Игорь Резун
Мечи свою молнию даже в смерть

Сара Фергюссон, отпив из бокала новую порцию виски, пожаловалась Капитонычу, которого она называла фамильярно – «Кэппи»:

– Кэппи, с тех пор, как вы меня научили ходить босиком по углям, у меня болят ноги от каблуков. А Эндрю не умеет делать массаж ступней… Вот вам тема нового семинара! Вы не сделаете мне его сейчас?

Но Капитоныч, обычно охочий до любой помощи, почему-то застыл, как котлета в морозилке, и сидел не шевелясь. Едва поняв вопрос Сары Фергюссон, он вздрогнул и промямлил:

– Ваше высочество…

– К черту! Бросьте! Сара.

– Да, леди Сара… потом… у меня сейчас холоден эгрегор.

Женщина покорно кивнула и стала нашаривать ногами туфли.

Между тем Мими, Сурия и Ли Хань сидели внизу, в задних рядах, оборудованных микрофонами на стойках. Они действовали ловко и организованно: не успел Джемаль швырнуть в зал короткое свое «sic!», как черная Мими рванула к микрофону. Она выбрала самый короткий путь, и, так как была по обыкновению босой, полезла прямо по головам, цепляясь гибкими голыми ступнями за жесткие сплетения дрэдов, безнадежные лысины, чьи-то плечи и за спинки пластиковых стульев. Этому натиску никто не успел ничего противопоставить. Сурия – не в сари, а в обтягивающем струящемся платье, проскользнула за спинами, а Ли Хань, с вежливой улыбочкой Брюса Ли раскидав толпу, занял третий, последний микрофон. Первой «выстрелила» Мими, с сильным акцентом она бросила в микрофон:

– Мистер Джемаль, означает ли, что вы в своем выступлении натравливаете Европу на Соединенные Штаты?

Философ возвышался над кафедрой, как Колосс Родосский. Черный мох лез их белоснежного воротника медвежьими клоками. Он пыхнул сигарой.

– Я говорю только то, что Европа должна сохранять себя, а не думать об интересах Атлантики. Европе хватит Средиземноморья! Следующий вопрос!

Микрофоном завладела Сурия, посещавшая курсы философии в Принстоне, – она тоже умела резать словами, как бритвой:

– Как вы думаете, Европа может договориться с так называемыми ассасинами?

Джемаль двинул мощными плечами:

– Один раз, по моим данным, Европа это уже сделала… Сегодня низариты-исмаилиты представляют самую практичную шиитскую группу. Но им не хватает мистического центра… Если Европа оживит шейха аль-Джабаля, чье имя наводило ужас на крестоносцев, то – возможно. Или возродится кто-то из рода Великих Старцев… Это будет хороший торг!

– Что вы думаете о символизме у большевиков?

Джемаль гортанно рассмеялся. Сделал широкий знак рукой, призывая аудиторию к тишине, – видимо, вопрос его раззадорил.

– Вот у кого надо учиться Европе! Россия за семьдесят с лишним лет коммунистического господства насквозь пропиталась символизмом… там тоже живет Вера! Русские манифесты, декларируемые с красными знаменами в канун нашего праздника Всех Святых, – это мистерия Адама; человеческий цикл в один год и божественный пятилетний – их экономические пятилетки. Правитель Израиля, хранитель Иакова, правитель Четвертого Неба, Ангел Михаил воевал с Драконом – и низвергнул Сатану так же, как Михаил Горбачев низвергнул «Империю Зла». Русский медведь – символ бессознательного, области инстинктов… Пять ран Спасителя стали эмблемой русской революции. Она же, Революция, в откровениях Иоанна Богослова предвосхитила Конец Мира. А не забыли ли вы русский Чернобыль?! А серп и молот?..

Тут Джемаля опять прервали. Чей-то очень нетрезвый голос из первых рядов вклинился в его безупречный английский и с интонацией завсегдатая пивного киоска выпалил:

– Справа молот, слева серп! Это наш советский герб… Хошь ты жни, а хошь и куй, все равно получишь…

И он смачно произнес то самое сакральное слово, которое большинство присутствующих попросту не поняло. Из всех улыбнулись лишь, наверно, Капитоныч и Мими, которую русский маг тайно обучал навыкам матерщины, взамен перенимая от нее искусство изощренной негритянской ругани.

Джемаль начал что-то объяснять про молот и серп, но народ уже расходился. Слушатели остались довольны, хотя, конечно, Джемалю не хватало экспрессии. Капитоныч с сожалением посмотрел на холеные ступни Сары Фергюссон, уже спрятанные в босоножки, на бутылку виски, но, бросив сэру Реджи: «Старина, я на минуту!» – рванулся к выходу.

Герцогиня Йоркская грациозно потянулась на мягком диване:

– Куда это он, Реджи? Я заказала пати в Millenium Mayfair на Гроссвенор-сквер… Кейт тоже приедет, она говорит, что хочет научиться танцевать на битом стекле, это для нее ново. Он придет?

– Придет, Сара, – успокоил ее сэр Реджи, поднимаясь. – Наверно, он хочет насыпать бисера за шиворот нашему философу… Мистер аль-Талир, вы с нами?

Араб почтительно поклонился, приложив смуглую руку к черному борту костюма.

– Прошу принять мои извинения, сэр Реджи и ваша светлость… У меня неотложные дела в нашем офисе. Вы сможете найти меня на следующей неделе по телефону.

…Джемаль выходил из этого шале, общий вид которого изуродовал, по мнению лондонцев, Гайд-парк, к своему автомобилю, скромному «Ford Mondeo», а за ним, приплясывая, колесом перекатываясь, двигался Капитоныч в тельняшке, камуфляжных штанах, одеваемых в России «на картошку», и в тапках с деревянной подошвой, как у монахов Шао-Линя; тапки грохотали о плитки тротуара, словно кастаньеты. Капитоныч метал бисер легко и привычно, ничуть не сбиваясь на английском и находя новые грани англосаксонских идиом:

– …что вы скажете о Тридцати Пяти, мистер Джемаль? Тридцать пять миллиметров – это формат пленки для арт-хаусного кино… «Догвилль» Ларса фон Триера – а у нас в России настоящий дог-вилль, собачья жизнь! Наш эгрегор растет вместе с проклинаемой вами Америкой, там едят горячих собак, а мы позволяем им гадить на улицах! Не значит ли это, что нам все-таки удастся нагадить на голову Америке?! Нам всем, вместе со старушкой Европой?

– Возможно, – бурчал Джемаль, ошеломленный и очарованный натиском этого рыжебородого русского, говорившего по-английски, тем не менее, с каким-то странным ирландским акцентом.

– Тридцать пять человек погибло и более девяноста трех получило ранения в результате взрывов двух заминированных автомобилей в багдадском районе Мадинат ас-Садр, населенном преимущественно шиитами… Вы слыхали? Это из новостей! Об этом сообщил катарский телеканал «Аль-Джазира»… Джазир ас-Салам – это пятый правитель династии, основанной Саладином. Ее второстепенная ветвь начала править в Йемене в тысяча сто семьдесят четвертом, а закончила в тысяча двести двадцать девятом… то есть сорок пять лет, верно? Вроде не сходится, а вспомните еще десять лет под протекторатом… а? Йемен – это круто, сэр Джемаль! У нас говорят «е-ка-лэ-мэ-нэ» – звучит почти как «Йемен». Не ИЙМЕН сто рублей, а ИЙМЕН сто друзей!

– Что вы хотите? – У философа потухла сигара во рту.

Но Капитоныч азартно выплясывал. Сандалии били по ушам лектора автоматными очередями, колотясь об асфальт. Джемаль уже взялся за ручку двери машины, но тут Капитоныч припечатал его убийственно точной тирадой, выученной будто наизусть:

– …Energy Solutions считает, что оптимальным вариантом для Украины в долгосрочной перспективе является транспортировка каспийской нефти. В то же время, согласно расчетам Energy Solutions, положительный чистый денежный результат от эксплуатации нефтепровода Одесса – Броды в режиме трехлетнего временного реверса в соответствии с предложениями ТНК-BP составит тридцать пять миллионов долларов. Подъем акций ровно на три-пять пунктов… А? Что вы об этом думаете?

Али Орхан Джемаль застыл с вытаращенными глазами; от изумления он едва мог нашарить толстыми пальцами хромированную ручку машины. Он прижался к ней, пятясь от приплясывающего Капитоныча.

– Черт подери! Да что вам нужно?! – захрипел он. – Я не даю частных уроков! Я не знаю, где расположен ближайший паб! Я не знаю, разводят ли гусей в Северном Корнуолле!

– Тридцать пять тысяч одних курьеров, – шарахнул его в упор Капитоныч. – Так наш Хлестаков говорил. Гоголь, «Ревизор». Помните? Кроме того, с тех пор, как мир сотрясли могучие звуки «In Rock»^[4], прошло уже тридцать пять лет. И вот свершилось! В далеком, затерянном среди тайги и бездорожья городе Иркутске выступили короли рока! В это бурное время, в старой доброй Англии, один джазовый клавишник по имени Джон Лорд и блюзовый гитарист по имени Риччи Блэкмор создали группу «Deep Purple». А вы помните?

Джемаль взвыл и бросился в салон «форда», как в омут. Но он захватил лапой клавишу, управляющую стеклом, и оно поехало вниз; в образовавшуюся щель Капитоныч сделал контрольный выстрел – в голову.

– Ровно тридцать пять лет назад, пятнадцатого февраля, в СССР была принята на вооружение и поставлена на боевое дежурство система предупреждения о ракетном нападении… Что у вас спрашивал человек по имени Робер Вуаве?!

Али Орхан Джемаль побелел. Он только сейчас понял, чего добивался этот странный, грохочущий, как грузовик с жестью, рыжебородый. Джемаль навалился на руль, ударил ногой по педали газа и выкрикнул с ужасом:

– О, Бог мой! Я не помню!!!

Он действительно не помнил. «Ford Mondeo» сорвался с места, обдав Капитоныча запахом плохо прогретого двигателя. Маг вздохнул, сбросил гремящие свои тапки и повернулся в сторону небольшой толпы, собравшейся на тротуаре и азартно наблюдавшей за ним – с улыбками. Маг погрозил им тапком в руке:

– Как дал бы сейчас!.. Нет, с бобами в марле было проще. Эгрегор проще пер! А ну, басурмане, разойдись, раз, два!

– Кэппи! – раздался голос. – Кейт уже там… Нас ждут!

Сара Фергюссон стояла у голубого «RR Silver Seraph» уже в полном великолепии своего белого костюма, но без туфель, и, разговаривая по телефону, махала магу рукой. Капитоныч нагнул голову, как бычок, и понесся через толпу к ней – публика расступилась. Хлопнули дверцы. Капитоныча приняло роскошное заднее сидение «Серебряного Серафима». А герцогиня бесцеремонно плюхнула на его колени свои ножки, чуть испачканные пылью Лондона.

– О, Кэппи! Я вас умоляю… этот ваш эгрегор… Он такой большой! Это у всех русских? Ну, помассируйте меня, черт вас подери, я буду потом рассказывать об этом моей подружке Кейт Мосс.

А в противоположную сторону от них удалялся вишневый «Ford Mondeo». За рулем почему-то вспотевший Джемаль, стиснув зубы, смотрел вперед и понимал, что рыжебородый ткнул его носом. Да, он разговаривал на прошлой неделе с каким-то арабом, готовившим якобы статью для швейцарского журнала. Но – что было удивительно! – обладавший превосходной, феноменальной памятью Али Орхан Джемаль совершенно не мог сейчас вспомнить ни лица этого странного интервьюера, ни того, как его зовут.

И это отчего-то пугало Джемаля невообразимо.

Документы

Подтверждено источником: https://wikileaks.org/wiki/Assasin 090123-7567500-p255_confidential_reports

Строго секретно. Оперативные материалы № 0-895А-8987875546546

ФСБ РФ. Главк ОУ. Управление «Й»

Отдел оперативной связи

Шифрованное сообщение в рамках операции «Тетрада»

Лондон, источник: RMR

…Согласно сообщению источника в Лондоне, глава Организации, некто Вуаве Робер, провел встречу с Али Орхан Джемалем, являющимся одним из крупнейших экспертов по исламу… Также источник настаивает, что вышеуказанный Вуаве, используя биоэнергетические технологии запрещенного спектра, провел масштабное сканирование мозга последнего… с целью неявного (против воли субъекта) извлечения информации и использования ее в негативных целях. Приказано резидентуре Управления в Лондоне организовать наблюдение за Али Орхан Джемалем с целью недопущения его гибели. Также предписывается развернуть временную операцию по отслеживанию передвижений упомянутого Вуаве для обеспечения… полного контроля над развитием ситуации…

Новости

«…последнего скандала, связанного с откровениями бывшего младшего помощника начальника концлагеря Заксенхаузен Родольфо Штоффа, скончавшегося недавно в Бразилии. Дневники Штоффа стали известны благодаря бразильским журналистам…

…шокирующие подробности того, как во время войны немецкое оккультное общество „Аннэнербе“ буквально охотилось за молодыми восточноевропейскими цыганками в возрасте от тринадцати лет. Как утверждает Штофф, все концентрационные лагеря получили строжайший приказ отправлять любой поступивший контингент, подходящий под эти параметры, на базу „Аннэнербе“ в Нюрнберг для проведения опытов. Видимо, на Штоффа также ложилась обязанность сопровождать несчастных до места, потому что в его дневниках содержится немало шокирующих подробностей…

Нацисты искали нечто, связанное с необычным строением половых органов цыганок… Для этого молодых девушек привязывали к некой конструкции наподобие дыбы, а затем подвергали их гениталии воздействию раскаленного металла, кислоты, проводили электрический ток – и все это в поисках некоего знака, который, по мнению нацистов, должен был проступить на коже и обеспечить разгадку какой-то тайны…

Через лабораторию в Нюрнберге прошло несколько сотен молодых девушек цыганских кровей, и все они в итоге, искалеченные, оказались в печи…»

Присцилла Хаперс. «Ночь Европы»

The Daily Telegraf, Лондон, Великобритания

Точка сборки-2
Новосибирск
Сибирское Территориальное Отделение Спецуправления «Й» ФСБ РФ
Заратустров и другие

– …М-да. Хорошая защита, круговая! – пробормотал Заратустров, отправляя в рот очередную шоколадную крошку. – Нет, но я-то – какой идиот, а?!

– Не переживайте вы так, Александр Григорьевич! – мягко проговорила Альмах, подвигая ближе к полковнику крохотную детскую шоколадку за восемь рублей, от которой он периодически отщипывал кусочки, точно от ломтика хлеба на дипломатическом обеде – строго в соответствии с этикетом. – Там работали профессионалы. Кроме петушиной лапки с восемью колечками, там еще масса оберегов была… акация засушенная, в стеклянной банке, пентакль в круге, менгиры маленькие над входом. Плюс в каждом углу по свече, замыкающей Энергетическое Пространство. У нас на датчиках это место стабильно белым цветом отображалось – все в норме, нормальная, активная энергетика.

– Петух, прогоняющий «нечистую силу» криком на восходе солнца, – символ борьбы с несправедливостью… универсальный Будильник Опасности… – пробормотал полковник, отщипывая кусочки шоколада и отправляя их в рот рассеянно, не ощущая вкуса. – Акация – символ души и бессмертия… Чтобы жить вечно, надо знать, как умереть! Закон Хирама. Менгир… тьфу, мать вашу, ворота в другой мир! А что там было, в зоне наблюдения объектов, а?!

Они сидели в том же тесном кабинете Заратустрова, который осеняло ненастоящее солнце, блистая сквозь стальные ребра ненастоящего моста. Полковник в форменной, парадной черной рубашке, с жестким воротничком и погонами оранжевого цвета с темно-красными прожилками. Из воротника поднималась его худая, жилистая и морщинистая шея, продубленная солнцем и ветром дачи; руки, оголенные до локтей, лежали на бумагах. Напротив пристроилась Альмах в скромном бордовом платье, плотно обхватывавшем осиную талию и туго натянутом на небольших, но выпуклых грудках, и слева от нее – расплывшийся в маленьком креслице, квашнеобразный начальник оперативного отдела майор Рублев – с курчавой шевелюрой Пушкина и крохотными, заплывшими глазками провинциального алкоголика. Полковник щипал шоколадку Альмах, рассеянно смотрел на ватман на стене и что-то бормотал про себя.

А обсуждали они последние данные по анализу места побоища у Ельцовки, собранные экспертами Спецуправления в дымных развалинах кирпичной крепости.

– Они сняли частный дом в районе городской барахолки, – сонно проговорил Рублев, однако сонливость эта была очень обманчива, – и оставались в зоне удержания. Но там были их астральные двойники… ну, куклы, сами знаете, товарищ полковник! Группа наведалась туда сразу же после инцидента, но кроме кукол – ничего. Фон был стандартный, зеленый, то есть повышенная активность при сохранении позитивного…

– Я знаю! – сварливо перебил Заратустров. – Черт подери! Ну я-то сразу должен был сообразить… Обе из вагри, обе – шовани. Ну что еще они могли придумать?! Черт! Элина Глебовна… не удружите еще кофейку?

Та слезла со стульчика, не беспокоясь о тапках, в своих прозрачных колготках шагнула в коридор и позвала: «Андрюша! Один кофе!» Полковник мрачно проследил за движением точеных ступней, казавшихся мраморными в этом капроне, и проворчал:

– Опять «Андрюша!»?! Опять его от наблюдения отвлекаете?!

– Но, товарищ полковник, кофейный аппарат сломался, вы же сами знаете… Хотите, я схожу в зал?

– Не надо, – надулся Заратустров.

Сегодняшний дежурный по Управлению, молоденький Андрей Зверев, славился тем, что за одну минуту, как микроволновка, нагревал в ладонях литровую банку с водой до температуры кипения. Сейчас, при безнадежно сломавшихся двух старых кофейных аппаратах, сотрудники беззастенчиво пользовались этим даром всякий раз, когда необходимо было вскипятить воду.

Альмах молча поставила перед Зарастустровым чашечку с турецким кофе, принятую в коридоре из чьих-то заботливых рук. В вырезе бордового платья качнулся, потом снова лег на бархатную кожицу золотой кулончик в виде астрологического лунного знака.

Заратустров крякнул и с досадой помешал отмерянный по его вкусу сахар. Затем бросил:

– Ладно. Это понятно. Они наверняка догадались, что находятся под наблюдением… вот и совершили этот фокус. Хорошо. Черт с ним! Давайте по персоналиям… Подняли архивы?

– Так точно, товарищ полковник.

Рублев ответил, как спросонья, подвигал под столом своими слоновьими ногами и продолжил все так же – словно нехотя:

– Объект «Праматерь». По прежней операции – «Венера». Венера Гайчиевна Антанадис, девичья фамилия не установлена. Место рождения – предположительно в Хуши, Румыния, это в ста километрах от Кишинева. Родители предположительно из общины вагри, имена не установлены, год рождения предположительно – тысяча девятьсот сорок четвертый – тысяча девятьсот сорок шестой…

– Что вы все – «предположительно»?! – вспылил Заратустров. – Черт подери, не йоги, а гадалки на кофейной гуще!

И снова Альмах погасила этот понятный взрыв негодования, ближе подвинув Заратустрову шоколадную фольгу, сообщив:

– Цитирую, Александр Григорьевич: «…с согласия опекунши гражданки Шахимазоевой Бэлы, гражданки Антанадис В. А., имеющей двойное гражданство Республики Молдова и Греции, упомянутая гражданка Шахимазоева Б. помечена энергетическими метками на уровне средних и нижних чакр, а также была подвержена локализованному включению в области подкорковой сферы мозга с целью постоянного контроля ее энергетической активности и перемещения. За оперативную связь с гражданкой Шахимазоевой Б. отвечают сотрудники Управления „Й“ подполковник Тарасов и подполковник Зелицын (операция „Выход“). В настоящее время гражданка Шахимазоева Б. и гражданка Антанадис В. А. отбыли на пребывание в район озера Байкал с целью лечения лейкемии, диагностированной у гражданки Антанадис В. А.». Это из рапорта нашего в Москву, после той операции… Вы доверяете цитате?

– Безусловно. Не терзайте меня своей абсолютной памятью!

– Мы отправили их в Листвянку, и там все идет благополучно. Зелицын, как вы знаете, погиб на Кавказе, а Тарасов – одиннадцатого сентября в США. По документам Шахимазоева оказалась, конечно, вовсе не ею… Но, так как объекты не проявляли активности, углубленная проверка не проводилась. Занялись этим только сейчас. А время уже упущено, сами понимаете. Поэтому по Шахимазоевой Бэле – Патрине – и Венере Антанадис – Мирикле – мы начали работать только три дня назад.

Полковник сумрачно отрезал коричневый кончик El Rey del Mundo. Вставил в рот, раскурил, показывая этим Рублеву: все, извини, Женя, слушаю…

– …аналитики склоняются к сорок пятому. Тем более что нашли ряд документов. Община вагри была обнаружена отрядом НКВД «СМЕРШ» в районе Хуши в июне сорок пятого. Цыган задержали, имеется рапорт некоего Татаринова, майора УНКВД, отвечающего за проверку состояний на оккупированных территориях… Оказывается, община находилась около двух лет на оккупированной территории, все другие цыганские общины были уничтожены отрядами СС и местными националистами. Эти – остались. Татаринов заподозрил сотрудничество с оккупантами, задержал и проверял их около недели. Потом цыган почему-то отпустили, видимо, был приказ заниматься более серьезными задачами: там много осталось диверсионных отрядов. Но есть такой эпизод: в середине сорок пятого в квадрат Яссы – Кишинев были направлены два сотрудника организации «Аннэнербе» – оберштурмфюрер Эрих Гиланд и шарфюрер Матильда Эмм. Каково было задание – не установлено. Оба убиты в стычке с партизанами… Одним словом, энкаведешники отпустили вагри, всего – около двадцати человек. А через неделю тот же отряд, прочесывая квадрат близ Хуши, наткнулся на трупы. Практически все цыгане были мертвы, причина смерти, как следует из рапорта того же Татаринова, – отравление грибами или ягодами во время ужина.

– Вагри-то? Отравились?! – проворчал Заратустров, яростно жуя сигару. – Вагри, которые знали все коренья и ягодки, как мы с вами – номера автобусов? Ерунда какая-то…

Рублев пожал плечами, ходившими под кожей мятого пиджака, как барханы.

– Тем не менее, документы… товарищ полковник! В живых остались только эта девочка – почти годовалая – и два члена из ее табора, по какой-то причине бывшие вне общины во время ужина. В общем, Татаринов ограничился отправкой донесения и отпустил вагри на все четыре стороны. Потом, по нашим данным, они прибились к табору сэрвов, кочевавших тогда близ Котовска. Дальнейший путь, как вы понимаете, можно проследить только пунктирно: Лево – Бендеры – Тирасполь – Одесса – Николаев – Мелитополь. Где-то на Мелитополе они осели. Я думаю, сэрвы приняли вагри в табор только потому, что от тех осталось лишь несколько человек… видимо, так решил вожак. В итоге они в начале шестидесятых оседают под Ждановым.

– Да, – хмуро подтвердил полковник, – Хрущев тогда всех сажал на землю, и цыган – тоже… Элина Глебовна, ничего, что я тут ваш шоколад?..

– Кушайте, Александр Григорьевич!

Она потянулась к сумочке, расстегнула ее зачем-то, достала еще одну крохотную шоколадку и украдкой положила на стол.

– Так вот, в то время объекту «Праматерь» было уже предположительно пятнадцать-восемнадцать лет. Документы остались от тогдашней переписи… В дальнейшем мы обнаружили следы табора уже снова в районе Одессы. Они вливаются в какой-то винодельческий совхоз, видимо, чтобы избежать преследований. Это данные тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Приблизительно в это же время, годом, наверно, одним-двумя раньше, в Одессе появляется грек Георгий Антанадис, тысяча девятьсот двадцать пятого года рождения. Предприниматель. Торгует вином, зерном, шерстью. Скорее всего, он встречается с общиной в один из приездов за вином, в совхоз «Беляевский». Вот этот Георгий Антанадис…

– А тот, которого обнаружили там, на развалинах? – перебил полковник.

– Это Константинос Павалакос, – вступила в разговор Альмах, – его компаньон и, наверно, слуга. Он работал с Антанадисом как раз с тысяча девятьсот шестьдесят четвертого.

– Как опознали?!

– По останкам, найденным в автомобиле «Cadillac Eldorado». Он был судим…

– Тяжкое преступление?

– Нет. В шестьдесят шестом брали за незаконные валютные махинации, за золото…

– А, ну да. Тогда многих по этому делу заметали, – буркнул Заратустров. – Послехрущевская истерия, особенно на Украине. Ладно. Дальше!

– Антанадис женится на Мирикле в тысяча девятьсот шестьдесят пятом, в сентябре, – продолжал Рублев меланхолично, – об этом есть запись в архивах одесского загса. Я думаю, это ему нужно было для того, чтобы организовать законный выезд за рубеж. Уже в январе тысяча девятьсот шестьдесят шестого они выезжают в Грецию. Мирикла на тот момент одна: все ее остававшиеся в живых родственники из вагри умерли. Конечно, все это было трудно, но… я полагаю, что дело не обошлось без небольшой взятки. В Одесском горкоме работал один давний знакомый Антанадиса, некто Михаил Херцог. Он и устроил им это дело. Они отбывают в Грецию. В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом, как известно, следует военный переворот, к власти приходит военная хунта, «черные полковники». Антанадис – преуспевающий делец, он открывает фирму «Чудо». Делает чудеса.

Более искушенная в симпатиях и антипатиях Заратустрова, Альмах поспешно добавила:

– Ничего криминального, Александр Григорьевич… Хиромантия, привороты, хождение по воде… так, обычные фокусы. В духе нашего мага Лонго. Но у него дела идут. У него все дела шли хорошо, до семьдесят четвертого, до падения хунты. Видать, Антанадис не с теми, с кем нужно, делился… В общем, в семьдесят восьмом ему стало неуютно. Завели уголовное дело. Он попытался уйти. Ему помог друг семьи, некто Иоаннис Николопулос. В том же году, после падения диктатуры, он стал ведущим экспертом греческого правительства по вопросам так называемого «Греческого лобби» в США и служил советником посольства в Вашингтоне и греческой миссии в ООН. А в тысяча девятьсот восьмидесятом – тысяча девятьсот восемьдесят втором годах он служил в качестве советника по делам прессы и культуры в посольстве Греции в Москве. Думаю, он похлопотал о документах.

Благодарно посмотрев на Альмах, Рублев продолжил:

– …В августе тысяча девятьсот восьмидесятого, предположительно на танкере «Карпатос», спрятавшись в пустом танке, они прибывают в Николаев. Тут, я думаю, снова не обошлось без Херцога – вид на жительство, информация о том, что Антанадис щедро помогал греческой компартии. В общем…

– Херцог жив? – снова перебил Заратустров, разворачивая вторую шоколадку.

Рублев покачал дынеобразной головой.

– Нет. Арестовали при Андропове, в период кампании, и быстро расстреляли.

– Черт!

– После этой даты мы Антанадиса и Мириклу теряем. Но… товарищ полковник, тут начинаются странности.

– Какие?!

– Дело в том, что вроде как у Антанадиса все идет хорошо. Он возобновляет свои старые связи, торгует вином, табаком, зерном… зерно – это рынок, требующий постоянства. А он вдруг все бросает и начинает бегать. Только наладит дело – продал и дальше. Одесса, Николаев, Черкассы, Харьков, потом Астрахань… потом Казахстан. Там Антанадис отметился в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом… Такое ощущение, что он спасается с женой от преследований.

– Основания?!

– Было покушение… или ДТП. В восемьдесят пятом, в Астрахани. Трактор К-500 «Кировец» переехал его «Волгу». Правым колесом. Антанадиса и его жену спасла только хорошая реакция – вовремя выбросились из машины. Дело закрыли, потому что водитель трактора умер буквально сразу же, от остановки сердца, когда машина начала корежить «Волгу». Вот. Антанадис с Мириклой исчезли. А в девяностом грек объявляется в Новосибирске. Автосалон открыл. Торгует. У него фишка была: даже самые дорогие автомобили, купленные у него, не угоняют.

Заратустров вскинул кустистые брови:

– Запрещенная магическая активность?

– Нет, Александр Григорьевич… тоже все просто. Ну, отрезал во время переговоров колечко волос покупателя да и спрятал в хитрое место под кузовом. Срабатывало, как сигнализация…

– И ни одной не угнали?

Рублев нахмурился. На его большом белом лбу морщинки выглядели, как складки гипса.

– Ну… два раза пытались. И в обоих случаях угонщики погибали. Двое сошли с ума и перестреляли друг друга, а двое умерли от кровоизлияния. Внутреннего.

Снова вмешалась Альмах. Она уже слезла со своего стульчика, подошла к ватману и с интересом рассматривала схему. Белое золото волос горело в лучах придуманного солнца.

– А второй объект?

– Примерно в это время Антанадис, по информации одного из наших старых агентов, находит девочку. В поездке. Ей от силы месяц. Ну, и отсюда…

– Понял, по второй!

Рублев вздохнул. В его исполнении это звучало так, словно вздыхал гиппопотам.

– Товарищ полковник… тут темнота. Полная. У нас был источник в общине сэрвов, та, что жила под управлением Бено, или Василя. Но… он, так сказать, не регулярный… все, что он смог как-то узнать, – это то, что объект «Образ» тоже из вагри. Родители не установлены. Год рождения – предположительно тысяча девятьсот девяностый. Но есть небольшая зацепка: в поселке Кожевниково в июне тысяча девятьсот девяностого на трассе Новосибирск – Томск были обнаружены трупы двоих цыган. Судя по детородному возрасту, женщина могла быть матерью объекта. Убиты эти двое были с ритуальными особенностями: отсечены ступни, вырезаны половые органы, деактивирован визуальный канал мозга. В общем, не просто так. Потом неподалеку от этого места обнаружили еще одну цыганку… с рубленой раной в спине. По нашим данным, ее госпитализировали, но дальше следы теряются. Во всяком случае, данных о смерти нет. Примерно в это же время у объекта «Праматерь» появляется месячный или двухмесячный младенец – девочка, которую цыганка воспитывает по сей день.

Заратустров снова пошумел фольгой.

– А дальше… отследили?

– Ну… не совсем. Дело в том, что в девяносто пятом Антанадис снова исчезает. Причем… – Рублев запнулся первый раз, начал копаться в папках, которые он держал на пухлом колене.

– Вот. По информации Дзержинского райотдела, Антанадис был убит.

– Каким образом?

– Судя по способу – криминал. Вероятно, это все разборки, связанные с автобизнесом. Но вот что странно… Он вышел из дома, сел в свой «Jeep Cherokee», а те подскочили на «девятке» и начали стрелять из автомата. Вроде как его жена с ребенком уже вышли, но преступники расстреляли грека, выпавшего из машины, и уехали. Убийц взяли буквально через сутки, случайно, на Бердском КПП, с оружием. Там они и раскололись. Есть материалы дела, которое вел некий следователь Лидиев. Так вот, бойцы группировки Самсона признались, что стреляли не только в него, но и в женщину с девочкой – чтобы убрать свидетелей. Однако промахнулись. В придачу у них почему-то заклинило замки дверей, и тогда они выхлестали стекло и палили из окон…

– Из окна «Жигулей» много не попалишь…

– В том-то и дело! Но Лидиев оказался настырным и провел следственный эксперимент. Оказалось, что в стене подъезда, в двери деревянной и в Антанадисе – одни и те же пули, убийцы два рожка расстреляли. Но та женщина, жена – Мирикла – ни царапинки не получила. Более того, баллисты вообще с ума сошли: получалось, что пули изменяли направление и, изгибая траекторию, попадали прямо в лежащего на асфальте Антанадиса. А потом… – Рублев вздохнул, понимая всю шаткость своих позиций, – потом получилось вот что: Антанадис лежит в морге. Свидетелей – ни одного. И либо пальцев его в картотеке не было, либо система… она как раз в это время зависла. Не было доступа. Вдова тело не опознает. Лидиев берет подписку. Цыганка, девочка и с ними – некий мужчина все-таки, неизвестно как, получают загранпаспорт и… улетают прямым рейсом из Новосибирска в Вену. Мирикла Антанадис и Георгий Антанадис. И удочеренная девочка – Бэла Шахимазоева. В общем, когда там дознались, уже было поздно. Послали дело в архив, а сейчас мы его открыли.