Игорь Аркадьевич Родинков
Уроки Смутного времени
Наконец высокая комиссия признала, что смерть царевича произошла вследствие того, что Дмитрий «сам накололся на ножик в припадке падучей болезни». Следственное дело было дано на обсуждение патриарха и духовенства. Патриарх признал следствие верным, сделав вывод, что смерть царевича Дмитрия учинилась Божиим судом, а убийство приказных людей: Битяговских, Качалова и других было напрасным.
После этого Нагих привезли в Москву и крепко пытали. Их разослали в заточение по дальним городам. Царица же Мария была пострижена в Выксинской пустыни, за Белоозером. С угличанами поступили с беспощадной строгостью: до 200 человек было наказано смертью или отрезанием языка; многих посадили по темницам, большинство же было сослано в Сибирь для заселения города Пелыма. Сам колокол, которым звонил в набат соборный пономарь, был отправлен в Тобольск. После этого город Углич, бывший до этого торговым и многолюдным, совершенно запустел.
Однако в народе упорно ходили слухи, что царевича сгубил Годунов. Об этом красноречиво выразился пушкинский юродивый, сказав: «Нельзя, Борис, нельзя молиться за царя Ирода – Богородица не велит». Виновен ли Годунов в убийстве Дмитрия, как гласит народная молва, или нет – это дело то сих пор темное. Но факт, что сразу же после убиения царевича Дмитрия на Русскую землю обрушились беды, как знамения гнева Божьего. Убиение царевича Дмитрия произошло 15 мая 1591 года, а 6 июня начался страшный пожар в Москве, причем выгорел весь Белый город. А уже 4 июля 1591 года, под Москвой появились орды крымских татар Сафа-Гирея, которых с Божьей помощью удалось отбить.
***
От Бога правды скрыть нельзя. Обличителем и судьей часто выступает человеческая совесть. Может быть, поэтому Борис Годунов упорно отказывался принять царский венец, вручаемый ему Земским собором, после смерти царя Феодора Иоанновича. О совести, терзавшей Годунова, писал А.С. Пушкин в своем драматическом произведении «Борис Годунов»:
Достиг я высшей власти;
Шестой уж год я царствую спокойно.
Но счастья нет моей душе…
Ах! чувствую: ничто не может нас
Среди мирских печалей успокоить;
Ничто, ничто… едина разве совесть.
Так, здравая, она восторжествует
Над злобою, над темной клеветою.
Но если в ней единое пятно,
Единое, случайно завелося,
Тогда – беда! как язвой моровой
Душа сгорит, нальется сердце ядом,
Как молотком стучит в ушах упрек,
И все тошнит, и голова кружится,
И мальчики кровавые в глазах…
И рад бежать, да некуда… ужасно!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
Избрание Земским собором 1598 года Бориса Годунова царем носит черты так называемой «управляемой демократии». И управлялась она из патриарших покоев: ставленник Годунова, патриарх Иов, напрямую влиял на избрание его царем, чем нарушал старинный принцип «Богу – божие, а кесарю – кесарево».
Это пособничество Иова не преминул заметить А.Д. Нечволодов. Он писал в своей книге «Сказание о Русской земле»: «Шуйские, после ряда его упорных отказов, подняли вопрос о том, что неприлично более его упрашивать, а надо приступить к избранию другого царя; это и побудило Иова двинуться 21 февраля с крестным ходом в Новодевичий монастырь, подняв все чудотворные иконы. По тем же известиям, народ почти насильно сгонялся приставами для участия в крестном ходе, и эти же пристава давали ему знать, когда надо падать на колени и начинать рыдать, причем нежелающих били без милости: "Пристава понуждали людей, чтобы с великим кричанием вопили и слезы точили. Смеху достойно! Как слезам быть, когда сердце дерзновения не имеет? Вместо слез глаза слюнями мочили".
Эти известия об истинной обстановке избрания Бориса на царство, расходящиеся с приведенным выше рассказом из «Утвержденной грамоты», составленной Иовом, по-видимому, справедливы, так как Иов, в чрезмерном угодничестве Борису, не постеснялся, несмотря на свой высокий сан патриарха, прибегнуть и к явной лжи, сказав в «Соборном определении об избрании царем Бориса Феодоровича Годунова», что Иоанн Грозный на своем смертном одре обратился к Борису со словами: "Тебе предаю с Богом сына моего (Феодора Иоанновича), благоприятен буди к нему до скончания живота его; по его преставлении – тебе приказываю и царство его".
Как бы то ни было, Борис Годунов стал царем, и царем вполне законным, как избранный общеземским собором, созванном на совершенно законных же основаниях.
Но, конечно, длинный путь преступлений, лицемерия и ложных клятв, по которому он шел для достижения престола, не мог давать ему надежды, что Господь благословит его царствование; пособничество патриарха-лжеца и влияние супруги – царицы Марии Григорьевны, дочери Малюты Скуратова, по словам Исаака Массы, женщины жестокой, с сердцем ветхозаветной Иезавели, – также не могли сулить добра. Отсутствие у новоизбранного царя истинного благородства и величия духа, столь необходимых для государей, и замена их личиной лицемерия должно было, несомненно, иметь на сердца его подданных самое развращающее влияние».
Еще будучи правителем страны в годы царствования Феодора, Годунов часто прибегал к волхованию. Особенно жаловал он какую-то Варвару, которая вместе с другими гадателями предсказала ему, что он будет царствовать, но не долго – «всего семь лет».
Но, как известно, его недолгое царствование было не столь счастливым для Русской земли, в отличие от 14 лет правления им Россией при Феодоре Иоанновиче. Благополучными с точки зрения внутреннего спокойствия были только первые два года его царствования, но его внешняя политика не была столь блестящей, как прежде.
Бедствия Русской земли начались с 1601 года. В этом году Московское государство посетил неслыханный холод, продолжавшийся целых три года. Три года подряд, начиная с 1601 г., весной и летом шли по стране проливные дожди. Ранней осенью их сменяли заморозки, хлеба не вызревали, погибали на корню. В стране начался страшный голод. От недостатка пищи люди щипали траву и ели сено, как скот. От этого они умирали тысячами, причем иногда у мертвых во рту находили навоз. Начались случаи людоедства.
Борис старался помочь людям. Из царских амбаров в Москве началась раздача хлеба. Кроме того, он раздавал деньги на покупку хлеба. Но это только усилило бедствие. Узнав про царскую милостыню, толпы народа хлынули в Москву; сюда устремились и те, кто мог бы прокормиться на местах. От этого царские амбары быстро опустели. Прекратил Борис и раздачу денег, потому что в Москве началась спекуляция хлебом. Даже сам патриарх, имея большие запасы хлеба, придерживал его в ожидании повышения цен. От большой скученности народа в Москве началась эпидемия холеры, которая перекинулась на всю страну. По свидетельству очевидцев, только в Москве от голода и холеры умерло до 500 тыс. человек, стекшихся сюда со всей России в поисках пропитания, а всего население России сократилась на одну треть за эти три страшных голодных года.
Голод вызвал бунты по всей России. Почти на всех дорогах, ведущих к Москве, орудовали разбойничьи шайки. К югу от Москвы действовала целая повстанческая армия во главе с атаманом Хлопко, которая насчитывала до 20 тыс. человек. Бунтовщики занимались разбоем на дорогах и даже захватывали целые города. Одно время они управляли Тулой. Лишь в битве под Москвой в 1604 году стрельцы окольничего Ивана Басманова разбили это разбойное войско, а самого Хлопко взяли в плен, а потом повесили.
Обильный урожай 1604 года положил конец бедствию. Но последствия его были крайне тяжелыми. Кроме резкого сокращения податного и служивого населения, всеобщего обнищания, сильно упала нравственность народа, что нашло обильную пищу в таком явлении, возникшем в конце царствования Бориса Годунова, как самозванство.
***
Когда-то Борису Годунову было сделано загадочное предсказанье: «Убит, но жив». И вот в 1604 году в Польше объявился самозванец, некий Григорий Отребьев, выдающий себя за чудом спасшегося царевича Дмитрия.
Появление на русской исторической сцене Лжедмитрия I, с эсхатологической точки зрения, можно рассматривать как репетицию явления Антихриста. Конечно, по своей сути Лжедмитрий I был еще далек от того ненавистника Христа и гонителя Церкви, явление которого было предсказано в Откровении Иоанна Богослова, накануне второго пришествия Христа, но это была та самая линия, из которой должен развиться настоящий Антихрист. Внешнее обаяние, учтивость, смелость, ум, решительность, умение скрывать свои истинные намерения – вот что отличало Лжедмитрия I от окружающих его людей того времени, и что вполне подходило к временам Апокалипсическим.
«Появление названного Димитрия в жизни Русской земли, – писал А.Д. Нечволодов, – окутано до настоящего времени большой темнотой, и ответить с безусловной достоверностью на вопрос, кто именно он был, не представляется никакой возможности. Однако с большой уверенностью можно сказать, что он самозванно носил имя того, чьи святые мощи, прославленные многими чудесами, покоятся и поныне в Архангельском соборе Московского кремля».
По многим версиям им был молодой сын стрелецкого сотника Юрий Отрепьев, принявший по пострижении имя Григория, ставший затем иноком Чудова монастыря и бывший одно время келейником патриарха Иова. Он проявлял большие способности в учебе, шутя усваивал то, что другим не давалось упорным трудом, в то же время Григорий вольничал в делах веры, вызывая этим подозрения в ереси. Но главное, в момент откровенности он говаривал монастырской братии, что со временем непременно будет царем на Москве.
За все это Григорию Отрепьеву грозила минимум ссылка, но он благополучно бежал в Литву, где после скитался по разным местам. Он побывал у запорожцев, выучился у них верховой езде и военному искусству, якшался с сектантами-анабаптистами, учился в латинской школе в Гоще, где получил кое-какие знания по латинской и лютеранской грамоте, завел себе духовника-иезуита. Наконец Григорий открылся польским магнатам Адаму Вишневецкому и Юрию Мнишек, заявив, что он – чудом спасшийся царевич Дмитрий. Его некоторое сходство с подлинным царевичем, равность лет с убиенным Дмитрием, а скорее самое главное – возможность вмешаться во внутренние дела Московского государства, давнего соперника Польши и Литвы, – привели их к мысли воспользоваться этим шансом, и они представили его польскому королю. Сигизмунд III признал его сыном Ивана IV, обещал поддержку, но официально в его защиту выступать не стал, разрешив только своим шляхтичам участвовать в восстановлении его на троне в частном порядке. Тогда же Лжедмитрий тайно перешел в католичество и подписал брачный контракт с Мариной Мнишек, обещав ее отцу русские земли, польскому королю обещал вечный мир и территориальные уступки, а главное – способствовать переходу Русской церкви под власть Римского папы. Это была игра в поддавки, и Лжедмитрий хорошо усвоил ее правила. Он устами Пушкина думал: «Димитрий я иль нет – что им за дело? Но я предлог раздоров и войны. Им это лишь и нужно».
Для сознания русского человек Литва была синонимом Польши, а Польша – синонимом Литвы. Лишь в результате ряда уний, из которых самыми значительными были Кревская уния 1385 года и Люблинская уния 1569 года, на политической карте Европы появилось государство со странным для русского слуха названием – Речь Посполитая, что означало в переводе на польский язык латинское слово республика. Официальное название этого государства было Республика Короны Польской и Великого Княжества Литовского, или Республика Обоих народов. Странным для русского сознания, воспитанного на самодержавных традициях, было ее политическое устройство. Речь Посполитая состояла как бы из трех частей: Литвы (собственно Литвы и Белоруссии), Гетманщины (Левобережная и Правобережная Украина) и Коронных земель, т. е. самой Польши (в состав Польши была включена и Галицко-Волынская земля). Во главе Литвы стоял литовский гетман, во главе Украины – свои гетманы, Коронные земли возглавлял коронный гетман, а над всей этой федерацией земель возвышался король. Он избирался на польском сейме, состоящем из крупных польских и литовских землевладельцев (магнатов), и носил одновременно два титула: короля польского и великого князя литовского. Таким образом, избрание короля зависело от желания польской шляхты, часто это желание реализовывалось не на заседаниях сейма, а на полях сражений между различными группировками польского дворянства.
