bannerbannerbanner
Проклятые гномы, или Явление оракула. Рассказы

Игорь Николаевич Макаров
Проклятые гномы, или Явление оракула. Рассказы

Полная версия

Я оказался прав. Если первые пять километров мы прошли довольно быстро, так человек шел по сиверу, на котором снег ещё держался, то позднее перешел на южняк, где он лежал только участками, и было много гольцов, на которых он и не ночевал. Если в начале пути мы шли друг за другом, то позднее нам пришлось разделиться. На след стал Игорь, я пошел справа, Петро слева.

Если первые пять километров мы прошли за час или чуть более, то дальше шли гораздо медленнее, так как часто теряли след. Приходилось делать круги и обходить по грани снега бесснежные участки, что затрудняло движение и сильно замедляло его. Фактически мы почти не приблизились к нему за этот день. Ночевали мы под вывороченным кедром. Опилив вершину, мы соорудили нодью, развели костёр на месте будущей ночевки и сварили простенький суп, сдобрив его основательно салом. Ночь прошла без происшествий и, перекусив на скорую руку, мы снова двинулись по следам.

Человек продолжал идти по южняку и сильно обветренным местам. Кроме того, пошли сплошные гольцы, и следить стало ещё трудней, но мы скоро приспособились к местности и обговорили свои действия. Дело пошло несколько быстрей, но на следующие километров пять мы потратили примерно три часа, так как пришлось проходить много лишних километров, но следа мы не теряли надолго, а если и он и исчезали, то мы его скоро находили. Я по старой охотничьей привычке пользовался биноклем, через который иногда находил потерянный след и довольно быстро, тем более человек придерживался какого-то определенного маршрута известного только ему.

Со второй половины дня мы заметили, что он совсем потерял силы и стал падать и подолгу лежать, но, отлежавшись, вставал и брёл дальше. Кроме того, он ничего не ел, хотя шишки обильно валялись под ногами и при всём желании не дали бы ему умереть с голоду, но он проходил мимо не обращая на них ни малейшего внимания. Впрочем, он скоро вышел из леса и пошёл дальше в горы, где не предвиделось ничего съедобного, можно было только убить зверье, но ружья при нем явно не было, ибо оно всегда оставляет следы на снегу. Их не было и не нужно для этого быть охотником.

Затем мы увидели, что на его следы вышел огромный барс. Это не могла быть рысь, так как следы его были чуть меньше следов годовалого тигра. Он начал следить человека, но боялся нападать на него. Он явно выслеживал и ждал, когда тот сам упадёт. Игорь помрачнел и сжался, замолчал, но мужественно шёл с нами.

К нашему счастью человек перешёл на северный склон, на котором было довольно много снега, и следить его стало совсем легко.

Первым увидел его я, осматривая через бинокль противоположный склон горы. Он сидел, опершись о камень, опустив голову, или дремал или был без сознания. Почти тотчас я увидел и барса. Это был удивительный барс, окрас его был не серо-дымчатый, а с золотым блеском шерсти и удивительно контрастными чёрными пятнами по всей шкуре. В отличие от обыкновенного барса, этот был гораздо крупней последнего, имел более длинные ноги, был поджарым и выглядел гораздо мощнее. Он находился совсем рядом с человеком. Как кошка он вытянул шею и обнюхивал лежащего человека. Он явно ещё боялся его, но не на столько, чтобы оставить свою добычу. В общем, человек был едва живой, и через несколько секунд зверь бы впился ему в глотку. Я не стал раздумывать, скинул карабин и стал выцеливать зверя. Я поставил бегунок на шестьсот метров, которые примерно и были между нами, но не учёл в спешке то, что мы были в горах, и воздух был более разрежен на этой высоте.

Барс был хорошо виден из-за своей странной окраски. Первая пуля ударила несколько ниже его груди, зверь с испугу отпрянул и остановился тут же в нерешительности. Я выстрелил ещё дважды, взяв несколько выше. После второго выстрела зверь взвыл, кинулся в сторону и скрылся в ближайших камнях. Больше я его не видел, хотя вглядывался в противоположный склон как нельзя прилежнее, да и на нём почти ничего не росло.

Подбежавшим приятелям я показал лежащего человека, который после происшедшего поднял голову и зашевелился, но продолжал сидеть, видимо ничего не поняв или не имея сил для иных реакций.

Мы, не раздумывая, бросились вниз по склону и почти бегом преодолели более четырехсот метров вниз и ещё столько же, взбираясь вверх, в гору.

При нашем приближении человек неожиданно вскрикнул и с удивительной ловкостью и быстротой кинулся бежать по крутяку. Мы даже отстали от него несколько и чуть не потеряли, так как бежали до этого почти восемьсот метров с полной выкладкой, да половину этого расстояния вверх по крутому склону.

Догнали его мы только через час, когда тот выдохся окончательно. Это, на удивление, действительно был Серега, мой потерянный родственник. Но он был явно не в себе, оказывал яростное сопротивление, пытался ударить нас, кусался и царапался, верещал нечленораздельно, потеряв всякое представление о речи. Глаза его были, как у испуганного зверя. Все симптомы говорили о потери им памяти и основательному сдвигу по фазе в сторону наших дальних предков. Нам пришлось связать моего буйно выражающего несогласие с пленением свояка, если я не ошибаюсь в родственных связях, по рукам и ногам, после чего он испуганно притих и сжался, украдкой незаметно пытаясь наблюдать за нами. Стресс достал из его загашников резервы жизненных сил, и теперь Серега выглядел уже совсем не умирающим человеком, а вполне здоровым, но грубая сила трёх здоровых откормленных мужиков была значительным аргументом в споре с его дикой, но тощей натурой.

Уже было часов пять вечера, мы основательно вымотались гоняясь за этим одичавшим sapiensом, да и обедали и завтракали всухомятку, так что сразу решили разбить бивак и набраться калорий и подкормить этого тощего и, на удивление, выжившего в горах Серого. Мы быстро сориентировались и вспомнили, где валялось упавшее дерево, притащили свою ношу к нему, напилили с него бревен на нодью и нарубили сучьев на небольшой костёр, который развёл Игорь и начал кашеварить. Обломав ближайшие ёлочки, мы подготовили лапник для постели и стали ждать ужин. Присмотревшись к местности, я обнаружил, что от места, где я стрелял барса и первоначально увидел Серого, мы находимся не так далеко, поскольку мы нарезали круги, гоняясь за ним. Я, естественно, решил посмотреть пострел. То, что зверь был ранен, я не сомневался и, может быть, где-то уже лежит ещё тёпленький. Игорь был занят, а Петро чувствовал себя не очень хорошо или только на это сослался, так что я пошёл один. До места пострела было не более километра. Это расстояние я прошёл за десять минут. Правда, не сразу нашёл это место, но по обратным следам вышел на него. Вторая пуля пробила зверю грудь, прошла насквозь, так что кровь брызнула на снег упругой струей, и, срикошетив о камни, ушла в строну. Третий выстрел был мимо, я несколько обзадил, что было и не удивительно на таком расстоянии. Пройдя по следам, я определил тяжелое ранение: зверь схаркивал сгустки крови, пошатывался и волочил лапы. Ясно было, что я пробил ему лёгкие, и он должен лечь где-то рядом. Тем более мы его не пугали, и уже истечь кровью, но, пройдя далее по следу, я обнаружил, что он оправился и скоро выровнял ход и даже пошёл скачками. Это было совсем непонятно. Смертельно раненый зверь оправился в течение нескольких сотен метров – это было удивительно. Начало темнеть, нужно было спешить к костру, который я разглядел с вершины горы, на которую меня завёл странный зверь. Я пошёл напрямую к огню, который был хорошо виден несколько правее того места, где я стоял. Спустившись с вершины, я обнаружил следы. Это не были следы барса – это были следы человеческие. Сверх того, это были следы женщины. Очень маленькие женские следы, обутые в странную обувь, явно не заводского производства, подшитую толстой кожей. Следы были свежие, но ступала она как-то странно, словно была больна. Она не могла не видеть нашего костра, но повернула от него.

Я вспомнил про странный рассказ, что я слышал от Игоря, о том, что наш друг Серый гулял с какой-то женщиной. Меня удивило то, что Игорь был не из робкого десятка, а сразу сбежал из леса, когда увидел следы незнакомого человека и женщины. Не берцы же среднего размера его запугали? Я решил расспросить поподробнее об этой женщине после ужина или во время его. Но вовремя оного нам пришлось провозиться с Серегой. Он не хотел ничего есть, плевался. Пришлось влить ему в рот водки прямо из горлышка, после чего он, на удивление, начал материться и накинулся на еду. Так что его вновь пришлось связывать, чтобы он не обожрался с голодухи, за тем он уснул как убитый, но уже после рюмки водки, выпитой уже добровольно.

После еды и распитой бутылки водки, я спросил об этом Игоря. Тот неохотно сказал, что слышал я и ранее из его пьяного рассказа в бане, но сильно беспокоился о том: попал я или нет. Я соврал, сказав, что промазал. Он не поверил, так как услышал рёв зверя, но успокоился, решив, что ранение это было незначительное, так как расстояние было, по его понятием, чрезмерным.

Скоро он уснул, а мне отчего-то не спалось. В конце концов, я забылся, но сном не глубоким и тревожным. Карабин я держал при себе. Я не сильно поверил в эти бабушкины сказки, но воображение моё разыгралось, и тревога поселилась в душе. Я некогда воевал, и опасность чуял за сто верст. Здесь я тоже её учуял, учуял смерть, бродящую рядом по горам.

Сквозь неглубоки сон я услышал какие-то монотонные звуки, которые никак не могли принадлежать к звукам природы. Это была музыка! Я с трудом разлепил глаза и привёл свое сознание в состояние бодрствования. Сначала мне показалось, что я ошибся, но затем в морозном воздухе услышал едва слышные звуки, словно где-то далеко работала машина. Они исходили откуда-то из-за ближайшей горки, за которой начинался склон горы, на которой мы находились. С трудом я поднялся, вошёл на пригорок и прислушался. Действительно слышался отдаленный стук, который здесь был более отчетливым. Я долго прислушивался, чтобы определить, откуда исходили эти странные звуки. Мне даже показалось, что кто-то поёт. Это можно было допустить, так как магнитофон или иной воюще-играющий прибор мог быть у кого угодно, но пикники в такой глуши не предвиделись, а ближайшее жилье было на расстоянии уже неменее сорока километров, да и то зимовьё, в которое мы так и не добрались, было весьма далеко. Я, конечно, помнил о странной женщине, которая отчего-то прошла мимо костра и скрылась в горах. Мне полезла всякая чушь в голову о шаманах и прочей нечисти, тем более последние события давали к этому повод.

 

Звук раздавался с противоположного склона, до которого было не менее полутора километров. Он был покрыт кедрачом, так что разглядеть на нём ничего категорически было не возможно, хотя луна была полная, и всё было прекрасно видно, как днём.

Я продолжал стоять и прислушиваться. Звуки не прекращались, и мне, в конце концов, удалось примерно установить, откуда они исходили. Мне даже показалось, что там горит костёр, по крайней мере, в одном месте вершины как бы освещались снизу огнём, который горел неровно, и не всегда можно было рассмотреть его отблески. Скоро я заметил какую-то тень, мне показалось, что двигалось какое-то животное. Хвойника в том месте почти не было, стояли только отдельные кедровые деревья, так что это животное или эта тень хорошо виднелась на былом снегу. По манере движения я определил в нём волка, хотя не ожидал его увидеть так далеко в горах, где тот почти не держится. Скоро я увидел и второго волка, я в этом почти не сомневался. Двигались они в одном направлении, а именно туда, где, по моим предположениям, горел костёр. Меня это удивило. Тем более, что зверь избегает костров и разного рода огней. К тому же волки не могли не слышать звуков, что исходили из этого места. Всё было странно и странно вдвойне. Я вернулся к костру. Мои напарники спали сном праведников. Даже Игорь, который выражал явное беспокойство с вечера, не пошевелился при моём появлении. Я взял бинокль и вышел на пригорок.

Противоположный склон был виден, как на ладони. Первого волка не было уже видно, но второй ещё шёл по его следам. Через восьмикратный бинокль блеклая тень материализовалась в весьма матёрое и крупное создание серого цвета. Я перевёл бинокль в то место, где были заметны отблески костра, и увидел женщину, кружащуюся в танце. Я разглядел и бубен, который разбудил меня. Она беспрестанно колотила по нему, издавая те звуки, что знакомы были мне по передачам телевиденья. Но костюма шамана на ней не было. На ней был накинут плащ, если можно было назвать плащом накидку из меха с капюшоном. Цвет её сильно напоминал шкуру того барса, что я стрелял накануне вечером. Всё это было достаточно странно, тем более движение в этом направлении волков.

Животное это очень осторожное и умное, и за свою достаточно долгую охотничью практику я всего несколько раз встречался с ним в природе, хотя специально на них не охотился, не видя нужды в этом.

Костра не было видно, так как его от меня скрывало большое лохматое дерево, но в его свете я увидел сидящих возле него волков. Их было около десятка. Но это были те, что я мог рассмотреть. Сколько их было вообще, я мог только предполагать. Они сидели плотной кучей и смотрели на танцующую женщину. Она мне показалась очень маленькой, так как волки, которые были по размеру несколько крупнее овчарки, выглядели очень крупными по сравнению с нею. Она была чуть более метра ростом, но очень хорошее сложение и ловкость движений, сила и отточенность их говорили о её зрелости. Едва ли десятилетняя девочка могла знать заклинания и камлать, как старая шаманка. Это была, безусловно, женщина, но маленького роста, но зрелая душевно.

Я наблюдал за этой вакханалией некоторое время и решил показать это зрелище ещё кому-нибудь. Игоря я не стал будить, опасаясь того, что он возьмёт в голову бог весть, что и на следующий день мы будим иметь проблемы ещё и с ним. Нам хватало одного Серёги, ещё неизвестно, как тот поведёт себя завтра. Я разбудил Петьку. Тот сначала ничего не понял, и мне пришлось довольно долго объяснить, то, что он должен увидеть.

Он нехотя поднес окуляр бинокля к глазам и стал искать женщину и волков. В конце концов, он рассмотрел отблеск костра и увидел сидящих волков, которых он принял за больших собак. Он не видел женщины. Я взял у него бинокль и посмотрел туда, где эта женщина была ранее. Волков я рассмотрел сразу. Те проявили беспокойство, видимо учуяв нас, но женщины я не рассмотрел. Они смотрели в нашу сторону, и никто из них более не лежал. Я долго рассматривал место у костра, но её больше не увидел. Правда, я рассмотрел в бинокль странный перелив воздуха, словно тот искажался от сильного жара. Костёр же был едва ли столь горяч, чтобы создавать столь мощное турбулентное движение воздуха, которое не могло бы возникнуть далеко в стороне от него, а не вверху. Звуков бубна не было слышно, скоро, однако, я вновь услышал его мерные звуки. Как не странно воздух при этом стал искажаться больше. Какой-то сгусток энергии кружил в воздухе у костра. Это было явно материальной сущностью или энергетической, напоминающей призрака, но тот имел бы цвет тумана или молока.

Петьке надоело торчать возле меня столбом, он явно уже пришёл в себя и стал замерзать, поскольку съёжился, так как находились мы в стороне от костра. Он вновь взял у меня бинокль и стал смотреть на то место, где сидели волки, и клубилось нечто, что должны были видеть волки, но не видели мы. Он довольно долго рассматривал прогалину у костра, заметил странное движение воздуха, но не придал этому никакого значения, хотя монотонные звуки камлания он слышал отчетливо.

Я вновь взял бинокль, но больше не видел её, не видел и странного движения воздуха, но волков, которые в свете тухнущего костра были едва заметны, вновь рассмотрел. Было чему удивляться.

Петро вновь взял у меня бинокль, но и без него было ясно, что костёр тухнет, и звуки бубна уже не слышны. В конце концов, ему это надоело, и он сказал:

– Фигней не занимайся, там просто кто-то из аборигенов со своими собаками торчит и врубил музыку на всю катушку, – и с тем отправился спать.

Я ещё немного понаблюдал за подозрительным местом и тоже лёг спать. Всё это не укладывалось в мой скромный мозг цивилизованного человека, но прекрасно ложилось в прокрустово ложе легенды, что витала в воздухе и над нами. Меня смущало только одно: куда делась эта женщина и почему волки, боящиеся одного присутствия человека, спокойно отнеслись к ней и даже приняли как свою.

Но тут я вновь услышал звуки бубна, но скоро они стали глуше и прекратился, но я никак не мог уснуть, поскольку моё воображение разыгралось. Я вновь встал и взял бинокль. Картина была той же, как и ранее. Только я вновь увидел шаманку, но кружилась она уже устало и медленно, в изнеможении уже не стучала в бубен. Костёр уже затух. Некоторые волки вновь легли на снег и положили свои морды на лапы. Они или дремали, или лёжа смотрели на неё.

– Сколько же она там может танцевать, – удивился я, собираясь ложиться вновь на свое ложе из лапника. Именно в этот момент маленькая шаманка упала. Я не видел момента падения, но редкие звуки бубна ушли в пространство и исчезли в нём. Наведя бинокль на место камлания, я увидел её лежащей. Волки уже не лежали и сидели, а все поднялись и закружились на месте хороводом вокруг шаманки. Скоро они рассыпались и двинулись большой массой вдоль склона. Эта была огромная стая. Даже при всей их плодовитости и наличии в стае переярков, едва ли и тогда в ней было бы более двадцати животных, но здесь их было как минимум вдвое больше. Среди них я заметил несколько крупных матёрых волков, которые старались держаться по возможности дальше от других подобных животных. Почти все они сильно нервничали и вокруг матёрых кружились более молодые животные. Ясно было, что здесь собрались звери из нескольких стай. Насколько я знал о жизни волков, то они держались определенной территории и пресекали всякое покушение на неё. Если бы волки попытались пересечь границы территории чуждой им стаи, то им бы выдали по первое число, но здесь, вопреки всякой жизненной необходимости и законов бытия, собралось несколько стай.

Они направились по противоположному склону горы к тому месту, где мы были вчера вечером. Когда звери скрылись, я вновь посмотрел на то место, где находилась женщина-шаманка. Она по-прежнему лежала без движения. Я собирался было пойти к ней и выяснить то, что случилось, но решил прежде разбудить Петьку или Игоря. Петька спал как убитый, так что, как бы я не тряс его и не тормошил, но он так и не проснулся, зато Игорь вскочил сразу, как я его только тронул. Я сказал ему, что кругом полно волков, на что тот только хмыкнул и сказал:

– Началось, сидел бы и сидел дома и не совался бы не в свое дело, – проворчал он, сел у костра и поправил его. – Ты куда, разорвут же, как портянку? Я же говорил, что здесь не чисто. Куда прёшь?

– Нужно кое-что посмотреть, – ответил я.

– Что там смотреть?

– Есть, а волки ушли вверх по склону. Внизу они там что-то толклись, – слукавил я, не став пугать своего компаньона.

Взяв карабин и бинокль, я отошёл от костра и глянул на противоположный склон. Чужой костер уже потух, и женщины возле него не было видно. Внимательно осмотрев местность вокруг, я её увидел идущей в направлении обратом ходу волков. Она шла медленно, едва волоча ноги и пошатываясь. Спустившись в ущелье или глубокий овраг, что разделял нас, она глянула в мою сторону и вдруг сразу исчезла. Я в это время смотрел на неё в бинокль и заметил, как она натянула капюшон на голову. В том месте я сразу увидел то странное искажение воздуха, что наблюдал я у костра. Убрав бинокль от глаз, я ничего не обнаружил на противоположном склоне. С большим трудом я вновь рассмотрел через бинокль этот энергетический сгусток, что я не так давно видел, и в который она превращалась, да и то благодаря едва слышному звуку в одном из его отрогов. Овраг хорошо просматривался с той точки, с которой я наблюдал. Там росли кусты, в которых я потерял этот призрак окончательно. Она словно провалилась сквозь землю. Расстояние между нами было около километра. Правда дорога шла вниз по склону хотя и довольно крутому, но удобному для ходьбы, так что я преодолел это расстояние менее, чем за десять минут. Уже в овраге я нашёл следы женщины. Они были очень маленькими, и я сначала принял их за след росомахи. Следы привели меня к кустам, в которых я потерял этот загадочный субъект вселенной. Они оборвались перед отвесной стеной оврага.

Я старался не затоптать следов и шёл рядом с ними. В овраге было заметно, что женщина сильно устала, так как след был более глубокий, а пятка была явственно выражена. После чего она шагнула прямо в стену. Стена была сплошной, без щелей и выемок. Прикинув рост женщины, я увидел большой корень, торчащий в сторону расположенный на уровне её роста. Я потянул за него, предположив, что, то же самое, делала и она. На удивление земляная стена подалась и образовалась небольшая щель. Еще потянув ее на себя, я открыл небольшой лаз, что вёл в глубину горы. Это было явно дело рук человеческих, но рук очень маленьких. Я попытался пролезть в этот лаз, но оружие и снаряжение мешали мне. Я оставил карабин и бинокль с наружи, сбросил патронташ, оставив при себе только нож, который сунул за пазуху. В таком виде я едва протиснулся в лаз, из которого тянуло теплом.

Матерясь и ругаясь, я прополз в глубь горы метров на пять, когда почувствовал, что лаз стал шире, и я увидел свет. Это был электрический свет или что-то подобное электрическому свету. Он был чуть голубоватый и слабый. Горела не лампочка, а светился какой-то кристалл, но всё равно в пещере можно было видеть, хотя с большим трудом. Теперь я находился в довольно большом помещение, которое было всё-таки естественным, но над её благоустройством явно поработали чьи-то руки. Кроме той лампочки, к которой не вели никакие провода, горела ещё одна подобная же, но дальше, в глубине. Я не спешил опрометчиво погружаться в незнакомый мир, сочтя, что осторожность – обратная сторона доблести. Кроме всего прочего, я так и не выяснил до конца, с кем я имею дело. Если бы это был человек, то я бы примерно рассчитал, что ждать от этого чела, но это были непонятные существа с неопределенными возможностями и параметрами. Эти параметры необходимо было определить и рассчитать. Не зря же этих существ так боялся Игорь, который был человеком явно не из трусливого десятка. Если ещё принять во внимание и то, что эта баба хороводилась с волками и даже собрала их в кучу! Это тоже говорило о чём-то. Если добавить к этому всякую ерунду о том, что эта пигалица могла испариться в воздухе – технологии, однако, – туши свет. Да и подземные пещеры, что они оборудовали, поскольку я уже предполагал, что эта дама лазит по этим горкам не одна, явно предполагали этих существ даже более продвинутыми, чем мы.

Размышляя так о всякой дряни, типа этих минимизированных придурков, падших на мою голову, я медленно продвигался вперёд, туда, где маячил второй светлячок кристалла. В принципе он давал достаточно света, чтобы можно было спокойно ориентироваться в пространстве пещеры, но не потреблял такое количество энергии, какое тратят придурошные огни реклам, на которые он чем-то и походил. Темнота, пронизанная блеклым светом, как-то ещё позволяла мне ступать тихо, но в ней я чувствовал неуютно. Пройдя первую залу, что была образована пещерой, я с особой осторожностью приблизился ко второй, которая освещалась таким же образом. Вход в неё был не очень широк и образовывал свод, подобный своду арочных ворот, но невысокий, так, чтобы войти, а точнее – вползти, мне пришлось бы наклониться довольно сильно, но всё равно и тогда пришлось бы сгибать колени, чтобы не зацепиться за этот своеобразный косяк спиной или даже бёдрами, хотя по бокам у меня ещё оставалось достаточно места.

 

Я остановился в нерешительности. Неожиданно мне в голову пришла мысль, что в данном помещении удивительно сухо, хотя вода здесь присутствовала ранее и в большом количестве. Явно здесь проводились дренажные работы по отводу излишней влаги, но старались оставить это место в таком же виде, как и оно было ранее, чтобы не вызвать излишнее подозрение. Свет в первой пещере, или как я её окрестил про себя втихую, предбанником, включался этими странными гномами, а я склонялся всё более и более к этой версии, при входе. То, что они сильно походили на гномов из фольклора, мне это было понятно, кроме того, в русских сказаниях это были не крошечные существа, а вполне приемлемых размеров для человека, этак метр с кепкой, да и выработки в Уральских горах, которые приписывали этим пигмеям подземного царства, были именно такого размера, а никак не подходили и не подпадали под размеры мышей или крыс, какими их рисуют западные люди. Точно бы этих гномов сожрали кошки или лисицы. Этим тварям наплевать на то, что перед ним товарищ гордого людского рода. Однако, размышляя этак, я решил пролезть, хоть на карачках, во вторую пещеру, хотя разум упорно предлагал убраться от греха подальше. Но любопытство всё же возобладало, да и убираться обратно, так ни в чём не разобравшись, как-то не входило в мои планы. Встав на корточки, я стал потихоньку проползать в эту, то ли нишу, то ли дверь и осторожно выглянул, стараясь не афишировать своё присутствие. Свет во второй пещере был ярче, но в первый момент я ничего так и не заметил. В нём горело уже три кристалла, они находились в точках, которые освещали всё помещение и довольно равномерно, хотя мощность их была примерно равной мощности кристаллов, что торчали в предбаннике. Это помещение уже походило на спальные покои. Три небольших, но на редкость широких кроватей стояло в разных углах пещеры. При желании на них могло улечься несколько человек небольшого роста, так что здесь могло ночевать или отдыхать человек двенадцать – тринадцать людей мелкого сложения, кроме кроватей стояли несколько странных уютных кресел довольно странной формы. В центре стоял то ли камень, то ли ещё чёрт знает какой прибор, но от него явственно тянуло теплом, и я даже заметил, что он даже отсвечивает в некоторых местах матовым светом, создавая некую иллюзию огня. Я, было, хотел протиснуться дальше, но мне помешал камень, который стоял рядом с проёмом, в котором я торчал в интересном положении, что свин на четырёх конечностях. Камень был массивным, а проход довольно узким, даже для той пигалицы, что я видел давеча в обществе волков. Тут мне пришло в голову, что если этот камень придвинуть к этому входу, то, как раз закроет эту щель напрочь, и никто не обратит никакого внимание на то, что за ним есть дыра и нора, и чёрт знает, какие кролики херятся в этой норе. Пока я так размышлял, давать ли мне задний ход не солоно хлебавши или всё-таки выяснить, как эта баба пролезла в эту дыру, которая была маловата не только для меня. Тут я нечаянно, скорее оттого, что устал торчать стоя на карачках, опёрся плечом об этот самый валун непонятно какого предназначения и тот, имея массу никак не менее трех – четырех центнеров, неожиданно плавно и легко стал отъезжать в сторону и несколько наискосок, освобождая проход. Я хотел продолжить своё путешествие в неведомое методом солдата первогодки, как уловил краем глаза какое-то движение слева от себя. Это было едва заметное движение, но старая привычка охотника заставила меня замереть, до выяснения всех обстоятельств. Обстоятельством были два странных существа, явно человеческого вида, мелких размеров. Одно существо было мужского пола, на редкость уродливое, как Карлик Нос в одноименной сказке. Лицо его было с длинным носом нездорового бледного цвета, покрытое то ли прыщами, то ли наростами, поросло маленькой, неряшливой, седоватой бородой, волосы на голове были жиденькие, неопрятные с заметной пролысиной по всему черепу, кроме того, они были то ли прилизаны, то ли примяты, отчетливо проявляя угловатый мощный череп. Сам он имел, хоть рост не высокий, но был удивительно крепко сложен, так что едва ли он уступал в грубой силе мне, хотя я был почти в полтора раза выше его. Одежда была его неопределенного сероватого землистого цвета, на редкость грубо сотканная и ткань по фактуре напоминала чем-то мешковину. Одним словом, страхолюдина в обносках от Диора. Второе существо было пола женского и, как следствие, было более приятное и изящное и, даже, красивое. Впрочем, она даже мне чем-то понравилась. Как говорилось старинным слогом, всё в ней определяло кокетку. Вместо грубого рубища её собеседника, на её плечи было накинут плащ, может накидка из шкуры барса, но именно того цвета, какого я видел эту зверюгу намедни и чуть было не отправил данное редкое животное к его ближайшим родственникам, чьи шкуры пылятся набитыми всякой ерундой в местных музеях. Безусловно, я бы не стал бить данную редкую животину, но дух солидарности с моим другом-родственником Серым, толкнул таки меня на стрельбу с почти предельной дистанции, да ещё без оптики. Этот плащ имел капюшон, под которым я увидел то ли платье, то ли блузку темно-вишнёвого цвета, на котором поблескивало колье из каких-то камней, которые я не мог рассмотреть из-за плохой освещенности, а ещё более из-за того, что мне это было по фигу. Волосы были чернявые, волнистые и не так длинные, но красиво обрамляли её удивительно правильное и красивое личико, которое было смугловатым, может быть загорелым. Красота, по мнению некоторых исследователей, приближение к среднему типу, так что средний тип здесь присутствовал процентов на девяносто с хвостиком. Глазки её были зелёные, в движениях сквозил огонь. Короче, несмотря на то, что эта пигалица была роста маленького, мне премного понравилась, что бывает со мной редко, и в моей жизни случалось этакое, так не часто, что припомнить и пересчитать энные случаи не составляет для меня труда, даже на пальцах одной руки. Сердце моё невольно дрогнуло, несмотря на нелепое положение и явную опасность.

– Ещё чего не хватало, – подумал я и подавил всякие эмоции, вступив на стезю благоразумия, тем паче приближалось время давать задний ход и валить на все четыре стороны, пока эти придурки не заметили меня. Хрен знает, какой там у них ещё камень за пазухой и что этому камню можно противопоставить в моём положении. Впрочем, я всегда знал меру и умел читать сигналы судьбы. Судьба явно притащила меня сюда и эта же судьба удерживала меня на месте. Я быстро успокоился, заглушил сердце и стал прислушиваться и услышал… Точнее я не услышал, а уловил их разговор. Это был даже не разговор, а скорее телепатический обмен образами между данными существами. Один рисовал свои образы, другой толкал свои в обмен, но они иногда произносили какие-то звуки или слова, которые, я, естественно, не понимал. Они не замечали ни меня, ни мои грешные мысли, так как были крайне возбужденны, особенно этот гномик Вася. Он махал своими большими, конечно относительно его тела руками, горячился и наезжал на эту свиристелку. Вкратце, суть его наезда заключалась в том, что этот мелковатый мужичёк обвинял её в чрезмерной любви к мужикам людского рода и не любви к нему такому хорошему. В ответ она рисовала картинки любви с людьми, и то, что те такие мягонькие и слабенькие, и ласковенькие, в отличие от его землеройного червя. Тот в свою очередь призывал её к благоразумию, к тому, что род их и без того не велик, и что та наведёт на них людей. Она успокаивала его тем, что своих любовников скармливает волкам и прочей нечестии, в образе которых я различил и снежного человека и прочих там водяных и леших. Тот продолжал напирать на то, что люди ныне непременно могущественней, чем были пару сотню лет назад, напомнил о том, что и в зверей превращаться, или внушать людям, что перед ними не люди, а звери, уже стало опасно, что вчера её ранили и, что если человек попадёт ей в голову, то она не сможет регенерировать свои органы и тогда ей будут кранты. Что и невидимкой быть становится всё опаснее, так как у этих сволочей человеков появились приборы, которые могут увидеть её и под плащом и невидимость её относительная.

Рейтинг@Mail.ru