Игорь Савельев
Лицей 2018. Второй выпуск
Глава пятая
На другой день Павел с утра приехал к дому Кузьмы на велосипеде. Тот только проснулся и выглянул в окно. На часах было начало восьмого, солнце уже начинало припекать, лето было совсем близко.
– Как ты на этой железке ездишь? Еще и в такую даль.
– Не знаю. Не спалось вчера. Сел и поехал, пока темно.
– Это хорошо, что ты уже здесь, – сказал Кузьма.
Хотя он был уверен, что привезенных с войны денег хватит еще минимум на год, а если начнут платить обещанную военную пенсию, то и вовсе не придется работать, с тем, как дела у их с Саньком кафе, желательно было разобраться. Просто он ленился идти к нему один. А при зрителях – вот хоть при Паше – все было проще.
– Заходи, позавтракаем.
На кухне уже сидели Полина и Петрович. Едва появился отец, девочка встала и пошла в свою комнату.
– Так, стоять! – громыхнул Кузьма. Полина испуганно обернулась. – У нас вообще-то гость! Чего молчишь? Видишь, нет?
– Вижу, – пискнула Полина.
– Вот и поздоровайся. Давно не видала Пашку-то. Сколько мы уже не приходили?
– Здрасьте, дядь Паш.
– Здравствуй, Поля, как учеба?
– Хорошо. Скоро экзамены только.
– ЕГЭ?
– Нет пока. ОГЭ.
– Понятно. Ну, учись хорошо, радуй папу.
– Я стараюсь.
Снова воцарилось молчание. Кузьма недовольно посмотрел на дочь, но по ее зажатому виду было ясно, что большего из нее не выдавить.
– Ладно, иди.
Девочка ушла к себе.
– Дети, – виновато улыбнулся Кузьма, усаживаясь за стол.
– Начни уже с ней нормально общаться, – посоветовал Петрович.
– Не учи меня, дед. Видишь, пытаюсь? А у ней будто заноза, ходит недовольная вечно, сжавшаяся, унылая… жуть! Что ей не так-то?
– Сам знаешь. – Дед поднялся и пошел к себе.
– Ушли, блин… А завтрак?
– Приготовь себе, – сказал старик из коридора. Скрипнула и закрылась дверь.
– Вот об этом отношении я и говорю, – заметил Павел.
– На дураков обижаться – себя не уважать, – отозвался Кузьма, делая вид, что всё в порядке. – Нравится с постными минами ходить – ради бога!
Он приготовил яичницу и кофе, и после завтрака поехали на старых “жигулях” в центр Края, где находилась небольшая туристическая зона, включающая пешеходную набережную и галечный пляж. Часть набережной была густо застроена ларьками и магазинчиками, но большинство стояли закрытыми.
– Вот-вот сезон, – сказал Кузьма. – Но что-то не торопятся открыться. Наверное, особо не едет народ, Крым же теперь. Ну так правильно, все в Крым пускай едут, я тоже так считаю. Но сюда и раньше не сильно ездили. Впрочем, у нас с Саней все должно нормально идти. У нас же было это, ноу-хау. Знаешь такое?
Павел кивнул.
– Переводится “знаю как”! Я не знал – это Санька все. Любил заграничные слова… Только вот не пойму, где она. Обычно отсюда уже слышно.
– Кого?
– Скоро узнаешь. Только, видать, он нашу кафеху-то переставил.
Через некоторое время они нашли кафе на колесах, и Кузьма театрально воскликнул:
– Ха, как в воду глядел! Переставил! Санек!
– Закрыто, – сказал Павел.
Кузьма принялся было дергать ставни на окнах, но забряцали тяжелые замки.
– Гляди-ка, и правда еще не открылся. Обычно в это время уже сезоним! Потерял Санек хватку!
В этот момент появился Санек. Он выглядел совсем не так, как его запомнил Кузьма. Пожалуй, если бы Борька не залаял и не бросился в его объятия, и не признал бы. Санек постарел, сделался худым как скелет. Одет был в потасканную пыльную кожанку и черные джинсы. Его волосы и щетину тронула седина, более заметная, чем у поседевшего на войне Кузьмы.
– Привет, – сказал Санек, когда Борька немного успокоился.
– Здорово! А чего я не слышу криков? Она у тебя где, спит?!
– Она? А, ты про Ритку, – Саня почти улыбнулся, но потом глаза снова заволокла скука. – Померла еще пару лет назад.
– Черт!.. А чего ты не написал?
Санек почесал голову.
– Да что тут писать-то и куда?
– И то верно. Когда открываемся?
– Никогда.
– Как так? – опешил Кузьма.
– Пошли поговорим.
– Тут говори!
Они стояли посреди пешеходной зоны, но вокруг почти никого не было, туристы пока не приехали. На них с любопытством посматривали хозяева окрестных точек и малочисленные прохожие. Почти все знали друг друга в лицо.
– Давай хоть с дороги сойдем.
Опустив голову и сунув руки в карманы, Санек прошел к ступенькам, которые вели к набережной и потом ниже, к пляжу. Кузьма заметил, что друг подволакивает левую ногу. Санек сел и закурил. Борька все терся рядом, но нетерпение слишком одолевало Кузьму, и он отстранил пса.
– Тебя не узнать! Рассказывай, что случилось. Как умерла Ритка?…Это попугай наш, – пояснил он Павлу. – Санек придумал. Поэтому и название – “Попугай”. Хорошая идея была… Только я не понял, Сань, как она могла умереть? Они же писали, такие четыреста лет живут.
Санек усмехнулся.
– Где-то живут, да не в наших широтах. Была зима холодная, кто-то забыл окно закрыть, она простудилась да сдохла.
– Кто-то?! Ты один живешь!
– А, ну можешь и на меня свалить.
– Погоди, я не сваливаю, но ты так говоришь, будто кто еще мог! А если да, то давай предъявим ему! Триста евро платили!
– Кузьма, я кафе продал. Она уже при новых хозяевах померла. Твоя доля у меня до сих пор. Отдам – только скажи.
– Вот это новость. Ну, я в принципе догадывался, – Кузьма почесал щетину, скрывая растерянность. – По твоему унылому виду. Но, может, расскажешь?
– Дело не шло. Как ты уехал, сезоны хуже и хуже. Я и продал на второй год.
– А кому продал?
– Да кому-кому… вон, чертям, – Санек со вздохом махнул рукой в сторону каких-то кавказцев, которые с интересом разглядывали трех мужчин и собаку.
– Этим?! – Кузьма перевел изумленные глаза на бывшего партнера.
– А кому? Денег нет ни у кого. Я три месяца продавал! Никто из наших не пришел. Был какой-то мужик со Ставрополя, типа инвестор. Заехал, посмотрел, обещал купить и не приехал больше. Я месяц ждал, два… ну и все, продал им вот. За четыреста.
– За четыреста?! – Кузьма почти на минуту потерял дар речи и стал изумленно оглядываться в поисках поддержки. Думая, что хозяин играет, весело залаял Борька, Павел стоял безучастно.
– С ума сошел? – воскликнул Кузьма. – Она в сезон пятьсот делала!
– Знаю! Но сейчас ни черта не сделает! Я ж не дурак, Кузь. Хотел как лучше.
– Обалдеть… – Кузьма взялся за голову, – вот это новость! То есть мы и без дела, и без бабок!
– Выходит, так. Но твои двести у меня на счету. Напиши свой номер, я отдам…
– Стоп, что ты мне рассказываешь! Если ты продал, что тут делаешь?
– В смысле?
– Ну, зачем пришел, раз продал еще два года назад?
Санек непонимающе смотрел на него, потом сообразил:
– А, так… по привычке хожу. Сам не знаю зачем. Смотрю просто, вспоминаю…
– И на что живешь?
– Медом торгую. Я теперь как этот… ну, короче, пасечник.
– Пасечник, – растерянно повторил Кузьма. – А я?
– А чего ты?
– Ну, а я кто?
– Не знаю, Кузьма.
– То есть меня ты в дело не берешь?
– А ты хочешь медом заниматься? – удивился Санек.
– Мы же партнеры, я тебе денег давал.
– Ну и я тебе давал. – Санек поднялся, опять закурил. – Слушай, Кузь. Твою долю я сохранил. Но в этом деле я, пожалуй, один обойдусь, понимаешь?
– Не понимаю!
– Ладно, пошли, – вздохнул Павел, которому сделалось все ясно.
– Чего пошли?! Я тут не закончил!
– Я тебе по дороге объясню, пошли…
– А ну, погоди! Так, Сань, разъясни: я оставлял тебя с нашим делом, ты его продал – ну ладно. А теперь, получается, даешь мне расчет и отправляешь к черту?! Ты же со мной не советовался даже.
– Толку с тобой советоваться? – Санек разозлился. – Ты бы вернулся помогать? Одному, знаешь, не особо просто все тянуть.
– Ты мне зубы не заговаривай, – Кузьма схватил Санька за рукав и притянул к себе – тот оказался легким, как соломенное пугало. – Почему это ты со мной дела иметь не хочешь?
– Да зачем ты мне нужен? – в голосе Санька наконец прорезалась твердость, а в глазах что-то вспыхнуло, он начал пытаться вырваться. – Ты мне и раньше не был нужен-то! Да и с Риткой я придумал.
– Опа! Только что жаловался, что, бедный, один остался!
– А ты бы поотбивался от сраных чертей! – Санек наконец освободился. – Вон, поди быкани на них, похватай за одежду! Посмотрим, сколько их соберется тебя убивать! Их тут целая армия теперь!
– А, так ты испугался? Так и говори! Давай я парней соберу да и отобьем у них…
– Нет, я все честно продал, даже налоги заплатил. Теперь медом торгую, мне хватает. Ладно, бывай. Захочешь нормально поговорить – приезжай.
– Так, стоять, – сказал Кузьма злобно. – Паша, у тебя телефон есть? Вот, обменяйтесь номерками. Паша за тобой присмотрит, договорились? Если что, будет защищать.
Санек без охоты согласился, дал Павлу свой номер. Потом заковылял прочь.
– Ну ты видел?! – воскликнул Кузьма с нервной улыбкой. – Вот поэтому я тебя и взял – будешь свидетелем, как обходятся с нами гражданские!
Павел скептически смотрел на него, сложив руки на груди. У него было лицо человека, который давно не ожидает от жизни ничего хорошего, и произошедшее лишь легло новым доказательством в копилку.
– Что думаешь?
– Всё по делу. Ты уехал – он продал.
– A-а, вот ты как, – с обидой заметил Кузьма. – Я вот так не считаю. Вместе лямку тянули, вместе придумывали и делали.
– Тогда, получается, не надо было тебе уезжать.
В ответ Кузьма лишь отмахнулся. Принялся нервно ходить туда-сюда. Он чувствовал в себе силу, мощь, но почему-то все, к чему он прикасался по возвращении, сразу безвольно сдавалось, хотело сбежать от него, словно было слишком слабым.
– Мы с ним еще не закончили! – сказал он, немного успокоившись.
– Дело твое, но Саня вроде нормальный. Думаю, стоит забрать у него деньги и пусть делает что хочет.
– Ты забери, – Кузьма махнул рукой, – меня сейчас это мало…
Павел постоял в нерешительности, потом согласился:
– Ладно, схожу.
Он стал звонить Саньку, чтобы спросить дорогу, а Кузьма с Борькой прошли немного вдоль набережной. Люди с любопытством и опаской разглядывали их.
– Вот они, люди… Ну что, Борька? Устал, проголодался?
Борька гавкнул.
– Тогда пошли, куплю тебе кость баранью.
В этот момент он заметил поодаль странное движение и переменил планы.
– Эй, вы чего там?! – окликнул он трех кавказцев, говоривших с девушкой. Они держались от нее на почтительном расстоянии и общались спокойно, с улыбками, но Кузьме все равно не понравилось происходящее.
– Ничего, брат, общаемся, – ответил старший.
Кузьма и Борька подошли к ним. Девушка явно была не местной – и совсем юной, наверное, немногим старше Полины, блондинка с огромными карими глазами, румяными щеками. С первого взгляда, по выражению лица, движениям, мимике, Кузьма понял, что девушку переполняет жизнь и энергия, поэтому сразу забеспокоился о ее судьбе.
– Общаетесь? О чем вам с ней общаться? Ну-ка, отойдите немного, не толпитесь. Девушка, здравствуйте, вас как зовут, какими судьбами в Крае?
– Я Катя, журналист! – ответила девушка и энергично пожала Кузьме руку. От неожиданности он даже опустил взгляд на свою огромную грубую ладонь, в которой ненадолго скрылась белоснежная девичья кисть.
– Вас не обижают тут? – Он сурово глядел на кавказцев.
– Нет-нет, я из Москвы приехала только что, ребята мне как раз объясняли, где тут снять комнату.
– Комнату? У них? Не советую, тараканов в Москву себе навезете.
– Эй, брат, зачем так говоришь, а?
– Кто тебе тут брат? – строго, но спокойно уточнил Кузьма.
– А может, есть без тараканов? – испуганно спросила журналистка и перевела взгляд с Кузьмы на кавказцев.
– Конечно есть, не слушайте его! – сказал самый молодой. – Комната чистая, евроремонт…
Но Кузьма придвинулся к Кате ближе и доверительно проговорил:
– Нет, так не пойдет, советую вам гостиницу. Самая лучшая у нас – “Русалочка”, у моря стоит, я провожу.
– Хорошо, – согласилась она, поколебавшись. – Извините, ребята.
Девушка улыбнулась, и все четверо мужчин почувствовали себя настолько счастливыми, что потенциальный конфликт так и не разразился. Когда же затмение красотой стало проходить, Катя, Кузьма и Борька были слишком далеко, чтобы догонять их.
– Славные ребята, воспитанные, – сказала журналистка.
– Эти? С ними надо ухо востро держать. Эй, Борька, ко мне!
– Какой прекрасный пес!
Катя опустилась на корточки и принялась гладить Борьку. Тот вначале обнюхивал ее с недоверием – от девушки пахло духами и косметикой, – но постепенно привык и завилял хвостом.
– Да, это мой Борька. Дождался. Хоть он, – пробормотал Кузьма.
Катя пару минут знакомилась с Борькой.
– Немного не собачье имя, но просто отличный пес!
– Не собачье? А чье же?
– Ну… даже не знаю, – она сильно смутилась. – Я бы скорее ждала, что так хрюшку будут звать.
– Свинью?!
– Да я шучу, – Катя засмеялась, и Кузьма ответил невольным смехом: сопротивляться ее улыбке было действительно невозможно. – Наоборот, очень человеческое имя. А почему он вас ждал? Вы уезжали?
– Уезжал по работе.
– Далеко?
– Про осаду Одессы слышали? Вот туда.
– Туда-а? – Катя остановилась посреди дороги. – Так я поэтому здесь! Я вас и искала, получается!
– Меня?
– Ну да! Ветерана этой войны! Мне дали несколько адресов в Минобороны, неофициально, сказали, можно попробовать отсюда. Я хочу написать об этом большой материал!
– Об Одессе?
– Вообще о гибридной войне.
– О какой-какой войне?
– Гибридной. – Девушка на мгновение взяла его за руку и терпеливо объяснила: – Гибридная война – это понятие. Это такая смешанная война, когда и обычная, и малая, и информационная, и кибер-война. Как сейчас у России.
– С украми идет обычная война, – хмуро сказал Кузьма, – не малая. Просто об этом как-то больше не говорят. Я понимаю, нельзя официально, но… раньше-то говорили, а сейчас типа западло стало. Я слушал радио – ни одной новости про это, а мальчишки умирают…
– Это очень важная тема, вы правы! Но в Одессе лишь один из театров. Самый важный, но не единственный! Я так хочу обо всем это написать хороший материал! Я вообще думаю из этого сделать диссертацию. Или книгу. Или диссертацию и книгу, я еще не решила! – с восторгом тараторила Катя. – Но я точно хотела начать с разговора с ветераном. Я, правда, сначала искала ветерана Ближнего Востока, но мне сказали, что по тамошним пока рано писать, им еще нельзя говорить… И тогда я стала искать ветеранов Одессы, и мне посоветовали съездить сюда. Говорят, здесь в округе Геленджика сразу несколько человек живет. И вот я вас сразу нашла! Как вас зовут?
– Кузьма.
– Кузьма? Тот самый Кузьма?! Герой батальона “Смерч”?
– Ну, геройская звезда имеется…
– Так это ваш отряд занял Одесский вокзал и потом оборонял от контрнаступления! Вы командовали последним штурмом и десятинедельной обороной?!
Кузьма лишь хмуро расчесывал щетину. Несколько секунд девушка стояла в растерянности, соображая что-то, потом ее лицо прояснила самодовольная улыбка. Кузьме стало не по себе. Он будто снова участвовал в игре каких-то чуждых сил, которые пытались управлять им в Одессе и о сути которых он лишь смутно догадывался.
– Когда ты приехала?
– Всего час назад! Можно взять у вас интервью?
– Вот ты… Господи, да можно, конечно… Постой, а гостиница?
– Гостиница подождет!
– А где, кстати, твои вещи?
– В камеру хранения на автовокзале сдала, чтобы жилье искать налегке. Да неважно все это – мне надо срочно с вами поговорить!
По ее сверкающим глазам Кузьма понял, что вряд ли отвертится, и напрягся. Раньше он никогда не давал интервью и помнил, что на фронте не очень-то любили читать непутевые статьи с гражданки, даже если их писал бывший военный.
– Прямо здесь, что ли? – спросил Кузьма с надеждой, что удастся отсрочить.
Катя стремительно изучила местность, проверила что-то в телефоне и объявила, что они пойдут в KFC.
– В кэ-эф чего? – не понял Кузьма. Когда он уезжал добровольцем, такого еще у них не было, но KFC действительно открылось, и Катя привела его, сверяясь с картой в телефоне.
– Скажите, что вы хотите, пожалуйста, я вам все куплю.
– Вот еще! – возмутился Кузьма.
– С собаками внутрь все равно нельзя.
– Тогда я ничего не буду.
Фаст-фуд открыли на единственном оживленном перекрестке Края, пластиковая вывеска красовалась напротив Дома культуры, сотворенного советскими строителями, знавшими толк в обстоятельной архитектуре. Кузьма чувствовал себя не в своей тарелке, поскольку тут сидели только кавказцы (они же, судя по всему, и держали точку) и малочисленные школьники. Катя появилась с подносом: принесла ему стакан чая и какой-то бутерброд, а Борьке воды в пластиковой миске и несколько кусочков курицы (пес обнюхал их с недоверием и есть не стал). Себе она купила салат, но не стала даже открывать, а сразу достала блокнот, диктофон и сообщила:
– Я очень волнуюсь, поэтому заранее извините.
– Хорошо.
– Я не буду сразу все спрашивать. Разобьем интервью на несколько частей, ладно? Тем более вам точно есть что рассказать, и мы за раз не управимся.
– Согласен.
– Я буду задавать вопросы, а вы просто говорите то, что считаете нужным. Можно кратко, можно развернуто, ладно? Если трудно ответить, скажите первое, что приходит в голову. А если хотите – можно пропускать вопрос.
С каждым уточнением, хотя звучали они весьма лояльно, Кузьма напрягался все сильнее. Он чувствовал, что его затягивают на территорию, где он никогда не бывал, и там он окажется беззащитным. Но выразить опасение и даже признаться себе в нем Кузьма не мог, поэтому стиснул зубы и ждал.
– А, и вот еще. Вы мне даете разрешение на публикацию?
– Ну да, видимо…
– Я вам пришлю материал, и вы можете письменно заявить правки, договорились? Но после исправлений я могу публиковать на любом носителе, хорошо?
– Ну хорошо.
– Супер! Отлично, тогда поехали.
Глава шестая
Артем Стрельцов набрал полную грудь морского воздуха. Было странно вдыхать такой же запах, как в Одессе, но находиться в мирном цветущем городе, среди здоровых, беззаботных людей. Он пробирался через рынок, раскинувшийся на площади перед вокзалом, и испытывал смешанные чувства. С одной стороны, радостно было видеть столько молодых, счастливых лиц, с другой – он никак не мог привыкнуть. Казалось бы, прошел не один месяц, как он возвратился из осажденного города, и пора бы тоже почувствовать себя гражданским, но Стрельцов все еще не был своим среди людей.
Он пробрался через рыночную сутолоку на другой конец площади и отыскал автобусную остановку. Но оттуда отходили лишь городские автобусы – пришлось возвращаться в толпу, чтобы встать в очередь к киоску, отпускавшему билеты на междугородние машины. Несколько десятков человек уже стояли за билетами – в основном пассажиры того же поезда, каким прибыл Стрельцов, – рынок то и дело пытался разорвать очередь, утянуть кого-нибудь в гущу торговли. Стрельцов несколько раз терял из вида лысого старичка, за которым занял, и постоянно посматривал на телефон. Наконец она позвонила. Стрельцов объяснил, где находится. Марина пришла. В мирной жизни они понимали друг друга без слов, поэтому простояли большую часть времени в молчании. Когда до киоска осталось недолго, Марина сказала:
– Надеюсь, у него на море попрохладнее.
– Да уж, – Стрельцов в очередной раз вытер со лба пот. – Два билета до Края.
Продавщица приняла деньги и дала ему маленькие талончики, напечатанные на тонкой бумаге.
– Сколько ехать? – спросила Марина.
– По карте километров восемьдесят. Посмотрим.
Стрельцов нашел на другой стороне рынка тесный оранжевый автобус с надписью “Край” на лобовом стекле. Он пропустил Марину к окну, а сам сел у прохода. Несколько человек хотели занять ее место, но он упрямо говорил: “У меня два места”, и они уходили с ворчанием. Никто не видел Марину, кроме него.
Дорогой они почти не разговаривали. Марина глядела на природу, проносящуюся за стеклом, а Стрельцов – на Марину. Он многое отдал, чтобы она никогда не покидала его, но теперь самое главное было рядом, а остальное можно наверстать. До войны у него было много планов. Почему-то казалось, что достаточно отработать контракт, вернуться и можно будет приступить к их исполнению. Но оказалось, что не все так просто, вина и ненависть крепко держали его. Его командир, самый лихой и сильный человек в батальоне, в своих историях тысячу раз повторял это название – Край.
По пути автобус делал остановки: люди выходили, садились новые. Очередной мужчина чуть не повздорил со Стрельцовым насчет свободного сиденья – тогда он посмотрел на пассажира другим, принесенным с войны взглядом, и тот моментально замолчал и сел на свободное место поодаль.
После этого крохотного происшествия Стрельцов поймал на себе насмешливый взгляд одного из попутчиков, сидевшего по правую руку, через проход. Пока остальные смотрели в окно или дремали, тот разглядывал его одного и его пустое место рядом.
– Что это он пялится на тебя? – раздраженно спросила Марина. – Эдак он и про меня догадается.
– Не волнуйся. Это невозможно.
– Я только для тебя тут, – с ревностью прошептала Марина, кладя голову ему на плечо.
– Я знаю. Всё в порядке.
Но он почувствовал, что Марина права. Незнакомец глядел остро, и хотя не существовало людей, способных увидеть ее, этот походил на того, кто может быть ей опасен.
– Что тебе надо? – не выдержал Стрельцов, когда поймал взгляд мужчины в очередной раз.
– Надо? – Тот надменно поднял бровь и скривил лицо в презрительной усмешке. – Ничего от вас. Наблюдаю красивый вид.
– У тебя свое окно. Вот там и наблюдай.
– Каждый смотрит куда хочет. Или в этой местности не так? – с плохо скрываемым раздражением сказал мужчина. – Она какая-то особенная?
– Ах ты… – прошипела Марина, будто приняла слово “она” на свой счет.
– Я не отсюда.
– И я. – Оба помолчали. – Я, молодой человек, из Москвы, а там можно смотреть куда нравится, – сообщил незнакомец, и Стрельцов невольно улыбнулся, ведь он сам прибыл из столицы.
Москвич выдержал его взгляд с бесстрастным видом. Тогда руки Стрельцова постепенно налились злой, не ошибающейся силой – той, которая на фронте превращала их в инструмент смерти.
– Как тебя зовут? – Изменился и его голос.
– Нестор. Художник.
– Нестор. Москвич, художник, любитель свободы… – негромко произнес Стрельцов, словно предлагая смерти жертву. – Отвернись-ка. Просить больше не буду.
Наконец страх пробил защиту мужчины. Передернув плечами, он опустил взгляд на экран телефона, потом стал смотреть в свое окно, как было велено.
– Пялься на природу, на небо, на уточек и чаек, – прошипела вслед Марина. Стрельцов мысленно провел рукой по ее волосам. Вскоре Марина повеселела, и они позабыли о неприятном столкновении. Больше сосед ни разу не повернул к ним головы, но изредка Стрельцов ощущал скользящий насмешливый взгляд, задевавший его и девушку.
Через час дорога сузилась, запетляла по серпантину, а потом вдруг вывела на безымянную высоту, откуда стало видно бескрайнее лиловое море и вонзающийся в него мыс, на наконечнике которого стоял поселок.
До Края доехало всего семеро, считая художника и Марину.
– Ну как тебе?
– Сам же видишь.
Стрельцов отправился разыскивать дом Кузьмы.
– Я ему пока не буду говорить про тебя.
– Понимаю.
– Точно? Ты только не обижайся.
– Слушай, я же призрак, – раздраженно ответила Марина.
– Не говори так.
– Тогда не думай так… Зачем ты идешь к нему с открытым забралом? Ты же боишься встречи.
– Не боюсь.
Марина слабо улыбнулась и не ответила. Почти стемнело, когда им повстречался на улице человек, подсказавший адрес Кузьмы. Они доехали на последней маршрутке, шедшей в ту сторону.
– Большой дом.
– Не соврал, – согласился Стрельцов. – Слышишь море? Не придумывал командир – стоит почти на берегу.
– Вообще-то мне не нравится, – сообщила Марина, разглядев получше. – Старый, обшарпанный, все заросло, не ухаживают за ним, на участке не работают…
– Я думаю, если он пустит нас жить…
– Давай в гостинице остановимся? А вернемся завтра…
Он продолжил смотреть на дом. Что не так? Два этажа, большие окна, крыша свежевыкрашенная, а остальное не так важно.
– Молчишь? Вот так всегда. Так и знала, что этим закончится. Ты обещал мне, помнишь?
– Помню. Только я не обещал во всем тебя слушаться. Я говорил, что буду с тобой советоваться, учитывать твое мнение…
– Я так и знала! – воскликнула Марина.
Стрельцов уже набрал в легкие воздуха, чтобы возразить, но тут дверь отворилась и на участок вылилось много электрического света. На порог вышел старый мужчина.
– Эй, ты кто?! – с опаской крикнул он.
– Я Артем! Кузьма здесь живет?
– А, Кузьма тебе нужен? Да, живет. – Старческий голос звучал недовольно. – Только его нет. Ты из его приятелей?
– Ну как “из приятелей”… Служили вместе.
– Понятно, – старик задумался, но потом сказал: – Ну, заходи тогда, подождем его.
– Пойдешь? – тихо спросил Стрельцов у Марины. Она молчала. – Слушай, перестань, это просто дом. Дом как дом. Надо зайти познакомиться, а потом можем уехать, искать место в гостинице.
– Зачем мы приехали к нему? Надо было все разузнать, а уже потом являться!.. – скороговоркой сказала Марина. – У меня плохое предчувствие про этот дом, про этот поселок…
– Эй, ты что-то говоришь? Я не слышу.
Было поздно менять решение. Стрельцов пошел к свету, позволив Марине на время исчезнуть. Он познакомился со стариком, которого звали Романом Петровичем, и очутился на кухне.
– Ты не похож на других его дружков, – заметил дед. – Хотя я теперь уже ничего не знаю.
– В смысле?
– Что “в смысле”? Налить тебе?
– Давайте, – Стрельцов постарался скрыть облегчение – он очень хотел, чтобы ему предложили выпить.
Дед чинно поставил на стол бутылку и рюмки, нарезал закусок, разлил.
– За мир? – предложил он. Стрельцов кивнул, чокнулись.
– Кто это? – спросил он, поворачивая голову. Он почувствовал чье-то присутствие в неосвещенной части коридора.
– А, это Полинка. Дочка Кузьмы.
– Да, он рассказывал. Редко, правда.
– Совсем ты на них не похож. Давай еще выпьем.
Они еще выпили.
– Чем он занят нынче? – терпеливо спросил Стрельцов.
– Да собрал себе шайку-лейку, – раздраженно объяснил дед. – Тоже служили с ним там. Кое-как заставил их не торчать тут, при ребенке. Так теперь Кузьмы тут почти не застанешь. Всё что-то устраивают, обсуждают… Наверно, он захочет тебя к ним приписать.
Стрельцов опустил взгляд на стакан, чтобы скрыть, как насторожила его эта новость. Он не ожидал, что найдет Кузьму уже собравшим на гражданке новый отряд.
– Я ненадолго, повидать его, – сказал он, когда еще выпили. – Я поработал после дембеля в Москве, но сейчас понимаю, что нужно время отдохнуть, а Кузьма, пока служили, всех звал… Вот я и подумал… Вы извините, что я как снег на голову. На самом деле мы остановимся в отеле.
– А ты с кем-то?
– А, не, я оговорился.
– Понимаю. Давай еще… А кем ты там служил, Артем?
– Снайпером.
– Неслабо, – с уважением проговорил дед. – И как служилось?
– Нормально. Просто работа, – ответил Стрельцов. Сначала он выдержал взгляд старика, но потом отвел глаза в сторону. Становилось не по себе, когда приходилось рассказывать о том, чем он занимался на войне. Ведь это, по сути, совершил другой человек: у него была форма без нашивок, позывной “Профессор”, обвес, шифрованная рация, десятки бессонных ночей… – ничем подобным настоящий Артем Стрельцов никогда бы не занимался. Но попробуй объясни это людям.
– “Просто работа”? – Дед удивленно посмотрел на него. Выпили снова. – А Кузьма, стало быть, вами командовал?
– Батальоном командовал Серов, а нашим отрядом – да, последние два года командовал Кузьма.
– А почему только последние два?
– Ну как почему? До этого Митрич командовал, но его убило снарядом при штурме вокзала. А до Митрича – Юла, у него крыша однажды поехала от крови, а до Юлы, еще в самом начале, – полковник Целелов, его я не застал, я ведь позже Кузьмы прибыл. Целелов одним из первых Херсонский котел прорвал – может, слышали по новостям?
– Не, – равнодушно сказал дед.
– Его потом вызвали на другую какую-то войну, он хорошо образованный, говорят, был – по военной специальности, так что, считай, повышение.
– Да… Много их сменилось.
– Ну так и от отряда под конец штурма ничего не осталось, – развел руками Стрельцов. Ему казалось, что он объясняет какие-то совсем уж очевидные вещи. – Да и от всего батальона – дай бог треть.
Снова зашуршала тень.
– Ты там подслушиваешь, что ли, Полина? – грозно спросил дед. – Извини, – сказал он Стрельцову, поднялся и зашел в коридор. – Неприлично так себя вести. Выйди, поздоровайся. Папин сослуживец приехал. Настоящий, не как те.
– А кто там? Может, я их знаю, – сказал Стрельцов.
– Вряд ли. Они из разных мест. Но он тебя познакомит, я уверен.
Пришла Полина. Она слабо улыбнулась и поздоровалась с Артемом.
– Извините, – сказала она, – было интересно послушать. Обычно я не слушаю, но вы интересно рассказали.
– Интересно? – Стрельцов растерялся. Он даже зачем-то встал из-за стола, и теперь все трое стояли, переглядываясь. Вдруг он заметил, что из темноты коридора на него смотрит Марина и ее глаза полны тревоги. – Простите, где у вас туалет? – спросил он.
Дед проводил на улицу.
– Марина, ты где? – начал спрашивать он, оставшись один, но она молчала и не появлялась. – Что не так с домом? Можешь объяснить, в конце концов?
Он долго ждал, но слишком долго торчать в туалете показалось неприличным. Пришлось вернуться. Дед без него выпил еще четверть бутылки и сидел захмелевший. Полины не было видно.
– А чем ты на гражданке занимаешься? – спросил дед пьяным голосом.
– До войны санитаром работал. Сейчас деньги получу и пойду учиться на врача. Офтальмологом хочу быть.
– Солидно. Слушай, ты устал, наверное, с дороги? Давай у нас оставайся, Кузьма скоро приедет. Полно свободных комнат в доме, пойдем покажу.
Дед устроил по дому и участку небольшую экскурсию, после чего оставил Стрельцова в комнате на втором этаже. Едва дверь закрылась, тот забросил сумку с вещами в угол и выключил свет. Он ждал несколько минут, что Марина появится: обычно она выходила из тени, постепенно обретая плоть и запах, и некоторое время обнимала его крепко-крепко, как в последний час, проведенный вместе живыми, – чтобы напитаться силой и начать ходить и говорить. Но сейчас таинства не происходило.
– Где же ты? – обреченно спросил Стрельцов.
Он лег на продавленную скрипучую кровать. В комнате было душно, пришлось встать и открыть окно. В ноздри ударил морской воздух, и Стрельцов понял, что не может лечь спать, не увидав моря. Слишком долго они добирались. Он переоделся и спустился вниз. На весь этаж храпел дед, хлопала приоткрытая ставня в гостиной. Стрельцов вышел на улицу, обогнул участок. Он шел на запах соли и шум волн и через некоторое время случайно наткнулся на тропинку, петлявшую меж кустов и сосен до обрыва, о подошву которого ударялась черная вода.
Стрельцов нашел поваленное дерево. Он сел, наслаждаясь соленой прохладой. Было очень странно слышать то же самое море, которое сопровождало его всю службу, но при этом не считать удары своего сердца между выстрелами, не задерживать дыхание, чтобы прицелиться, не слышать голос Марины – своего наводчика. Так прошло много минут, пока он не услышал смешки и разговор. Какие-то молодые люди были совсем неподалеку. Стрельцов почему-то ощутил неловкость, хотя еще не понял, кто это, и юркнул в неосвещенное пространство за деревьями, чтобы тень проглотила его. Своим острым зрением он быстро нашел источник шума и, присмотревшись, узнал Полину. Ее обнимал какой-то белобрысый жилистый парень, но слов было не услышать, – впрочем, и без того он догадался, что молодые люди воркуют на языке влюбленных.
