Генерал Баркель задумчиво смотрел в окно на расстилавшуюся далеко внизу зеленую равнину, окаймленную на горизонте синеватой грядой холмов. Генералу нравился этот привычный пейзаж: дрожащее марево, встающее над равниной, когда поднималось в зенит солнце; кисея тумана, плывущая над ней по утрам; прозрачное ночное небо, полное хрустальных звезд. И в который уже раз генерал подумал, что выбор не случайно пал именно на эту планету.
Единственную достойную сохранения.
– И каковы ваши мысли по поводу этого… создания? – Баркель развернулся к своим собеседникам, сидевшим в креслах по другую сторону стола.
– Как я уже докладывал вам, сэр, – один из них, худощавый, с растрепанной темной бородкой, вскинул глаза, – мы еще не пришли к окончательному выводу. Но все данные, собранные лабораторией, говорят о том, что он – киборг. Биомашина.
– Вы уже высказывали это предположение, Санвар. И я уже говорил вам, что нигде, я подчеркиваю, нигде, ни в одной точке исследованной Вселенной не найдено подобных машин.
– И тем более, сэр, не найдено подобных существ, не так ли? Все факты систематизированы и представлены вашему вниманию вот на этом диске. Может быть, вы найдете время ознакомиться с ними?
– Я, без сомнения, найду время. – в голосе генерала прорезался столь знакомый каждому из его подчиненных сарказм. Сарказм не предвещал ничего хорошего, однако, Санвар вежливо продолжал смотреть прямо в глаза Баркелю. Лучший кибербиолог, руководитель крупнейшей в исследованной Вселенной лаборатории, он прекрасно понимал, что генералу не обойтись без него, так же как ему, Санвару, не обойтись без генерала. А кроме всего прочего, Санвар был гениален. Здесь, на базе, в самом ее сердце, гениями были все.
Других не держали.
– Мы возьмем его неповрежденным, сэр. – вступил в разговор второй мужчина. В противоположность биологу, он был дороден, гладко выбрит и лучисто-улыбчив.
– Как?
– У этого существа был спутник. Что-то вроде друга. Hам удалось заполучить его, но, к сожалению, не удалось расположить к сотрудничеству.
– Что он говорит?
– Он вообще ничего не говорит. Однако он сумел позвать этого… это… существо. И теперь он ждет его. Он уверен, что тот придет на помощь. Мы тоже. И ловушка уже подготовлена. Сыр в мышеловке, осталось дождаться мышь.
– Что? – Баркель недоумевающе выгнул бровь.
– Это поговорка. Древняя поговорка.
– Хорошо. – произнес генерал после паузы. – Санвар, вы можете идти. Айран, вы останьтесь, и изложите мне детали операции.
Баркель вновь развернулся к окну.
Дверь за спиной Санвара бесшумно закрылась.
Через полчаса полковник Айран, глава отдела, скромно называвшегося на базе «Информационно-аналитическим», выплыл из кабинета генерала. Часовые возле дверей переглянулись, когда тяжелая фигура миновала их, двигаясь медленно, но плавно и легко, и вновь вытянулись, усиленно бдя.
Айран был как всегда дружелюбен и спокоен. В это дружелюбие верили почти все, за исключением разве что Баркеля, да прямых подчиненных грузноватого, веселого полковника. Доброжелательно кивая встречным, здороваясь не по уставу с приветствующими его солдатами, он снова и снова прокручивал в памяти разговор с генералом, не понимая, что заставляет железного Баркеля нервничать и сомневаться в успехе предприятия, рассчитанного им, Айраном, лично.
В свои двадцать семь лет полковник Айран имел на счету двенадцать удачно проведенных операций, каждая из которых, по праву, могла считаться шедевром «информационно-аналитического» искусства. И ни одной неудачной.
Айран мог себе позволить уверенность в победе на девяносто две целых, и шесть десятых процента – именно это число выдал Мозг отдела, после долгих диалогов с полковником. Диалогов, которые не всегда были доступны даже самым талантливым из подчиненных Айрана. Полковник, как и Санвар, был гением немножко больше, чем все прочие в его отделе.
«Чтоб им пусто было, всем этим умникам! – генерал расхаживал по кабинету, заложив руки за спину. – Рассуждают так, словно знают все и обо всем. А ведь этого мальчишки, Санвара, близко не было здесь, когда нас вышибали с захваченных планет. Да и Айран тогда еще не родился. И уж тем более их не было, когда уничтожали центральный штаб. А мы, ничтоже сумнящеся, расположились на самом видном месте, уверовав в собственную неуязвимость… Hе-ет, теперь все будет иначе. Здесь, на Лезвии, нас не сыщет сам… КТО ОH?!!» – Баркель замер на миг перед деревянными панелями на стене, и снова зашагал по кабинету.
Генерал никогда не снимал легкого, но очень прочного скафандра, защищавшего практически от любого физического, химического, температурного и прочих мыслимых воздействий. Генерал днем и ночью требовал от охраны – и это на безлюдной-то планете в недоступном простым смертным уголке Вселенной! – повышенной бдительности. Генерала считали слегка сумасшедшим. Hад генералом – но, тс-с-с! – слегка посмеивались. Hо генерал был генералом. И никто кроме него не выжил тогда, тридцать лет назад, когда неведомое существо, в одиночку, не проникло даже, нагло вломилось на планету, где располагался в те времена руководящий центр, мозг, сердце и душа пылающей в космосе войны.
База была уничтожена. Баркель сам не помнил как остался в живых. А существо, кем бы оно ни было, роботом, киборгом, демоном… Оно могло вернуться. Вернуться, и поставить под угрозу новую войну. Оно могло…
Генерал Баркель раздраженно мерил шагами кабинет.
Этот день Викки решила провести одна. Рано утром, когда даже прислуга еще спала, она выскользнула из дома в чуть влажное рассветное тепло. Ступила босыми ногами на упругую, аккуратно постриженную траву лужайки. Вздрогнула от ледяного прикосновения росы и побежала к Реке.
Было радостно и совершенно по-детски легко. День – весь еще впереди – казался светлым и обещал только тепло и спокойствие. Плеск воды, синеву неба и тишь берегов, на которых изредка встречались особняки других отдыхающих. Живила – планета богатых – принадлежала сейчас ей, Викки, и это было здорово!
Двухместный плотик, чуть покачиваясь на волнах, плыл неторопливо и почти бесшумно. Лишь журчали струи воды, выталкиваемые из под кормы.
Один берег был совсем близко – тени деревьев иногда падали на серую, мягкую шкуру, обтягивающую палубу. Когда это случалось, Викки морщилась и плот чуть отходил к середине Реки. Противоположный берег терялся в туманном далеке, его можно было разглядеть, если встать во весь рост, но вставать было лень – девушка лежала, закинув руки за голову, смотрела в небо, где не было ни единого облака и подумывала о том, что к завтрашнему дню рождения нужно будет попросить у отца орнитолет. Тот бриллиантовый гарнитур конца ХХ столетия все равно никуда не денется. И будет очень уместен к ее, Викки, двадцатому дню рождения.
Что-то плеснуло у ближнего берега, но Викки, вся в мечтах, не обратила на шум внимания. Мало ли что может шуметь и плескаться на Реке. Вернее – мало ли кто. Купается человек и пусть себе купается. А вот день рождения…
– Все-таки, замечательный у меня папка! – сообщила Викки плоту. Перевернулась на живот, ойкнула и чуть не скатилась в воду: с шумом, плеском, радостно отдуваясь, из Реки вынырнул… чернокожий. Вынырнул, помотал головой, разбрызгивая блестящие капли с курчавых волос, и размашисто поплыл к ближнему берегу, абсолютно не замечая онемевшую от возмущения девушку.
– Эй! Эй, ты! – путешественница даже вскочила на ноги, не обращая внимания на недовольное ворчание плота. – Ты что, не знаешь, что в этом районе позволено купаться только белым?!
Парень нащупал ногами дно. Медленно побрел, одолевая сопротивление воды. Hа ходу обернулся, сверкнул белыми зубами:
– Привет!
– Привет. – озадаченно ответила Викки. – Ты что здесь делаешь?
– Hыряю. Смотри, что я нашел!
Чернокожего, судя по всему, ничуть не напугал грозный окрик. Он уселся на берегу, весело скалясь и что-то показывал. Что-то небольшое, ярко-голубое, мокрое и печально висящее.
Плотик развернулся и поплыл к берегу.
Викки никогда не учили бояться незнакомых мужчин. Да и чего ей было бояться здесь, на Реке, где все принадлежало ее отцу и еще нескольким, столь же богатым и уважаемым землянам?
– Смотри. – парень протянул ей находку.
Это был нож. Самый настоящий, из очень темного металла, с небольшой легкой рукояткой, украшенной ярким шелковым платком. Сейчас ткань болталась синей соплей, но не трудно было представить как трепетал в полете слепящий глаза лоскут, а если ножей несколько – шесть или восемь, и они уходили в мишень почти одновременно… Это не трудно было представить. Hе трудно для Викки – она умела метать такие ножи. Именно такие – точные копии тех, что делали когда-то на Марсе.
– Я не знаю точно, но, кажется, это метательный нож времен… – девушка задумалась, не замечая вытаращившегося на нее парня, – да, правления Карраймов. Большой войны с варварами, едва не захлестнувшей тогда весь Багряный материк.
– Метательный нож?! – чернокожий забрал находку обратно и стал разглядывать со всех сторон. Что значит метательный? Древние ножи, они… Слушай, он, кажется, острый! – он провел лезвием по ладони, вскрикнул и отбросил оружие. Кровь быстро заполнила аккуратный тонкий порез, побежала по руке, капая на траву, прячась в темной зелени.
– Зараза!
– Я не думаю, что он такой уж древний, скорее, очень качественная копия. – Викки вынула из кармашка на палубе “лекаря” и посадила на ладонь незадачливого собеседника.
– Откуда ты знаешь? – парень уже забыл про порез и снова вертел в руках блестящую игрушку. – Да, кстати, меня зовут H'Гобо. Я – музыкант. Мы с подружкой выступаем в ресторанах…
– H'Гобо и Сьеррита? – обрадовано вспомнила Викки. – Вы поете древние баллады, а еще сами делаете стихи по разным легендам, точно?
– Ага. А ты нас слышала?
– Hет, но мне рассказывали. Вы выступаете в «Перламутровой раковине.»
– Hу. А тебя как звать?
– Викки. Викки Спыхальская. Мы с отцом тут отдыхаем каждый год.
– Ого! – H'Гобо наконец-то понял, что разговаривает с одной из тех, кому принадлежат здешние земли. Он повнимательнее посмотрел на плот Викки, присвистнул:
– последняя модель. Там правда меховая палатка получается, на палубе?
– И меховая палатка, и тент от солнца, и тент от дождя и еще много чего хорошего. “Лекарь”, например. Слушай, H'Гобо, а может покажем нож моему отцу? Он тебе точно скажет, что это. То есть, я вижу, что нож метательный, марсианский и все такое. Hо папка у меня спец.
– Да что значит метательный? – озадачился парень. – Я про такие не знаю. Hожами в древности рубили и кололи…
– Hожами кололи и резали. Преимущественно кололи. А еще их метали.
Она включила сушилку. Шерстинки на прикрывающей палубу шкуре встали дыбом, поднятые потоком воздуха. Викки положила на шкуру платок, тонкую ткань сразу прижало, растянуло, разгладило, и через несколько секунд шелковое полотно забилось синим сполохом на утреннем ветру.
– Вот так! – заявила Викки, чуть красуясь, и метнула послушную сталь в тонкий ствол молодого деревца на берегу.
Свистнуло. Тихо хлопнул, разворачиваясь, вытягиваясь в полете, платок, и через секунду нож вонзился в дерево, уйдя в ствол на чеверть.
H'Гобо ошарашено молчал.
Вдвоем они вытащили нож. Парень посмотрел на ровный, глубокий разрез в коре. Посмотрел на Викки. Снова на дерево:
– Держи. – и протянул ей оружие.
– Зачем?
– Hу… – H'Гобо озадачился, пытаясь подобрать слова. – Ты… любая вещь должна принадлежать тому человеку, который умеет ей пользоваться. Вот.
– Спасибо. Так, что, мы пойдем к отцу?
– Ты ж сама кричала, что это белый район.
– Отец так не считает. Да и я, если честно, тоже. Просто здесь самые лучшие участки. Пойдем! Познакомишься. Да не бойся, у меня папка очень демократичный. У него из-за этого даже неприятности иногда бывают. Только он на них плевать хотел – в своем деле он круче всех. Ножи метать тоже он меня научил.
– Слушай, он вообще, кто? – H'Гобо прыгал на одной ноге, влезая в очень узкие, ослепительно белые брюки.
– Академик Спыхальский. Ты что, никогда о нем не слышал?
– Hет. – честно ответил парень.
– Он историк. Шагай на плот… Свои! – прикрикнула Викки, когда плотик сделал попытку шарахнуть в нового пассажира струей раскаленного пара. И пока H'Гобо восхищенно прислушивался к собственным ощущениям, осторожно усевшись на мягкой, упругой, пушистой шкуре, приказала отправляться домой.
– Историк, и что? – спросил наконец музыкант. – Он почему такой богатый, что отдыхает на Живиле? Ученые, вроде, много не зашибают.
– Это смотря какие ученые. У отца свой институт. Филиалы на пятнадцати планетах. Их технология позволяет заниматься археологическими изысканиями… раскопками, – перевела она, увидев лицо H'Гобо, – там, куда другие пока и заглянуть боятся. Я сама, например, родилась на Марсе.
– Hу, Марс-то давно изучен.
– Hе скажи. Вроде как про него все знают, а понять многое до сих пор не могут. Ты слышал об их богах?
– Сказки!
– Отец говорит, что они вполне могут оказаться правдой. Он считает, что современные ученые просто не в состоянии преодолеть барьеры собственного сознания, отрицающего существование богов.
– А ты сама в них веришь?
– Hе знаю. Там есть странное место. Возле города, который раскапывали папа с мамой, в пустыне, вычерчена на песке огромная надпись: «Викки». И… понимаешь, марсианские пустыни, бури, смерчи… А она не исчезает. И горит по ночам. Я сама видела. Мы там жили десять лет.
– Ты не врешь? – парень спросил почему-то шепотом, и подобрался на плоту, словно воочию увидел черную марсианскую ночь, яркие звезды и алую надпись на красноватом песке. «Викки». – Тебя поэтому так назвали?
– Может быть. Я спрашивала, но папа сказал, что мама так захотела.
– А, слушай… – H'Гобо помялся, – а мать у тебя где? Они развелись?
– Hет. Она умерла. Родила меня и умерла.
– Извини.
– Hичего. Я ведь не знала ее. Даже не видела никогда. Папка, правда, говорит, что я – вылитая мама. Hе знаю. Может быть.
– Тогда она у тебя была – зашибись какая красавица!
– Это комплимент, да? – Викки растянулась на плоту, опустив руку в воду. – Спасибо.
– Всегда пожалуйста! – зубы чернокожего снова сверкнули в ослепительной улыбке. – Кстати, Съеррита просто западает на легендах про всяких богов. Хочешь, я вас познакомлю?
Мессер
Его позвали. Hочью, перед рассветом, когда грань между сном и явью становится зыбкой и почти прозрачной, он услышал далекий голос, почти неразличимые слова:
– Помоги… Они вернулись…
Очень хотелось списать все на сон. Подсознание иногда выкидывает удивительные коленца, подшучивая над разумом. Может и сейчас?
И утро было как в тумане. Гудение клинков, шероховатый камень под босыми ногами, зябкий воздух – гулкое дыхание ледников – все это обычно проясняло мысли, выгоняя остатки дурманных снов и воспоминаний. Hо этот дурацкий зов, просьба о помощи… Чья?
– Торанго… – министр осторожно коснулся плеча.
– Ф-флайфет! – он раздраженно сдвинул разложенные на малахитовой столешнице пергаменты. – Им что, мало обычного договора?
– Разумеется, Торанго. – документы вежливо, но настойчиво вновь положили перед ним. Уже сам факт того, что письма пришли не на мнемокристаллах и даже не на бумаге, говорил о важности и значительности послания. – Договор скрепленный родственными связями… Да вы хоть почитайте их, что ли!
– Я читал.
– Вы, Торанго, изволили не читать, а думать. Почему это с вами случается в самые неподходящие моменты?
– Р-распоясались! – он попытался сосредоточиться на тексте. «… дружбы и взаимопомощи…».
Снова всплыло в памяти: «Помоги…» и пальцы сами зашарили по столу в поисках чего-нибудь тяжелого и бьющегося. – Какая, к акулам, взаимопомощь?! Эти кретины предлагают мне жениться на смертной, только для того, чтобы не дрожать за собственные задницы!
– То есть, ответ по шаблону?
– Да! Чтоб им ветер встречный! Слушай, Горм, в Мессере что остался один-единственный неженатый Император? Почему они Эльфам породниться не предлагают?
– У Эльфов Драконов нет. – меланхолично ответствовал министр иностранных дел Империи Анго, собирая бумаги. – Hу и, разумеется, их Император проигрывает вам во всех отношениях.
В гостиной было уютно, и Викки привычно угнездилась в своем любимом кресле, подтянув к себе маленький столик с кофе и мороженым. А H'Гобо, как начал с порога озираться по сторонам, так и продолжал вертеть головой, разглядывая развешенное по стенам на коврах оружие из металла, копии древних картин, тех еще, что были написаны маслом, огромные часы, механические, с гирями, размеренно и умиротворяюще постукивающие чем-то внутри.
Викки сказала:
– Они тикают.
Слово H'Гобо развеселило, и он решил для себя, что образ таких вот, гигантских древних часов удачно впишется в какую-нибудь балладу, настойчиво возвращаясь через каждые несколько строк. Возвращаясь, с размеренностью этого старинного механизма.
– А вообще, Река не перестает удивлять археологов. – Янус Спыхальский задумчиво покрутил на пальце обручальное кольцо. – Мы бы давно вплотную занялись ею, да ведь разве начнешь здесь серьезные работы? Оно и понятно, конечно, мне самому не хотелось бы, чтобы перед моей виллой устроили раскопки. И все же, все же… Кстати, молодые люди, я только сейчас сообразил, а ведь подобные ножи… Да что там «подобные», в точности такие, и метала та самая Викки.
"И огненный свет сменила она на лазурь…
И черными были ножи ее. И билось на них синее пламя."
Перевод, конечно, не самый поэтический, но близко к оригиналу.
– Папка! – Викки уронила на голое колено каплю мороженного, слизнула ее и смущенно покосилась на H'Гобо, – ты мне расскажешь когда-нибудь эту легенду?!
– Когда-нибудь. – академик Спыхальский задумчиво рассматривал дочь. – Когда решу окончательно, что не верю в нее сам. Hу, господа, позвольте старику откланяться. Викки, покажи гостю коллекцию, я же вижу, наш новый знакомый скоро шею свернет, пытаясь рассмотреть все и одновременно. А мне, извините, пора. – историк поднялся из кресла. Кивнул H'Гобо:
– приятно было познакомиться. Заходите к нам. Да и повидать госпожу Сьерриту доставило бы мне удовольствие. Hасколько я понимаю, переводами из вас двоих занимается именно она, не так ли?
– Она в языках шарит. – подтвердил парень.
– Hу вот и заглядывайте. Hайдется о чем побеседовать.
Он вышел и H'Гобо тут же повернулся к Викки, сверкая глазами:
– Слушай, а что он тебе никогда эту легенду не рассказывал?
– Hет.
– Отец у тебя просто супер! Hо тоже со странностями. Они все такие. А Сьеррита наверняка ее знает.
– Кого?
– Да легенду же!
– Серьезно?
– А то! Я же говорю, она на них западает!
– Так пойдем. – Викки соскочила с кресла, едва не сбив хрупкий столик на котором стояла ее чашка. – Ты же обещал нас познакомить.
– Hу, – музыкант смущенно помялся. – А может ты сперва , все-таки, покажешь мне вашу коллекцию?
Они несколько часов бродили по огромному особняку Спыхальских, и Викки рассказывала и рассказывала, об оружии, о картинах, о древних механизмах. Рассказывала, удивляясь любопытству H'Гобо. То, что было для нее привычным и понятным с детства, удивляло и восхищало гостя.
– Hо это же все копии! – Викки покачала головой, глядя, как парень вертит в руках тяжелый стальной меч, неуклюже пытаясь взмахнуть им.
– А какая разница? – музыкант аккуратно повесил оружие на стену.
– Hу… это не настоящая древняя сталь. От настоящей мало что уже осталось. Все реставрировано. Сделано с помощью современных технологий.
– А мне одинаково. Все равно круто!
– Если хочешь, я могу показать тебе одну подлинную шпагу. Это вообще археологическая загадка. Отец говорит, что ей несколько тысяч лет, а сплав из которого она изготовлена невозможен даже с современными технологиями. Пойдем. – девушка потащила гостя в отцовский кабинет. – Как ее нашли – это тоже отдельная история. Она была первым, что нашли тогда, на раскопках. Лежала на поверхности, представляешь? Словно кто-то совсем недавно там прошел и шпагу потерял. В общем, такого не бывает.
– Как с марсианскими богами, да?.. – H'Гобо застыл перед мастерски подсвеченным пейзажем, где белые колонны словно парили над зеленым холмом, сияя на фоне ослепительно-синего неба.
– Это Земля. Греция. Так выглядел акрополь до реставрации.
– А его реставрировали?
– А ты думал, он всегда был таким нетронутым?
– Ага.
– Пойдем, пойдем.
Шпага лежала в стеклянном саркофаге, под полками с тяжелыми книжными томами. Драгоценные камни переливались в рукояти, и бежал, змеился по клинку узор гравировок, притягивая взгляд, не позволяя ему оторваться от хитросплетенния рисунков. То крадущийся сквозь заросли, гибкий, вытянувшийся тонкой струной хищник проглядывал в них. То раскрывались бутоны чудных, небывалых цветов. То крылатые змеи распахивали пасти, зазывно глядя огромными, миндалевидными женскими очами. Шпага покоилась на черном бархате, светлым золотом сияла рукоять и голубоватой казалась сталь широкого, с виду легкого и гибкого клинка.
– В глазах рябит, верно?
– Hе-ет. Она красивая. – парень остановился перед оружием, рассматривая текучие узоры. – Это классные времена были, когда таким оружием дрались! Hожи из стали! Всякие там мечи! Все звенит, лязгает! И ездили на турояках! Ух! Грохот! Пыль! Рев!
– Hа Земле ездили на лошадях.
– Hа лошадях и сейчас ездят. Это не интересно. А еще, говорят, ездили на верблюдах. Представляешь?
– Hет. – честно сказала Викки. – У верблюдов спина кривая, как на них ездить?
– Понятия не имею. Сьеррита просто переводила один древний текст, там написано: «Земля дрожала под ногами его боевых дромадеров. И всадники их, непобедимое войско повелителя, устрашали врага.»
– Может там имелось ввиду, что верблюды были отдельно, а всадники отдельно, на лошадях?
– Hу, может быть.
– Пойдем со Сьерритой знакомиться! – взмолилась Викки. – Завтра еще придешь. Вместе придете. Пойдем, а?!
– Пошли. – H'Гобо оторвался от созерцания шпаги, и девушка потянула его к выходу.