И. Н. Селиванов
Эпоха ХХ съезда: международная деятельность А. И. Микояна в 1956 году

Ни в одну войну ни одна бомба, ни один снаряд чужой страны не падал на американскую землю, на их города и фабрики, и не могли падать, ибо не было такой техники и возможности. Теперь есть такая реальная возможность. В случае американской агрессии в качестве ответной меры водородные бомбы могут падать и на американские города, и не удастся американским империалистам укрыться от этих бомб, не удастся укрыть свои фабрики. Для них война на этот раз наверняка окажется не источником обогащения, в результате ее они могут получить лишь разрушение и уничтожение.

Мы считаем, что если кто-нибудь попытается сбросить водородную или атомную бомбу, то лучшие люди человечества не дадут погибнуть цивилизации, они немедленно объединятся, наденут смирительные рубашки на агрессоров и положат конец всяким войнам, а вместе с тем и капитализму (Продолжительные аплодисменты).

Водородная и атомная война может привести к большим разрушениям, но она не может привести к уничтожению человечества или его цивилизации, она уничтожит устаревший и зловредный строй – капитализм на его империалистической стадии.

Решающее средство обеспечить прочный мир – это разоружение, уничтожение водородных и атомных бомб, мирное сосуществование, за что мы боремся и будем бороться.

До тех пор, пока Соединенные Штаты противятся запрещению атомного и водородного оружия, пока не удается провести разоружение, мы вынуждены держать на должном уровне свои вооружения, включая наиболее мощные, современные виды оружия, основанные на последних достижениях науки и техники.

Чем сильнее будет лагерь социализма, тем больше шансов, что всемирное движение за мир добьется победы и что агрессоры не осмелятся развернуть войну.

Вот почему в отчете Центрального Комитета говорится, что нет фатальной неизбежности войны. Теперь история вступила в стадию, когда хотя военная опасность и продолжает оставаться и война может разразиться, но создались условия и возможность не допустить развязывания войны и обеспечить не просто длительный мир, а прочный мир при обязательном условии непрестанной борьбы народов за мир, против военной опасности, при бдительности в отношении возможной агрессии.

Когда говорят о длительном мире и длительном сосуществовании, некоторые законно ставят вопрос: до каких же пор будет продолжаться этот длительный мир, это длительное сосуществование?

Наши враги толкуют это так, что мы в конечном счете якобы за войну, будто мы за распространение коммунизма во всем мире через войну, но только мы пока, дескать, не подготовлены для этого и хотим мирного сосуществования до поры до времени, с тем, чтобы, когда хорошо подготовимся, напасть и утвердить коммунизм с оружием в руках. Вот «теоретические концепции» наших врагов, направленные против нас. Это – клевета на нашу политику. Коммунизм не нуждается в войне, он против войны, идеи коммунизма победят и без войны! (Аплодисменты).

И суть такого нашего отношения к войне не только в гуманизме советских людей, в их чувствах дружбы ко всем народам. Интересы успешного коммунистического строительства, борьбы за улучшение положения народа прямо противоречат политике гонки вооружения, растрате духовных людских и материальных сил на военные цели. (…)

Ленинские слова и заветы о мире священны для нас. Мы готовы повторять их вновь и вновь (аплодисменты), их хорошо знают наши друзья. Пусть они будут услышаны, оценены и правильно поняты и нашими недругами, теми, кто мешает желанию народов установить прочную дружбу с советским народом.

Мир обеспечит нам построение коммунизма в нашей стране и в странах победившего социализма в кратчайший срок. Война может только затормозить наше хозяйственное развитие, как это и случилось в Отечественную войну.

Идеи коммунизма раньше или позже проложат себе дорогу к сердцам всех народов и утвердятся во всем мире.

Правильная марксистско-ленинская постановка вопроса о войне и мире в отчете ЦК сыграет историческую роль в дальнейшей организации общемировой борьбы сил общественности против войны, за мир и будет содействовать все больше и больше этому благородному человеческому делу (Аплодисменты).

Работу в области идеологии – на новый уровень

К сожалению, за последние пятнадцать – двадцать лет у нас мало, очень мало обращались к сокровищнице ленинских идей для понимания и объяснения как явлений внутренней жизни нашей страны, так и международного положения. Это происходило, конечно, не потому, что ленинские идеи устарели или недостаточны для понимания современной обстановки. (…)

Гениальные высказывания Ленина о закономерностях общественного развития являются неоценимым источником правильного понимания многих современных явлений. Нет, без Ленина их не понять, без Ленина не понять современного положения мира, закономерностей развития загнивающего капитализма в эпоху империализма, судеб пролетарской революции и ее победы, путей строительства социализма и коммунизма.

Опираясь на вечно живое учение ленинизма, наша партия, ее Центральный Комитет, зарубежные коммунистические и рабочие партии творчески применяют это учение при анализе конкретных событий и явлений современного периода в развитии общества и тем самым обогащают марксизм-ленинизм.

В отчетном докладе Центрального Комитета КПСС дается ясный анализ современного положения капитализма. За последний период в капиталистических странах имел место известный рост промышленной продукции. Но этот рост происходил в условиях дальнейшего обострения противоречий капиталистического производства, усиления неустойчивости его экономики. Капиталистическая экономика находится в состоянии перенапряжения, она чревата взрывом экономического кризиса. Происходит дальнейшее ослабление капиталистической системы. Идет всемирно-исторический процесс сокращения удельного веса капитализма и увеличения удельного веса социализма в мировой экономике.

Всех нас не может не интересовать вопрос о современном положении капитализма, вопрос о том, способен ли капитализм в период загнивания и общего кризиса вообще развиваться? Возможен ли сегодня и завтра технический прогресс и рост производства в капиталистических странах?

Марксизму-ленинизму чужда теория абсолютного застоя капитализма. Нельзя считать, что общий кризис капитализма ведет к прекращению роста производства и технического прогресса в капиталистических странах.

При анализе состояния экономики современного капитализма вряд ли может нам помочь и вряд ли является правильным известное высказывание Сталина в «Экономических проблемах социализма в СССР», касающееся США, Англии и Франции, о том, что после того, как мировой рынок раскололся, «объем производства в этих странах будет сокращаться». Это утверждение не объясняет сложных и противоречивых явлений современного капитализма и факта роста капиталистического производства во многих странах после войны. (…)

Ход истории говорит за то, что все принципиальные положения марксизма-ленинизма находят неизменное подтверждение и нa данном этапе развития империализма. Но этого общего утверждения мало. Мы обязаны конкретно изучать – когда, где, в какой степени и как это происходит.

Мы серьезно отстаем в деле изучения современного этапа капитализма, не занимаемся глубоким изучением фактов и цифр, часто ограничиваемся тем, что в целях агитации выхватываем отдельные факты о признаках приближающегося кризиса, об обнищании трудящихся, но не делаем всесторонней и глубокой оценки явлений, происходящих в жизни зарубежных стран. Наши экономисты, изучая экономику Советского Союза и стран народной демократии, часто скользят по поверхности, не доходят до глубин, не делают серьезного анализа и обобщений, избегают освещения особенностей развития отдельных стран.

Да, по существу, и кому у нас заниматься серьезной разработкой этих вопросов? Был у нас до войны Институт мирового хозяйства и мировой политики, да и тот ликвидирован, а единственный в системе Академии наук экономический институт не справляется, да и не может справиться с делом глубокого изучения экономики и стран социализма, и стран капитализма. Есть в системе Академии наук еще институт, занимающийся вопросами Востока, но про него можно сказать, что если весь Восток в наше время пробудился, то этот институт дремлет и по сей день. (Оживление в зале, смех).

Не пора ли ему подняться до уровня требований нашего времени?

Трудно понять и ликвидацию просуществовавшего 139 лет Московского института востоковедения, да и еще как раз в период, когда наши связи с Востоком растут и крепнут, когда с расширением экономических, политических, культурных связей со странами Востока неизмеримо повысился интерес к ним у советской общественности, возросла потребность в людях, знающих языки, экономику, культуру восточных стран.

Нельзя не обратить внимания на тот факт, что, как говорят, в США насчитывают свыше полутора десятков научных учреждений, занимающихся изучением советской экономики. Я не касаюсь того, как и что именно они изучают, но факт, что там огромное количество экономистов занято подбором материалов и изучением экономического развития Советского Союза.

Приложение 2

Телеграмма из консульства СССР в Ростоке о реакции в ГДР на выступление А. И. Микояна на XX съезде КПСС, 25 февраля 1956 г. ^[95]

Секретно, срочно

Экз[емпляр] № 1

О непонимании руководящими работниками СЕПГ позиции XX съезда КПСС в отношении И. В. Сталина

Выступления делегатов XX съезда и, в особенности, речь тов. Микояна А. И. в части, касающейся восстановления ленинского принципа коллективного руководства и ленинских норм партийной жизни, а также высказываний Сталина И. В. в «Экономических проблемах», вызвали среди многих членов СЕПГ и, главным образом, руководящих работников СЕПГ недоумение и растерянность. Это недоумение касается роли и значения деятельности И. В. Сталина в истории КПСС.

Нам известно от райкомов СЕПГ округов Росток и Шверин, что многими членами СЕПГ выдвигается целый ряд следующих вопросов: «Почему во всех выступлениях на съезде фигурирует только имя Ленина, а имя Сталина не играет никакой роли?», «Почему в СССР 20 лет не было коллективного руководства, а процветал только культ личности?», «Почему ошибки и недостатки в вопросах коллективного руководства ЦК КПСС не критиковали на XIX съезде, почему теперь все сваливают на человека, который мертв?», «Весь Центральный Комитет КПСС должен отвечать за ошибки и за политическую линию». Один из членов СЕПГ – секретарь района Рюген заявил, что «рушатся все его прежние взгляды».

Выступление тов. Микояна А. И. и весь ход съезда некоторыми немцами рассматривается как «пересмотр политики Сталина», «пересмотр всего учения Сталина». Есть заявления, что якобы вообще «история КПСС вообще неправильна», что «нужно переучиваться», что в СССР «многое не в порядке». Нам известно, что до сих пор многие рядовые члены СЕПГ вообще не читали полных текстов и знают о съезде по газетным заголовкам и по «информациям» западного радио. Такие заявления во многом объясняются влиянием на рядовых членов пропагандой Запада. Именно в таком духе подают свои «сообщения» о съезде западногерманские радиостанции, которые пытаются «доказать», что якобы КПСС вообще вела неправильную политику, в чем якобы признаются на съезде сами лидеры Коммунистической партии, критикуя И. В. Сталина.

Приложение 3

Из дневниковых записей Р. Г. Назирова^[96], датированных 1956 годом^[97]

Нашу позицию в вопросе о культе личности не разделяют самые крупные и самые активные коммунистические партии: Китайская и Итальянская. В Союзе коммунистов Югославии то же самое положение, и Тито, по-моему, тоже Сталин в миниатюре. Всё это сходится с моей мыслью, что сталинизм, или культ личности, или вождизм, или как угодно это назвать – не случайное явление, а порождение объективной закономерности, неизбежное явление, необходимый период в истории каждой коммунистической партии: более или менее ярко. Вообще вождизм есть характерный признак переломных эпох, великих кризисов и больших социальных потрясений». (…)

Слово СССР теперь расшифровывается так: Смерть Сталина Спасла Россию. (…)

В последние дни я открыл через форточку Америку: оказывается, сталинистов у нас гораздо больше, чем я предполагал. С антипатией относятся к функционирующему правительству и молодые люди, и люди зрелого возраста. Примеров множество. Обычно это проявляется в нетрезвом виде: «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». В нормальном состоянии говорить боятся, так как не верят в демократизм и смягчение режима, ожидают новой вспышки террористических мер, рассматривают внутренние реформы в МВД, в юстиции и т. д. как временные меры. Однажды ночью я встретил на улице пьяного рабочего, который рассуждал сам с собой и ожесточённо заявлял в пространство: «Мы за Сталина, за Родину ползком доползли до Берлина!». (…)

Авторитет правительства невелик. Во-первых, не стало могущественного средства – страха смерти. Во-вторых, исчез гипноз, обаяние большой личности, какой он всё же несомненно был. В-третьих, нет уже той оглупляющей и лживой пропаганды. В-четвёртых, откровенное выявление и обсуждение недостатков всей нашей системы дало повод для агитации недовольных. В-пятых, авторитет правительства умаляет фатальный вопрос: «А ГДЕ ВЫ БЫЛИ?» В самом деле, пять лет назад члены сегодняшнего правительства молча служили покойному Цезарю и открывали рот только для дифирамбов. После XX съезда партии ВВС^[98] целый день передавала без всяких комментариев два текста: речь Микояна на XIX съезде и речь Микояна на XX съезде. Контраст был поразительный. Хрущёв на XIX съезде тоже кое-что сказал такое, что не вяжется с его прогремевшим специальным докладом. (…) Необдуманные шутки Хрущёва не способствуют росту его популярности. Право же, когда он только что сменил Маленкова, он был гораздо популярнее…

Всем видно, что Хрущёв решает все дела, кто бы их не подписывал. Ворошилов^[99] стар, и народ в выпусках кинохроники, где показан Кремль и приёмы послов, смотрит с сожалением, как трясётся седая голова председателя президиума Верховного Совета и как он, надев очки, читает по бумажке речь. Молотов отстранён от руководства внешней политикой, Маленков ведает электростанциями, Каганович ушёл из Комитета по вопросам труда и заработной платы. Шепилов, бывший редактор «Правды», карьера которого не даёт спать иным честолюбивым журналистам, является не более как талантливым исполнителем. Бессменный Зверев^[100] – заслуженный бухгалтер нашего большого колхоза.

На втором плане теснятся прочие фигуры-министры внутреннего значения. Во всём кабинете более или менее независимым считают Анастаса Ивановича Микояна. Сам глава правительства – Николай Александрович Булганин, с его почтенной наружностью, благородной сединой, грустными глазами и приятной улыбкой усталого, но вежливо терпеливого человека, – не является большим авторитетом в политической, хозяйственной или иной области. Его считают всего лишь ширмой Хрущёва, его спутником, его оруженосцем»…

Сталин был не один. Его ошибки, сама их возможность порождены системой. А система меняется пока что очень слабо. Люди, которые возвеличивали Сталина, соучаствовали в терроре 1937-го года, остались по-прежнему у власти. Преобладающее настроение массы – недоверие и сомнение. Преобладающее настроение властей – лихорадочная жажда деятельности, перестройки и обновления^[101].

Общие выводы

К моменту окончания XX съезда КПСС Микоян имел тридцатилетний опыт контактов и сотрудничества с представителями международных политических и деловых кругов, как западных государств, так и стран Востока. При жизни Сталина, в основном, это был круг проблем в той ли иной степени связанных с внешнеэкономическими связями СССР и его персональными поручениями, исполнявшимися Микояном в формате «специальных миссий».

На этом этапе своей политической деятельности Микоян снискал большой авторитет как среди коллег в советском руководстве, так и зарубежных деятелей различного ранга. Прежде всего, ими ценилось его несомненные таланты в качестве сильного переговорщика-прагматика, умело отстаивающего интересы страны, в том числе и на международной арене.

Большую активность в международных делах Микоян стал проявлять после смерти Сталина, и связано это было, в первую очередь, со стремлением нового советского руководства использовать его в качестве своего полномочного представителя в налаживании нового типа отношений, как со странами Востока, так и Запада.

Микоян вновь подтвердил свою заслуженную репутацию опытного и авторитетного специалиста по ведению различного рода переговоров, круг проблем в которых значительно расширился по сравнению со сталинским периодом^[102].

Несомненным плюсом являлось и то, что у Микояна, в отличие от формального руководителя советской внешней политики Молотова, к середине 1950-х гг. сложились во многом сходные с реальным руководителем СССР Хрущевым представления о путях реформирования советской внешней политики. Прежде всего, в сторону ее меньшей идеологизации и укрепления связей с несоциалистическими государствами при одновременном сохранении общего контроля над странами, объявившими о своем «социалистическом выборе».

Речь Микояна на XX съезде КПСС четко обозначила его принципиальную приверженность такому курсу, что с большим основанием позволяло включить его в число наиболее ярких и последовательных реформаторов не только внутренней, но и внешней политики СССР, где его главным антиподом объективно выступал имевший в мире репутацию ортодокса-консерватора министр иностранных дел Молотов.

Именно последнее обстоятельство объективно поставило перед Хрущевым вопрос о замене Молотова на этом посту политиком, имевшим более современные представления о возможностях изменения характера связей Советского Союза с внешним миром. Или, как вариант, перехода значительной части внешнеполитических дел из МИДа в другие партийно-государственные структуры, в том числе курировавшиеся Микояном или в которых он играл заметную роль.

В этом контексте можно вполне говорить о появлении такого условного понятия, как «кремлевская дипломатия», олицетворением которой в первую очередь являлся тандем Хрущев-Булганин и постепенно к ним стал присоединяться Микоян. Фигуры Молотова, Ворошилова и других «консерваторов», таким образом, отходили на вторые роли в формировании новых векторов советской внешней политики, в практическом проведении которой все в большей степени стали проявляться элементы неопределенности и непредсказуемости.

* * *

2. На «восточном» направлении

Вопрос о пересмотре сложившихся в сталинский период главных подходов на азиатском направлении советской внешней политики встал перед советским руководством уже в середине 1950-х гг.

До того времени кремлевская дипломатия опиралась на сформулированное еще в 1928 г. на VI Конгрессе Коминтерна положение, что национальная буржуазия в странах зарубежного Востока не может играть прогрессивной роли, поскольку роль «локомотива» в деле национального освобождения должны играть местные коммунистические партии, входившие в Третий Интернационал^[103]. Именно им и оказывалась на протяжении многих лет помощь и поддержка со стороны Москвы. Но уже после роспуска в 1943 г. Коминтерна стало понятно, что никакой сколько-нибудь существенной роли эти вышедшие в «самостоятельное плавание» партии (за исключением Компартии Китая) сыграть не смогут. Поэтому, не отказываясь от формальной поддержки «восточным» коммунистам, в Кремле стали искать сближения все с той же многократно раскритикованной азиатской некоммунистической политической элитой, в своем большинстве выражавшей интересы национальной буржуазии и крупных землевладельцев.

Эта линия стала активно реализовываться на практике со второй половины 1955 г. во время поездок Хрущева и Булганина в Индию, Афганистан и Бирму. В принятом Верховным Советом СССР постановлении особо подчеркивалось: «В основу взаимоотношений между Советским Союзом и Индией, Бирмой и Афганистаном положены принципы взаимного уважения территориальной целостности и суверенитета, ненападения, невмешательства во внутренние дела друг друга, равенства и взаимной выгоды, мирного сосуществования государств независимо от их общественного строя… Важный итог поездки товарищей Булганина Н. А. и Хрущева Н. С. в страны Азии составляют также достигнутые с этими странами соглашения о расширении торговли, экономических, культурных и других связей, основанных на принципе равенства и взаимной выгоды, без навязывания каких-либо обязательств политического или военного характера»^[104].

Во время обсуждения 22 декабря отчета делегации СССР о визите в Индию, Бирму и Афганистан Микоян оценил ее следующим образом – «большой результат поездки» и предложил подготовить положительную резолюцию^[105].

Затем намеченная линия была продолжена после XX съезда КПСС. В Отчетный доклад ЦК съезду составители включили пассажи о том, что международные отношения теперь приобретают всемирный характер благодаря выходу на политическую арену молодых азиатских государств, освободившихся от колониальной зависимости. Получалось, что на мировой арене появилась «зона мира», которая в союзе со странами мировой социалистической системы составила более половины населения земного шара^[106].

Но за влияние на эту «зону» необходимо было еще побороться с «империалистическим лагерем». Для этого советской дипломатии необходимы были проверенные и квалифицированные кадры, способные отстаивать советские интересы в разных точках земного шара, включая и неспокойный азиатский континент.

Как справедливо отмечал в одной из своих работ российский историк А. М. Васильев, «более гибкая и успешная, чем раньше, политическая практика требовала видоизменения мессианских установок, без которых она пока что не могла существовать, отказа от заскорузлых формулировок»^[107].

Микоян, уже в сталинские времена слывший среди соратников «знатоком Востока», запомнился своим выступлением на XX съезде КПСС. Еще до секретного доклада Хрущева, выступая в прениях по Отчетному докладу ЦК, он, в частности, подверг критике плачевное, по его мнению, состояние советского востоковедения, не отвечавшего уровню все более расширявшихся отношений СССР со странами Востока^[108].

Теперь Микояну советский лидер, который, в реалиях той эпохи, персонально отвечал за любые изменения во внешней политике СССР, мог дать поручение «закрепить» полученные ранее результаты, расширив географию контактов за счет Пакистана – главного регионального соперника Индии, с которым сложились более чем прохладные отношения и у соседнего Афганистана.

Таким образом, была сделана недвусмысленная заявка на то, что именно он, Микоян, сможет каким-то образом «поправить» своей практической деятельностью прежние подходы советской дипломатии к этому региону, в том числе в его «некоммунистическом» сегменте.

Вскоре появился хороший повод. Пакистан, спустя 9 лет после получения, по плану Маунбеттена, фактической независимости^[109], принял конституцию и обрел главу государства в лице президента. Из Карачи в Москву официальное приглашение на торжества поступило 8 марта 1956 г. от имени премьер-министра Мухамеда Али. Председатель Совета Министров СССР Булганин 15 марта сообщил своему пакистанскому коллеге, что специальным представителем СССР назначен Микоян. В той же телеграмме сообщалось, что в состав делегации войдут Председатель Президиума Верховного Совета Узбекской ССР Ш. Р. Рашидов, Посол СССР в Пакистане И. Ф. Шепетько и Посланник Ф. П. Доля^[110].

Судя по материалам рабочего архива Микояна^[111], в ЦК КПСС дважды обсуждался вопрос об этой поездке. Еще за неделю до получения официального приглашения были приняты решения по поводу ведения переговоров в Пакистане. Там утвердили, в качестве основы, проекты заявлений Микояна по прибытию в Карачи и при отъезде из Пакистана, а также поручили ему, совместно с Молотовым, определить перечень подарков, от имени советского правительства, государственным и общественным деятелям Пакистана.

По сложившейся к тому времени дипломатической практике^[112], любая правительственная делегация, выезжавшая за пределы суверенного государства, в своей деятельности, согласно действующего международного права, исполняла функции временного внешнеполитического органа государства. При этом она руководствовалась, как правило, специально подготовленными памятками или инструкциями. В Советском Союзе они составлялись квалифицированными сотрудниками МИД или в аппарате ЦК КПСС. Не стал исключением и Микоян, поскольку он ранее практически не имел возможности получить достаточно полное представление о том, какие внутриполитические процессы происходят в Пакистане. Поэтому памятка оказалась как нельзя кстати, и 19 марта ее окончательный текст был утвержден в ЦК КПСС^[113].

* * *

Обратимся к содержанию названной выше памятки поскольку, на наш взгляд, она дает достаточно полное представление о механизме практического воплощения новых внешнеполитических идей советского государства. Анастас Иванович, по мнению компетентных в делах региона анонимных экспертов, привлеченных к ее составлению, во время своей поездки должен был озвучить, от имени СССР, следующие основные позиции.

Первая относилась к перспективам развития отношений с Пакистаном. Анастасу Ивановичу рекомендовалось сделать в Карачи заявление о том, что пять принципов мирного сосуществования могут быть положены в основу улучшения отношений между двумя странами.

Следующая позиция – сделать официальное заявление, что «народы Советского Союза питают дружеские чувства к народам Пакистана и заявить, что эти дружеские чувства должны рассматриваться как один из основных факторов в развитии советско-пакистанских отношений».

И последний тезис должен был звучать приблизительно так: подчеркнуть, что, поскольку народ Пакистана так же, как а другие миролюбивые народы Азии и других стран, жизненно заинтересован в упрочении мира, в укреплении независимости и подъема благосостояния своей страны, улучшение и развитие советско-пакистанских отношений отвечает интересам и чаяниям народов наших стран^[114].

Самым непростым должно было стать обсуждение т. н. «кашмирского вопроса»^[115]. В Москве не знали, будет ли он поднят в беседах с Микояном пакистанской стороной, но, на всякий случай, глава советской правительственной организации был сориентирован на такого рода ответ: советская позиция была изложена в выступлениях Хрущева и Булганина и она хорошо известна. Каждый народ имеет право самостоятельно определять свою судьбу и государственность на основе собственных национальных интересов, что записано и в Уставе ООН.

Главный тезис «проиндийской» позиции СССР в отношении «кашмирской проблемы» должен был прозвучать следующей формулировке: «Кашмирский народ сам уже решил вопрос о своей дальнейшей судьбе, рассматривая свою территорию как неотъемлемую часть Республики Индия». Далее Микояну рекомендовалось «выразить уверенность, что кашмирский вопрос будет до конца улажен без вмешательства извне, что, несомненно, будет способствовать уменьшению напряженности в этом районе и укреплению всеобщего мира».

Еще один непростой для Микояна вопрос мог возникнуть, при возможном обсуждении, по пакистанской инициативе, вопроса о Пуштунистане^[116]. В этом случае Микояну рекомендовали повторить тот вариант, который изложил в конце 1955 г. Булганин во время пребывания с визитом в Кабуле, а также в докладе на сессии Верховного Совета СССР^[117].

При этом следовало выразить «сожаление» по поводу того, что вопрос о Пуштунистане, который касается только Пакистана и Афганистана, стал объектом вмешательства иностранных держав, о чем наглядно свидетельствует коммюнике мартовской сессии Совета СЕАТО. Также следует высказаться в том плане, что этот вопрос можно успешно решить путем прямых переговоров между Пакистаном в Афганистаном с «должным учетом интересов народа этого района»^[118].

Поскольку Пакистан, в отличие от Афганистана, в 1954 г. вошел в СЕАТО, а в 1955 г. – в Багдадский пакт (впоследствии – СЕНТО), Микояну предстояло обсудить и эту тему.

Мидовскими консультантами было предложено высказать о них отрицательное мнение, поскольку это «военные агрессивные блоки» и являются «орудием усиления напряженности в районах Ближнего и Среднего Востока и Юго-Восточной Азии», а также представляют угрозу Советскому Союзу, поскольку располагаются в непосредственной близости от советской границы.

Микояну также рекомендовалось «выразить надежду», что «нынешнее напряженное положение» в данном регионе, возникшее после образования СЕАТО и Багдадского пакта, сменится установлением «дружественных отношений» между всеми расположенными здесь странами.

И сделать главное заявление: «Несмотря на наше отрицательное отношение к существованию и деятельности военно-политических группировок типа СЕАТО и багдадского пакта, между Советским Союзом и Пакистаном могут развиваться дружественные отношения и взаимовыгодное сотрудничество»^[119].

Необходимо было также обсудить вопросы советско-пакистанского экономического и научно-технического сотрудничества и заявить, что в случае «обоюдного стремления» оно вполне возможно, в том числе и в такой области, как «использование атомной энергии в мирных целях»^[120].

Еще одно заявление советского представителя должно было подтвердить готовность к взаимному обмену культурными и научными делегациями, артистическими группами, к проведению кинофестивалей, выставок, обмену преподавателями, студентами, журналистами и др.

Микояну рекомендовалось также отметить, что Советский Союз готов сотрудничать с Пакистаном не только через ООН, но и на основе двустороннего сотрудничества, которое, при желании, может включать проектирование, поставку оборудования, а также монтаж и пуск промышленных предприятий.

Следовало по возможности намекнуть, что, хотя Пакистан и входит в СЕАТО и Багдадский пакт, СССР готов оказывать стране техническую помощь и развивать взаимное экономическое сотрудничество на таких же условиях, что и с другими государствами. Отметить, что для развития взаимовыгодных торговых отношений между СССР и Пакистаном имеются достаточные возможности, поскольку Советский Союз может поставлять в Пакистан современное оборудование, машины, металлы, строительные материалы и другие товары, в которых заинтересована эта страна, в обмен на традиционные товары пакистанского экспорта, в частности джут, хлопок, кожсырье, шерсть и др.

В подтверждение этого тезиса Микояну следовало напомнить, что в первые послевоенные годы между Советским Союзом и Пакистаном был осуществлен ряд взаимовыгодных торговых сделок. Далее высказать удовлетворение, что между сторонами достигнута принципиальная договоренность о начале торговых переговоров в Карачи в середине апреля 1956 г. Предлагалось подчеркнуть, что развитию дружественных отношений между СССР и Пакистаном способствовало бы расширение культурных связей.