Игорь Карде
Такса миссис Хадсон
Глава пятая
Вечером того же дня мы отправились в цирк-шапито: мистер Холмс, доктор Ватсон и я. Шерлок надел на меня ошейник и взял на поводок – иначе не пустят, но я на него совсем не обиделась: понимала, что так нужно для дела. Когда придет время, он меня спустит, и тогда… Но не будем забегать вперед.
Круглый полосатый шатер цирка мы увидели еще издали, с Лейкер-стрит, а прямо за ним я заметила деревянные фургончики на колесах – в них, очевидно, и жили артисты. Там же располагался и зверинец – несколько больших железных клеток. В нос мне тут же ударил целый букет запахов: лошади, ослы, обезьяны, лев, тигрица… Пахло так крепко, что я даже зачихала. А ведь мне еще предстоит работать, искать нашего воришку!
Почему мы поехали в цирк? Увиденная афиша натолкнула Холмса на одну мысль: преступником может быть мальчик из семьи артистов, скажем, гимнастов или акробатов. Худенький, гибкий, очень ловкий, не боящийся высоты, способный протиснуться даже в небольшое отверстие. Почему бы и нет? Циркачи готовят своих детей к выступлению на арене с малых лет, и провернуть такой трюк для них – пара пустяков. Шерлок не случайно заказал билеты в первый ряд, поближе к манежу: он с доктором Ватсоном будет следить за артистами, а я – их нюхать. И, если почувствую знакомый запах, тут же подам знак – тявкну два раза.
Холмс отпустил кеб, и мы пешком дошли до циркового шатра. Народу внутри было уже полно, но в основном – небогатая публика, занимавшая второй и третий ярусы. В первых рядах, прямо у барьера, сидели люди более солидные и состоятельные, как правило, семейные: хорошо одетые дамы и джентльмены, красиво наряженные дети, с нетерпением ожидающие начала представления, их заботливые бонны и строгие гувернантки, пытавшиеся утихомирить своих воспитанников… Мы подошли к манежу и заняли свои места – прямо по центру. Очень удачно, следить будет удобно.
Вокруг было шумно, ярко, жарко, горели газовые лампы, оркестранты настраивали свои инструменты. Но главное – сотни чужих, незнакомых запахов! И не всегда приятных для меня. Я из-за этого даже немного растерялась: как среди этого разнообразия уловить тот самый, единственный – нашего воришки?
Наконец публика успокоилась, расселась по своим местам, заиграл оркестр, исполняя какой-то бравурный марш. На арену вышел солидный, представительный мужчина в черном фраке и высоком цилиндре – шпрехшталмейстер, главный цирковой распорядитель. Он громогласно приветствовал публику и объявил первых артистов. Я не буду описывать вам все цирковые номера, они ничем не отличались от сотен точно таких же. Если вы хоть один раз были в цирке, то, считайте, все уже видели. Ловкие жонглеры с кольцами, мячами и булавами; мускулистые силачи с тяжелыми гирями, штангами и гантелями; изящные девушки-наездницы в ярких костюмах амазонок, грубо размалеванные и совершенно не смешные клоуны, легкие, бесстрашные акробаты… Но мы с Холмсом с нетерпением ждали появления воздушных гимнастов.
И они появились на арене – целых пять человек. Шерлок предположил правильно, это была цирковая семья: папа, мама, две дочери и сын. Шпрехшталмейстер важно объявил: «Леди и джентльмены! Встречайте знаменитых летающих Аванти, аплодисменты, пожалуйста!» Холмс весь подался вперед и обратил мое внимание на мальчика – не этот ли? Я приготовилась: верно, этот юный артист очень подходит на роль ночного вора – худенький, небольшого роста, гибкий и, несомненно, чрезвычайно ловкий. Воздушный номер лишь усилил мои подозрения: мальчик без всякого, казалось, напряжения летал под самым куполом цирка – с одной трапеции на другую, с одного каната на следующий. И совершенно не боялся высоты! Я была абсолютно уверена: если нужно, спустится по музейной оконной шторе в зал и залезет потом обратно за минуту. Ерунда, никаких трудностей!
Когда воздушный номер наконец закончился и артисты вышли на поклоны, Холмс незаметно отцепил мой поводок. И я выпрыгнула на арену, густо усыпанную опилками. Легко перескочила через барьер и, истошно лая, стала носиться между гимнастами. Те растерялись, не зная, что делать, а мальчик, кажется, серьезно испугался – когда я ткнулась ему в ногу своим черным носом.
Шерлок тут же сорвался с места и кинулся меня ловить, но делал это крайне медленно и неловко – чтобы я успела как следует всех обнюхать. Зрители решили, что так и было задумано, что это тоже часть циркового представления, и стали громко смеяться, хлопать в ладоши. А когда Шерлок, случайно зацепившись ногой за канат, неуклюже упал, раздался настоящий гром аплодисментов, послышались даже крики «браво!». Наше выступление пришлось публике по душе – было намного забавнее и смешнее, чем глупое кривляние двух клоунов. Вскоре я дала себя поймать, и Шерлок, рассыпаясь в извинениях, вернулся на свое место. Но ему еще долго и громко хлопали, требуя продолжения смешной репризы.
Разумеется, такое поведение с моей стороны было совершенно недопустимым: бегать кругами по манежу и неистово лаять на растерянных артистов, пугать их… Но что только не сделаешь ради торжества справедливости! Чтобы поймать опасного преступника, мне и не на такое приходилось идти. Когда мы с Шерлоком оказались на своем месте, он тихо спросил у меня: «Ну, как?» Я лишь огорченно вздохнула и опустила глаза – нет, не он. Не тот запах. Следовательно, никто из «воздушных» Аванти не был причастен к ночному происшествию в Британском музее. И мальчик – точно не наш воришка.
Холмс был явно разочарован – рухнула такая замечательная теория! Он собрался было покинуть цирк, но доктор Ватсон попросил его еще немного остаться – до антракта: хотел посмотреть все представление. Раз уж мы все равно здесь… Холмс пожал плечами и опустился обратно в кресло.
В конце отделения, перед самым антрактом, на арену выкатили большую бутафорскую пушку. Шпрехшталмейстер важно вышел на арену и с загадочным видом объявил: сейчас почтенная публика увидит совершенно удивительный номер – полет маленького арапчонка на Луну. Своего рода ожившую восточную сказку…
Зазвучала тягучая, заунывная музыка, на арену вышел мужчина, одетый турком: белый тюрбан, красная куртка, широкий пояс, синие шаровары, туфли с загнутыми носами… И сделал вид, что готовит пушку к выстрелу: прочистил дуло большим банником, засунул в него несколько мешочков с «порохом», загнал туда же гигантский «пыж». И, наконец, вывел на арену «ядро» – невысокого, щупленького мальчика в костюме арапчонка.
Холмс буквально впился в него глазами – вот это точно он! Между тем «турок», забавно шевеля густыми черными усами, подсадил мальчика, и тот быстро, ловко залез в ствол пушки. Зазвучала частая барабанная дробь, «турок» поднес к запалу тлеющий фитиль – и раздался резкий, громкий выстрел. Из пушки вырвалось красное пламя, повалил клубами белый дым… «Арапчонок», словно ядро, вылетел из пушки и, промчавшись над манежем, уцепился за большой желтый месяц, качающийся высоко под куполом.
Публика отреагировала на номер очень живо: сначала раздались дружные женские ахи, а затем – искрение и громкие аплодисменты: номер публике точно понравился. «Арапчонок» спустился по канату вниз и стал кланяться, рядом с ним стоял и по-восточному благодарил публику, прижимая правую руку к сердцу, «турок». Затем они вместе покинули манеж, начался антракт.
– Дорогой друг, – проникновенно произнес Шерлок Холмс, обращаясь к доктору Ватсону, – я должен поблагодарить вас.
– За что? – удивился тот.
– За то, что не дали мне уйти. Я чуть было не упустил нашего вора. Ты считаешь так же, Альма? – обратился сыщик ко мне.
Я неопределенно гавкнула: конечно, «арапчонок» вполне может быть нашим воришкой, очень уж подходит, но нужно его как следует обнюхать, иначе сказать точно нельзя. А обвинять кого-либо без веских на то причин – это неправильно и незаконно. Очевидно, та же мысль пришла в голову и Холмсу, и он начал решительно действовать.
Пока шел антракт (публика с охотой покупала сельтерскую воду в зеленых бутылочках и горячие сэндвичи с сыром, колбасой и ветчиной), Шерлок подошел к шпрехшталмейстеру (тот стоял на арене, наблюдая за подготовкой к следующему отделению) и начал с ним о чем-то шептаться. О чем именно – я не слышала, меня держал возле себя доктор Ватсон, главным образом для того, чтобы уберечь от детей, которые так и лезли к нам, чтобы погладить меня. Я тихо, но очень недовольно ворчала – не терплю подобной фамильярности! Мы, таксы, умные и очень храбрые собаки, можем выгнать из норы лису и даже барсука. А не какие-то домашние киски, которые только и делают, что целыми днями валяются на кровати или точат когти о мебель!
Но я, кажется, отвлеклась, вернемся к нашему рассказу. Итак, мистер Холмс сунул шпрехшталмейстеру в руку серебряную монетку, и это, как всегда, сработало: тот кивнул, подозвал молодого униформиста и дал ему какие-то указания. «Пойдемте!» – сказал парень, и мы втроем покинули цирковой шатер.
На улице наш провожатый свернул налево – к фургончикам артистов. Я бежала рядом с Холмсом – он снова взял меня на поводок. Молодой человек подошел к одному из дальних вагончиков и постучался в дверь: «Мистер Салех, мистер Салех!» Вскоре дверь чуть приоткрылась, и в проеме появилось очень недовольное лицо – того самого «турка». Он был без грима, без своих пышных черных усов – как оказалось, накладных.
– Чего тебе? – спросил «турок» довольно-таки грубо.
– Эти джентльмены, – показал униформист, – хотят с вами поговорить.
– Мистер Салех, – учтиво произнес Холмс, – я представляю одну очень уважаемую и известную благотворительную организацию, и у меня есть для вас очень интересное предложение.
Циркач что-то неразборчиво пробормотал – то ли с удивлением, то ли с недовольством. Может, и с тем, и с другим вместе. При этом он с большим подозрением смотрел на нас – очевидно, не любил незваных гостей.
– Разрешите войти? – вежливо спросил Холмс. – У вас в цирке много разных зверей, и моя собака сильно нервничает…
Циркач взглянул на меня, затем еще раз – на Шерлока и отрицательно покачал головой: «Здесь разговаривать!» По-английски он говорил хоть и с сильным акцентом, но вполне понятно.
– Я весьма впечатлен вашим номером, – продолжил Холмс, – и решил предложить вам ангажемент на всю будущую пасхальную неделю. У нас, в Саутгемптон-холле, мы устраиваем благотворительные представления для воспитанников детских приютов… Условия такие: семь дней по три выступления. Размер вашего гонорара мы обговорим прямо сейчас, полагаю, вы останетесь довольны! Кстати, а где ваш юный помощник? Я бы хотел лично поблагодарить его – за то удовольствие, которое он нам доставил. Отличный номер и великолепное исполнение, ваш мальчик буквально летал под куполом! И не подумаешь, что он висит на тонкой лонже и ежесекундно рискует жизнью. Какое бесстрашие, какой артистизм! Вы можете его позвать?
Холмс достал из кармана еще один шиллинг и протянул циркачу, тот ловко его схватил. Но отрицательно покачал головой:
– Видеть нельзя, он уже отдыхать. Я передавать ему ваши деньги, вы не беспокоиться!
И широко улыбнулся, продемонстрировав великолепные белые зубы.
– Так вы принимаете мое предложение? – с самым деловым видом произнес Холмс. – Мы пригласили богатых и влиятельных людей, они щедро отблагодарят вас. И это помимо гонорара! Им ваш номер, я уверен, тоже понравится, он просто чудесен! У вас, мистер Салех, появится неплохой шанс заработать – не менее пяти-шести фунтов! И всего за одну неделю! Прекрасная сумма! Вы, полагаю, согласны со мной? Далеко не каждый артист получает столько. Я даже взял на себя смелость подготовить для вас контракт, вот он, осталось только подписать…
Холмс достал из кармана какие-то бумаги и помахал ими перед носом мистера Салеха, впрочем, не отдавая тому в руки. Я заметила, что циркач очень заинтересовался этим предложением, и в самом деле чрезвычайно выгодным, но тем не менее все еще колебался…
– Давайте войдем к вам в фургон и подпишем бумаги! – широко улыбнулся Шерлок. – Вы сами убедитесь, насколько щедрое и выгодное для вас мое предложение…
Он хотел уже протиснуться в вагончик, но мистер Салех не пустил – твердо встал посреди двери. И все еще с большим подозрением смотрел на нашего сыщика… Какой недоверчивый тип! Как же нам быть? Холмсу, по-видимому, очень нужно попасть в этот фургончик…
И я решила действовать: отчаянно залаяла – словно увидела что-то очень для себя интересное, а затем грозно зарычала и резко натянула тонкий кожаный поводок.
– Что там, Альма? – делано удивился Холмс. – Кошка? Или крыса?
И пояснил, обращаясь к мистеру Салеху:
– Альма страшно не любит кошек, но еще больше – крыс. Настоящая охотница! Как только учует этих серых разбойниц – сразу же бросается на них, хватает и душит. Не такса, а прямо-таки настоящий зверь!
Циркач невольно попятился – видимо, мое грозное рычание серьезно напугало его, и я, воспользовавшись этим моментом, натянула поводок до предела. Он ожидаемо легко выскользнул из рук Шерлока (тот едва сжимал ремешок в ладони), и я ворвалась внутрь фургончика. И сразу же увидела мальчика – того самого «арапчонка». Он сидел за низеньким столом и что-то ел из глиняной миски. Я бросилась к нему, ткнулась носом в босую ногу и мгновенно поняла: да, это тот самый запах, как в музее. Точно наш воришка!
Мальчик взвизгнул от неожиданности и мгновенно запрыгнул на стол, и тут в фургон ворвался разъяренный циркач. Он схватил какую-то толстую палку и замахнулся было на меня… Но ударить ему не дали: Шерлок перехватил руку и с осуждающей интонацией произнес:
– Нельзя бить Альму, мистер Салех! Она ничего плохого вам не сделала!
– Вон! – заорал циркач. – Я звать полиция! Вы есть разбойники!
– Ну, по поводу разбойников мы еще с вами поговорим, – холодно произнес Шерлок Холмс, беря меня на руки, – но ладно, так и быть, мы уходим. Всего хорошего, мистер Салех!
И вышел со мною наружу. Доктор Ватсон вопросительно посмотрел на нас, но Шерлок показал головой – идемте. Мы быстрым шагом двинулись в сторону Лейкер-стрит, а вслед нам полетели какие-то проклятия. Я не поняла их – циркач ругался на своем родном языке, а я его не знала.
Когда мы снова оказались в кебе, Шерлок спросил:
– Ну, как, Альма?
Я два раза тихо тявкнула: да, это он, наш музейный воришка, ошибки быть не может. Правда, меня несколько смутило одно неожиданно открывшееся обстоятельство… Однако, немного подумав, я решила Шерлоку пока о нем не гавкать. И даже не намекать. Сам разберется! Тем более что оно никак не влияло на наше расследование.
Глава шестая
Поздно вечером того же дня, скорее уже даже ночью, мы снова были у цирка-шапито. Все в том же составе: Шерлок, доктор Ватсон и я. Только на сей раз мы прятались в сене и внимательно наблюдали за фургончиком мистера Салеха. К нашему счастью, сторожевых собак у циркачей не было, и обнаружить нас никто не мог. Тигрица, правда, заметно нервничала – все-таки учуяла меня, но я не боялась – ее клетка прочно заперта. А насчет льва я вообще не переживала – он уже совсем старый…
Мы залезли в большую повозку с фуражом и зарылись в сено по самые уши. Это, кстати, была идея Холмса – решил, что так мы надежно укроемся от чужих глаз. И прекрасно будем видеть все, что делается вокруг. Наверное, так оно и было, но меня запах сена ужасно раздражал – все время хотелось чихать. Однако я героически терпела: нельзя себя выдавать! Циркачи спали – время уже позднее, а завтра – новое представление, но в фургончике мистера Салеха все еще горел неяркий свет – тускло мерцала небольшая масляная лампа. Похоже, он кого-то ждал.
Мы тоже ждали: интересно, кто придет к нему в гости? Было холодно, мои лапы затекли, очень хотелось побегать, размяться, но я, как и все, терпела. Наконец в ночной тишине послышался глухой цокот копыт – звук подъезжающего экипажа, и вскоре на повороте с Лейкер-стрит остановилась коляска с поднятым черным кожаным верхом. Мы осторожно выглянули: с козел спрыгнул очень крупный, плечистый мужчина, настоящий громила.
Он осмотрелся и быстрым шагом направился к фургончикам циркачей. Второй человек остался внутри экипажа. Его лица мы не видели – сидел в темноте, в самом углу коляски.
– А вот и наши гости, – с удовлетворением произнес Холмс. – Надо бы и нам подобраться поближе, а то пропустим самое интересное.
Между тем громила подошел к фургончику мистера Салеха и дважды стукнул кулаком в дверь, ему тотчас же открыли. Холмс махнул рукой (за мной!) и, пригнувшись, первым побежал к цирковому домику. Доктор Ватсон и я последовали за ним, мы спрятались под окном фургончика и замерли в ожидании.
Что происходило там, внутри, мы не видели – стекло от холода совсем замерзло, покрылось инеем, но зато все хорошо слышали – стены у домика были тонкие, дощатые. В фургончике отчаянно спорили: бандит на чем-то требовательно настаивал, а циркач ему возражал. Спор, как я поняла, велся вокруг каких-то вещей, которые Салех должен был отдать. Но не отдавал. Наконец громила не выдержал и перешел к прямым угрозам: грозно заявил, что сейчас покромсает циркача на куски. Мистер Салех на это что-то резко ответил, затем послышался болезненный вскрик, шум завязавшейся драки…
Шерлок выхватил из кармана револьвер и бросился к двери, я – за ним, доктор Ватсон остался у окна – на тот случай, если кому-то придет в голову идея покинуть фургончик таким образом. Холмс успел вовремя – бандит пырнул мистера Салеха ножом и занес руку для второго удара. Впрочем, рана у циркача была неглубокой – видимо, громила не хотел сразу убивать его, лишь пугал.
Очевидно, разбойнику было важно что-то узнать или получить от мистера Салеха. Тот, впрочем, выглядел не особо испуганным и по-прежнему отрицательно мотал головой. И даже пытался бороться – понятно, в меру своих сил. Но сдаваться он точно не собирался! Без сомнения, этот человек был храбрым и отважным, настоящий мужчина!
– Бросай нож! – громко крикнул бандиту Холмс и демонстративно взвел курок револьвера.
Громила резко обернулся и, не раздумывая, кинулся на Шерлока, но сыщик отскочил в сторону и ловко ударил нападавшего по затылку рукояткой револьвера – чтобы оглушить. Однако бандит лишь недовольно рыкнул и замотал крепкой головой – коротко стриженной, круглой, прочно сидящей на необычайно толстой, «бычьей» шее. И своих преступных намерений не оставил…
Удар Холмса, похоже, только разозлил его. Громила резко выкинул вперед руку с ножом, целясь Шерлоку в живот, но, к счастью, промахнулся: Холмс в самый последний момент сумел сдвинуться чуть левее, и лезвие лишь разрезало плотную ткань пальто. Но если бы бандит попал хоть на четверть дюйма правее…
Шерлок ловким захватом перехватил правую руку преступника, они стали бороться. Я поняла – медлить больше нельзя, надо вмешаться. И вцепилась зубами громиле в лодыжку. Мой укус обычно заставляет людей выть от боли – зубы у меня очень острые, но бандит лишь мельком взглянул на меня и, не прекращая борьбы, отшвырнул ногой в сторону.
Я отлетела к стене, больно приложилась обо что-то и на короткое время выбыла из сражения. Но и этого Холмсу оказалось достаточно – он изловчился и снова врезал по голове бандита рукояткой револьвера, уже со всей силы. Однако громила оказался типом на редкость крепким – выдержал и этот удар. Лишь отодвинулся немного назад и замотал круглой башкой, как бы приходя в себя.
Затем, поняв, что ему не дадут уйти, оттолкнул Холмса в сторону и резко обернулся к мистеру Салеху. Тот, зажимая рану, сидел на куче какого-то пестрого циркового тряпья… Бандит снова ударил его ножом – уже серьезно, глубоко, чтобы насмерть. После чего развернулся к двери, намереваясь все-таки прорваться и скрыться в темноте.
В этой чрезвычайно опасной ситуации Холмс принял единственно верное решение и, почти не целясь, выстрелил из револьвера. Но понабилось целых три пули, чтобы остановить преступника – вот каким он оказался сильным!
Холмс перевел дух, убрал револьвер в карман пальто и поспешил к мистеру Салеху – тот был серьезно ранен. Последний удар бандит нанес циркачу прямо в грудь, причем очень точно. «Ватсон!» – позвал Шерлок, и доктор мгновенно вбежал в фургончик: быстро оценил ситуацию и приказал положить мистера Салеха на пол, сам снял с него куртку, рубашку, обнажил рану и, разорвав на полосы какое-то полотенце, крепко перевязал рану – чтобы остановить кровь.
– Нужна срочная операция, – взволнованно произнес доктор, – иначе умрет. Надо доставить его в госпиталь!
На шум и звуки выстрелов прибежали артисты и служители цирка, Холмс попросил их вызвать полицию. И еще кеб – чтобы отвезти нашего раненого в больницу. Через десять минут бедного мистера Салеха осторожно положили в коляску, и доктор Ватсон повез его на операцию. Шерлок остался в фургончике – дожидаться прибытия полиции. Я, естественно, была вместе с ним – не бросать же его одного!
Вскоре к цирку, помимо обычных постовых полицейских, прибыл и наш давний знакомый, инспектор Скотленд-Ярда Лестрейд, а с ним – и доберман Гилмор. Шерлок искренне поприветствовал щуплого, желчного, чрезвычайно похожего на хорька сыщика, а я, соответственно, дружески гавкнула его верному псу.
Мы с Гилмором не то чтобы очень дружим… Скорее наши отношения можно назвать деловыми – точно такими же, как у Шерлока с инспектором Лестрейдом, все наши встречи так или иначе связаны с раскрытием преступлений. Гилмор – очень добросовестный полицейский пес, хоть и не самый умный (прямо-таки скажем), но зато – честный и храбрый, да и дело свое знает отлично. Особенно он хорош в преследовании бандитов – ни одному не удалось от него уйти! Если, конечно, его не сбивали со следа кошачьи приятели мерзкого рыжего Пигсли…
– Вот, Лестрейд, полюбуйтесь, – кивнул Шерлок на убитого бандита, – король преступного мира, грабитель и налетчик по кличке Красавчик.
Я мысленно улыбнулась: надо отдать должное бандитскому юмору – назвать Красавчиком человека с такой ужасной физиономией! Узкий лоб, низкие брови, тяжелый, почти квадратный подбородок, приплюснутый, сломанный нос, вывернутые толстые губы, гнилые желтые зубы… К тому же всю левую щеку громилы пересекал ужасный рваный шрам – след давнего ножевого удара.
– Я слышал о нем, – спокойно ответил инспектор Лестрейд, – и о тех жутких делах, которые он творил. Но схватить его мне никак не удавалось – прятался в самых страшных портовых трущобах. А оттуда, как вы знаете, мистер Холмс, достать кого-то очень трудно. И я, если честно, удивлен: что он забыл здесь, в этом скромном цирковом фургончике? Это же не богатый особняк и не банк… Совершенно непохоже на Красавчика! И, кстати, еще вопрос: а что делаете здесь вы, Шерлок?
– Провожу расследование, – скромно ответил Холмс, – и оно привело меня сюда. Подробности раскрыть вам не могу, сами понимаете – тайна клиента, но скажу: в этом деле замешан циркач Салех, в чьем вагончике мы с вами сейчас находимся, и, скорее всего, его маленький помощник. А, кстати, где он?
Я вышла вперед и два раз гавкнула, показывая на окно – рама была приподнята.
– Ага, понятно, – протянул Холмс, – мальчишка, воспользовавшись суматохой, незаметно улизнул. Что же, это несколько осложняет дело.
И снова повернулся к инспектору Лестрейду:
– Инспектор, у меня к вам большая просьба. Красавчик серьезно ранил мистера Салеха, и доктор Ватсон повез его в больницу… Надеюсь, операция пройдет успешно! Мне нужно обязательно поговорить с циркачом, это мой главный свидетель! Но я не сомневаюсь, что друзья Красавчика решат прикончить его – чтобы не успел ничего рассказать. Поэтому необходимо, чтобы ваши люди взяли мистера Салеха под свою защиту – до тех пор, пока не придет в себя и не ответит на мои вопросы.
Лестрейд подумал пару секунд и кивнул:
– Хорошо, но я тоже хочу присутствовать при этом разговоре. Меня очень интересует, что бандит Красавчик забыл в фургончике обычного трюкача… Может, поделитесь своими соображениями на этот счет?
– Не имею права раскрывать детали расследования, – покачал головой Холмс. – Но обещаю: вы будете при его финале – чтобы арестовать преступника или преступников. И, само собой, вся слава от их поимки достанется только вам!
Инспектор кивнул. В нем боролись два чувства: с одной стороны, ему очень хотелось узнать все прямо здесь и сейчас (тоже любил совать свой нос в чужие дела), но с другой – он прекрасно понимал, что ему гораздо выгоднее подождать и получить от Шерлока уже готовые ответы. Лестрейд прекрасно знал: Холмс никогда не берется за обычные, рядовые дела, значит, здесь все очень непросто. И уж лучше (и безопаснее) не лезть самому в гущу событий, а просто двигаться по следу великого сыщика, постепенно приближаясь к раскрытию преступления.
Инспектор уже не раз убеждался: Шерлок довольно спокойно относится к славе, его интересует лишь само преступление. И он легко отдает лавры победителя полицейским. И тогда именно он, инспектор Лестрейд, станет героем дня и попадет на первые страницы всех лондонских газет. А это очень неплохо… Да что там – просто замечательно, особенно для карьеры!
– Что нам делать с Красавчиком? – озадаченно спросил инспектор. – Как я объясню газетчикам его появление здесь, в цирке? И его смерть? Они же наверняка прибегут сюда и станут расспрашивать!
– Можно сказать, – подумав, предложил Холмс, – что Красавчик решил вскрыть цирковой сейф. Последние представления были весьма успешными, значит, в нем скопилась изрядная сумма. Но в темноте бандит перепутал фургончики и залез не к директору цирка, а к мистеру Салеху. Тот думал, что его грабят, и оказал сопротивление. Началась драка, и наш циркач, защищаясь, применил оружие – застрелил бандита. Это наверняка понравится газетчикам: правосудие свершилось, справедливость восторжествовала. Хотя наказали бандита и не руками полиции… Но в любом случае, одним жестоким и опасным грабителем в Лондоне стало меньше, и это отличная новость.
Инспектор кивнул: да, пожалуй, сойдет. И пообещал, что немедленно выставит возле палаты раненого циркача пост. Полицейские будут дежурить в госпитале до тех пор, пока не появится возможность допросить мистера Салеха и получить все необходимые ответы.
На этом мы расстались: Холмс со мною на руках пошел искать кеб (что в ночное время оказалось делом весьма непростым), а Лестрейд остался в фургончике – хотел, наверное, еще раз осмотреть его. Деревянный домик уже тщательно обыскали, но ничего особенного не нашли, и инспектор был явно разочарован: видимо, надеялся обнаружить хоть какую-то зацепку и опередить Холмса.
Я между тем думала: из подслушанного разговора стало ясно, что мистер Салех отдал заказчику музейной кражи не все украшения царицы Нефед, а только часть их, поэтому к нему и прислали бандита Красавчика. Остальное, скорее всего, он где-то припрятал… И хочет за них что-то получить – помимо обговоренного гонорара. Но что именно, мы не знаем, не слышали всего разговора, но, несомненно, это какая-то ценная для него вещь. Раз уж пошел на такой риск – не побоялся угроз громилы Красавчика, начал драться с ним. Очевидно, это что-то очень для него важное…
Черная коляска, в которой приехали к цирку преступники, скрылась тотчас же, как только раздались первые выстрелы, и узнать, кто в ней находился, помимо Красавчика, оказалось невозможно. У нас осталась только одна нить – мальчишка-«арапчонок», музейный воришка. Нужно думать, бандиты тоже будут искать его и постараются найти… А уж по поводу методов получения того, что им нужно, они стесняться точно не станут! Им все равно, кто перед ними: старик, женщина или ребенок, – если речь идет о деньгах. А тут на кон оказалась поставлена весьма и весьма значительная сумма – если судить по страховой стоимости золотых царских украшений. А сколько можно выручить за них где-нибудь на аукционе в Нью-Йорке? Да наверняка раза в два-три больше, чем в Англии, и это как минимум!
Нам «арапчонок» тоже был нужен. Мистер Салех интересовал нас гораздо меньше: ясно, что будет молчать. Убедить его оказать нам помощь в расследовании вряд ли получится – у циркача какая-то своя тайна. А человек он, как выяснялось, очень храбрый и твердый – раз не побоялся ножа бандита Красавчика! Так просто расколоть его не удастся…
Инспектор Лестрейд тоже помочь нам в этом деле, к сожалению, не сможет: прямых улик против мистера Салеха нет, в его фургончике ничего не нашли. Его даже, по сути, арестовывать не за что: перед английским правосудием он совершенно чист. По крайней мере, пока. И надавить на него практически было нечем – единственный близкий ему человек, мальчишка-помощник, исчез… И где нам его искать?