Игорь Анатольевич Шпотенко
На перекрестках судьбы, или Исповедь предателя
Общежитие ждало своего командира. Три бутылки водки и закуска со столовки в их же тарелках, взятых умным Моней на прокат у дежурной смены. К вошедшему новоиспеченному офицеру подбежали сразу все его друзья и если бы позволяла высота потолков, то и начали бы качать. «Все хватит Вам друзья, хватит, прошу, спасибо Вам за поздравления» отбивался от них Николай. Семен взял кубики для петлиц, положил их в стакан и налил чуть больше половины прозрачной жидкости «Московской». «Давай, командир, за твои первые кубари». Спорить было невозможно, и Николай залпом выпил всю жидкость. Горло обожгло и перехватило дыхание. Моня сунул ему кусочек черного хлеба для занюха. Все дружно засмеялись. Водка закончилась на удивление быстро, и все товарищи начали укладываться спать после сложного праздничного дня. «Я узнавал, что это звание тебе сам Тухачевский у Сталина просил, как награду первому выпуску штурманов» проговорил Конник зевая. «Нам теперь всем дадут после Нового года, а Николаю сразу летеху» продолжал Кожемяко. «Эх скорее бы уже, как охота одеть кубик» и Конник повернулся на бок. Все молчали. Вася уже выставил свои лыжи в проемы кровати, во всю сопел носом готовясь за храпеть. «Уся Одесса- мама, будя знати, що йих Мойша охфицер» «Во жара!!!» и Моня заскрипел, поворачиваясь. Они все мечтали.
Месяц пролетел быстро и перед Новым 1936м выпускным годом курсанты стали паковать свои сидоры для отъезда в Харьков сдавать экзамены. В канцелярии все получили проездные документы, в кассе деньги. Комбриг выделил полуторку, чтобы отвезти ребят на станцию в город Орел. Вчера Николай на семейном ужине у Розы прощался, комбриг на прощанье сказал, что уже отправил просьбу направить Николая и всех остальных служить именно в его часть, что сразу по приезду станут готовится к свадьбе и жить он будет в их квартире. Роза немного плакала, но жизнь есть жизнь. Пришла машина и все стали занимать свои места на лавках в кузове. Снега еще не было, но мелкая поземка мела во всю. Роза поцеловала, не стесняясь своего будущего мужа в губы и передала испеченный Софьей ему в дорогу капустный пирог в мягкой белой тряпице. Машина тронулась и влюбленные еще долго махали друг другу руками, прощаясь.
Дорога до Харькова с Орла заняла не многим больше суток. Поезд был пассажирским и кланялся всем столбам в пути. Ехали шумно, много смеялись и шутили, вспоминали полеты и бомбометания, вспоминали коллектив, ставший за полгода таким близким и родным. Николай, уже не в форме курсанта, а в форме офицера- летчика с кожаным офицерским ремнем, в сапогах хромовых, подаренных будущему зятю лично комбригом, вспоминал свою Розу и у него навертывалась слеза от того, что чего-то он не доделал, не сказал. Придется все наверстать в письме, так легче и бумага все стерпит.
Харьков встретил друзей снегопадом с метелью. Команда бегом добежала до трамвайной конечной стоянки и выбрав свой номер, вломились в него и сели. На их маршруте до улицы Пушкинская, ходил еще трамвай без дверей. Ехали молча всматриваясь в подзабытые улицы и скверы, в витрины учреждений и магазинов. Людей на улице было еще мало хотя уже почти полдень.
Капитан В Штонга, как всегда был на месте. Построив всех в коридоре админ корпуса, Николай постучал и вошел в кабинет начальника курса
штурманов летного училища. «Товарищ капитан, группа курсантов штурманов прибыла в училище после практики в городе Орел, для сдачи государственных экзаменов. Командир группы серж…… простите младший лейтенант Стрельников» немного осекшись четко доложил Николай о прибытии. «Читал, читал про Ваши выкрутасы и про то, что лично товарищ Тухачевский представление на тебя писал, молодец ты Коля, я в тебе не ошибся» и капитан обнял и крепко прижал к себе парня. «Жить теперь можете уже не в казарме, а в офицерском общежитии за территорией училища», «Пойдем в канцелярию» и подталкивая парня в спину вытолкнул с кабинета в коридор. «А вот и вся бригада штурманов—летчиков, бомбил – налетчиков, что уставились, Вы уже все больше меня знаете, я ваш самолет только на макете и видел, а Вы бомбили с него, чему я Вас учить могу? Вы меня уже научите, я не шучу, ребята, устроим написание отчетов о практике в одном зале, и я буду спрашивать, чего не знаю, а Вы писать и мне рассказывать. Хорошо?» и это было в духе В Штонги, честное и откровенное признание. После сдачи в канцелярию всех необходимых документов и постановки на питание в столовую, пошли селиться в общежитие. Конечно по сравнению с Орлом, здесь было на много комфортно, комната на двоих, правда все остальное так же в конце коридора, но факт остается фактом.
Со следующего дня начали подготовку к государственным экзаменам. На вручение званий первому выпуску офицеров летчиков, должны с самой Москвы приехать проверяющие. Готовились серьезно, на все вопросы, которыми будут пользоваться экзаменаторы, ответы писались в специальной тетради, которую затем и заберет себе В Штонга, по которой и будут обучаться следующие курсы. Экзамены были назначены на 22е февраля 1936го года на 18ю годовщину образования РККА, чтобы на 23е число, в торжественной обстановке и вручить первые военные петлицы. Работали очень серьезно, даже Моня и тот на время прекратил пользоваться сленгом Великой Одессы и мучился, выговаривая каждое слово на русском языке. Больше всех волновался Вано с его прогрессирующим акцентом горной Грузии, но свое произношение он скрашивал хорошими знаниями материальной части самолета. Николай писал письма своей Розе практически каждый день, утром бросал письмо в ящик на стене магазина возле их общежития и не дожидаясь ответа начинал писать новое. Время шло быстро. Январь выдался ужасно холодным и снежным. Снег шел практически ежедневно, и дворники не успевали чистить закрепленную территорию. Сугробы были больше метра высотой. Трамваи ходили то же не регулярно, так, как и чистильщик колеи буксовал в таком снегу. Но ходить по морозному воздуху было все же очень приятно, когда после много часовых занятий выходишь на свежий воздух, да запустишь в своего товарища парой, тройкой снежков и получишь столько же в ответ, становится весело, все были молоды.
Наступил день экзаменов. С Москвы на кануне приехали представители завода изготовителя самолетов ТБ3, представитель от командующего ВВС страны и журналист центральной газеты. После утреннего смотра и доклада о готовности всех рассадили в актовом зале училища. Комиссия села в президиуме и вызывая по списку, по одному предлагала брать билет и без какой-либо подготовки давать ответ. Первыми пошли истребители. С 60ти курсантов не сдали экзамен четверо. Настала очередь штурманов: «Стрельников» – услышал Николай свою фамилию. Он встал, поправил ремень гимнастерки, поднялся на подиум и четко доложил: «Младший лейтенант авиации Стрельников для сдачи государственного экзамена прибыл». «А вот ты какой, герой, за которого сам Тухачевский просил Сталина о присвоении звания за отличное бомбометание на новой машине» – вскочив с места произнес какой-то полковник авиации представитель ВВС. Фамилию Коля просто забыл от волнения. «Тяни билет, герой», «какой номер?» «первый» -ответил мл. лейтенант. На вопросы билета и на многие дополнительные вопросы Николай отвечал, четко, а были моменты даже немного спорил с представителем завода, последний со спором согласился. «Присаживайтесь товарищ лейтенант» – произнес председатель комиссии. Как все и думали сложнее всего пришлось Васе Пуляку и Вано. Грузин все экзамены превратил в спор, который с блеском выиграл, а Вася немного запнулся на мат части, но потом все исправил и показал блеск в навигации. Мойша штурмовал комиссию, как его родич крымский перекоп, но в брод все же атаку довел до победного конца, хотя в самом конце не выдержал и рассказал членам комиссии короткий одесский анекдот, это и решило исход, после долгого хохота все согласились с сдачей экзамена Моней. Конник все сделал как по уставу, четко, внятно и всем понятно, а вот с Сеней Ивановым произошла заминка, после того, как какой-то член комиссии в штатском не прошептал на ухо председателю какую-то новость. После не большой паузы было решено перенести сдачу экзамена Семеном по отдельному графику без пояснения причины. Это были первые ласточки не понятного, что могло произойти с Семеном, ведь он весь на виду и от товарищей никуда и никогда не отлучался. Экзамены сдали все, кроме одного Семена. На следующий день в торжественной обстановке всем вручили петлицы мл. лейтенантов, а Николаю следующее вне очередного звания лейтенант авиации. Семену было присвоено звание сержанта и его определили во взвод технического обеспечения при авиашколе. По просьбе товарищей Лейтенант обратился с рапортом к руководству училища о том, что курсанта Иванова не правомерно лишили возможности отвечать на экзамене. Тут то и возник капитан НКВД Громов. С улыбкой на лице он вызвал к себе все отделение уже офицеров штурманов и с присущей ему гнилостью рассказал о причине присвоения Семену звания сержант и отправку его на срочную службу. «Вот Вы уже и офицеры, поздравляю» начал он, «хотите знать правду о Вашем сослуживце?». «Да, то он нам не тутечки служивец, а и товарыш» выдал Вася. «Товарищ говорите? ну ну, тогда и ты, товарищ, поедешь с ним» начал краснеть Громов. Глаза его налились, веки подрагивали, а нос, его сплющенный видно кем-то уже не раз битый, нос ходил в разные стороны, как у хорошо обученной собаки, которая уже почуяла свою жертву. «А Вы знаете, что его отец был осужден по статье за пособничество врагам народа?». Теперь все стало на свое место. То письма от отца Сеня получал регулярно, даже случались и посылки, а то последние четыре месяца ни слуху, ни духу. Семен очень волновался за отца и не понимал, что происходит. «Теперь ему было предложено просто отказаться от отца и сдавать экзамены, но он категорически отказался. Какой же он офицер? Кто ему доверит новую боевую машину? Кто? Ответьте мне? Кто?» – он покраснел еще больше от удовольствия рассказывать нам, будто сам Сеня уже враг народа. «Так чей же он товарищ? Не слышу?» не унимался Громов. Все молчали, все поняли, что Сеня уже раньше все это узнал и прошел и что бы не подставлять своих друзей под удар Громова, промолчал, просто перенес это горе в себе, в своей честной душе, которая не пошла на сговор с подлостью и не отказалась от своего отца. Сеня ушел с честью служить и простым солдатом, но заместитель по политической подготовке предложил присвоить ему сержантское звание, что не противоречило закону. Первая потеря в дружном коллективе, важно, что практически все в беседе между собой сказали, что поступили бы так же. По прощаться друзьям не пришлось, все понимали, что любая ошибка может повернуться против их самих. Громов был настоящим псом НКВД.
В канцелярии их ждала вторая неприятность. Кроме Николая в Орел больше никто не попал, Моня попал в свою Одесскую область, в принципе по его еврейскому лицу было видно, что он даже и рад случаю. Теперь он мог пролететь над Одессой мамой и помахать серебряными крыльями, как когда-то мечтал. Вася распределен в Могилев инструктором—штурманом в летную школу. Николай Кожемяко куда-то за Урал, куда перевели совсем недавно и его отца командовать конной дивизией по личному указанию маршала Ворошилова К. Е. На базе этой дивизии была приданная эскадрилья У2.Вано Шенгелия был назначен инструктором – штурманом в подмосковный авиаполк в городе Ногинске.
Закрывшись в комнате Стрельникова и Пуляка в свою последнюю общую ночь, друзья вспоминали прошедшее и строили планы на будущее. Угощал Вано. Перед этим он получил передачи с Грузии от своей тетки Мананы. Бурдюк настоящего вина, мандарины и лимоны все было выставлено на стол друзей. Пили и не пьянели, закусывали мандаринами и лимонами и опять пили, и пили. Прощались утром. «Друзья мои, давайте поклянемся никогда не нарушать нашей дружбы. Пусть судьба нас раскидывает по разным уголкам страны, но нашей честной дружбы она не сможет порвать. Адреса узнаем через Колю Стрельникова так как его полевую почту мы все знаем. Будем жить» – сказал свой последний, прощальный тост Коля Кожемяко их дорогой Конник.
Назад в Орел Коля возвращался один. Он еще не знал, что приказом Глав Кома их дипломы приравняли к дипломам преподавателей и теперь именно они в своих частях будут готовить штурманов, так было дешевле и проще для страны. Николай с почты на ж.д. вокзале отбил телеграмму Розе, что приезжает завтра тем же тихо ходиком пассажирским поездом. Билет теперь он себе позволил в мягком вагоне. В купе с ним оказался то же военный специалист по радио техническому обслуживанию самолетов. «Круглов Борис Борисович» легко представился он. После рукопожатия он предложил Николаю выпить чаю. Проголодавшийся, да еще после бессонной ночи с вином, Коля легко согласился перекусить. Новые знакомые пошли в вагон ресторан. Спиртное пил только Круглов, а Коля налег на горячий бульон с курицей и салат с соленых огурцов. Говорили мало, да и о чем можно было говорить с не знакомым человеком? После сытного ужина Коля понял, что уснет на ходу в купе. Только прикоснувшись к подушке Коля поплыл во мгле прекрасного сна. Ему снились его друзья, его Роза с букетом цветов, затем все испортил капитан Громов, который задавал один и тот же вопрос: «А ты хорошо научился выбирать себе товарищей, а???». Коля приоткрыл глаза, его новый знакомый зачем-то копался в Колином сидоре, выворачивая все на изнанку. Ударом сапога в голову Николай свалил вора на пол, вторым ударом того же сапога в ту же голову, Коля вырубил черта в состояние не стояния. Завернув ему руки, как на тренировке, Коля связал их поясным ремнем вора и открыв купе позвал проводника. Пришедший проводник закрыл купе и шума поднимать не стал, дабы не пугать остальных пассажиров вагона. Пришедший в себя после жесткого похлопывания ладонью по лицу, сидел с выпуклыми глазами на полу купе и ничего не мог пока понять. «Зараз прыбуде милиция» с явным украинским акцентом сказал проводник. «Я тоби, бис ты довбаный, ще на станции казав, що не норовышся ты мени, помьятаеш?» Вор тихо сопел. «Треба же було додуматыся лизты до охфицера у сидор, тебе ж у камери опустять довбня за провокацию» и проводник, видно хорошо знающий, что такое провокация против офицеров и как это опускают, рассказал все вору до словно и красочно. На следующей станции вошел наряд милиции и группа с уг.ро. Попросили предоставить документы у Николая. Изучив их и сделав какие-то записи в свой блокнот, прибывший лейтенант по благодарил Николая за оказанную органам помощь, забрав вора удалились. Только потом, когда поезд тронулся Николай понял, что милиция не составила протокола и не потребовала у него ни одной подписи. Все это было как-то странно. Всю оставшуюся дорогу до Орла Коля ехал сам и смог выспаться.
Встреча. Одно только это слово говорит о приближении чего-то большого и радостного, тем более, что ты ее ждешь всем своим сердцем, всем нутром. Поезд подходил к станции. Молодой человек уже чувствовал прикосновение жарких, любимых губ к своим губам, ее нежные руки на своей шее, тепло ее тела даже через толщину зимней одежды. Он стоял у замерзшего на прочь окна, пытался пальцем прогреть в окне хоть не большую дырочку, чтобы увидеть милые черты. Поезд на конец остановился и обдал всех встречающих густым мокрым, но еще теплым, паром. Проводник откинул ступени вагона вниз и протер поручни не совсем чистой салфеткой. «Прощавайтэ товарыщу лэйтенантэ» сказал проводник и пропустил Николая вперед. Ступив на перрон Коля огляделся. Никого. «Может опоздает немного? Или телеграмма не пришла? Что-то нет никого». «Що немае никого? мабуть спизднылыся чуток» – проговорил на последки проводник и закрыл дверь. Да никого не было. Коля закинул свой сидор на плечо и пошел пешком к автобусной остановке. До части было километров с тридцать, может больше. Добирался долго. Автобуса ждал около трех часов, затем пешком от поселка до части. На вахте стоял молодой боец видно осеннего призыва. Отдав честь и представившись, он попросил Николая показать документы и только после этого доложил по телефону дежурному по части. Дежурным оказался знакомый Николаю лейтенант. «С прибытием, о … ты смотрю полный летеха, хорошо учился видать, поздравляю» и пожал Николаю руку. «Пойдем я тебя провожу к командиру части», «Да я сам дойду и доложусь комбригу» ответил Николай. «О… дружище, да ты ничего то и не знаешь? у нас новый командир, подполковник Петрушко Сергей Степанович, а Пташинского с семьей арестовали, как пособника врага народа». «Какого еще пособника? Как арестовали? А Розу то же арестовали? Ее то за что?» ничего не понял Николай. «Уже почитай, как две недели прошло» ответил лейтенант, подталкивая вперед себя Николая в кабинет Начальника. «Товарищ подполковник, лейтенант Стрельников для прохождения службы штурманом инструктором прибыл» четко доложил Коля. На лейтенанта смотрел с под круглыми очками типа «Аля Берия», хорошо сложенный крепыш среднего роста с орденом «Знак Почета» на груди и тремя шпалами в петлицах. «Проходи, лейтенант, присаживайся, ты с дороги? сейчас я тебя напою чаем, тебе сколько ложек сахара?» и подполковник налил в два стакана крутого кипятка прямо из чайника, стоящего на небольшой электрической печи на подоконнике. «Угощайся, вот печенье» и подвинул к лейтенанту не большую вазочку. Николай сразу же вспомнил эту хрустальную вазочку с квартиры Пташинских, в ней Софья подавала им ее варенье. Но отказываться не стал и севши за длинный стол взял стакан с крепким, ароматным напитком стал ждать продолжения разговора. Петрушко спокойно пил свой чай и рассуждал, двигаясь короткими шагами вдоль окон кабинета: «Так значит это Вы и есть тот курсант, которому присвоили еще до экзаменов офицера?» Коля поднялся и поставил свой стакан на стол. «Так точно товарищ подполковник» четко отчеканил он. «Да ты не вставай, не вставай, пей чай пожалуйста, мне много о Вас рассказывали», Коля напрягся, но ожидаемого подполковником вопроса «От кого?», не последовало. Коля принял игру у начальника и сразу понял, что уши надо держать востро. «Ты вот приехал, а руководство то сменилось, а я слышал, что ты ухаживал за дочерью Пташинского?» Резкие переходы с Вы на Ты резали слух, но Николай молчал, он не собирался даже с командиром обсуждать свое личное. «Не хочешь говорить не надо. Давай о службе. Вы назначаетесь старшим инструктором по обучению штурманов, которых будут подбирать в войсках наши инспекторы по личному составу. Ваше дело их обучать и ставить все на поток. Государство Вас не зря столько учило, чтобы не иметь отдачи, а обучать таким же образом всех будущих штурманов весьма накладно и не рентабельно с точки зрения нашего руководства.» Он неторопливо отхлебнул несколько глотков чая со своего стакана, из-под очков внимательно посмотрел на стоящего смирно Николая и продолжил: «Жить будете в офицерском общежитии, там Вам подготовили отдельную комнату. Без моего разрешения покидать территорию части категорически запрещено. Становитесь на все виды учета и довольствия, все получайте и после завтра жду Вас на общем построении в форме и с рабочей тетрадью. Можете идти.» он резко отвернулся, делая вид, что разговор на сегодня закончен. Николай отдал честь и вышел. На улице падал не большой снег, давил слегка на теплые после помещения уши, мороз изо рта шел пар, снег весело хрустел под ногами парня. Ноги сами привели его к ДОСам, вот и их аллейка, и спиленное дерево на месте и в окне на втором этаже привычно горит свет, все как тогда, только ее больше нет. «Коля, Коля» услышал парень приглушенный женский голос. Николай оглянулся и возле солдатской столовой увидел знакомые черты женщины. Это же Софья. Николай ускорил шаг и пошел на встречу. Но женщина вдруг вошла в помещение столовой с обратной стороны. Молодой человек вошел туда следом. Софья стояла с заплаканными глазами и вытирала их маленьким платком. «Нам нельзя видеться вот тебе письмо и сразу его сожги все остальное расскажу потом, сейчас уходи» она подтолкнула парня к выходу, а сама поспешила в цех по чистке картофеля. Николай держал в кулаке заветное письмо и не мог никак остаться один, чтобы его прочитать. Остаток дня ушел на все бюрократические проволочки—стал на все виды учетов и довольствия, получил кучу форменной одежды, определился с обедом и ужином и получил место в столовой. На месте Розы сидела молодая особа с шикарной грудью и большим декольте. Окинув оценивающим взглядом лейтенанта, особа проронила, слегка скосив глазки: «Сегодня в клубе танцы для личного состава части, а меня зовут Рита», и протянула Николаю документы, данные которых она записала в толстый амбарный журнал. «скучно здесь очень, не то что в Москве» и Рита посмотрелась в маленькое круглое зеркальце. «так придешь?». Такой резкий переход на ТЫ нисколько не смутил девушку, даже на оборот она улыбнулась. Николай заметил правильные ровные, белоснежные зубы и кончик языка, который она бесцеремонно показала офицеру. Николай загадочно улыбнулся и молча вышел с теплого помещения на морозный воздух. Все дела были сделаны и у него завтра был целый свободный день, можно было отоспаться и понять, что происходит вокруг. Николай зашел в столовую, тут кроме наряда солдат еще никого не было. Он попросил его покормить по раньше и извинился за это. Хорошо поев он пошел в комнату. Письмо жгло ладонь. Спокойно переодевшись в трико, он лег на кровать и достал конверт. «Милый мой, родной человек» слезы залили глаза: «не знаю встретимся мы когда-то еще или нет с тобой, но знай, что ты у меня один, а я так и не стала твоей, какая я глупая была. По доносу моего отца забрали в НКВД. Ему вменяют пособничество в убийстве С.М.Кирова еще в 1934м году. Я ничего не могу понять. Мне было предложено немедленно написать отказ от своего отца, но пойти на такое я, по известным причинам, просто не могу, ведь он меня вырастил после гибели мамы и больше не стал жениться из-за меня, он жил мною. Я все это рассказала в НКВД и вот следователь пошел мне на встречу и отпустил ровно на час собрать вещи перед отправкой в тюрьму. Он сказал, что меня вышлют без права переписки так как я еще и работала в канцелярии части. Письмо передам Софьей ее пока не трогают. Вот и вся моя жизнь на этом заканчивается. Очень сильно тебя люблю, мой единственный и желанный человек, мой Коленька. Целую.» Коля много раз прочитал письмо, практически выучил его на память, он улавливал, как ему казалось, даже незаметный запах ее рук. Понятно, что хранить это послание равноценно самоубийству. Николай вспомнил и Сеню Иванова, его тоже заставляли отказаться от отца, а за что? Только за то, что простой машинист паровоза пожалел молодую женщину с малолетним ребенком, которых тысячами, как скот вывозили в Сибирь на ПМЖ, и не обращая внимания на запрет взял ее в паровоз и вывез до какой-то станции где можно было пересесть и уехать обратно. Продал его за это НКВД собственный товарищ кочегар, с которым много лет делил кабину паровоза и кусок хлеба. Что же такое творится в нашей могучей стране победившего социализма? Кто может дать ответ? Скупые мужские слезы текли по щеке Николая, когда он смотрел на пламя, догорающих всех полученных писем от любимой, как будто догорала не только бумага, а и душа. Камень лег на освободившееся место. Теперь он понял, что не успел найти вор в его сидоре в вагоне поезда и почему не составили протокол. Но надо было жить дальше.
Весь следующий день Николай тупо лежал в кровати, поднимаясь только чтобы сходить в столовую. Утром следующего дня, Николай привел себя в порядок, позавтракал и в 9ть часов стоял в новенькой форме на плацу рядом с командиром части и ожидал своего представления. После всего ритуала приветствий С. С. Петрушко вывел Николая вперед и представил: «Товарищи! с сегодняшнего дня у нас в части начинаются курсы штурманов без права управления самолетом. Для обучения личного состава, который будет отобран для этой цели, к нам в часть прибыл лучший специалист – летчик – штурман Стрельников Николай Николаевич, которого некоторые из Вас помнят по практике. Прошу любить и жаловать. С сегодняшнего дня место в общем строю у старшего инструктора будет в роте управления» и повернувшись к Николаю приказал, взяв под козырек «Стать в строй.», «Есть стать в строй» четко отчеканил Николай и классически красивым строевым шагом прошел к своему месту рядом с командиром роты управления. «Здорово Мыкола», чуть толкнув поприветствовал его командир роты, высокий, чуть полноватый капитан Николай Русинко, хохол без вредных привычек. «Помьятаеш мэнэ?». «Да помню конечно, хотел меня споить на празднике» шепотом отозвался лейтенант. «Разговорчики в строю!» прикрикнул Петрушко: «Потом поболтаете» и начал проводить остаток развода.
В учебном корпусе для занятий штурманов был выделен класс, но самое главное не было ни литературы, ни плакатов никакой то другой базы для обучения, все надо было создать своими руками и в жесткие сроки, да еще и выучить 16ть штурманов. К этому времени полк получил еще шесть новеньких ТБ3 и три из них с подвеской для Ишачков. Солдат набрали практически сразу, летать хотели многие и многие мечтали о офицерских петлицах. Должность штурмана стала старшинской, но чем черт не шутит. По беседовав с каждым из пришедших на занятия, Николай сразу же отсеял четверых с образованием коровник плюс телятник. Люди не то что думать, читать толком не могли. Нормальных было два—три человека и Николай пришел на прием к командиру части. В штабе много изменилось, появилась секретарь референт женщина среднего возраста с крашенными в белый цвет волосами и стройными ногами. Ее красное, как знамя, платье сочеталось с такими же красными до не приличия, губами. «Сегодня не приемный день» резко отрезала она, не дождавшись даже вопроса вошедшего. «А я не на рынок пришел к директору за тормозком, а к командиру части и будьте так любезны не хамите пожалуйста» – так же резко огрызнулся Николай. «Хам» и Николай понял, что у него уже есть враг. «Что тебе надо?» съязвила дама, «Тебе не понять» парировал Николай. «Фу какой» и дама, подняв свой бампер со стула приоткрыла входную дверь в кабинет и пропела: «Сергей Степанович тут к Вам рвется Стрельников, пустить?», «Проходи, зануда» и она опять взгромоздилась на свое место, показывая через декольте дышащую грудь. Николай вошел, Петрушко говорил с кем-то по телефону и поэтому показал на стул предлагая сесть. «ну что там у тебя за проблема?» через несколько минутного разговора, спросил командир части. Объяснив все без эмоций, Николай сделал сразу же и предложение, поручить не только учебу, но и отбор всего личного состава так же ему самому. Петрушко пообещал этот вопрос решить и приказал всех не нужных отправить обратно по частям. Николаю понравился правильный взгляд командира на его предложение, ему понравился и его подход к новому в авиации. Петрушко хоть и сменил на посту дорогого Николаю человека, с которым он летал, но был видно человеком чести и это нравилось.
На следующий день вопрос был действительно решен положительно. Кадры только открестились от такой неприятности, как подбор умных среди дебилов, а Николай получил возможность выходить за территорию части. Начал он с военкоматов и школ, посетил еще две части, стоящие в Орле и к концу первой недели, набрал все вакансии. Ускоренные курсы обучения без летного мастерства составили всего 24е недели, шесть месяцев или полгода кому и как нравилось. Николаю был выделен один самолет для практических индивидуальных занятий с каждым курсантом, то есть Николай брал одного человека и садился с ним в самолет для практического обучения. Дело сдвинулось с мертвой точки. Николай, с присущим ему педантизмом, подходил при обучении к каждому, даже самому малому вопросу. Сами мастерили стенды, рисовали плакаты схем самолетов, строили модели, рисовали и подписывали, учились и работали. Класс стал походить на макет большого самолета. Со склада получили кое-что из навигационных приборов, компасы, высотомеры. Выполнили в оригинале и кабину пилотов и место штурмана с вертящимся креслом, а на занятиях и гудели, как моторы в полете. Дело шло. За всеми этими заботами немного притупились воспоминания, и парень стал немного отходить от пережитого. Прошло пять месяцев, вот и первые полеты. Николаю был выделен У2 не совсем новый, но с хорошим механиком, на котором он проводил первые полеты по маршруту и по ориентированию. Николай соскучился за полетом и поэтому делал в день по три, а то и четыре вылета с курсантами в задней кабине. Коля в кабине пел и плакал, то жалел себя, то наоборот был доволен собой. После двух недель налетов на У2 боевой вылет с полным экипажем на учебное бомбометание на ТБ3. Это самый ответственный момент в жизни Николая его первый собственный выпуск штурманов бомбил. В воздух поднимались все две эскадрильи ТБ3 с подвеской истребителей на пяти самолетах и полет за 500км в одну сторону и назад. В место бомб бочки с песком.
Утром на разводе, командир части лично зачитал списки штурманов, распределенных по самолетам. В самолете командира летел не плохой парень, а в место стрелка радиста летел, как инструктор на всякий случай сам Николай. Все шестнадцать машин разбежавшись в свою очередь, поднялись в воздух и заняли свои места в огромном строю огромного голубого до боли, неба. Николай слушал все разговоры своих воспитанников с командирами самолетов, где надо немного поправлял, но в основном ошибок не было. Как и в свой первый полет когда-то молодой лейтенант волновался. Было холодно даже в августе на высоте2500метров было минус 20ть. «Внимание, подходим к заданной точке» послышался с головной машины голос штурмана: «Снижаемся на 800метров и заходим на сброс» услышали голос командира первого звена.
Домой летели довольные собой. Сергей Сошенко что-то насвистывал, но командир части даже не делал ему замечаний, его глаза блестели от удовольствия, того, что все прошло хорошо и теперь можно сдавать экзамены гос. комиссии. Через два часа все приземлились. Это была уже победа. Через неделю первый выпуск.
Николай стоял у столовой, когда его не громко позвали. Это была София. После того случая в столовой он ее больше не видел. «Здравствуй, мил человек» – тихо сказала подошедшая женщина. Она уже не пряталась и вела себя спокойно: «Не видать тебя совсем, живешь затворником, вспоминаешь хоть мою девочку? али забыл совсем?». «Я и живу только этим, что помню и желаю встречи» ответил парень немного смутившись. «Вот тут тебе весточка от нее сердешной» и София сунула в руку Николая небольшую бумажку, повернулась и зашагала прочь. Аппетит тут же пропал, и Николай заспешил в общежитие, чтобы прочитать записку. Лето бушевало, обеденное солнце палило и не большой ветерок только добавлял зноя. В такую погоду хорошо бы в водичке прохладиться, но запрет на выход с части так никто и не отменял. Николай зашел в прохладную комнату, разделся и сходил в ванную принял душ. Сел на стул спиной к двери и аккуратно разрезал ножом конверт. «Милый мой Коленька» прочитал он первые, такие родные строки ее письма: «Как я за тобой соскучилась, просто и не знаю. Вот появилась слабая возможность подать тебе за полгода весточку. Я на Амуре, не далеко от китайской границы, и там постоянно стреляют. Постоянно думаю только о тебе, мой родной. Я работаю учителем немецкого языка в деревенской школе, живу на квартире у старушки. Отца расстреляли, ты у меня один остался в этом мире. Писать мне пока нельзя, но участковый обещает снять с меня этот запрет, тогда и дам адрес. Все целую и сильно люблю. Твоя Роза.» Николай прочитал письмо и задумался. От неожиданности он вздрогнул так как на его плечо легла чья-то рука. Коля повернулся и ……… увидел вагонного вора в форме старшего майора НКВД. «Ну вот мы и встретились, лейтенант, что переписку не законную с врагом народа ведешь?» и легко вырвал с рук Николая письмо Розы. «Не хорошо это, молодой человек, не хорошо. Что же мы с тобой будем делать теперь? В тюрьму ведь пойдешь, я тебе твои два удара и мой выбитый зуб вспомню». «В прочем есть один вариант, ты подпишешь мне бумагу о сотрудничестве и будешь раз в неделю описывать все происходящее в части и тогда я может быть и порву это письмо. А к стать, кто тебе его дал?» и хитро улыбнулся. Коля понял, что София завербована, только по этому ее не трогают. «Я подумаю над Вашим предложением, товарищ, или может уже гражданин старший майор НКВД?» «Пока еще товарищ» не скрывая злорадства, сквозь зубы сказал милиционер. «Подумай, подумай, завтра я приеду и побеседуем обо всем, никуда ты не денешься, будешь работать как миленький». Он резко встал и вышел. Николай сидел и не знал, что делать в такой ситуации. Коля одел гражданские брюки и тенниску, парусиновые тапочки и пошел домой к командиру части. Перед этим он немного по петлял на спорт городке, но контроля не было и решившись он вошел в знакомый подъезд, позвонил в знакомую до боли дверь командира части, еще не давно квартиру его Розы. Двери открыла красивая женщина средних лет в огромном до пола, махровом халате белого цвета: «Вам кого, молодой человек?» голосом певицы спросила она. «Мне бы с Сергеем Степановичем поговорить надо, простите пожалуйста, срочно». Женщине понравился культурный молодой человек «Одну минутку» и она прошла в комнату, не закрыв за собой дверь: «Сережа, там какой-то парень стеснительный хочет с тобой срочно поговорить, встретишься с ним?» Заскрипело кресло от поднявшегося с него человека: «Ну раз ты, дорогая считаешь, что скромный, пусть входит». Женщина вернулась в прихожую и попросила Николая обуть домашние тапочки. Коля вошел. «А… это ты Николай Николаевич, проходи пожалуйста, порадовал ты меня, спасибо тебе за помощь и дружбу» как-то по-отечески встретил подчиненного Петрушко. «Давай чайку?», «что там за вопрос?». Коля не знал с чего начать и немного помолчав рассказал командиру все и за семью Пташинских, за свою Розу, за случай в поезде, за письмо от Розы первое и сегодняшнее и за то, что София работает против всех. Он говорил и говорил, а командир сидел в кресле на против своей жены и только суровел с каждым словом Николая. Лейтенант замолчал и вытер трясущимися руками холодный пот со лба. Молчал и командир. Потом он обратился к своей жене: «Что скажешь на это, Марина? А ты эту Софию собралась взять к нам в горничные по рекомендации жены замполита. Все связано, все кругом связано», он подошел к зашторенному окну и осторожно выглянул в окно. «Что же с тобой делать, Николай, тебя надо спасать.» Марина немного подумала и мягким, хорошо поставленным голосом сказала: «Колю отправь завтра в Испанию» и вышла. По части ходили уже слухи, что одно звено У2отбывает в командировку и на завтрашнем построении объявят фамилии летчиков. «Николай, куда вы полетите я не имею права говорить, но рас так иди собирайся тихонько, завтра утром все объявят, получишь документы и в обед улетите, так что он тебя не достанет, на тебя ничего плохого нет, только благодарности», Петрушко походил по комнате: «Спасибо тебе за правду, увидимся» он обнял парня за плечи и посмотрел прямо в глаза: «Все иди только аккуратно, через площадку».