Игорь Евгеньевич Овчинников
Империя 753
Бар заполняли миллитарии с орлом на груди.
– Взять его, – кричал самый главный, комендант. – И этого в макинтоше тоже.
– За что? – вырвалось у Макинтоша перед тем как его скрутили.
Мелкий дождь еще покрапывал. Я бежал к мосту, пытаясь не навернуться на скользком асфальте. В небе слышались лопасти пузатого вертолета. У моста я заметил целую роту миллитариев, они направлялись прямиком в мою сторону.
– Вы окружены! Не пытайтесь сопротивляться задержанию!
Я подбежал к огражденной пропасти. Больше негде скрываться. Вот и все, последний бастион. Осталась только неведомая темнота. Я мог присоединиться к другим отверженным, из чьего царства никто не возвращался.
Я выбросил «Шепот Смерти» вниз. На своем личном мобильном экране я начал процесс форматирования, а потом и его кинул в бездну. Я долго мешкал: не последовать ли мне туда же за моими вещами.
– Сдавайтесь, – кричал комендант.
Миллитарии меня уже окружили. Они ждали, пока я прыгну вниз.
– Медленно поднимите руки вверх, иначе мы откроем огонь без предупреждения.
Я поднял ногу, собираясь перелезть за преграду. Вдруг за этой темнотой кроется тот свет, который я вижу во снах. Все кончится здесь и сейчас. Точка. Но забрезжил тусклый блеск. Разум. Он никогда не оставляет просто так, кормя глупыми надеждами на второй шанс.
Я отдернул ногу и стал медленно поднимать руки. Я буду себя проклинать во время имперских пыток, что упустил шанс.
Через мгновение меня жестоко скрутили.
[ЗАПИСЬ ХРОНИСТА]
Комната освещалась тусклыми люминесцентными лампами. Вдаль уходили камеры с заключенными. Оттуда исходил гомон из ругательств и смешков. Они закричали с удвоенной силой, завидев нас.
– Голубчики пожаловали, – трубил особо буйный арестант.
Комендант рявкнул, чтобы все заткнулись, но это не подействовало.
Помимо меня и Макинтоша, задержали еще мелких воришек и граждан, переходившие не те мосты. Все нас до участка везли в военном вертолете. Сам полет я плохо помню. Перед глазами маячило бледное лицо Макинтоша, и еще воришки перешучивались с миллитариями.
На входе в приемку стояли двое с орлом на груди. Покуривая, они говорили о чем-то веселом и тыкали на нас бычками.
Голые и холодные бетонные стены блестели от мертвого белого света. Вонь от пива, рвоты и мужского пота разносилась по всем уголкам. Я уже успел позабыть, как пахнет самый низ этого общества.
Нас втолкнули глубже в помещение к приемному столу. Макинтош запнулся. Молодой миллитарий прописал ему в ребро дубинкой. Макинтош взвыл, а потом еле слышно всхлипнул.
Местные заключенные в основном сидели за пьянки, продажу наркотиков и кражу. Некоторые за порчу имперского имущества или вообще за убийство. Большинство будет отпущено на свободу через несколько суток, чтобы продолжать свои общественно важные обязанности, остальные отправятся в эргастулу, а после этого их судьба становится неизвестной. Что происходит в эргастуле и бывалый рецидивист не скажет, поскольку от туда нет обратного пути. Но здесь, в приемке, заключенным жилось отменно – для некоторых лучше, чем дома. Самые нахальные завсегдатае были с миллитариями на одной волне. Те им платили лишний динарий или выдавали неугодных властям, а милитарии, в свою очередь, поставляли заключенным «девочек», курево, бухло и ширево. У них было что-то вроде контракта, до тех пор, пока мелкий рецидивист не вознамеривался стать криминальным боссом или не собирался организовать свою группировку. С такими залетными разговор был короткий – их отправляли в эргастулу ближайшим конвоем.
К приемному столу подошёл жирный миллитарий. Своими пальцами-сосисками он покликал по клавиатуре.
– Имя! – выкрикнул он, посмотрев исподлобья на Макинтоша.
– Дж…
В камерах заревели заключенные. Жирный миллитарий кивнул младшему по званию в сторону гадюшника.
– Тихо, обезьяны!
В джунглях только прибавилось птичьего гама.
– Причина задержания? – продолжал свой допрос толстый миллитарий.
– Да, я не знаю, – умоляющим, готовым расплакаться голосом сказал Макинтош. Он весь позеленел. Хоть я и не имел понятия кто такой Макинтош, но даже я сейчас его совсем не узнавал.
– За экстремистскую деятельность, – сказал за него комендант, совершивший наше с Макинтошем задержание. – Напиши еще, что при задержании проявлял сопротивление.
– О, да это прямиком в эргастулу, гражданин, – сказал ухмыляющийся миллитарий, который курил у входа в приемку.
– Пожалуйста, не надо.
Макинтош со слезами на глазах упал на колени. Его лицо все покраснело, он хныкал, умолял. Сопли и слюни стекали из-за рта Макинтоша на пол и на сам, собственно, макинтош.
– Я ничего не делал! Пожалуйста! Пожалуйста…
– Отведи его в камеру, – приказал толстяк.
Макинтош полностью свалился на пол и ухватился за ножку стола. Через хриплые вопли можно было разобрать нечленораздельное «мама».
– Строить козни у нас за спиной – так вы первый, а как отвечать за содеянное – так сразу за мамину юбку прячетесь. Стыдно должно быть, гражданин, – заботливо приговаривал миллитарий, аккуратно лаская дубинкой Макинтоша.
Наконец Макинтоша отцепили от стола и повели к камерам. Там начиналась потасовка между заключенными. Каждый готов был биться за то, кому достанется коричневый макинтош.
– Успокойте их, – прикрикнул жирносальный свино-миллитарий.
Двое у двери с оживленным оскалом потушили бычки и, аккуратно поглаживая дубинки, отправились к заключенным.
Раздались приглушенные удары о дохлую плоть.
– Бэть, начальник, ты чего! – кричало существо от боли. – Да на кой оно мне надо!
Гам уменьшился. Толстяк продолжил принимать задержанных.
Он опросил пару воришек, с которым провел воспитательную беседу и сразу отпустил. Дальше жирдяй по камерам отправил парочку, которая перешла мост в неположенном месте.
Наконец дело дошло до меня. Бюро учило нас в таких ситуациях апеллировать к закону.
– Имя, – протромбонил толстяк, обращаясь ко мне.
– В соответствии со ст.19 Гражданского Имперского Права, я ничего не должен вам говорить без присутствия моего адвоката.
После моих слов образовался вакуум. Все предательски замолчали.
– Постойте-постойте, – сказал один из тех, кто приструнивал заключенных. – Кто-то произнес слово «адвокат»?
Раздался едкий смех среди камер.
– Сейчас тебе будет адвокат, – прикрикнул мне комендант, резко врезав в живот. – Быстро имя сказал, скотина тупая!
Дыхание сразу сперло. Из глаз потекли слезы. В животе разгоралось пламя.
– Вам точно нужен адвокат? – спросил один из миллитариев, наклонившись ко мне. – Подумайте получше, гражданин.
– Нужен, – прохрипел я на полу согнутых.
Миллитарий опустил мне на голову дубинку.
– А теперь? Думается лучше?
– Адвокат… – развеяв звезды, выдохнул я
Ещё один удар. Ещё один вопрос. Так продолжалось до того, пока я не потерял сознание.
Очнулся я в вонючей камере. Смердящая дырка в углу намекала на туалет. Я лежал на засырелом матраце тюремной шконки. Всё тело ныло от тупой боли. Во рту жгло от жажды. Слюна, частички рвоты и, черт знает, еще чего засохли и прилипли к небу. Языком я попытался отковырять эту затверделую макроту, но гадкая субстанция так просто не поддавалась. Я привстал на локте. Содержимое черепной коробки, как студень затряслось, ударяясь о стенки. Боль, от которой темнеет в глазах, и от нее нельзя так просто избавиться. Она вездесуща. Я прикрыл глаза и другой рукой схватился за лоб в надежде приглушить боль. Тщетно.
Наконец я привык к перманентной боли. Пульсация в голове скорее стала напоминать слишком разыгравшееся сердцебиение, отдающие в голову. Было темно. Полный мрак разгоняли осветительные приборы своим бледным светом где-то вдалеке за пределами камеры. Я осмотрел себя всего. Вроде бы все на месте. Только на штанах оставались следы слабого мочевого пузыря. Мой запах перебивался и вместе с тем смешивался с трупно-канализационным запахом, добавляя пикантные нотки в тюремную симфонию ароматов. В камере был только я. Это больше напоминало карцер, но дверь была типичной для обычных камер: просто зарешеченной. В других камерах я тоже не видел заключенных. Я находился на каком-то специальном уровне. Но где? Здесь даже не было окон, чтобы определить время суток. Неужели меня успели доставить в эргастулу? Но на мне не было тюремной робы. Хотя я даже себе представить не мог уклад эргастулы. Может там люди и вовсе ходят в чем мать родила.
Я доволочил свое смердящее тело до смердящей дырки и сделал свое смердящее дело. Потом я вернулся на шконку. Сейчас оставалось только ждать. Я мог, конечно, расхаживать, как загнанный лев, биться о решетки и реветь, но этим ничего не добьешься. Миллитраиев только разозлят эти крики и все, что я получу, – это порция пинков и полное сотрясения мозга. Нет, разум мне основательно еще пригодится. Я понимал, что под имперскими пытками я кого-то да выдам. Сейчас следовало бы поразмыслить кого.
Я не скажу ничего про «Фронт» и кто меня привел в Бюро, но ячейку полностью сдам. Бюро само понимало, на какой риск оно идет. Без этой информации пытки не прекратятся. У Энея явно есть связи с Империей, но я расскажу такое от чего и он отправиться в эргастулу. Ублюдок!
Остальное время я лежал в прострации. Тупо вперившись глазами в стену я не о чем не думал. В такие моменты жалко, что вовремя не сделал импланты для нейроинтерфесов, хотя в тюрьме их бы все равно заглушили. Утомление рождает бессонницу. Я хотел бы заснуть и забыться в снах и растворится в других мирах. Но все что мне оставалось – это пялиться в сырую стену, покрытую плесенью.
Чтобы совсем не сойти с ума, я начал вспоминать обстановку в моих новых конспиративных апартаментах. И мне стало дурно, потому что моя квартира не многим отличалась от этой камеры. Я захотел вспомнить что-нибудь приятное, что-нибудь из детства. Но грозовой фронт навис над моим прошлым и не давал туда проникнуть. Я судорожно бился, но барьер не пускал мой фрегат с белым парусом в детство.
Вдруг мелькнули русые волосы.
– Юнона!
Как она здесь оказалась? Я не слышал звуков открывающейся решетки и гулких шагов по коридору. Юнона была с распущенными локонами, в которые были вплетены орхидеи. Пурпурная тога обхватывало упругое тело Юноны. От нее исходил свет, и веяло свежестью. На минутку я забыл про тюремные запахи. Она улыбалась, но её лицо все было в морщинах. Я видел складки под носом, мешки под глазами и трещинки на лбу. Юнона не была красивой. Ничего в ней не привлекало, но ее черты, все эти неровности сейчас стали для меня спасительными.
– Юнона, Юнона, – бредил я.
–Помнишь про воду, про психотропы, – заговорила она.
– Да-да. Вода. Вода. Воды.
Я потянулся к её лучащемуся лицу, шепча «воды, воды, воды».
Меня резко окатило водой. Я захлебывался.
– Кто такая Юнона! – кричал басовитый голос.
– Да, одна беглянка. Она уже сделала свою работу, – отвечали ему из динамиков.
Я очухался. Я был подвешен на какой-то крест. Ко мне было прилеплено кучу датчиков. Вокруг сановито расхаживал бык в халате.
– Заряд! – скомандовал он.
Боль скрутила каждую клетку моего тела. Я задергался, каждую мышцу тела сводило. Перед глазами плясали темные пятна.
Удар током прекратился.
– Кто еще! Что ты знаешь о Бюро! Говори!
– Эней, – хрипел я.
– Нам не нужен твой Эней! ЗАРЯД!
Вновь все затряслось. Когда это прекратилось, я чувствовал, как в груди с болью проворачивается сердце. Я понял, что вешу голый, и побоялся даже представить, что они со мной делали до этого.
– ГОВОРИ!
Я не знал, что уже было сказано мною. Видимо, я терял сознание уже несколько раз.
– Тит!
– Что Тит!?
– Он лидер ячейки и он бывший легионер.
– Уже интереснее. Слышал, Клемент? Еще один козел спорхнул.
Из динамиков кто-то пробубнил слова.
– А ты молодец, – обратился он, видимо, ко мне. – Не все выдерживают подобную операцию.
Есть чем гордится, ублюдок.
– Ты проклинаешь нас, да?
Я готов был плюнуть ему в лицо.
– Маркус – верно? – спросил он у меня, в ответ я кивнул. – Понимаешь, мы всего лишь выполняем свою работу. Да, для кого-то наши методы через чур жестоки. Но, возможно, – представь – когда тебя излечат от этой пагубной болезни – глупости, мы вместе встретимся, возможно, выпьем, разговоримся, и ты скажешь мне спасибо, что я вовремя вмешался. И мы разойдемся друзьями.
Он прошел к умывальнику, стоявшему неподалёку, и отмыл руки от крови. Моей крови!
– Вы сами на себя навлекаете беду своим безрассудством. Зачем вы это делает? Бюро набило ваши пустые головы бредом о несправедливости, об обмане и вы уже верите. Нужно думать своей головой, Маркус, проверять факты.
Он говорил со мной, как с несмышлёным студентом.
– Вы ведь не совсем глупец, Маркус, так ведь? Мы проверили вас. Вы были подающим надежды учеником. Вы могли бы стать прекрасным пилотом.
Бык в халате читал с экрана.
– Увы, после того, что вы натворили, вас не допустят к перевозкам. Навряд ли вы вообще сможете вернуться к нормальной жизни. Эх, эти ошибки молодости. За них мы расплачиваемся всю жизнь.
Он снял перчатки и вытер руки полотенцем.
– Хорошо. На сегодня хватит, Маркус. Мы и так проделали плодотворную работу вместе. Правда?
Я не мог говорить: горло изъедала жажда. В ответ я только кивнул.
– Молодец. Спустить его, – приказал пустоте бык в халате.
Я провалился в бессознательный бред. Образы сменялись в потоках лихорадочных мыслей. Глаза надо всем. Пурпурная тога. Корабль. Ураган. Темная фигура. Трусливый гигант. Пустоголовое чучело. Изумрудная башня, а к ней ведет золотая дорога. Возникают новь глаза. Глаза Страха.
Когда я проснулся, меня окружали белоснежные стены. Я чувствовал, что был не один. За мной кто-то следил. Всего меня облепили катетерами, датчиками и всевозможными проводами. На голое тело был наброшен больничный халат. Помещение больше походило на палату, чем на тюремный блок.
Я провел по голове ладонью. Волосы были выбриты, на макушки шел операционный шов. Остальные органы, на первый взгляд, оставались в порядке.
Я отцепил от себя датчики и встал помочиться. Врачи предполагали, что, после операции, я сразу встану, потому и не установили катетер для мочи. Облегчившись в специальной комнатке, я вернулся к койке.
Сколько прошло времени? Я ничего не помнил: ни то, как меня перевезли из участка в тюрьму, ни пытку, ни как я оказался в больнице. Для кого эта больница, кстати? Я слышал, что Империя практикует карательную психиатрию. Но место, где я находился, не было похоже на псих-лечебницу. Всё было цивильно, меня не окружали истекающие слюной больные с лоботомией. Да, и я не чувствовал, что эмоционально сильно изменился. Кроме естественного раздражения, психологически я был идентичен самому себе прежнему. К раздражению примешивалась апатия, но это потому что я абсолютно не видел выхода из сложившейся ситуации. Я был хоть и в комфортабельной, но все равно клетке. Но главное, не было чувства полного безразличия, как после лоботомии или терапии психотропами. Ко всему прочему здесь еще был экран в палате, чего я не видел даже в обычных больницах.
Я включил экран, там шла серия «Приглашение к любви».
«– Достославные граждане самого Великого Города в мире, сейчас перед нами угроза варварского нашествия. Варвары покусились на плоды нашей цивилизации! Они намериваются захватить наш город, убить наших братьев и сынов и взять наших женщин! Не отступим же перед врагом! Проявим же доблесть и умрем за Славу, за Императора!
– Грядет война! Грядет война!!!»
Серия закончилась, разливаясь синтетическими аккордами. Музыка резко прервалась.
Наутро пришел человек в халате и приказал мне собираться, выложив на койку мою не постиранную одежду. Я вспомнил тюремный смрад. В вонючей куртке лежали зеленные очки.
Когда я собрался, за мной пришли два миллитария и повели в комнату ожидания.
Моя палата находилась на больничном этаже. По коридорам бродили безликие. Их глаза устало вглядывались в меня, когда я под конвоем шел к лифту. Они смирились. Мой уход не подарил больным надежду на спасение. У них отняли всякую надежду. Они продолжали без дела слоняться по залу.
В лифте я почувствовали, что меня потянуло вниз. Значит, все это время я находился где-то в глубине шпиля.
Меня подвели к двери.
– Ваш адвокат, – без доли иронии произнес один из миллитариев и впустил меня в комнату.
За столом что-то сидело.
– Маркус, присаживайся, – с нотками металла произнес голос.
Я его послушался.
– Ваше дело переведено в ранг мелкого правонарушения, после некоторого рассмотрения, – говорило создание, от него веяло холодом. – Статья, к которой вас хотели приговорить, попала под амнистию, объявленная Императором в честь его переезда. Вы фактически на свободе. Мы уже выплатили залог за вас. После некоторых формальностей вы будете отпущены.
Мне не верилось в удачу. Всё шло к тому, что меня отправят в эргастулу, и тут, вдруг, я почти на свободе, не просидев кучу лет в ожидании разбирательства моего дела. Но всё так бесследно не проходит. Я провел по шву на голове.
Формальности заключались в подписание многостраничных дел и документов. На одной из последних бумажке я должен был подтвердить, что задержание и пребывание в тюрьме были абсолютно законным и то, что я не имею никаких претензий. Адвокат подсказал мне, что, во избежание лишних хлопот, это все равно следует подписать. После этого мне должны были выдать мое имущество при задержании, но, так как я предусмотрительно от всего избавился, меня незамедлительно отпустили на свободу. Адвокат сказал мне, что мы должны еще увидеться, и указал место встречи сегодня же, но немного позже – у него были еще какие-то важные дела. Адвокат казался не живым, слишком механическим. Он меня немного пугал, но я согласился с ним встретиться.
Оказывается, прошло четыре дня моего заточения. Ничего не произошло. Революция не началась. Мир продолжал жить по своим старым и неизменным законам. По всей Империи отмечаются празднование водворение Императора в новую резиденцию. Повсюду были изображения Абсолутоса, рослого мужчины с густыми усами, одетого в императорскую мантию алого цвета, с венцом правителя на величественной голове. Его глаза призывали к любви и доверию.
Люди праздно шатались по нескончаемому городу в поисках развлечений. Я подходил к обозначенному адвокатом месту встречи.
На нижних переходах было мощное движение. Легионы маршировали по связующим мостам между небоскребов в здание имперской администрации.
У ограждений столпились прохожие, чтобы разглядеть, что происходит внизу.
– Их недавно призвали, – говорил один из наблюдавших. – Совсем ещё молодые.
– Война! А с кем воюем? – спросил другой прохожий с искусственной рукой.
– На внешних границах опять столкновения. Говорят, провокации.
«Опять» война с кем скажут. Меня заинтересовала рука второго прохожего.
– Вы разве не участвовали в войнах до этого? – решился я спросить у него, указывая на искусственную конечность.
– Да, увечье я принес с прошлой войны, – сказал ветеран, потрясывая протезом.
– С кем тогда была война?
– Так как же не знать, гражданин, – вмешался тот первый, который пел про «внешние границы». – Тогда была одержана Великая Победа на Дальних Рубежах. Мы освободили мир от ужасного варварства и невежества. Все потомки должны чтить эту Победу.
Знакомая риторика. Мне встречались иногда упоминания о некой Победе в Сети. Но она меня не заботила, я считал это очередной изворот пропаганды, наподобие того восстания гладиаторов.
– Великая была Победа, – сказал бывший ветеран скорбным тоном.
– Такая же, как и ваше поколение, гражданин, – торжественно с пафосом сказал подлиза ветерану.
– Спасибо, я вам благо…
Старики начали обмениваться любезностями, позабыв обо мне. Незамеченным, я удалился от них.
Я подошел к парковке аэрокаров, где мы условились встретиться с адвокатом. Темная фигура стояла возле моего «Тумульта». Я подошел.
– По приказу моих нанимателей ваш транспорт был доставлен, – бесчувственно произнесла фигура.
– Я догадывался, что за этим стоит Бюро.
Я осмотрел своего железного коня. Явных следов взлома не наблюдалось.
– Бюро что-то хочет от меня еще? Не зря же освободили. Я думал, что больше проф. не пригоден.
– Осталось довершить то, что начал куратор вашей ячейки, – сказал адвокат, приглашая меня жестом в аэрокар.
Я обошел аэрокар и сел на водительское место. Темный адвокат уже ждал меня за пассажирским местом.
– Начнем с того, что наш куратор – предатель. Вы это должны передать нашим нанимателем. Куратор – бывший центурион. Возможно, произошло внедрение. Дело, которое начал Тит, губительно для всех нас.
Адвокат никак не реагировал на мои высказывания. Через мгновение, обособленным от происходящего тоном, он сказал:
– Тит – проверенное лицо Бюро, прошедшее множественные предварительные испытаний на свою должность. Его работа в Легионе – лишь одно из заданий Бюро.
Сети ни в чем нельзя доверять. Похоже, я поздно усвоил этот урок. Вирус Гая откопал только имперскую информацию о Тите. А Бюро, конечно же, не будет раскидываться данными о своем внедренном агенте.
– Что же он тогда начал, что требует завершение?
– Уничтожение вашей ячейки.
– Что? Почему? – я вскрикнул.
– Ваша ячейка ослушалась наших наставлений: вместо своей работы, вы начали нарушать деятельность Бюро своим бессмысленным любопытством.
– Вы ничего не говорите. Это должно было рано или поздно произойти. Мы находимся в вакууме неизвестности. Что такое Бюро!? Сколько всего ячеек существует? Ответы нам никто не дает.
– И навряд ли даже у меня найдется ответ. Мне известно, что ячеек великое множество. Ты даже себе не сможешь представить сколько. Чем выше звено, тем не очевидней становится агент. Мне самому неизвестно, сколько звеньев в Бюро, и существует ли центр.
Я всматривался в адвоката. В нем не было жизни и это мне кого-то напоминало.
– Кто ты? – спросил я у него.
– Тот с кем ты так желал увидеться.
– Информатор 2-ого звена?
– Сейчас чрезвычайная ситуация, Маркус. Информаторы зачастую имеют дела с большими массивами информации. Это даёт сбои. К сожалению, ваш информатор, поперев все предписания Бюро, связался с вашим логистом. Это часто происходит, в таких случаях мы расформировываем ячейку.
Он опять проигнорировал меня. Адвокат точно был информатором.
– Поэтому вы его убили?
–Его убила встроенная система. Все информаторы проходят изменения перед вступлением в должность. Они сами знают, на что идут. Бюро так защищает самое себя.
Их пичкают AI, чтобы установить абсолютный контроль над ними. Но адвокат был перепичкан настолько, что человеческого в нем ничего не осталось.
– В чем проблема сменить информатора?
– Он уже запустил цепную реакцию распада. Ваш логист, Юнона, техник-Гай, и вы сами, Маркус, стали потенциальным носителем сомнения. Бюро больше не может иметь с вами дело. Это слишком рискованно.
Столько лет насмарку.
– Вы нас увольняете?
– Бюро – не просто работа. К несчастью, мы не можем вас отпустить просто так.
Да, я знал, на что я шёл, но они меня выпустили не для того, чтобы тут убить. Я им еще нужен.
Я вспомнил Юнону. Я догадывался, каким будет ответ на этот вопрос, но все равно решился спросить.
– Прежде, чем мы обсудим детали моего дела, я хочу спросить. У этого всего будет конец? Я имею в виду Империю и Императора? Да, конечно, я понимаю, что это произойдет не сейчас и не завтра и даже не через 10 лет, но это когда-нибудь закончиться?
Информатор 2-ого звена посмотрел на меня, повернув голову с еле слышимым скрипом.
– У всего есть свой конец. Даже Империи не обмануть законы Вселенной.
Ничего другого я и не ожидал. Под силу ли Бюро обмануть Вселенную я не стал спрашивать.
– Хорошо, – сказал я. – Что я должен сделать?
– Маркус, вы – исполнитель, мускул ячейки, – говорил Информатор 2-ого звена. – У вас еще есть возможность вернуть доверие Бюро. Задание, которое вы должны выполнить, – устранить Юнону.
Я помрачнел. Информатор разъяснил мне, что Юнона, вероятнее всего, связалась с Комендатурой Империи. Теперь, так как она потенциальный переносчик очень важных данных о Бюро, Юнона представляла особую опасность. Информатор рассказал, что с ней связались люди Бюро под видом Империи и договорились о встречи, на которую должен буду прийти я и сделать своё дело.
Для задания Бюро мне предоставили: пистолет, который я прозвал «Шепот Смерти 2.0», хотя он уже и не был бесшумным; специальный дрон и парочку световых гранат. Ко всему прочему, вернули в мое полное расположение «Тумульт».
Информатор попрощался со мной и вышел из аэрокара. Я еще несколько минут сидел и смотрел, как он растворяется в толпе, которая глазела на марширующие легионы.
Я открыл почту. Наверняка её шерстили Имперцы, и её следует сменить, но, пока я решил только проверить, что мне пришло. Там было письмо от Брута, где он рассказывал, что бежал от Энея, и настоятельно просил меня с ним встретиться. Дурак, этот Брут, хотя никому не пожелаешь жизни с ревнивым боровом. Больше писем не приходило.
С неохотой я отправился к предполагаемому месту встречи с Юноной.
Информатор 1-ого звена о чем-то догадался. Я засунул руку в карман куртки. Зеленные очки. Он передал Юноне импульс сомнений, который достиг меня. И вот у меня в руках возможная разгадка. Они еще всем пригодятся.
Империя зиждилась на сакральном, спрятанном ото всех, стержне. Это был даже не усатый Император или сенат. За всем этим стоял жестко отлаженный механизм. При форменной идиотии марионеточной власти всё бы развалилось в мгновении око. Ни единого рабочего института. Всё находится в полном упадке. Не хватает только закономерного толчка, исходящего от народа, чтобы изменить положение вещей, но его нет и не предвидеться. За всем стоит истинная власть, чей-то сумрачный гений, который преследует свои сакральные интересы, и, который всеми силами пытается спрятать себя от чужих глаз.
Неужели информатор 1-ого звена и Юнона догадались, кто этот сумрачный гений, и испугались той бездны, которой они в нем увидели.
Я решил проверить жучок, который установил у Гая. Нет, сначала разберусь с Юноной.
Убить Юнону! Я не смогу этого сделать, но я её предупрежу. Она успеет скрыться от Бюро на Дальних Рубежах в независимости от того, является ли Рубеж вымыслом или нет. Возможно, Юнона найдет общий язык с Империей, и они её укроют. Тогда ей не придётся быть вечно гонимой.