Игнатий Потапенко
Деревенские выборы

Выборные разместились по лавкам. За столом восседали: с одной стороны – член, перед которым стояли избирательная урна и сосуд с чёрными и белыми шарами, с другой – волостной писарь, – тонкий, приземистый, бритый мужчина тёмного цвета, с курчавыми волосами, чёрными зубами и хитрыми маленькими глазками. Перед ним помещались огромная чернильница и целая десть бумаги с транспарантом. Он всякий раз почёсывался и кривился, когда в комнату доносился писк детей или крик поросёнка.

Верзило как старшина должен был присутствовать на заседании, но ему было оказано снисхождение, ввиду волнения, которое он испытывал, и разрешено было явиться в конце. Заседание открылось речью члена к выборным. «Господам выборным» были красноречиво объяснены их права и обязанности, а также растолковано значение чёрных и белых шаров. Оратор не преминул также нарисовать перед слушателями идеал головы, который они должны были иметь ввиду.

При этом он более всего напирал на то, что голова должен быть человек почтенный, уважаемый и не пьяница. Затем он предложил начать баллотировку с Крынки. Выборные поднялись с мест своих, совершили крестное знамение по направлению к образам и стали подходить к урне. Белые шары неслышно и даже как будто нежно вкатывались в урну, когда же подходили к ней верзиловцы, то на лицах их выражалась непритворная злоба, и чёрные шары стремглав летели в урну. Писарь принялся расчёркиваться и что-то записал.

– Ну, господа, Федоту Крынке вышло! – торжественно заявил член. – Г-н писарь! Занесите это в протокол. Большинством 38 против 10!

Писарь безжалостно расчеркнулся и занёс в протокол, что полагается. Депутаты опять сели на свои места, откашлялись, высморкались, почесали свои затылки и ждали нового приглашения. На тридцати восьми физиономиях выражалось нескрываемое удовольствие. Некоторые тихонько переговаривались между собою.

– А что это значит – «вышло»? Это значит – Крынке головой быть? – спрашивали некоторые из депутатов.

– Известное дело, значит ему головой быть! – уверенно отвечали другие.

– Ну, коли вышло, то и слава Тебе Создателю! – промолвил шёпотом седой депутат, тот самый, что говорил с членом. – А теперь, братцы, надо и Климентия потешить; что ж? Пусть будет и ему честь!

– Бог с ним! Потешим и его! – проговорили несколько голосов разом. – Уж коли Крынке вышло, так отчего Верзилу не потешить?!

На этот раз выборные подходили с меньшею торжественностью. Они все, без исключения, брали белые шары и твёрдо и уверенно опускали их в урну. Затем они возвращались, садились на лавку и говорили друг другу, чрезвычайно добродушно улыбаясь:

– Пусть и ему уж! Что ж! Всё-таки он – мужик почтенный!

Член переглядывался с писарем, и оба с трудом скрывали на своих лицах торжествующую улыбку.

– Климентию Верзиле вышло единогласно! – громко промолвил член, торжественно поднявшись с места.

– Господин волостной писарь! Занесите в протокол, что крестьянин Климентий Верзило выборными от разных деревень и хуторов Заброшенской волости единогласно выбран головой на второе трёхлетие. Поздравляю вас, господа, с удачным выбором.

Депутаты, по-видимому, ничего не понимали и стояли как ошеломлённые.

– Как же так, ваше высокородие? Крынке вышло, а Верзило головой будет? – спросил, наконец, один из них.

– Как же вы не понимаете, господа? Вы сами избирали, никто посторонний не влиял на вас. Крынке вышло большинством 38 против 10, а Верзило выбран единогласно!

– Да кто же его выбирал? – недоумевали они.

– Да вы же, вы сами только что выбрали, чудаки вы этакие! – объяснял писарь. – Крынке вы положили 38 белых и 10 чёрных, а Верзиле – все 48 белых. Ну, понимаете?

– Белых!.. Чёрных!.. 48 белых!.. Что за нечистая сила!? Вы же сказали, ваше высокородие, господин член, что Крынке вышло, мы и думали, что Крынка, значит, головой будет. «Ну, – думаем, – коли Крынке вышло быть головой, то Верзиле уж что ни брось – всё едино. Давай, – думаем, – бросим ему по белому!» А теперь вот оно что вышло!.. Истинно, что ежели Бог захочет, то покарает…

– Господа! – торжественно и официально заявил член. – Баллотировка совершилась при соблюдении всех формальностей, указываемых законом, и на виду у всех выборных, поэтому дело можно считать законченным. Печать приложена, – в это время писарь быстро приложил печать, – остаётся только подписать бумагу.

При этом он быстрым размахом пера подписал свою фамилию на листе, подсунутом предупредительным писарем. Писарь встал и подал бумагу депутатам.

– Господа! – опять торжественно возгласил член. – Вы должны помнить, что баллотировка – дело священное. Ввиду этого обстоятельства здесь не должно совершаться ни одно отступление от закона, и всякое нарушение его предусмотрено законодателем в уложении о наказаниях. В бумаге написана одна только правда, а именно, что Федот Крынка получил большинство 38 против 10, а Климентий Верзило избран единогласно. Ведь это правда?

– Да так оно выходит… Бог уж его знает, отчего оно так выходит! – замялись депутаты, причём безжалостно почёсывали свои затылки. – По закону оно действительно выходит, что и правда. Только… кто ж его знал?

– Писать? – спросили грамотные у неграмотных.

– Да, должно быть, так, что писать, потому – закон. Им лучше известно!.. – нерешительно отвечали неграмотные.

И грамотные расписались. За ними расчеркнулся писарь, и дело было кончено. Тем не менее депутаты не хотели двинуться с места и как бы недоумевали, наяву это с ними случилось или во сне. Они даже не переговаривались между собой и как бы стыдились взглянуть друг другу в глаза. В это время в расправу вошёл Верзило. Он стоял всё время за дверью и слушал, поэтому в настоящую минуту был совершенно красен от удовольствия.

– Ну, поздравляю тебя, Климентий Прохорович! – промолвил член, обращаясь к нему и пожимая его руку.

То же самое сделал и писарь.

– Поздравляем и мы вас, Климентий Прохорыч! – нерешительно прогудели депутаты и поклонились ему. – Видно уж, судьба такая, чтоб тебе непременно головой быть.

– Спасибо, спасибо вам, панове выборные, спасибо! – с чувством промолвил Верзило и даже поклонился им в пояс.