Идрис Шах
Командующее Я

Раздел I

Изжитые техники

В.: Имеет ли какую-нибудь ценность изучение учений и деятельности суфиев, а также других систем прошлого? Некоторые из них, что называется, «вымерли», иные кажутся принадлежащими минувшему веку и потому неприменимыми.

О.: Смысл есть в изучении того, что действительно применимо к современным условиям. Естественно, это означает, что предписывать материалы или их части для изучения могут только те люди, которые понимают, что означают указанные документы, для кого предназначены и каким должно быть их действие. Это, в свою очередь, означает, что простая имитация бесполезна. Суфийская учеба состоит в предписании, а не в имитации или даже традиции. Между прочим, в суфийском смысле нет ничего, что может «вымирать». Медицинский рецепт, например, не «отмирает», он заменяется другим. Вообще говоря, все зафиксированное (например, на бумаге) принадлежит прошлому. В отличие от врачебных рецептов, «условия», для которых были прописаны суфийские упражнения прошлого, вероятнее всего, сегодня не повторятся. Мы не имеем дела с телесными болезнями.

Таким образом, мы возвращаемся к вопросу об учителе и его компетенции. Важность этого момента трудно переоценить, поскольку, будучи осведомленным в данной области, вы действительно можете разглядеть ложного или заблуждающегося учителя, просто отметив для себя, что тот, кто всего лишь побуждает других повторять суфийские упражнения, предписанные десятки, сотни или даже тысячи лет назад, вообще не суфийский учитель. Возможно, он традиционалист, последовать религии или адепт церемоний, но в таком случае он не сможет способствовать развитию суфийского восприятия ни в себе, ни в других. Традиция, цвет, движение и так далее, несомненно, привлекательны. Иногда они даже могут оказать терапевтический эффект. Но это не суфийская деятельность, а вырождение ее внешних сторон. С таким же успехом мы могли бы наполнить аптечный пузырек водой и любоваться этикеткой. Но какой в этом смысл, разве что психологический эффект плацебо, а ведь он может быть получен практически любым способом. Кроме того, духовного плацебо не существует.

Вербовка и образование

В.: Писали ли вы когда-нибудь о важности суфийского знания в наши дни?

О.: Вплоть до недавнего времени – очень мало. Причина заключается в том, что, если вы отождествляетесь с какой-либо позицией, найдется немало желающих покритиковать ее, и люди перестанут принимать вас всерьез. В результате пострадает ваше дело, если, конечно, вы не заручитесь поддержкой обусловленных сторонников, что в итоге приведет к созданию еще одной разновидности социальной группы. Таким образом, вы послужите укреплению племенной ментальности, но сведете на нет ценность знания. Поэтому, вместо того чтобы предлагать то, о чем вы говорите, я немало потрудился, делая определенные факты прежде всего известными и доступными пониманию. Эта деятельность принесла значительные дивиденды. Общий объем информации увеличился, и сведения, дотоле недоступные, перераспределились между людьми, минуя их личные предубеждения.

Я хочу, чтобы у людей была информация до того, как они решат призвать свои желания к поклонению или противостоянию какой-либо личности, традиции или системе. Именно этим вербовка отличается от образования.

Понимание себя

Люди жаждут понять себя. Часть суфийской подготовки предназначена для того, чтобы сделать это возможным, ибо явная глупость большинства из нас почти универсальна. С этой точки зрения имеет смысл обратить внимание на определенные подходы, так как в этой сфере вполне возможен, хотя и не неизбежен, вариант, что люди могут учиться на примере поведения других.

Важнее всего осознать, что мы должны изучать желания и потребности приходящих к суфиям людей. Желания не обязательно совпадают с потребностями, даже если предположить, что они являются топливом и стабилизаторами нынешнего состояния обращающегося.

Вот передо мной подборка писем от некоего человека, который выразил желание поработать с нами над фильмом о жизни Аль-Газали. У него есть опыт в режиссуре, и он полагает, что, помогая нам, сможет сделать вклад в нашу работу, а работая со специальными материалами, и сам может многому научиться.

В ответ мы проинформировали его, что, как бы теоретически ни был желателен такой проект, мы уже вовлечены в предприятия подобного рода. Еще важнее то, что мы не можем позволить себе работать над проектами такого рода с человеком, обладающим лишь внешними восприятиями. Иными словами, суфийские фильмы должны быть инструментальными, спланированными для достижения определенного результата. Подобный фильм под силу сделать только суфиям, которым совсем не обязательно выбрать в качестве режиссера именно этого соискателя. Выраженный интерес к указанному вопросу сам по себе квалификацией не является.

А вот переписка с одним дружески настроенным ученым. Он просит у нас помощи (и предлагает нам свою) в поиске и публикации сведений об одном суфийском ордене. На это предложение мы ответили, что суфии пользуются рассчитанными методами. Настоящие время, место и люди не позволяют нам заняться этой специфической деятельностью.

Третий ворох предложений пришел от некой леди, которая написала книгу о нашей работе и просит разрешения цитировать опубликованные нами материалы, поскольку хотела бы высветить некоторые важные моменты – «для того, чтобы нас могли лучше узнать и понять». Мы написали ей, что есть два типа материалов о суфизме, – те, что написаны с внешней точки зрения, и те, что созданы для последующей суфийской деятельности. Последние могут вообще не выглядеть суфийскими книгами, но они вышли из-под руки людей, достигших особого прозрения. Обозрения или пропагандистские книги вообще не являются суфийскими, поэтому мы не можем поддерживать их. Нас даже можно назвать полными невеждами в отношении подобной литературы. Далее мы проинформировали эту корреспондентку, что включать наши материалы в ее книгу будет не только бесполезно для нашей работы, но и введет многих в заблуждение, создав у читателей представление, что данная книга санкционирована нами.

Наконец, вот письма от религиозного деятеля, который предполагает, что все виды духовности одинаковы, и пытается вразумить нас, чтобы мы смягчили нашу «жесткую позицию» по отношению к различным убеждениям и видам деятельности в сфере религии.

Все перечисленные подходы имеют нечто общее, не воспринимаемое самими авторами, хотя, возможно, сторонний наблюдатель способен разглядеть то, что их объединяет.

Первая очевидная характеристика: каждый из упомянутых людей предполагает, что делает нечто полезное, не зная в точности, так это или нет. Во-вторых, они исходят из предположения, что мы работаем так же случайно и на столь же поверхностном базисе, который единственно им известен: то есть фактически они заведомо отказывают нам в видении перспективы; в-третьих, они предполагают, что какой-то отдельный аспект, объект и т. д. может сыграть положительную роль в нашем деле; четвертое предположение – что мы работаем не по плану; пятое – что нет иного плана, в котором данный человек мог бы участвовать; шестое – что он может начать с середины. То есть они полагают, что способны усвоить идею, и то, что она будет ему полезна без какого-либо абсолютно необходимого обучения, которое только и может подготовить кого бы то ни было к участию в программах подобного рода.

Короче говоря, такому человеку надо было бы озаботиться следующими вопросами: «Могу ли я учиться? Что я могу делать, если вообще что-то могу?»

Все суфии вначале учат этому, но их указаниям тяжело следовать, так как прямое утверждение: «сначала вам нужно делать нечто иное» – очень часто воспринимается Командующим Я в качестве отказа или вызова, а не того, чем оно в действительности является, – конструктивным описанием нынешнего положения и потребностей данного человека, сделанным из самых лучших побуждений.

Именно это лежит в основе понятий Taubat (Таубат) – в данном случае – раскаяние, отказ от невежественных предположений и Khidmat (Хидмат) – служение, что в данном контексте означает: воздержание от неуместного – наилучшее служение самому себе так же, как и служение Истине.

Критицизм и обучение

В.: В своих книгах и историях об учебных взаимодействиях с искателями суфийские учителя часто сетуют на проблемы в общении с людьми и постоянно критикуют собственных последователей и всех прочих. Если дела обстоят так плохо, есть ли надежда, что обучение вообще начнется?

О.: Во-первых, то, что некоторые люди считают критицизмом, также можно рассматривать в качестве описания ситуации; во-вторых, описание людей и их поведения уже само по себе является неотъемлемой частью обучающего процесса. Когда вы становитесь свидетелем такого диалога, или слышите, или читаете о нем, вы фактически наблюдаете как разворачивается обучение, поэтому вопроса «когда оно начнется?» не существует. Эффект обучения частично проявляется в том, что человек начинает наблюдать подобные вещи. Если же он по-прежнему их не замечает, то это не значит, что обучение не действует, а означает, что вы не учитесь.

В.: Таким образом, похоже, что тот, кто не видит подобных вещей, не может быть обучен?

О.: Вовсе нет. Не увидеть чего-то одним способом, или в одной какой-то ситуации, или одним из множества способов, или во многих ситуациях – еще не показатель неспособности к обучению. В обучении настойчивость учителя идет рука об руку с настойчивостью ученика в учении. Самые разнообразные подходы, применяемые к людям, способны выявить различные их грани по отношению к обучению, с тем, чтобы они могли начать в конечном счете учиться. Возвращаясь к первому вопросу, можно сказать, что фактически ученика часто принуждают отказаться от некоторых подходов, и само по себе это уже может заставить человека прекратить играть в игры и побудить серьезно сосредоточиться на том, чему его обучают. Но если из-за споров или пререканий все перечисление усилия не сработают, то он учиться не сможет. Вот почему философ-диалектик не способен научить чему-либо на суфийском Пути, так же как интеллектуальные или эмоциональные подходы учеников не могут принести иных результатов, кроме взаимно стимулирующих реакций, которым нет места в суфийской обучающей ситуации. Отсюда и возникает необходимость устранить их или подавить той разновидностью «критицизма», о которой вы упомянули.

Зачем мне меняться прямо сейчас?

Жил-был один купец. Однажды он приобрел пару башмаков. Он ходил в них до тех пор, пока почти совсем не износил. Но так как они были очень удобны, он поставил на них заплаты и продолжал носить, пока и починка не изорвалась в клочья. Поверх старых заплат были поставлены новые и, хотя скупцы и люди, не утруждавшие себя размышлениями о жизни, одобряли его экономность, башмаки стали неуклюжими и неприглядными и поднимали тучи пыли на дороге. Когда прохожие жаловались на пыль, купец всегда отвечал: «Если бы на дороге не было пыли, башмаки бы ее не поднимали, – идите к властям и жалуйтесь на дороги!»

Башмаки сильно шумели, топая по улице, но большинство людей привыкло к этому, другие были в меньшинстве, но и они в конце концов тоже притерпелись.

Итак, столько людей одобряли бережливость купца и столь многие смирились с неудобствами, что остальные мнения не принимались в расчет. И сам купец, и все остальные стали считать само собой разумеющимся, что его башмаки и должны быть такими, как есть. Это стало настолько обычным, что должно было случиться что-то совершенно из ряда вон выходящее, чтобы заставить всех взглянуть на вещи по-другому.

И, вполне естественно, однажды «что-то» и начало происходить.

Как-то раз, по случаю, наш герой очень дешево купил партию редкой стеклянной посуды, полагая, что сможет выгодно перепродать ее. Желая отметить эту удачную сделку, он решил пойти в турецкие бани и хорошенько попариться. Пока купец был в бане, ему пришла в голову мысль, а почему бы с прибыли от продажи посуды ему не купить новые башмаки. Но затем он прогнал эти фантазии, сказав себе: «Башмачки мои еще послужат».

Тем не менее идея эта как-то застряла у него в голове и неким образом, как мы увидим далее, повлияла на мысли купца, судьбу его башмаков и посуду, да и на многое другое. Сначала, уходя из бани, совершенно автоматически сунул ноги в пару очень дорогих сандалий и в них пошел домой. Произошло это потому, что он вышел не в ту дверь и оказался в другой прихожей, где на месте его ужасных башмаков стояла обувь главного городского судьи.

Выйдя из бани и не найдя своих роскошных сандалий, судья стал искать пропажу, но единственное, что он нашел, – это страшные башмаки купца, в которых ему и пришлось дошлепать до своего дома. Конечно, как и все в городе, он сразу узнал, кому принадлежат эти чудовища.

Быстрее, чем об этом можно рассказать, судья вызвал купца в суд и оштрафовал его на огромную сумму за воровство.

Дрожа от негодования, купец прибежал домой, подошел к тому окну, что выходило на реку, и выбросил свои башмаки в воду. «Теперь, – подумал он, – я избавлюсь от этого орудия злого рока и смогу избежать его злосчастного влияния». Но сила башмаков на этом не исчерпалась…

Вскоре какой-то рыбак, вытащив из воды свою сеть, увидел застрявшие в ней туфли. Из-за множества гвоздей, которые были вбиты в них в процессе бесконечных починок, башмаки купца отличались немалым весом и конечно же сильно повредили рыбацкую сеть.

Сразу узнав, чья это обувь, – как ее узнал бы кто угодно в том городе, – возмущенный рыбак пришел к дому купца и швырнул башмаки в окно. Они приземлились прямо на драгоценную посуду, разбив ее вдребезги.

Увидев, что произошло, купец чуть не взорвался от ярости. Он пошел в сад и стал рыть яму, чтобы навсегда похоронить свои коварные башмаки.

Когда соседи увидели его за столь необычным занятием, они тут же доложили городскому голове, что купец, по-видимому, ищет в своем саду клад, а по закону той страны все клады принадлежали государству. Убежденный, что здесь пахнет немалой добычей, городской голова тут же одолжил денег под будущий барыш и купил сервиз тончайшего фарфора, на который давно положил глаз. Затем он вызвал к себе купца и велел ему сдать золото.

Купец объяснил, что всего лишь хотел избавиться от проклятых туфель. Тогда городской голова приказал перелопатить весь сад и, ничего не найдя, присудил купцу уплатить компенсацию за доставленное беспокойство, в каковую сумму входила стоимость фарфора, расход на произведенные в саду работы плюс небольшая плата за время, потерянное властями.

После этого купец унес башмаки далеко за город и выбросил в канал. Поток вынес их в ирригационную систему, где они перекрыли трубу, по которой вода поступала в королевский сад. Все цветы погибли. Когда садовники нашли и узнали башмаки, купец был вызван в суд и опять оштрафован на баснословную сумму.

В отчаянии несчастный разрезал туфли пополам и закопал каждый кусок на одной из четырех мусорных свалок города. Случилось так, что четверо псов, копаясь в отбросах, нашли по половинке башмака, принесли их к дому купца и стали лаять и выть, требуя награды. Эти собаки были так агрессивны и навязчивы, что люди не могли ни глаз сомкнуть, ни выйти на улицу. Когда псов утихомирили, купец пошел в суд.

«Досточтимый судья! – сказал он. – Я хочу официально порвать с этими башмаками, ибо сами они меня в покое не оставят. Поэтому прошу выпустить распоряжение, официальный документ, который будет подтверждением, что все сделанное ими или при их участии, впредь не будет иметь ко мне никакого отношения!»

Судья обдумал это дело. В конце концов он объявил: «Так как я не нашел в книгах ни одного прецедента, позволяющего предположить, что башмаки – это личности в каком бы то ни было смысле, чтобы им можно было что-то разрешить или запретить, я не могу удовлетворить вашу просьбу».

Однако довольно странно, что как только купец обзавелся новыми башмаками – а все это время он ходил босиком, – неприятности оставили его.

Здесь, конечно, и заключен ответ на вопрос: «Зачем мне менять мои убеждения, образ жизни или мысли прямо сейчас?»

На такие вопросы можно ответить только аллегорически, утверждая, что многие случайности – это результат нашего бездействия. Но внешние события, к сожалению, не столь очевидно связаны с нашим поведением, как башмаки со своим купцом. Ведь, если бы все было так очевидно, никто не стал бы задавать подобного вопроса, не так ли?

Наука и философия

В.: Что думают суфии о противоречиях между наукой и философией и, по аналогии, между соответствующими группами людей, предлагающими различные проекты по переделке мира? Систем очень много, хотя мы, без сомнения, можем их оценить – ведь мы, так сказать, наниматели.

О.: А вы не слышали истории о двух банщиках-массажистах, их хозяине и клиенте? Древний автор Хамадани в своем произведении Maqama of Halwan весьма тонко касается этой темы, показывая, насколько сильны и одновременно поверхностны и неуместны подобные системы при отсутствии знания.

Баня

Один человек, возвращаясь из паломничества, пришел в какой-то город и стал искать баню получше, с хорошими банщиками, где можно было бы восстановить силы, помыться горячей водой и умаститься благовониями.

Наконец он оказался в заведении, которое славилось по всему городу. При входе нашего путешественника встретил служитель и, согласно обычаю, помассировал ему лоб глиной, после чего ушел. Тут же вошел другой массажист и стал растирать и мять клиента. Вскоре вернулся первый и набросился на своего коллегу. «Оставь эту голову – она моя!» – воскликнул он. Второй возмутился. Они сцепились и покатились по полу. «Это моя голова, – кричал первый, – ведь это я мазал ее глиной!»

«Вовсе нет, – возражал второй, – я тер тело, на котором сидит голова!»

Наконец, устав драться, они позвали хозяина заведения, чтобы тот их рассудил. Он, в свою очередь, спросил клиента, кому из банщиков, по его мнению, принадлежит голова.

«О господи! Да никому она не принадлежит – она моя!» – закричал путешественник.

Но хозяина бани это просто взбесило, и он заорал своим работникам:

«Будь проклят этот мерзавец с его никчемной головой, – не понимаю, что вы с ним возитесь! Пусть идет к черту…»

Развитие человека

В.: Насколько долго на самом деле длится процесс развития человека?

О.: Столько, сколько потребуется для того, чтобы учитель, каждый человек в отдельности и группа в целом достигли нужной гармонии. В ваших терминах это может быть десять минут или десять лет – возможно, больше, возможно, меньше.

В.: Говорят, только один человек из ста тысяч может достичь цели.

О.: Говорят?

В.: Верно ли это?

О.: Для нас и тех, кто с нами, это неверно. Я не отвечаю за то, что говорили другие люди в другие времена, в других местах и ситуациях. Если вы хотите сваливать в кучу все, что кто-либо сказал вам или еще кому-то, и затем использовать полученное, вы, возможно, коллекционер или составитель антологий, но не Искатель в нашем понимании данного термина.

В.: Но я никогда раньше не слышал ничего подобного. Разве учения великих мыслителей прошлого уже не содержат в себе истину?

О.: Они все еще содержат ее, так было и будет всегда, но только по отношению к тем условиям и тем ученикам. Понимание и использование подобных учений зависит исключительно от правильного опыта и способности тех, кто пытается их применять. К сожалению, и условия, и искатели изменились. Соответственно, и курс обучения больше не пригоден.

Качество поиска

В.: Не лучше ли потратить время, может быть даже годы, пытаясь найти хоть какую-то истину, чем вообще ничего не делать?

Ведь нельзя сказать, что ничего не получаешь, проводя время за книгами или общаясь с людьми, связанными с эзотерическим, или высшим, поиском?

О.: Если человек идет неверным путем в своем поиске, то пользы, скорее всего, не будет, а вот вреда – с лихвой. Этот вопрос часто повторяют люди, которые жаждут заверений и утешений.

Если они готовы посмотреть истине в лицо, то вот продолжение ответа: вы думаете, что, потратив годы на книги и людей, обязательно должны чего-то достичь? Наш опыт показывает, что этот вывод неверен.

«Осел, съевший дыню, остается ослом», «Ты никогда не достигнешь Мекки, потому что эта дорога ведет в Самарканд» – таковы два высказывания, предназначенные для иллюстрации положения некоторых подобных людей. Что же они в действительности получают, кроме чувства, что обрели нечто?

Сами они обычно заверяют, что почувствовали себя лучше, счастливее, более способными «помогать другим». Существует много вариантов подобных ответов. Действительная ситуация такова: пока они не узнают, сколько они приобрели и куда теперь направляются, это «обретение», если таковое вообще имело место, в лучшем случае является латентным. В настоящий момент его вообще нельзя считать полезным. Оно ничего не значит до тех пор, пока не будет активизировано путем гармонизации с осмысленной деятельностью в реальной традиции.

Я встречаю многих людей, упорно работающих в этом направлении. Они трудятся столь усердно, что не замечают, как в определенный момент превосходят уровень конструктивной деятельности. Им были бы нужны иные формы развития, но, повторяя одно и то же, они деградировали настолько, что превратились в бесполезных личностей, хотя сами, возможно, чувствуют себя полезными и ухитряются передавать это чувство другим.

Наихудший результат подобного варианта развития являют собой люди, страдающие туманными, спорадическими, незавершенными контактами с «невидимым миром». В действительности такие чувства являются всего лишь искажениями, или всплесками, потенциала, которые присущая человеку субъективность наделяет фантастическими, извращенными сущностями и смыслами, при этом часто пытаясь создать соответствующую систему. Наиболее опасные из упомянутых людей ищут себе подобных или «доказывают» свой опыт на примерах из литературы.

Все они страдают замаскированным высокомерием.