И это место пахло так же как-то откуда Кот когда-то начал свой путь.
Он вздрогнул и испуганно облизнулся, послышался скрип шагов. Сквозь приоткрытую дверь Кот просочился на лестницу. Полную укромных мест, и дыма которого двуногие пускают изо рта. Дыма что, медленно смакуя, сжирает их тревоги, дыма, оставляющего в головах горькую эйфорию. Дыма, что ест их пока они едят его.
Кот уже собирался выпрыгнуть через оставленное ветру окно, как вдруг что-то потянуло его вверх. Нечто на пограничье слышимости, на грани даже его острого слуха. Кто-то плакал там наверху, за тысячей ступеней от него. Кто-то звал и ждал помощи. Так однажды, окружённая стаей озверевших дворняг, забившаяся в водосток его позвала Кошка. И, тогда как и сейчас он сломя голову ринулся на этот звук, зная, что прольётся кровь, зная, что шкура покроется шрамами, зная, чем всегда и повсюду платят за чужую жизнь.
Она кричала в подушку, тонкие руки нестерпимо болели. Исколотые до кости, изгрызенные бесконечной капелью её руки болели. Болело всё тело. Болела даже кожа на голове откуда исчезли все волосы, волосы в которые мама совсем недавно ещё вплетала цветы, сорванные в парке.
Мама спала, спала где-то в коридоре, потому что больше не могла не спать. А значит теперь можно. Можно быть слабой, можно плакать и не видеть, как мама умирает вместо неё каждый раз, когда замечает её слёзы. И она улыбалась, сквозь бесконечную пелену боли. Но теперь можно, подушка не выдаст, не предаст и не уйдёт как ушёл папа. Оставив ей полуоткрытую дверь и, злой шёпот, терзающий её по ночам, пробиравший сильнее гудящих костей – Я ТАК БОЛЬШЕ НЕ МОГУ. С МЕНЯ ХВАТИТ АННА. Я ХОЧУ ЖИТЬ.
Она плакала, и молила о том, чтобы всё окончилось, и двери, закрытые двери слегка лишь приоткрылись. Дыхание перехватило. Она быстро улыбнулась, украдкой вытирая слёзы и повернулась, к двери ожидая увидеть глаза, уставшие от затянувшейся её смерти на самом любимом лице. Однако в дверях никого не было. Вернее, это была не Мама.
Это был Кот.
Чёрный Кот по-хозяйски уселся в проходе, и девочка увидела, что одна его лапа выкрашена в белый.
– Привет – улыбнулась она сквозь слёзы.
Кот внимательно и как ей показалось оценивающе посмотрел в ответ, затем подошёл и запрыгнул на её одеяло.
– Разве ты не знаешь, что эти двери открываются сами, и только когда приходит их время, маленькая девочка? – Вопросил мягкий бархатный голос в её голове.
– Зачем ты торопишь мир?
Девочка подумала, затем подумала ещё раз. Никогда прежде ей не доводилось разговаривать с котами, вернее никогда раньше ей коты не отвечали.
– Мне очень больно, котик. Мне, наверное, больнее всех на свете.
Единственный зелёный глаз сверкнул в темноте.
– И поэтому ты открыла двери? А что же ты видела маленькая девочка? Видела ли ты как упрямые корни прямо сейчас рвут бетон на крышах, что укрывают ваши глупые головы от дождя? Видела ли ты как беспрестанно море целует берег и как бережно оно укладывает круглые обточенные камешки, символ этой вечной любви вам под ноги? Видела, как молнии раскалывают небеса, на мириады осколков, как обезумевший дождь поднимает чёрные капли в набухшие небеса? Видела, как от сна пробуждается моя Кошка, и как она улыбается мне? И сколько в этой улыбке жизни? Нет ты ничего не видела маленькая девочка, только свою боль, и только это ты будешь видеть, если дашь этой двери открыться.