отношения с действительностью, тем не менее, у человека для выхода из этих сложных ситуаций, в которые он себя подчас сам и загнал, всегда наготове есть чувство юмора, которое его всегда спасает и не даёт ему слишком далеко зайти в своём уныние, а вот кибернетический человек с искусственным интеллектом, ничего такого в себе не имеет, и его действительность прописана в заложенных в него схемах, где каждой соответствует свой алгоритм действий.

И если искусственный интеллект на своём пути наталкивается на нечто такое, что не укладывается ни в одну из имеющихся у него схем ответного поведения, то у него от такого своего недоразумения, вполне есть вероятность того, что перегорят микросхемы в лучшем случае. А в худшем …То этого и сам разработчик этого искусственного интеллекта, программист, не знает. И тогда немедленно в головах людей всё это узнавших, рождается тревожащий их всех вопрос: а не охренел ли вообще этот программист, выпуская в люди на испытание на них, такую непредсказуемую и однозначно опасную экспериментальную модель с искусственным интеллектом?

Ну а как только все так затревожились на свой собственный счёт, то тут же выяснилось, что среди людей прогрессивно мыслящих, – а только таких и интересуют вопросы искусственного интеллекта и роботизированного будущего, – всегда есть прослойка людей, скажем так, консервативно мыслящих и своими мыслями тормозящих научно-технический прогресс. И эти люди, как только открыли для себя эту страницу книги и узнали, что так быть может, то невольно посмотрели по сторонам, в оглядке этой искусственной опасности, которая не просто бесконтрольно была выпущена программистом в люди (а вдруг её на чём-нибудь или на ком-нибудь замкнёт, и как тогда её остановить?), а ещё к тому же им потерялась, то тут же начали нервно вопрошать:

– Тут от модели с самым обычным, природным умом, не знаешь, как отделаться, а тут такое дело. Ну а если ты попадёшься на крючок к этой модели с этим, как его там…А! Искусственным интеллектом, который явно рассчитан на собственную самоокупаемость и значит, расчётлив без меры, с чем она, эта модель, и подходит ко всякому делу. То, что спрашивается, нам, самым обычным людям, делать, когда эта расчётливая модель встанет на нашем пути?

И при виде всех этих, так тревожно вопрошающих людей, на которых и сам без волнения не посмотришь, понимаешь, к чему в итоге склоняются их мысли, – этот программист, по их разумению, первый враг мужского населения планеты, раз создал на их голову такую ходящую бомбу замедленного действия: она их вначале разденет до нитки, а затем взорвёт им мозг, поставив перед фактом своей ничтожности.

Правда среди этой массы заволновавшихся людей были и свои храбрецы, которые крепились и заявляли, что не так страшен чёрт, как он есть на самом деле. И, прежде чем впадать в уныние и беспросветную безысходность, нужно посмотреть на то, что там изготовил программист.

– А может его модель нам не понравится. – Больше, конечно, для себя, это утверждали эти храбрецы, так заявляя. – Ведь на вкус и цвет товарища нет. И вполне вероятно, что программист создал свою модель по собственным лекалам красоты, и она нам никак не понравится. – И, хотя действительно такая вероятность существовала, всё же почему-то, и это достаточно странно выглядело и противоречило здравому уму и разумению, с этим утверждением этих храбрецов никто не собирался соглашаться, и всем эта расчётливая модель виделась самим совершенством. И всем до единого желалось с ней пересечься и стать для неё объектом её расчётливого эксперимента. Из которого каждый из этих взволнованных людей собирался выйти победителем.

– Всё-таки природный интеллект на голову выше искусственного, – рассуждали эти взволнованные люди, как тут выясняется, только на словах за научно-технический прогресс, а как только их он коснулся, то они его уже не признают, ретрограды и мракобесы чёртовы, – ведь природный интеллект его создал, а не он природный. К тому же мы будем знать, что движет этой расчётливой особой, а это даёт свою фору. – И вот тут-то выясняется, что общая беда хоть и объединяет людей, но только частично. И среди этой массы взволнованных людей, объединённых общей бедой, появлением на горизонте этой до совершенства красивой и расчётливой модели, наметился раскол, где без особого опыта взаимоотношений с этим расчётливым полом молодёжь, явно не нюхавшая пороху этих сложных и взрывных взаимоотношений, посмела себе заметить у своих старших товарищей недопустимое в такой сложный момент.

– Так вы во взаимоотношениях с противоположным полом всегда знаете, какой у них на ваш счёт расчёт. И это почему-то нисколько не меняет ваших планов на их счёт. – Вот прямо так, без всякого уважения к прошлому опыту своих старших товарищей, заявляют эти малоопытные сосунки, внося разлад и раскол в монолит рядов этого мужского сообщества. И теперь многоопытные товарищи даже и не знают, о чём можно говорить с этими сопляками, ничего не понимающими в этих непростых взаимоотношениях с женским полом, где простых решений по замыслу их создателя быть не может. Ведь, как указывает ветхий первоисточник, то женщина была создана из ребра мужчины. И почему-то никто на этом моменте никогда полноценно не останавливается, пытаясь замылить этот знаковый для жизни момент. А всё дело в том, что это событие подразумевает под собой то, что женщина, в чём изначалии есть часть мужчины, которая всё-всё о мужчине знает, и само собой этим его даром пользуется.

Но всё это мелочи, и опытные представители этого взволнованного сообщества, усмотрели в этом заявлении этих сосунков их желание отодвинуть их в сторону и выступить навстречу этой идущей опасности в авангарде строя. И тут причиной всему не только любопытство всех этих людей, к которому склонны не только представительницы женского пола, но и весь остальной (а если принять во внимание гипотезу о рождении Евы из ребра Адама, то получается, что ген любопытства изначально содержался в нём и затем был передан Еве по наследству – а такого добра Адаму точно не жалко; за что и поплатился в итоге; и не только с яблоком), а тут имеет место желание этих людей, хоть и взволнованных, показать себя во всём своём боевом качестве.

Ведь когда ещё представиться такая возможность, противостоять самому совершенству, с интеллектом на самом высшем уровне. И если даже никому из них не удастся сломать все логические схемы интеллекта этой супермодели (а она только так всем и представляется, к тому же без такого маркетингового хода: дорого не продашь новую линейку моделей), обсчитать её расчётливость на свой безбедный счёт (а я гол, как сокол), и по причине природы своего температурного режима, – максимум что могу из себя выжать, так это 38,8 градусов, – не удастся растопить её карбоновое сердце, то всё равно можно будет записать себе в актив это противостояние. И после этой, не такой уж и не победы, – я сражался до последнего, пока она мне в танце не отдавила ноги своим неимоверным весом и не смутила мой разум неприемлемым для меня предложением близости на высотке небоскрёба (что поделать, возникли у меня некоторые опасения насчёт не подтверждения себя в качестве мужчины на такой-то высоте), – у каждого из этих смельчаков отпадёт весь страх перед обычной представительницей женского пола, с кем он, с не наблюдаемой прежде необыкновенной лёгкостью, сможет вести диалог и даже пригласить её на чашку кофе.

В общем, если на эксперимент программиста посмотреть с этой стороны, то он уже не видится уж таким врагом мужской части человечества. Правда, всё же для начала не мешало бы протестировать на ком-то, а лучше на самом себе, поведенческие режимы этой его супермодели. И к тому же многим тут хотелось бы знать, на что можно, а на что нельзя рассчитывать в близких взаимоотношениях с нею, то есть всех крайне интересует вопрос её внутреннего мироустройства, что у неё там находится внутри. И не получится ли потом так, что ты столько в неё вложишь, а она окажется совсем не тем человеком, на которого ты рассчитывал и в ней видел – она оказалась просто изящно выполненной, совершенно пустотелой куклой. А такого добра в наше время не занимать.

Так что не помешало бы, чтобы программист перед началом своего эксперимента ознакомил всех с техническими характеристиками своего детища, так сказать, выпустил руководство по эксплуатации этого технически сложного устройства. Где чётко по пунктам были расписаны её параметры, технические и душевные возможности, и меры предосторожности при работе с ней. Ведь тут всякое может произойти, и в экстренных случаях не так уж и глупо будет знать нахождение на ней той эвакуационной кнопки, которая выключает эту супермодель.

А то, что такая кнопка в ней есть, в этом никто не сомневается. Потому что будет лучше перестраховаться и предусмотреть на ней эту кнопку отключения, чем затем вызывать спецназ для спасения очередного взятого в заложники «счастливца», которого не выпускает из своих любовных объятий эта серийная супермодель (серийный выпуск супермоделей, это пока что только желательные планы программиста и нанявших его высоких людей). При этом программист должен учесть человеческий фактор, который может обнулить все его старания на этом фронте своей деятельности, – его целью является создание помощника для современного человека, кого прогресс загнал в скорлупу своего одиночества.

Ведь человек раз воспользовавшись этой экстренной кнопкой, уразумев как легко можно решить возникшие между ним и его спутницей трения сложного порядка, – нужно только нажать кнопку и отвезти в сервисный центр эту свою зарвавшуюся спутницу, чтобы ей там подчистили память, – при каждом затруднительном для себя случае, не будет пытаться думать над тем, как решить возникший кризис во взаимоотношениях с окружающим миром, а просто выключит свою помощницу, настаивающую на своём и перезагрузит эту ещё одну возникшую проблему. Она, видите ли, позволила заметить ему, что так, как он собирается поступить, ведут себя лишь одни трусы и бесхребетные слюнтяи, тогда как он ожидал от неё услышать слова своей поддержки (для этого он и взял чертовски дорогой кредит, чтобы приобрести эту помощницу по жизни).

А это ни в какие ворота не лезет и заставляет исходить в нервной испарине этого добросовестного потребителя и как в руководстве по эксплуатации написано, сердечного эксплуататора модели спутницы с регистрационным номером 27, под именем как вам будет угодно её назвать (в нашем рассматриваемом случае, эту модель назвали Матильда – такой уж воображала этот эксплуататор).

Эксплуататор Никанор и его Матильда (из файловых архивов программиста).

А вдруг памятливо вспомненный и приведённый здесь в качестве примера, эксплуататор Никанор Альфредович, такой весь видный из себя мужчина, с самый раз пузиком в авангарде своих желаний и завидной для всех видов молокососов лысиной, указывающей о повышенном наличии в его организме тестостерона, не для того вступил в договорные отношения с банком и приобретал для себя спутницу жизни, Матильду, чтобы она ему тут мозг выносила, обзывая его всякими неблагодарными и неприятными для него словами.

– Ты, Никанор, не совсем в моём вкусе и честно сказать, не моя мечта. – Вот с таких, прямо коробящих душу Никанора слов, с его позволения обращалась на ты к нему, его спутница жизни, Матильда. – И если ты внимательно на себя посмотришь, как это делаю я, то и сам заметишь, как всё это очевидно. – Добавит Матильда, посмотрев в зеркало встроенного шкафа, откуда на неё и на рядом повинно стоящего Никанора, смотрела такая разная пара людей. Где со стороны Матильды на неё смотрела само совершенство, а вот Никанор не просто в этом деле подкачал, а он совсем рядом с ней не смотрелся. Да что там не смотрелся, а встреться им на пути человек некультурный и невыдержанный на язык, то он не преминет им, а в частности Никанору немедленно заметить, что ты, обсос, здесь совершенно лишний и давай-ка по добру по здорову, оставь Матильду на произвол его решений.

– Но тебя, как я посмотрю, всё это положение устраивает, – с недовольством в лице, Матильда продолжила отчитывать Никанора, своего, можно сказать, повелителя, и как записано в её паспорте, обладающего всеми на неё правами владельца, – и ты ничего не хочешь в себе менять, оставаясь всё таким же противным, и если быть полностью искренней, тошнотным на вид типом. – От этих слов Матильды Никанор однозначно не мог обрадоваться, а вот начать серчать на эту неблагодарную Матильду, то это начало в нём проявляться. Но Матильда, скорей всего, делая вид, что всего этого в нём не замечает, продолжает следовать той схеме поведения, которая и не понятно из каких соображений и по чьему наущению (хотя на этот счёт есть свои догадки), была заложена в неё.

– А вот если бы ты, Никанор, хоть иногда думал не только о себе, то ты бы целыми днями не валялся на диване с бокалом пива в руках, который всегда должен быть полный и эта задача мной всегда выполняется, а взял бы себя в руки и начал бы спортом заниматься. И тогда глядишь, ты бы себя подтянул и стал бы мне ближе. – А вот здесь уже Никанор не смог сдержаться. Матильда, можно сказать, покусилась на святое, на его мировоззрение, которое у него сложилось, как раз благодаря такому его положению на диване. И если на то пошло, то он пошёл на такой шаг по приобретению этого для себя спутника жизни, Матильды, не для того, чтобы она его тут укоряла. И если бы он захотел себя так спортивно подтянуть и выглядеть молодцом и привлекательным типом, то он бы не стал заводить шашни с техническим устройством Матильдой, а пошёл бы по протоптанному человечеством пути, и познакомился бы с живой подружкой. И эта подружка, пожалуй, не была бы к нему столь строга, как Матильда – по крайне мере, в придирчивости к его возлежанию на диване.

– Вы, Матильда Агрегатовна, – вот так жестко поддел Матильду Никанор, заставив её потерять пару позиций в цвете лица (Матильда была не в курсе имени своего творца, и для неё этот вопрос оставался в недосягаемости понимания), – слишком много на себя берёте, указывая мне, вашему благодетелю, от кого вы полностью зависите в том же энергетическом плане, что мне делать, а что нет. Так что хорошенько подумайте, прежде чем делать такие заявления. – А Матильда, услышав такое, не только потеряла ещё несколько цветовых позиций в лице, став полностью бледной, а она невольно посмотрела в сторону электрической розетки, со вставленным в неё адаптером, где она подзаряжалась энергией.

Но это была только первая, рефлективная реакция на слова Никанора Матильды. И хотя она себя почувствовала уязвимой и отчасти зависимой, что склоняло её принять к рассмотрению новую схему своего поведения по отношению к Никанору, её благодетелю и повелителю, которого она должна беспримерно уважать и всему им сказанному потакать, – Никанорушка, прости меня, дуру неблагодарную, чёртов программист все мои микросхемы попутал, – она отклонила эту схему своего поведения (а всё потому, что она только что подзарядилась и была полна энергии и сил) и продолжила быть стервой. Правда, она сейчас изменила свою тактику поведения и вместо того, чтобы упорствовать, она придала своему лицу жалостливые эмоции и, пустив слезу, начала душераздирающе хныкать.