Эмбер Трой
Волчья маска
После этого Певиан бросил связку с хворостом и побежал по дороге в сторону города. В этот раз его никто не стал останавливать.
Юго подошел к брошенной связке и закинул её себе на плечо. Проходя мимо Алана, он лишь похлопал его по спине и сказал: “Давай, нам нужно идти”.
“Сколько насмешки и боли было в словах Певиана”, – думал Алан, – “Он хотел сделать мне больно, только потому что ему было больно. Ему было трудно. Сперва узнал, что Фарат упал с лошади. А так как отца у него нет, то он видел отца в добродушном гонце, который воровал для детей сладости с замка, заглядывая туда по работе. А еще и его маме нездоровится”, – рассуждал в тишине Алан.
Остальной путь прошли в молчании. Вскоре добрались до города и сгрузили поклажу в дровянике рядом с кухней при таверне. Подошла Кея, осмотрела принесенный хворост и протянула Алану сверток с едой.
– Скорей иди домой. А то отец будет злиться.
Взяв сверток, Алан пошёл к стенам замка. Первые звезды появлялись на небе, город готовился ко сну, зажигая редкие фонари возле домов. Через три часа фонари погаснут и наступит абсолютная темнота. Подойдя к большим деревянным воротам, обитым железом, Алан постучал в них. Открылась бойница. Пожилой стражник сухо осмотрел парня и сказал:
– Опять ты задерживаешься. Сколько можно, я же говорил, что нельзя так поздно приходить.
Через несколько секунд ворота заскрипели и приоткрылись. Алан протянул сверток стражнику.
– Извините меня! Задержался, собирая хворост для таверны. Вот, держите.
Стражник скривил лицо, но взял сверток и махнул головой, разрешая пройти.
– Меня накажут за твои выходки, если узнают, что открываю ворота после заката, – проговорил недовольный стражник.
Когда засов задвинулся позади Алана, мальчик хотел рассказать, как прошел его день, но стражник уже потерял интерес к парню, раскрыл сверток и жадно рассматривал его содержимое. Алан понял, что рассказ будет бессмысленный и побрел дальше. Он чувствовал, что в глубине этого стражника живет добрый человек. Ему хотелось достучаться до него, но пока перед ним была стена, холодная и неприветливая. Да, именно этого человека он называл отцом для всех, кто находился по ту сторону крепостных ворот.
Пройдя по улицам, мощеным камнем, Алан направился к зданию, на крыше которого возвышался деревянный крест. Это был детский приют при церкви. Поднявшись по каменным ступенькам и зайдя внутрь, он увидел женщину, которая под тусклым освещением свечей натирала подсвечники, сидя в коридоре. Увидев парня, она недовольным голосом стала бормотать:
– Опять шарахаешься по ночам. Чего тебе не сидится, все нормальные дети уже в кровати спят, а он…
Но ее слова прервала настоятельница детского дома, она же монахиня Яра, давшая обет безбрачия и посвятившая всю себя этому приюту. Она поприветствовала парня, а после, повернувшись к уборщице, произнесла:
– Не сердитесь на него. Я с ним поговорю про опоздание.
Пожилая женщина снова стала что-то бормотать под нос, но уже не обращала внимания на Алана и продолжала натирать тряпкой закопчённые, покрытые воском подсвечники.
– Помойся и зайди ко мне в кабинет, – сухо сказала наставница. Затем она развернулась и растворилась в темноте коридора. Алан прошел в комнату, где для него приготовили таз с теплой водой. Вода немного остыла, но он спешно помылся, надел чистое белье, которое было аккуратно сложено на табуретке, и прошел в кабинет. Наставница сидела за большим письменным столом и что-то писала под светом трех свечей и догорающего камина. Увидев Алана, она встала из-за стола. Мальчик приблизился к наставнице. Яра протянула к нему руки и обняла, произнеся с улыбкой: