Игорь Аркадьевич Родинков
Держава Рюриковичей. Вторая часть

Русские люди при татарских набегах прятали книги в каменных церквях, где они могли надежнее всего уберечься от пожаров и грабежей, но и это часто не спасало. Так, в 1382 г. при известии о приближении Тохтамыша жители Москвы и окрестных сел снесли, по словам летописца, в соборные церкви «толико множество» книг, что груды их лежали до самых сводов. Но каменные стены не спасли книги: их дочиста уничтожили вторгшиеся татары. Лишь Новгород и Псков, куда не докатывался опустошительный вал татарского нашествия, сохранили свою книжность и впоследствии в течение многих веков до самого XVIII века снабжали русские города древнейшими рукописями.

В этот период русская литература сильно обогатилась поэтическими произведениями, почвой для которой была в основном борьба русского народа за свою независимость, главным образом против монголо-татар. Так появляется «Слово о погибели Русской земли», происхождение, которого следует связывать с опустошением монголо-татарами Северо-Восточной Руси в 1238 году. Куликовская битва вызвала появление двух выдающихся произведений русской литературы, равных по силе слова и политическому значению «Слову о полку Игореву» – «Задонщина», написанная, в конце XIV – начале XV века рязанским боярином, а впоследствии священником Софонием, и «Сказание о Мамаевом побоище», появившейся на свет сразу после исторической битвы (предположительно в 1383 году).

Не прерывалось общение Руси со многими народами Европы и Азии. Русские путешественники посещали Византию и другие страны, оставив нам интересные описания. Таковы сочинения новгородца Стефана (середина XIV в.) и смолянина Игнатия (конец XIV – начало XV в.) побывавших в Константинополе. Сохранился также дневник русского посольства на церковном соборе во Флоренции (1439) с описанием ряда европейских городов. О падении Константинополя русские люди узнали из «Повести Несотра-Искандера о взятии Царьграда», появившемся на Руси в обработанном виде в начале XVI века.

Начиная с конца XIII века на Руси появилось много житийной литературы – это «Житие князя Александра Невского», написанного, видимо, церковным человеком вскоре, после смерти князя (ум. в 1263 г.), «Слово о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича», которое тоже было написано неизвестным автором вскоре, после смерти князя (ум. в 1389 г.). Монах Троице-Сергиева монастыря Епифаний, прозванный современниками за ученость Премудрым (ум. около 1420 г.) был автором двух житий – Стефана Пермского и Сергия Радонежского. Образцом поучительной литературы стали пять «Слов» владимирского епископа Серапиона, написанных в 1274, 1275 гг. Обличение социальной несправедливости, грубых суеверий, эмоциональный, образный язык делают «Слова» Серапиона значительными произведениями литературы XIII века.

Летописное дело на Руси в XIII – XV веках пополнилось рядом повестей, как то «Повесть о битве на реке Калке», «Повесть о разорении Батыем Рязани в 1237 г.», «Повесть о нашествии Едигея» и другие. В это время появляются местные летописи: Тверская, Новгородская, Псковская, Московская, Галицко-Волынская и другие. В XIV – XV появляются те летописные своды, которые дошли до наших дней (Лаврентьевский, Ипатьевский, Новгородский летописный свод и другие). В 1441 году был составлен обзор всемирной истории (хронограф), в котором история Руси представлена в связи с историей всех славянских народов.

Говоря о русской культуре XIV – XV вв., надо сказать, что она, прежде всего, просияла благодаря живописи, которая в ту пору всецело была представлена церковной живописью: монументальной (настенной) живописью и иконописью. Церковная живопись предназначалась стать посредником между Божественным и земным миром при индивидуальной молитве или в ходе христианского богослужения. Художники расписывали фресками стены храмов, писали иконы для иконостасов, храмов и личного пользования. В отличие от церковной живописи домонгольского периода, где фрески и иконы изображали фигуры святых неподвижными и изолированными друг от друга, церковная живопись периода становления нового Русского государства изображает уже фигуры святых в сложной композиции и движении. Если фрески XI–XIII вв. изображали святых, устремивших свой взор прямо на зрителя, то фрески XIV века изображают фигуры в постоянном взаимодействии. Фигуры святых обращены друг к другу, охвачены внутренним, замкнутым действием, взаимодействуют между собой и с окружающей природой, архитектурными деталями и предметами. Движения фигур согласованны, они как бы втянуты в общий ритм, охватывающий всю композицию.

Центрами русской живописи XIV века были Псков, Новгород и Москва. В Пскове и Новгороде сложилась своя школа живописи. Что касается Москвы, то ее художественная жизнь тесно была связана с византийским искусством этого времени. Так, в 1344 г. митрополит Феогност пригласил для росписи Успенского собора в Москве греческих мастеров. В середине XIV в. летописец говорит об артели живописцев, работавших в Москве под руководством Гоитана, Семена и Ивана. Эта артель расписала церковь Спаса на Бору в Московском кремле, закончив работу в 1346 г. В 1344 г. другая русская артель – Захарий. Дионисий, Иосиф и Николай – расписала московский Архангельский собор. Роспись этого собора и церкви Иоанна Лествичника была также закончена в 1346 г.

Но наибольшего расцвета русская живопись достигла в конце XIV – начале XV веков, когда жили и творили выдающиеся мастера того времени Феофан Грек и Андрей Рублев.

Феофан родился в Византии (отсюда прозвище Грек), до приезда на Русь работал в Константинополе, Халкидоне (пригород Константинополя), генуэзских Галате и Кафе (ныне Феодосия в Крыму) (росписи не сохранились). Вероятно, он прибыл на Русь вместе с митрополитом Киприаном. В 1378 году Феофан поселяется в Новгороде и начинает работу над росписью церкви Спаса Преображения на Ильинской улице. Феофан Грек оставил весомый вклад в новгородском искусстве, оставив после себя плеяду мастеров. Память о Феофане Греке осталась и в новгородских иконах – в частности в иконах «Отечество», «Троица» (XIV век). В 1395 г. Феофан перебирается в Москву. Здесь он вместе Семеном Черным и своими учениками расписывает церковь Рождества с приделами Лазаря, а в 1399 г. с учениками – Архангельский собор в Кремле, и, наконец, в 1405 г. вместе с Андреем Рублевым и старцем Прохором – московский Богоявленский собор. Этим не исчерпывается объем работ Феофана. Он работал в Нижнем Новгороде, в Коломне и других местах. Всего им было расписано до 40 каменных церквей. Более 30 лет прожил Феофан в России, не только уча, но и учась. Как и многие из приезжавших в Россию художников, Феофан подпал под мощное воздействие русской художественной традиции и вместе с тем как нельзя более вовремя сумел привить ей много нового и жизненно необходимого.

Творчество Андрея Рублева началось под влиянием Феофана Грека и Даниила Черного. Он начал свою деятельность в Троице-Сергиевом монастыре. Оттуда Андрей перешел ближе к Москве, в Андроников монастырь. Он трудился в Москве у великого князя Василия Дмитриевича и в Звенигороде у второго сына Дмитрия Донского – Юрия Дмитриевича Звенигородского. Родился Андрей Рублев около 1360 или 1370 г., умер 29 января 1430 г. Погребен он в Андрониковом монастыре. Живописных произведений Андрея Рублева сохранилось немного. Все его творчество было связано с Москвой и ближайшими городами и монастырями. В 1405 г. Андрей Рублев вместе со старцем Прохором из Городца и Феофаном Греком расписывал Благовещенский собор Московского кремля. В 1408 г., по приказанию великого князя Василия Дмитриевича, Андрей Рублев совместно со своим неразлучным другом Даниилом Черным расписывает Успенский собор во Владимире. По просьбе князя Юрия Звенигородского Андрей написал Деисус для соборной церкви Успения в Звенигороде и многие другие иконы. В 1424–1426 гг. Троицкий игумен Никон пригласил Андрея Рублева и Даниила Черного для росписи фресками и украшения иконами Троицкого собора в Троице-Сергиевом монастыре. Именно к этому времени относится, по-видимому, и самое совершенное из известных произведений Андрея Рублева – его знаменитая «Троица», ныне хранящаяся в Третьяковской галерее в Москве.

На Стоглавом соборе (1551) иконопись Рублева была провозглашена образцом для подражания: прямо было велено «писати живописцам иконы с древних образов, как греческие живописцы писали, и как писал Андрей Рублев и протчии пресловутые живописцы». Еще в XVI веке Андрей Рублев был причислен к месточтимым святым, Поместным собором Русской Православной Церкви 1988 г. он был причислен к общероссийским святым как преподобный, память его отмечается 4 июля (17 июля по н. с.).

Д.С. Лихачев о творчестве Андрея Рублева: «Сравнительно с искусством Феофана Грека живопись Андрея Рублева отличает большее спокойствие; движение сдержаннее, краски ярче; в тематике Рублева усилены мотивы прощения, заступничества за грешников; его творчество лиричнее, мягче, душевнее феофановского. От произведений Андрея Рублева веет сдержанным и тихим оптимизмом, внутренней радостью.

Андрей Рублев был первым русским живописцем, в творчестве которого с особенной силой сказались национальные черты. Высокий гуманизм, чувство человеческого достоинства – черты не лично авторские: они взяты им из окружающей действительности. В этом убеждает тот образ человека, который воплощен в произведениях Рублева. Он не мог быть выдуман художником; он реально существовал в русской жизни. Грубые и дикие нравы не могли дать той утонченной и изящной человечности, которая зримо присутствует в произведениях Рублева и его школы. Если бы от XIV–XV вв. не сохранилось ничего, кроме произведений Рублева, то они одни могли бы ясно свидетельствовать о высоком развитии на Руси XIV–XV вв. как человеческой личности, так и общественной культуры. Именно эти «общественные» корни человеческого идеала Андрея Рублева и делают его творчество глубоко национальным».

Этот период был знаменателен развитием и русского зодчества (гражданского и церковного). Гражданское зодчество этого периода выразилось в первую очередь в крепостном строительстве. В 1367 г., во времена Дмитрия Донского, в Москве началось строительство первого каменного кремля на месте деревянных укреплений Ивана Калиты. Кремль был построен из белого камня, потому и Москва стала с той поры называться «белокаменной». Кремль Дмитрия Донского был значительно больше прежнего, дубового. Каменный «детинец» был построен и в Новгороде в XIV веке. В Москве, Новгороде, Твери, Рязани многие бояре воздвигали себе каменные палаты в два этажа. Церковное строительство севера Руси было связано со строительствами церквей Феодора Стратилата (1360), Спаса Преображения на Ильинке (1374), Петра и Павла в Кожевниках (1404) в Новгороде, Троицкого собора (1365–1367) в Пскове. К сожалению, многие сооружения не дошли до наших дней. Московские зодчие строили в духе Владимирского периода. В этом духе были построены Успенский собор в Коломне (1379–1382), Троицкая церковь Троице-Сергиева монастыря (1422), Спасский собор Андроникова монастыря (начало XV в.), Звенигородский собор (1400) и собор Саввино-Сторожевского монастыря (1404). В ряде городов восстанавливались отдельные древние сооружения (например, Успенский собор во Владимире). Особой пышностью характеризовался архитектурный ансамбль церквей Московского Кремля, который отражал идею мощи объединенной Русской земли. После Куликовской битвы вереница храмов и монастырей опоясала южные рубежи Московского княжества, среди которых выделялся большой дубовый собор во имя Троицы в Серпухове. В целом монументальное русское зодчество XIV – XV веков развивалось на основе древнерусских традиций, обогащенных современным русским искусством, лучшими образцами античности и шедевров мастеров Италии.

Для Русской земли XV и XIV век, были богаты подвижниками веры. Так, в Новгороде прославились своим благочестием и святостью архиепископы Евфимий и Иона. Преемниками Стефана Пермского стали святые Герасим, Питирим и Иона. В пределах Московского великого княжества стяжал себе известность великий подвижник, преподобный Пафнутий Боровский, основавший, подобно преподобному Сергию Радонежскому, обитель в глухом лесу, недалеко от города Боровска. Подвизались в это время и несколько знаменитых юродивых: блаженный Максим Московский, блаженный Исидор Ростовский и блаженный Михаил Клопский, живший в Новгороде.

Во времена Василия Темного более всего прославились святые Герасим, Савватий и Зосима, Соловецкие чудотворцы. Первыми, кто обжил пустынный остров Соловки в Белом море, был старцы Герасим и Савватий. Оба старца прибыли на остров в 1429 году. Они построили своими руками убогую хижину и стали терпеливо сносить суровую северную природу, прославляя Бога в чтении молитв и в пении псалмов. Бог не допустил поселиться здесь рыбакам, и они шесть лет прожили вместе одни на острове. На шестом году их совместной жизни старец Савватий скончался.

Из книги А. Нечволодова «Сказания о Русской земле» о Соловецких чудотворцах: «По кончине Савватия остров долго оставался необитаемым. Только в 1436 году старец Герман встретил на устье реки Сумы инока Зосиму, искавшего удобное место для безмолвия, и рассказал ему про свою жизнь с Савватием. Зосима предложил Герману вновь отправиться с ним на Соловецкий остров, куда оба старца и прибыли благополучно. Они тотчас же поставили себе кущи из ветвей и провели ночь в молитве.

Утром Зосима, выйдя из шалаша, увидел над собой необыкновенный свет и в воздухе церковь. Вначале он ужаснулся, так как еще не был знаком с видениями, но затем возблагодарил Господа за указание места для сооружения храма, после чего немедленно же стал с Германом рубить лес для постановки келий. В исходе лета Герман отправился на Сумский берег, чтобы запастись хлебом, и не смог уже, за непогодой, вернуться до весны на остров, на котором Зосима оставался совершенно один, причем хлеб ему приносили два каких-то неизвестных человека, бесследно затем скрывавшихся.

По возвращении Германа к ним мало-помалу стали собираться другие иноки, и общими трудами была воздвигнута церковь во имя Преображения Господня, в которую блаженный Иона, архиепископ Новгородский, прислал антиминс и церковную утварь. Затем, по просьбе братии, он послал им и игумена; но игумен этот, из-за суровой природы, не мог оставаться на Соловках. Иона прислал другого; когда же и второй не выдержал тамошних условий жизни, то братия упросила Зосиму принять на себя игуменство, на что он согласился после многих отказов. Монастырь скоро прославился святостью жизни своих иноков, и к нему начали стекаться богомольцы и приношения; через несколько лет была построена другая церковь Преображения Господня, а потом и Успения Божией Матери.

Затем, к великой радости братии, удалось разыскать одного новгородца, который похоронил Савватия у устья реки Выга. Сам Зосима отправился за его телом и перевез в Соловки. Мощи Савватия оказались не только нетленными, но источали при этом из себя благовонное миро.

По делам обители преподобному Зосиме пришлось побывать и в Новгороде. Нравы вольного города пришли в это время уже в полный упадок, и действительная власть над ним принадлежала алчной и властолюбивой женщине – знаменитой Марфе Посаднице, из семьи Борецких. Она сурово приняла Зосиму и велела его выгнать из своего дома.

Тогда он покачал головой и сказал: «Вот наступит день, когда в этом дворе исчезнет сила жителей его, и затворятся двери дома сего, и уже никогда не отворятся, и будет двор этот пуст». Новгородский же владыка принял сторону Зосимы и выхлопотал ему грамоту на владение Соловецким островом.

Тогда смилостивилась и Марфа; она просила у него прощения и пригласила на большой обед к себе. Зосима согласился. На этом пиру у Марфы произошло замечательное явление. Святой старец взглянул на шестерых бояр, сидевших за столом, затрепетал и заплакал. Те поняли, что он видел нечто ужасное. «Я видел, – говорил он своему ученику Даниилу, возвратившись с пира, – страшное видение: шестеро этих бояр сидели за трапезой, а голов у них не было; и в другой раз я взглянул на них и то же увидел, и в третий – все то же. С ними сбудется это в свое время, ты сам увидишь, но никому не разглашай неизреченных судеб Божиих».

Зосима скончался 17 апреля 1478 года, на шестнадцать лет пережив великого князя Василия Темного, причем вскоре после его кончины исполнилось виденное им на пиру у Марфы Борецкой.

Он умер в полной памяти, завещав братии мир и соблюдение устава и назначив после себя игуменом отца Арсения.

Православная церковь причислила Герасима, Савватия и Зосиму к лику святых. Обитель же их, основанная слезами, постом и великим подвижничеством, стала в скором времени одним из славнейших оплотов православия в Русской земле».

V

. Иван

III

– государь всея Руси. Начало создание единого Русского государства

В популярных исторических трудах, к сожалению, мало освящается княжение Ивана III (Иоанна Васильевича). А ведь его деятельность в истории российского государстве ничем не уступает деятельности его знаменитого внука – Ивана IV, тоже Иоанна Васильевича, прозванного Грозным. Именно Иван III, государь всея Руси, покончил с удельным периодом в русской истории, положил основы образования нового Русского государства с центром в Москве, его внутреннего устройства и церковной политики.

1. Начало княжения Ивана III. София Палеолог. Василий Темный еще при своей жизни объявил своего старшего сына Ивана (1440 – 1505) великим князем и своим наследником. Таким образом, укреплялся новый порядок престолонаследия – от отца к старшему сыну. Хотя Василий завещал волости и остальным четырем своим сыновьям (Юрию, Андрею Большому, Борису и Андрею Меньшему), но старший получал городов больше, чем все остальные братья вместе взятые, и являлся, таким образом, настоящим великим князем, а братья сравнительно с ним являлись как бы большими помещиками.

5 марта 1462 г. скончался Василий II, и великим князем стал Иван III (1462–1505). Он был настоящий потомок Калиты. Всеми свойствами, какими отличались лучшие московские князья, обладал Иван Васильевич. Он был князь очень умный и расчетливый; каждое свое дело, каждый свой шаг он старательно обдумывал и принимался за дело только тогда, когда видел, что можно действовать наверняка; во всяком деле, казалось, держался пословицы: «Семь раз отмерь, а один отрежь»; терпеливый и расчетливый, он умел выжидать благоприятного случая, и, когда этот случай предоставлялся, он искусно им пользовался и всегда доводил до конца начатое дело. По своим физическим свойствам он был красивым мужчиной, высок ростом, худощав и немного сутуловат, за что получил прозвище Горбатый.

С детских лет он видел вокруг себя злобу, вероломство, обман и зверство, одним своим видом слепой отец постоянно напоминал ему о них. Оттого с юных лет Иван очерствел сердцем, затаился в самом себе. Смолоду он возненавидел и удельные порядки, принесшие столько бед и горя его отцу. Уничтожение уделов стало его заветной мечтой. Особенно он старался сломить власть Новгорода и Твери. Мечтал Иван III свергнуть и ненавистное монголо-татарское иго.

Для того чтобы приступить к этим задачам, ему нужно было укрепить авторитет власти великого московского князя. Такой случай представился. В 1467 г. скончалась его первая жена – тверская княжна Мария, с которой Иван был обручен в 1445 г., будучи еще мальчиком. От их брака остался сын – Иван Молодой, которого великий князь назвал своим преемником с целью отнять у братьев всякую надежду на московский престол. Два года спустя после смерти первой жены к нему явился посол из Рима – кардинал Виссарион (бывший Никейский патриарх), поборник Флорентийской унии, с предложением от папы Павла II взять в жены Софию Палеолог, дочь брата последнего византийского императора Константина XI, убитого при взятии турками Константинополя. Отец Софии, Фома, нашел приют у римского папы. Папа рассчитывал, что благодаря этому браку удастся завести переговоры с Иваном III о соединении церквей и подчинении русской церкви римскому папе.

Это предложение порадовало самолюбие Ивана; но он не сразу дал согласие, а после того, как посоветовался с матерью, митрополитом и боярами. Все находили, что этот брак желателен. Тогда начались переговоры. Наконец София с большим посольством прибыла в 1472 г. морским путем в Псков. Папа дал за ней большое приданное, в числе которого был трон последнего византийского императора. Сразу по приезде на русскую землю София показала приверженность православию, что сильно огорчило сопровождавшего ее кардинала Антония, который рассчитывал на ее помощь в деле присоединения русской церкви к Флорентийской унии. 12 ноября 1472 г. София въехала в Москву. В тот же день совершилось бракосочетание, а на другой день был принят папский посол. Он поднес великому князю дары от папы. Почти три месяца пробыло римское посольство в Москве. Кардинал Антоний попытался было заговорить с князем о соединении церквей, но Иван III оставил этот вопрос на решение митрополита, а тот нашел какого-то книжника, Никиту Поповича, для состязания с легатом. Этот Никита, по слова летописца, переспорил кардинала, так что тот не знал, что отвечать, только промолвил с досадой: «Нет книг со мной». Таким образом, попытка папы соединить церкви и на этот раз кончилась полной неудачей.

Этот брак московского государя и греческой царевны имел важные последствия. Византийский император считался главным защитником всего православного мира. Теперь, когда Византия была завоевана турками и Царьград взят ими, таким защитником стал московский князь, женившись на наследнице греческого императора. Он в деле хранения веры стал считать себя прямым наследником византийских царей и принял герб Византии – двуглавого орла. Теперь на печатях, которые привешивались (а не прикладывались, как в настоящее время) к грамотам, с одной стороны стали изображать двуглавого орла, а с другой – прежний московский герб – Георгия Победоносца. Впоследствии оба эти герба соединились в один.

2. Покорение Новгорода. Когда Иванъ III вступилъ на великокняжескій престолъ, большая часть северной Руси была отъ Москвы независима, а признавала надъ собою власть города Новгорода.

Благодаря своему географическому положенію, Новгородъ очень рано пріобрелъ большое значеніе. Онъ находился на «великомъ водномъ пути изъ варягъ въ греки» и былъ однимъ изъ техъ городовъ, которые неоднократно упоминаются въ начале русской исторіи. Его близость къ Балтійскому морю была причиной того, что Новгородъ сталъ вести весьма оживленныя торговыя сношенія съ заграничными городами и такимъ образомъ пріобрелъ себе большія денежныя средства. Можно сказать, что торговля была главнымъ занятіемъ новгородцевъ, такъ какъ почва новгородской области была крайне неплодородна, и населеніе не имело никакой возможности прокормиться своимъ хлебомъ. Торговле помогала необыкновенная предпріимчивость жителей этого города: съ своими товарами они проникали въ самые отдаленные уголки Русской земли, заводили тамъ торговлю, а потомъ присоединяли эту область, если она еще никому не принадлежала, къ «Господину Великому Новгороду».

Этотъ городъ отличался отъ всехъ остальныхъ русскихъ городовъ своимъ политическимъ устройствомъ. Въ глубокой древности почти во всехъ большихъ городахъ русскихъ были веча, т. е. горожане для решенія всехъ важныхъ вопросовъ сходились вместе «на думу» и все дела решали сообща. Но все эти веча съ теченіемъ времени исчезли. Въ Новгороде, напротивъ, вече не только не пропало, но сохранилось въ полной силе до XV столетія. Нигде оно не имело такой большой власти, какъ въ Новгороде. Оно решало, воевать или мириться съ непріятелемъ; оно разбирало важнейшія преступленія; оно же выбирало должностныхъ лицъ на важнейшія должности. Были въ Новгороде и князья, но особенно большого значенія не имели. Вече само ихъ приглашало и сменяло; князь нуженъ былъ Новгороду для защиты отъ внешнихъ враговъ и отъ другихъ князей. Самъ онъ безъ веча ничего важнаго делать не могъ, не могъ, например, самъ налагать податей, не могъ одинъ судить. Какъ только князь не нравился вечу, то оно «показывало ему путь изъ Новгорода», не обращая вниманія на то, что этотъ князь, быть можетъ, оказалъ Новгороду большія услуги. Чаще всего князья сами уходили, такъ какъ не могли ужиться съ вечемъ. Редко поэтому князья оставались въ Новгороде больше 2-3 летъ.

Главнымъ лицомъ въ Новгороде после князя былъ посадникъ. Онъ избирался вечемъ и зависелъ только отъ веча, такъ что князь не могъ сменить его по своему желанію. Весьма важную роль игралъ въ Новгороде владыка архіепископъ, котораго также избирало вече. Значеніе его было темъ больше, что князья сменялись въ Новгороде часто; кроме того, у него былъ свой особый полкъ войска.

Вече собиралось, по звону вечевого колокола, на такъ называемомъ Ярославовомъ дворе. Сходились на вече все жители Новгорода – и «лучшіе» люди, и «черные», т. е. знатные и богатые, и простой народъ. Все имели одинаковыя права, но на самомъ деле всемъ управляли «лучшіе люди», знатные бояре; изъ нихъ же обыкновенно избирались посадники и другія власти новогородскія.

Вече въ Новгороде не всегда оканчивалось мирно и не всегда собиралось и проходило правильно. Случалось, что народъ, почему-либо недовольный распоряженіемъ посадника, собирался на сходку, не соблюдая правилъ: сходились все, кто хотелъ, напр., не имевшіе права на вече сыновья домохозяевъ или такъ называемые «вольные люди», т. е. не записанные ни въ одну общину г. Новгорода. Самое вече происходило безпорядочно: одни хотели решить дело такъ, другіе иначе; случалось, что противники вступали между собою въ драку, которая потомъ переходила. въ настоящій бой съ оружіемъ, нападали на дома своихъ «несогласниковъ» и грабили ихъ. Нередко бывали случаи, что разомъ собиралось два веча – одно около храма св. Софіи, а другое на Ярославовомъ дворе. Враждебныя стороны сходились на Волховскомъ мосту, который соединялъ обе части города – Софійскую и Торговую, где былъ Ярославовъ дворъ, – и завязывали свалку. Въ такихъ случаяхъ новгородскій владыка въ полномъ облаченіи, съ крестомъ въ рукахъ, являлся среди дерущихся и умиротворялъ ихъ.

Чемъ дальше, темъ меньше бывало порядка на вече. Въ Новгороде было не мало людей, которые свою личную выгоду ставили выше пользы общественной; такіе люди нанимали себе изъ бедныхъ гражданъ «крикуновъ», которые на вече и кричали то, что имъ было нужно; бывало и такъ, что богатые люди нанимали за деньги шайки «лихихъ людей», нападали на своихъ соперниковъ и творили всякія насилія, грабежи и убійства. Всякій заботился только о себе. Мало кто думалъ о томъ, что во всемъ нужны строгій порядокъ и законность, что неправда и насилія рано или поздно приведутъ къ большой беде. «Не стало въ Новгороде, – говоритъ летописецъ, – ни правды, ни суда. Въ городе, по селамъ и волостямъ – грабежи, неумеренные поборы съ народа, вопль и рыданія, проклятія на старейшихъ и на весь Новгородъ, и стали новгородцы предметомъ поруганія для соседей».

Пока Русская земля была раздроблена на множество областей, князья которыхъ были между собою во вражде, Новгородъ могъ сохранять безъ труда свою независимость; но когда Русь стала собираться около Москвы, дело изменилось. Чемъ больше усиливалось московское княжество, темъ сильнее хотелось его князьямъ подчинить себе Новгородъ: новгородскіе вечевые порядки не по душе были московскимъ князьямъ, такъ какъ тамъ воля князя ставилась ни во что. Московскіе князья рано стали теснить Новгородъ. Некоторые изъ нихъ опустошали новгородскія владенія и заставляли Новгородъ платить дань, такъ какъ новгородцы часто нарушали права московскаго князя въ Двинской области, или новгородскіе «ушкуйники» (вольница новгородская) грабили земли, подвластныя московскому князю. Къ тому же въ самомъ Новгороде происходили постоянныя неурядицы: простой народъ хотелъ подчиниться Москве, надеясь найти у князя защиту противъ сильныхъ людей, а бояре боялись Москвы, такъ какъ тамъ князь боярамъ никакой воли не давалъ. Имъ больше нравились порядки въ Польше, где власть короля была сильно ограничена боярами; поэтому, видя, что Новгороду не устоять противъ Москвы, что приходитъ конецъ его вольности, бояре решили передаться на сторону польско-литовскаго короля. Они заключили съ нимъ договоръ, по которому признавали надъ собой его власть, а онъ за это оставилъ имъ ихъ старинныя вольности и обязался защищать ихъ отъ Москвы.

Иванъ III зорко смотрелъ за всемъ темъ, что делалось въ Новгороде, и искусно поддерживалъ въ немъ несогласія между гражданами: многіе недовольны были подданствомъ польскому королю – католику. Неоднократно Иванъ отправлялъ въ Новгородъ пословъ съ напоминаніемъ объ обязанностяхъ. «Люди новгородскіе, – говорили эти послы, – исправьтесь; не забывайте, что Новгородъ – вотчина великаго князя. Не творите лиха, живите по старине». Но враги Москвы не унимались, оскорбляли пословъ московскихъ, кричали на вече: «Новгородъ не вотчина великаго князя: Новгородъ самъ себе Господинъ».

Наконецъ, узнавъ о заключеніи Новгородомъ союза съ Литвой, Иванъ выступилъ въ походъ. Передъ отправленіемъ и во время пути онъ раздавалъ щедрую милостыню, приказывалъ служить молебны – вообще придалъ своему походу священный характеръ: онъ говорилъ, что идетъ наказать новгородцевъ за измену православію. Новгородцы уже чуяли беду. Суеверный народъ отметилъ несколько недобрыхъ предзнаменованій. Говорили, что въ одномъ монастыре на иконе Пресвятой Богородицы изъ глазъ потекли слезы; въ другомъ колокола стали сами перезванивать; буря сломила крестъ на святой Софіи. Ходила молва, что преподобный Зосима, подвижникъ Соловецкій, на пиру у главной противницы Москвы – Марфы Борецкой – имелъ виденіе: 6 бояръ, особенныхъ враговъ московскаго князя, показались ему сидящими безъ головъ; говорили и о другихъ подобныхъ знаменіяхъ.

Новгородцы наскоро собрали большое войско (40 тыс. чел.); но оно состояло изъ купцовъ и ремесленниковъ, мало опытныхъ въ военномъ деле, и въ первой же битве (на реке Шелоне, в 1471 г.) они были наголову разбиты сравнительно малочисленнымъ, но хорошо устроеннымъ московскимъ войскомъ (4 тыс. чел. под командованием воеводы Даниила Холмского). (В этой битве погибло 12 тыс. новгородцев, еще 17 тыс. попало в плен, одновремено другая московская рать разбило 12 тыс. новгородское войско в Двинской земле). После сраженія окрестности Новгорода были сильно опустошены, а отъ польско – литовскаго короля помощи не было. Между темъ, вследствіе прекращенія подвоза, вздорожалъ хлебъ. Граждане новгородскіе упали духомъ и решили просить Ивана о мире. Иванъ согласился на миръ, но потребовалъ, чтобы новгородцы ему уплатили большную сумму денегъ (15500 рублей – 80 пудовъ серебра) и отказались отъ союза съ Польшей. На этотъ разъ онъ не уничтожилъ ихъ вечевого устройства, такъ что все, какъ будто, осталось по-старому. Но не прошло и семи летъ, какъ Иванъ покончилъ съ новгородской вольностью. Съ большимъ войскомъ подступилъ онъ къ Новгороду и заявилъ: «хотимъ въ Новгороде такого же государства, какъ у насъ въ Москве; вечевому колоколу не быть, посаднику не быть и государство все намъ держать». Долго новгородцы не соглашались на такія условія, просили сделать имъ разныя уступки, но Иванъ твердо стоялъ на своемъ. Въ конце-концовъ новгородцы должны были уступить и целовать ему крестъ, какъ «самовластному» государю (въ январе 1478 г.). Вечевой колоколъ былъ увезенъ въ Москву и повешенъ на одной изъ Кремлевскихъ колоколенъ. Марфа Посадница также была отправлена въ Москву; кроме того, чтобы на будущее время обезопасить себя отъ всякихъ возмущеній со стороны Новгорода, Иванъ переселилъ несколько сотъ вліятельныхъ новгородскихъ семействъ въ московскіе города, а на ихъ место поселилъ жителей изъ Москвы и другихъ соседнихъ съ ней городовъ.