В отличие от тверских или нижегородских правителей новгородцы никогда не участвовали в борьбе за гегемонию на Руси. Новгородская элита, как правило, принимала к себе в князья того, кто становился великим князем Владимирским, что гарантировало от конфликта с Ордой. Власть любого, даже самого сильного князя была в новгородских владениях ограничена. Боярство получало огромные выгоды от сбыта мехов и транзитной торговли, и его мало интересовали политические события на «низу», если они не задевали новгородских интересов.
Случались порой и столкновения. В 1170 г. под стенами Новгорода стояли дружины владимирского «самовластца» Андрея Боголюбского; в 1387 г. на него двинулись силы почти всей русской земли во главе с Дмитрием Донским; в 1428 г. в новгородские пределы вторглось войско могущественного великого князя литовского Витовта. Но новгородцы держались стойко: «суздальцы» князя Андрея потерпели страшное поражение, запечатленное на новгородской иконе «Чудо от иконы Знамение». Когда же противник оказывался сильнее, северяне откупались: выплачивали «черный бор» (одноразовую дань) великому князю Московскому или его литовскому конкуренту.
Но к середине xv в. ситуация в Северо-Восточной Руси принципиально изменилась. Исчезли соперничавшие друг с другом и беспрерывно воевавшие княжества, всегда дававшие новгородцам возможность выбрать удобного партнера. Великое княжение владимирское прочно закрепили за собой московские князья. С окончанием междоусобной войны московских князей Новгород остался единственной политической структурой, претендовавшей на проведение независимой политики. Должна была настать и его очередь.
Зимой 1456 г. войска великого князя Василия ii (1425–1462) провели короткую победоносную кампанию – разгромили новгородское ополчение под Руссой; посадник Михаил Туча угодил в московский плен. В деревеньке Яжелбицы москвичи заключили договор с Новгородом: посадники пообещали признавать московского князя своим сувереном, выплатили ему немалую контрибуцию в 10 тыс. рублей. Но при этом новгородские представители упорно отстаивали «старину» – неприкосновенность боярских вотчин, особое республиканское устройство и невмешательство в него великого князя. Яжелбицкий мир повторил почти без изменений традиционные нормы «докончаний» между великим князем и новгородскими боярами: «Новгород держати вам в старине, по пошлине, без обиды; а нам, мужем ноугородцем, княжение ваше держати честно и грозно, без обиды. А пошлин ваших, князей великих, не таити, по целованию. А что волостей ноугородцких всех, вам не держати своими мужи, держати мужи ноугородцкими, и дар имати от тех волостей. А без посадника вам, князи, суда не судити, ни волостеи роздавати, ни грамот давати… А без вины вам, князи, мужа волости не лишити, ни грамот не посужати…»
Однако в договоре впервые было записано: «Вечным граматам не быти», то есть Москва впервые потребовала ликвидации высшего новгородского органа власти. Как восприняли это требование новгородские послы, неизвестно; однако сохранилось оно только в московском экземпляре Яжелбицкого договора. И все же мир был восстановлен. Победитель и побежденные, как равные договаривающиеся стороны, «целовали крест» – ратифицировали договор, который не собирались долго соблюдать. Для Москвы он стал некоторой передышкой в борьбе за подчинение Новгорода; историкам известны грамоты, выданные от имени веча уже после Яжелбиц.
Судьба Новгорода была решена Иваном iii (1462–1505). Новгородцы уже лишились пространства для маневра: обращаться за реальной помощью можно было только к сопернику Москвы – королю Польскому и великому князю литовскому Казимиру. В 1463 г. к нему отправилось новгородское посольство с жалобой о «возмущении еже на Великий на Новгород Ивана Васильевича». Русская земля стояла на пороге новой войны; но она не началась – очевидно, верх в Новгороде взяли сторонники «худого мира». В 1470 г. на новгородском столе оказался Михаил Олелькович – потомок Ольгерда Литовского. Его княжение было недолгим, но именно в это время «литовская партия» среди новгородских бояр решительно выступила против Москвы.
Дети покойного посадника Исака Борецкого и его вдова Марфа призвали новгородцев: «Не хотим за великого князя Московского, ни зватися отчиною его. Волныи есмы люди, Великы Новъгород. А московский князь велики много обиды и неправду над нами чинит. Но хотим за короля Польского и великого князя Литовского Казимера». Вскоре был заключен договор: «честный король» обязался «всести на конь за Велики Новгород», то есть лично возглавить польско-литовскую рать. Переход под власть короля означал разрыв не только с Москвой, но и с вековой «стариной» признания прав великих владимирских князей.
Князья из Литвы приходили в Новгород не раз: в 1414 г. здесь княжил Иван Владимирович, дядя Михаила Олельковича, в 1435, 1445 и 1459 гг. – другой его родич, Юрий Семенович, сын Семена-Лугвеня, защитника Новгорода от Ливонского ордена. Михаил Олелькович был вассалом и родичем Казимира, но еще и двоюродным братом самого Ивана iii. Однако теперь приглашение князя «из королёвы руки» стало для Москвы удобным предлогом для обвинения новгородцев заодно и в измене, и в склонности к «латинству».
И хотя Михаил уехал из Новгорода весной 1471 г., расплата не замедлила. В мае московские и псковские войска, действуя по согласованному плану, вышли в поход «пленующе и жгуще, и люди в полон поведуще». Последовали подряд четыре поражения новгородских войск; самое сокрушительное – на реке Шелони, где конница москвичей уложила на поле боя 12 тыс. новгородцев. Военный разгром в 1456 и 1471 гг. был неслучайным. На закате Средневековья Новгород не смог создать не только флота, но и современной профессиональной армии – боярской олигархии она была не нужна и даже опасна. Но в борьбе с поместной московской конницей громоздкое городское ополчение оказалось бессильным.
Новгородские послы даже не успели доехать до Казимира, когда все было кончено. Посадник Дмитрий Борецкий, а с ним еще несколько знатных «изменников» были казнены, другой посадник Василий Казимир и 50 «лутчих» новгородцев отправлены в московские тюрьмы. Зато «мелких людей» великий князь Иван iii после побоища «велел отпущати к Новгороду» – он умел быть расчетливо милостивым.
Впервые «Господин Великий Новгород» официально признал себя «отчиной» великого князя, объявившего себя верховной судебной инстанцией в Новгороде.
Спустя несколько лет последовал новый поход великокняжеской рати. Но у богатейшей республики, никогда не знавшей междоусобных войн и татарских набегов, не осталось ни сил, ни воли к сопротивлению, хотя за 100 лет до того новгородцам удавалось отбиться от самого Дмитрия Донского и разгромить войско его сына Василия Дмитриевича.
К моменту последнего столкновения с Москвой в республике проявился раскол: «И разделишася людие – инии хотяху за князя (Ивана iii), а инии за короля за Литовского». Рядовые новгородцы уже не рвались защищать боярское правление. Сами же бояре так и не смогли выступить в борьбе с грозным противником единым фронтом: одни стремились «заложиться» за Казимира Литовского, другие надеялись на компромисс с Москвой и сохранение своей власти и привилегий в обмен на признание Ивана iii «государем».
«Новгородские посадницы [то есть посадники] и тысячские, купцы и житии люди, и мастеры всякие, спроста рещи плотници и гончары, и прочии, которыи родився на лошади не бывали, и на мысли которым того не бывало, что руки подняти противу великого князя, всех тех изменници они силою выгнаша; а которым бы не хотети пойти к бою тому, и они сами тех разграбляху и избиваху, а иных в реку Влъхов вметаху», – насмехался над усилиями бояр-«изменников» организовать сопротивление московский летописец. Но и его новгородские собратья также не смогли скрыть отсутствие единства у сограждан: «И всколебашася аки пьяни, и бяше в них непособица и многые брани, мнози бо велможи бояре перевет имеаху князю великому и того ради не изволиша в единомыслии быти, и всташа чернь на бояр, а бояри на чернь».
В итоге в студеном январе 1478 г. новгородская знать выслушала из уст Ивана iii приговор: «Вечю колоколу в отчине нашеи в Новегороде не быти. Посаднику не быти. Волостем быти, селом быти, как у нас в Низовской земле». Последним днем республики стало 15 января: московские «дети боярские» и дьяки привели новгородцев к присяге своему государю.
Новгородскую «демократию» не стоит идеализировать: большинство населения города находилось в зависимости от боярских кланов, а окрестные крестьяне-смерды в политической жизни никак не участвовали. Но в боярской республике была создана сложная система «разделения властей»; население города участвовало (на уровне улиц, сотен, концов) в деятельности местных органов самоуправления. Археологи обнаружили остатки деревянных «палат» суда вместе с массой берестяных грамот о судебных спорах. Рядовые торговцы и ремесленники были грамотными и умели отстаивать свои права. «От Незнанка к Рюре. Собираешься ли платить 6 гривен? Если не собираешься, то поезжай (на суд) в город», – так корректно приглашал новгородец своего оппонента разрешить имущественный спор в начале xiii в.
Это было не худшее «наследство» республиканских порядков. Однако «собирание земель» Москвой «закрыло» новгородский, а затем и псковский «эксперимент» с вечевым «народоправством». После покорения Новгорода Иван iii последовательно ликвидировал и саму основу былых «вольностей». В 1480 г. был «поиман» архиепископ Феофил (умер в заточении в кремлевском Чудовом монастыре), а затем в несколько приемов конфискованы десятки тысяч гектаров светских и церковных вотчин. Их владельцы – бояре, «житьи люди», купцы – получили взамен земли в разных уголках Руси: «Жаловал их на Москве, давал поместья, и в Володимере, и в Муроме, и в Новегороде Нижнем, и в Переславле, и в Юрьеве, и в Ростове, и на Костроме и по иным городом; а в Новгород в Великый на их поместья послал московских многих лучших гостей и детей боярских и из иных городов». Расправа с верхушкой новгородского боярства явилась демонстративным нарушением Иваном iii данного им в 1478 г. новгородцам обещания не вмешиваться в боярские вотчины и не «выводить» бояр из Новгорода. Последние остатки новгородских прав исчезли после опричного погрома зимой 1570 г.
Алексеев Ю. Г. «К Москве хотим»: Закат боярской республики в Новгороде. Л., 1991.
Лурье Я. С. Две истории Руси xv века. СПб., 1994.
Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962.
23 июля 1453 г. загнавший коня гонец, подьячий Василий Беда, привез в Москву весть: в Новгороде скоропостижно умер главный соперник московского великого князя Василия ii, его двоюродный брат Дмитрий Юрьевич Шемяка. Подьячему с выразительным прозвищем за это известие был пожалован дьяческий чин. А для великого князя оно означало окончание многолетней войны, ставкой в которой была не только власть над всей Северо-Восточной Русью, но и направление развития государства.
Начало xv столетия приходится на времена раздробленности, а к концу его уже было создано единое Московское государство. Но процесс этот шел не просто и не однолинейно. «Кто то знал, что Москве государством слыти?» – спрашивали в ту эпоху книжники и летописцы, осмыслявшие процесс объединения Северо-Восточной Руси «под рукой» московских князей. В учебниках можно прочесть, что Владимиро-Суздальское княжество уже в домонгольский период было сильнейшим среди русских земель. Именно здесь складывалась тяжелая, но справедливая державная власть, которую затем унаследовала и приумножила Москва. Московские государи считали себя прямыми и единственными наследниками этой традиции, что отразилось в летописях конца xv – xvi в., где своему княжеству уделялось наибольшее внимание, а свои князья выглядели самыми сильными и мудрыми.
Однако в начале xiii в. столь же сильными, как владимирские, были князья черниговские и галицкие. На Киев претендовали также смоленские Ростиславичи. Их земли были богаче и превосходили Северо-Восточную Русь как по количеству крепостей, так и по числу крупных сел и городов.
Ситуация изменилась лишь после монгольского нашествия. Южнорусские княжества испытали слишком сильный удар, на Черниговщине многие поселения навсегда прекратили свое существование – сохранилось только два процента селищ домонгольской поры. После нашествия усилилось дробление, а крупного «столичного» княжества в Черниговской земле под непрерывным давлением Орды не сложилось. Галицкая держава располагалось между сильными соседями – Ордой, Литвой, Польшей и Венгрией, и необходимого «запаса прочности» ей не хватило. Смоленские князья еще в xiii в. истощили свои силы, претендуя разом и на киевский, и на новгородский столы. В итоге из четырех сильнейших в первой половине xiii в. княжеств два (Черниговское и Галицко-Волынское) в xiv в. прекратили существование, а их территории оказались в составе других государств – Польши и Великого княжества Литовского. Та же судьба постигла позднее Смоленск – он стал предметом спора между Москвой и Литвой.
У затерянной в лесной глуши Москвы особых преимуществ не было – ни плодородных почв, ни богатых промыслов, ни выхода к магистральным торговым путям. Пожалуй, его выгодно отличало только одно – относительное спокойствие. «Залесские» земли служили убежищем для беглецов как из Южной Руси, так и из разоренного ростово-суздальского ополья. Так, на службе у младшего из детей Александра Невского, первого московского князя Даниила Александровича (1276–1303), оказались основатели будущих знатных родов – боярин Федор Бяконт из Чернигова, Нестер Рябец из Киева и другие.
Их «люди» и слуги составили «кованую рать» и силу князей Москвы. А необходимость обеспечить содержание слуг толкало князей на войну за новые волости. Основу будущего могущества заложил Даниил Александрович: у Смоленского княжества он отнял Можайск, у Рязани Коломну, по завещанию бездетного племянника присоединил Переславль-Залесский. Сын Даниила Юрий выпросил у хана выморочное Городецкое княжество.
Однако такими же преимуществами обладали и соседи Москвы – Тверь и Нижний Новгород. Ханы Золотой Орды сознательно сделали стол владимирских князей «старейшим» на Руси. Объявлялся своего рода конкурс: продемонстрировавший наибольшую надежность князь получал ярлык на великое княжение владимирское, а вместе с ним территорию великого княжения с ее городами и доходами – до появления еще более надежного претендента. За великокняжеский престол началась борьба.
В лето 1307 князь Юрий выехал в Москву с Рязани, а осек была Таирова рать. В ту же осень князья Александр и Борис отъехали в Тверь из Москвы. В ту же зиму князь Юрий уби князя Константина Рязанского.
В том же году великий князь Михаил Ярославич Тверской ходил второй раз с войском к Москве, со всею силою своею; был бой у Москвы, на память святого апостола Тита, и город не взяли, и не добившись ничего возвратились…
В лето 1317 пришел из Орды князь великий Юрий Данилович на великое княжение, а с ним ханский посол Кавгадый. В том году князю Ивану Даниловичу родился сын, месяца сентября в 7 день, и назван был князем Семеном. В ту же зиму князь великий Юрий Данилович приходил с большим войском к Твери, у Бортенева был великий бой, сеча злая, и помог бог тверичам, победил князь Михаил, и побили московскую рать, а иные разбежались, а князя Бориса – в плен взяли и Кончаку княгиню Юрьеву. Повели их в Тверь, и там была отравою уморена Кончака, княгиня великая Юрьева, ханская сестра, названная в святом крещении Агафия…
В лето 1325 пошел в Орду князь великий Дмитрий Михайлович. В ту же зиму, месяца ноября в 21, на память честного введения святой Богородицы, князь Дмитрий Михайлович Тверской убил в Орде великого князя Юрия Даниловича, и привезли его в Москву и положили его в церкви святого Михаила.
(Приселков М. Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. СПб., 2002. С. 352–357)
Тверской князь Михаил Ярославич (1305–1318) первым принял титул великого князя всея Руси. Именно в Твери был построен первый после нашествия каменный собор, а в 1305 г. составлен общерусский летописный свод. Несколько десятилетий продолжалась борьба тверских и московских князей за гегемонию на Руси. Юрий Данилович соперничал с Михаилом Тверским за великое княжение и добился его в 1317 г., взяв в жены ханскую дочь. Задиристого московского князя убил в Орде сын казненного татарами Михаила Ярославича, за что сам поплатился жизнью. Престол вновь перешел к тверскому князю Александру Михайловичу, но ненадолго. В 1327 г. произошло решающее событие в противоборстве московских и тверских князей. В Твери вспыхнуло восстание против монгольских сборщиков дани, к которому после некоторых колебаний присоединился и Александр Михайлович. Его соперник Иван Калита шанса не упустил: он поспешил в Орду, откуда явился с монгольскими отрядами и жестоко опустошил Тверскую землю. Тверской князь бежал сначала в Псков, затем в Литву. Силы Твери были подорваны, а Иван Калита получил ярлык на великое княжение владимирское, сбор дани был передан в его руки.
Осторожный князь Иван Данилович (1325–1340) пять раз ездил с богатыми дарами в Орду и сумел закрепить за собой и своими детьми великое княжение владимирское. Руками хана он в 1339 г. устранил главного соперника, Александра Михайловича Тверского, и выпросил у повелителя Орды в пожизненное владение Углич, Галич и Белоозеро, обязавшись вовремя выплачивать дань с этих земель.
Московские воеводы выколачивали дань умеючи. После пожалования в 1328 г. Ивану половины Ростовского княжества они «принесли великое несчастье в город и всем живущим в нем, и многие гонения в Ростове умножились. И многие из ростовцев москвичам имущество свое поневоле отдавали, а сами вместо этого удары по телам своим с укором получали и с пустыми руками уходили, являя собой образ крайнего бедствия, так как не только имущества лишались, но удары по телу своему получали и со следами побоев печально ходили и терпели это. Да к чему много говорить? Так осмелели в Ростове москвичи, что и самого градоначальника, старейшего боярина ростовского, по имени Аверкий, повесили вниз головой, и подняли на него руки свои, и оставили, надругавшись. И страх великий объял всех, кто видел и слышал это, – не только в Ростове, но и во всех окрестностях его».
Памятники литературы Древней Руси. xiv – середина xv в. М., 1981. С. 288–290)
Технология сбора дани была оборотной стороной той самой «тишины велией по всей земли», о которой писал неизвестный книжник в похвале деловому князю: «Сии бо князь великои Иоан имевше правыи суд паче меры… В то бо время благочестию велию восиявши, многим святым церквам съзидаемым». И это тоже правда – во всяком случае отчасти: первые каменные храмы Москвы заложил именно Калита.
Хозяйственный князь покупал и «примысливал» даже отдельные села в соседних княжествах. При Калите в Московском княжестве появилась новая торговая пошлина с татарским названием «тамга», представлявшая часть от стоимости проданного и купленного товара. Московские князья привлекали в Москву и крестьян, и воинов из окрестных земель, разоренного Владимира и самой Твери. Так на московской службе оказались бояре Годуновы, Романовы, выходцы из Литвы (князья Голицыны, Хованские) и ордынские «царевичи». С 1326 г. князь переманил из разоренного Владимира митрополита, и Москва стала церковной столицей Руси, а глава церкви получил обширные владения и целый город – Алексин. Своим детям Калита завещал систему совместного управления и получения доходов с Москвы и ее окрестностей по «третям», что исключало дробление и войны за обладание крупнейшим экономическим центром.
Сын Калиты Семен Иванович Гордый (1340–1353) за 13 лет княжения побывал в Орде шесть раз, и недаром: в обмен на лояльность он получил рязанские владения на левом берегу Оки, присоединил к территории великого княжения Юрьевское княжество, подчинил себе смоленского князя.
Накопленный в правление Ивана Калиты и его детей потенциал позволил внуку Дмитрию Донскому (1359–1389) сохранить за собой великое княжение: при Дмитрии оно сливается с собственно московскими землями, к которым присоединяются Галич, Дмитров, Белоозеро. Московские бояре и слуги были заинтересованы в этом процессе: они становились воеводами, судьями и наместниками на территории великого княжения и здесь же получали новые пожалования-вотчины. Вслед за ними на московскую службу потянулись владельцы мелких уделов и прочие «вольные слуги». В 1366–1367 гг. Москва получила новые укрепления – белокаменный Кремль, трижды (в 1368, 1370 и 1372-м) выдержавший осады литовских войск князя Ольгерда, союзника главного противника Москвы, тверского князя Михаила Александровича.
За шесть лет до Мамаева побоища, после княжеского съезда в Переславле-Залесском, Дмитрий Иванович прекратил выплату дани в Орду, а затем в 1375 г. провел совместный поход против Твери, и тверской князь признал себя его вассалом. Москве удалось создать и возглавить союз северо-восточных русских княжеств – это была главная историческая заслуга князя Дмитрия, его бояр и митрополита Алексия. То же самое произошло в западной части бывшей Киевской Руси под эгидой литовских князей. В 1362 г. Ольгерд во главе коалиции сил юго-западных княжеств разбил монголов в битве на Синих Водах (ныне речка Синюха, приток Южного Буга), освободил земли Подолии, Киевского, Черниговского и Новгород-Северского княжеств от ордынской зависимости, раздвинув границы своего государства до берегов Черного моря.
Возвышение Москвы не смогли остановить ни поход хана Тохтамыша и сожжение города в 1382 г., ни возобновление выплаты ордынского «выхода». Дмитрий Донской не только сохранил за собой великое княжение, но накануне смерти в 1389 г. передал его своему сыну Василию Дмитриевичу (1389–1425). Хан Тохтамыш с этим согласился не по доброте душевной: просто у московского князя больше не было в Северо-Восточной Руси соперника достаточно сильного, чтобы решить вопрос иначе.
В 1392 г. Василий Дмитриевич захватил Нижний Новгород, фактически выторговал его у хана, отчаянно нуждавшегося в средствах для войны с другим завоевателем – Тимуром. Не слишком воинственный князь тихой сапой подчинил Муром, Городец, Мещеру, Тарусу, Ржеву. Василий попытался – правда, неудачно – контролировать и Великий Новгород: в 1397 г. его войска захватили старинную новгородскую волость – Двинскую землю. С 1399 г. Псков стал принимать князей «от руки» великого князя, а рязанский князь по договору 1402 г. отказался без согласия Москвы вступать в какие-либо отношения с Литвой. Где-то в начале xv в. появился великокняжеский и царский венец – знаменитая шапка Мономаха, символизировавшая преемственность власти московских князей от византийских императоров. Искусствоведы до сих пор спорят о ее происхождении: по одной версии, она была изготовлена в Орде восточными мастерами, по другой – в московских мастерских по византийским образцам.