Ибратжон Хатамович Алиев
Осколки жизни. Сборник рассказов
Дорогие и богатые салоны красоты, невероятно красивые турецкие, французские, иногда узбекские рестораны находились в невероятном упадке. Некогда красивые блинные были разрушены с их чудовищно наглыми посетителями, которые всё ещё были здесь – упали лицами в свои дьявольски дорогие кофе, кои поглотили их прогнившие волосы и в которых ещё плавали выпавшие, начавшие растворяться глаза. Где-то всё ещё оставались надписи «аренда» и телефонный номер, написанный так, что казалась эта такая доступная радость, когда же такое мог позволить себе или уже обогатившийся богач или обычный человек, но за огромные долги, которые он, разумеется, не мог уплатить после чего приходилось завершать свою жизнь, как те молодые люди, что ныне покачивались на ветру, коих было видно из окон или на ближайшем столбе. Интересно, что даже завершить свой жизненный путь для них было не дешёвым удовольствием, учитывая все эти интересные обычаи, традиции, красоты и пустую тупость.
Банкоматы с оставшимися в них купюрами уже явно не могли принять банковские карты, хотя для дорогих пенсионеров, если бы они только были это явно не было бы в новинку, не учитывая интересные моменты, когда эти механические монстры нагло проглатывали сии «электронные кошельки». Высокие столбы с лампами на которых уже тоннами были заклеены различные объявления с улыбающимися людьми, отрывными листками, огромными надписями, флаерами и прочей ненужной информацией, не источали из себя свет, а только стояли и разорвавшейся лампой, и оголённым проводом. Но такая ситуация была в редкости, чаще всего была просто лопнувшая лампа, из которой уже давно вылетел инертный газ.
На пути идущего встречаются высокие здания с гордой надписью банка, в которых всегда из стороны в стороны бегали люди, наверное поэтому из нынешних разорвавшихся огромных панорамных окон или полуразрушенных зданий видны лежащие по пути тела, но конечно максимально большие скопления у касс, где всегда имеется огромнейшая очередь из стариков, старух, мужчин и молодых дам с вечно плачущими у них на руках детьми, который и сейчас были здесь. К слову, теперь они наконец замолчали и эти маленькие трупики, с такой якобы заботой матерей, а на самом деле бабушек, если они всё ещё живы, так забавно лежали на руках своих разлагающихся матерей с открытыми ртами и даже оставшаяся плоть отражала гримасу гнева, ибо, даже умирая, наверное, она упрекала своё девятое чадо за то, что оно кричит.
Отдельного к себе внимания заслуживал большой некогда райски красивый комплекс с высокими четырьмя башнями и главным прямоугольным зданием с огромным бирюзовым куполом – явной полусферой и выходящим на поверхности шпилем. Сейчас это место было в своём пике, которое при жизни привлекало к себе тысячи, десятки тысяч людей, которые, к слову, с мирно опущенными головами и приподнятыми задними частями остались под поверхностью бетонного монолита. Этот замечательный пик вызвал интересную озорную игру в глазах наблюдающего, когда он обратил внимание на этот полуразрушенный купол, с поверхности коего начал сползать черепица, оголяя бетонное образование – один из способов дорогих строителей даже на столь «почитаемом» объекте заработать побольше. А эти полуразрушенные, словно лопнувшие верхние скорлупки сырого яйца маленькие купола, с десятками тоннами мха, плесени, гнили, ржавчины, обгорелыми участками, полуразрушенными, сломанными огромными надписями на чудесной вязи, которая геометрически даже не походит на фрактал. Эта экспозиция или произведение природного искусства, которое находилось рядом с не менее разрушенными собратьями средиземноморского края.
Человек смотрел на всё это и в его душе перебирались самые различные ощущения, самые многогранные и разносторонние чувства. Он ступал по городу, осматривая различные виды зданий – отели, театры, сады и парки отдыха, гигантские торговые центры – ядра денежных приёмов от населения, губернаторства, правительственные учреждения, министерства, в коих все адски горды, хотя ничего не знают по специальности. Всё это находилось в этом массивном городе и всё ржавело, гнило, гибло, подыхало, разваливалось, разлагалось, старело и погибало!
Всё было разрушено и покрылось природной пеленой
Осматриваясь по сторонам, человек приблизился к одному из небоскрёбов, который чем-то привлёк к себе его внимание, затем он поднял взгляд и увидел малых размеров, способный поместиться в ладонь цветок, что находился на одном из верхних этажей. Это творение природы путник заметил, поправив очки и по этому прекрасному розоватому цвету, к коему он начал подниматься. Войдя внутрь, он ничуть не удивился старой картине из груды застывших в отдельных частях сооружения с некоторыми обгоревшими частями и разорванными в клочья частями от взорвавшихся окон. Но при этом с довольным видом поглядел на появившуюся растительность, не давшая шанса бетону как-то защититься, пробившись даже через него насквозь, хотя в этом отдельную роль скорее всего сыграли дорогие строители-крохоборы.
Усмехнувшись, он приблизился к лестнице, точнее к неё останкам, которые состояли из небольших кусков бетона, повисшие на металлических тонких прутьях – арматуре. Не смотря на свой возраст, мужчина ловко перешагивал со ступени на ступень, часто наступая на металлический прут или скорее на его крепление в стене. Пару раз правда ситуация была близка к падению, но трость помогала удерживать равновесие, к тому же, удобное использование его в качестве рычага, цепляясь за следующий ряд перил очень даже помог мужчине, таким образом наконец оказавшийся на следующем этаже. Также путь был преодолён через следующие этажи пока совсем скоро он не оказался на просторном, полуразрушенном холе шестого этажа с иногда образовавшимися дырами в полу. Но главное тут находился тот, к кому он пришёл – этот чудный цветок, разумеется, тут было не мало сорняков – различного вида трав, среди которых выделялись красивые растения, в том числе живокость, вьюнок, лютик ползучий, но среди них всех выделялся гигант, который мужчина заметил издали – стапелия.
Это массивное растение, которое выживало обычно в джунглях Южной и Центральной Африки наверняка из-за аномалий перебралось и сюда. Приблизившись человек внимательно осматривал эти удлинённые, похожие на щупальца пять лепестков снаружи розоватые, изнутри желтоватого цвета, словно покрытые чешуёй и фиолетовыми вкраплениями, когда же центр, где виднелся пестик обладал более фиолетовым ярким и кислотным окрасом. Подойдя ближе, мужчина встал практически у края холла, откуда виднелся весь город – от стекла почти ничего не осталось, панорамное окно давно в виде тысячи осколков лежало внизу.
Спустя столько времени мужчина нашёл себе живого собеседника, чему был рад, но не подавал виду. Усевшись у края, опираясь на трость и свесив ноги, он слегка поболтал ими, после чего посмотрел на цветок и с улыбкой заговорил:
– Ну, здравствуй, хищник, – обратился он к цветку, лепестки коего слегка покачивались на ветру, словно одобряя слова нового товарища. – Признаться не ожидал тебя увидеть, – продолжал мужчина, – но я рад. Давно не беседовал с кем-нибудь из живых и с одной стороны, извиняюсь за отсутствие праздного приёма, но с другой стороны, я рад, что не мало дичи досталось и тебе.
Цветок не отвечал, а лишь внимательно слушал.
– Думаю, ты удивился такому виду этих земель, да? Можешь не удивляться, сейчас весь мир стал таким. Эти места ещё не плохо сохранились. К тому же, уже скорее я гость, а не ты, ибо меня осталось меньше, в разы меньше, скорее даже я единственный в целом свете, что меня честно – радует.
С этими словами его глаза загорелись задором. Он быстро посмотрел на цветок, потом отвёл взгляд и прикусил губу.
– Знаешь, я даже могу сделать вот так, – он быстро поднялся и приставив руки ко рту закричал, что было сил, – эге-гее-гее!
После разразился заливистым хохотом, запрокидывая голову, махая руками и пару раз даже подпрыгнув.
– Ух! Ха! – он совершил резкое сальто так, что подол его плаща взвился в воздух, продолжая хохотать. – Во всём мире нет никого кроме меня, и я могу сделать всё, что захочу, слышите! Всё, что захочу!
Он прокричал это так громко, что затрещали оставшиеся стёкла и заметив это он, резко развернувшись подбежал к одному из оставшихся осколков, разорвав того в клочья, с резким криком, продолжая хохотать.
– Меня теперь не держит, – обращаясь к цветку и возвращаясь, размахивая тростью говорил он, – не удерживает ни закон, ни правила, ничего, я свободен!
Довольный, он вновь опустился на своё место продолжая болтать ногами.
– Нет теперь больше извергов, нет больше тех, кто будет мне угрожать, нет никого, кто хоть как-то противостоял бы теперь мне. Вся планета – моя! Наконец-то покой, теперь я могу смотреть куда хочу и сколько хочу, не будут теперь эти люди смотреть мне ответно, из-за чего становиться не по себе видя их зверских, дьявольский взгляд, полный разумного хищничества. О, да…
Он глубоко вздохнул и даже не обратив внимание на грязь поднял руки и опустился навзничь, лёжа на спине, подложив руки под голову, отложив трость. Он желал рядом с диким растением, таким же хищником, как и он.
– А знаешь, как всё это произошло? – посмотрев на цветок спросил он, на что, казалось, даже растение ответило лёгким движением. – А всё это был я, – приподнявшись продолжил мужчина, прогладив бороду. – Государства любили воевать друг с другом, доказывать их превосходство. Сначала я хотел дать им энергию – для развития, но тщетно и тогда пришлось заговорить о том, о чём они хотели знать – о оружии. В мире существуют радиоактивные элементы, энергию внутри которых люди уже давно, не менее столетия, как уже умели добывать. Но интересно то, что не меньшая энергия заключена в каждом материале, в любом, только нужно уметь его оттуда извлекать. Например, в тех же металлах или органических соединениях, даже в том самом углероде, коим наполнены наши с тобой организмы, тоже хранит в себе энергию.
Мужчина всё обращался и обращался к цветку с таким интересом, что казалась даже другая растительность – иные сорняки и цветы слушали его речи.
– А для этого, – говорил он, – нужно всего лишь в ускорителе направить ионизированный газ, водород или гелий, придав им нужную энергию, хорошенько её откалибровав. Таким образом, в результате, произойдёт бомбардировка, ядра изменяться и за счёт потери массы отдадут свою энергию. Вот, например, достаточно взять 32 пикограмма лития, 36 пикограмм бериллия, 42 пикограмма бора и столько же углерода, после разместить их на удлинённых ускорителях длиной в 2 метра с имеющимся вакуумом подобно лампам, где появиться необходимый пучок в 626,4 мА, затем разместить 25 таких ускорителей согласно спирали Архимеда в стопку, получиться такой цилиндр, катушка из ускорителей с диаметров в 9 и высоту, чуть меньше 10 метров.
Именно эта небольшая бомба была создана и предоставлена правительству и когда она была сброшена в качестве «испытания» с высоты 2 километров и механизм сработал, когда до поверхности осталось 1,5 метра. В эту секунду заряженные частицы начали бомбардировать, генерируя электричество с огромными токами, которые проходили по невероятно толстым проводам, направляясь ко второму, третьему, четвёртому ускорителю, всё усиливаясь и усиливаясь, пусть даже и теряя около 30%. И наконец, на 25 ступени, когда до земли оставалось 30 сантиметров этот гигант взорвался, источая из себя всю энергию, которую он сгенерировал!
Он говорил это с огромным интересом и ностальгией.
– Я помню, как я его монтировал, этого красавца «Иерихон», как его привезли к самолёту, специально подготовленному и разработанному для него. Казалось, вершилась судьба человечества, так и случилось. В тот день, я, попрощавшись с моим красавцем, под предлогом неотлагательного вопроса отправился в свой бункер, где и скрылся, подстроив по пути собственную гибель в автокатастрофе. Но даже в своём убежище я не мог не слышать этот триумф.
Все были в ожидании, самолёт, который отвёз «Иерихон» не выжил со всем его экипажем – ударная волна их разрушила. Взрыв виделся на расстоянии 662 километров, где находилась контрольная зона. Этот титан, вырвал из своих недр энергию, сравнимую со взрывов 337,42 мегатонн тротила, благодаря чему образовался гигантский светящийся шар с диаметром в 22 километра, видный на расстоянии в несколько тысяч километров, его замечали даже на другом конце планеты. Всё, абсолютно всё, что только было, леса, города, дома, строения, птицы, животные, озёра, реки всё-всё-всё было уничтожено, высушено, выпарено, обожжено и погибло в адской катастрофе в радиусе 146 километров, все стёкла в радиусе даже 260 с лишним километров были выбиты, разрушены. Свет был настолько яркий, что обжигал любую открытую часть тела, весь воздух в атмосфере нагрелся, каждый ощутил это резкое повышение температуры.
По всему миру в миг перестали работать телефонные связи, телевидение, интернет на протяжении 4 часов на протяжении которых начали обрушаться мировые биржи, падали валюты и акции компаний-гигантов. Все были в шоке от произошедшего настолько, что приходила в упадок даже экономика нескольких государств. Массивное ядерное грибовидное облако возвышалось над всем этим, при том, что оно прорвало атмосферу, поднявшись на высоту 400 километров, с радиусом шляпки в 570 километров, то есть покрывая площадь более миллиона квадратных километров. Для понимания это площадь Египта, Мавритании или Боливии, или даже площади Сербии, Арабских Эмиратов, Австрии, Кубы, Кувейта, Кипра, Камбоджи, Бельгии, Ямайки, Сингапура, Мальдив, Монако и Узбекистана вместе взятых!
И этот символ разрушения – ядерный гриб возвышался во всей своей красе под этим громогласным гулом, который разносился по всей планете несколько раз, вместе с потоком землетрясений, который не много не мало, обогнул планету 18 раз! Вы представляете эту мощь, это могущество человеческого гения, который потряс всю планету, этот гигантский шар, который превосходит его в 14,6 секстиллион раз. А эти звуки, которые сначала были подобны сильнейшему раскату грома, а потом это эхо, которое отражали горы по всей планете, вместе с этим свечением неба.
Проговорив это, он с воодушевлением завершил:
– Это была самая мощная на тот момент бомба за всю историю человечества, но потом воодушевлённые моими разработками, использовали мои чертежи добавив всего лишь один дополнительный ускоритель, – он поднял указательный палец, – и получился взрыв эквивалентом в 1 519,65 мегатонн в тротиловом эквиваленте, что дало в 5 раз более могущественный и устрашающие результаты…
Проговорив это, он замолчал. Перед глазами пронеслось всё, что он рассказывал, всё что упоминал. А затем он вновь вспомнил те моменты, когда он наконец покинул свой бункер, спустя столь долгого ожидания. Тут он отпустил бороду, тут постарел, но остался в не плохой физической форме.
– Когда были люди, – говорил мужчина, – я хотел, чтобы их не стало, хотел быть в одиночестве, теперь я достиг того, чего хотел. Но за то время, в которое я пробыл в бункере, теперь я осознаю то, что после меня не останется никого из моего вида, никто не будет продолжать род человеческий и он вымер, вымер навсегда. Я… я уничтожил… я уничтожил то, что породила планета.
Он не говорил уже эти слова кому-то он уже говорить это самому себе.
– Я их ненавидел, ненавижу и буду ненавидеть, – в какой-то момент оскалился он, -но увы и они имеют… имели место на этом свете.
Сказав это, он огляделся вновь и приподнялся. Его взгляд вновь упали на растения, но теперь они не казались в его глазах, столь живыми собеседниками, их колебания казались такими безжизненными, хаотичными, ничем не подкреплёнными. Смотря на них, он теперь осознавал, что это не более чем обычные предметы. Взяв свою трость, он начал хромать, опираясь о неё, ковыля он приблизился к лестнице с опущенным взглядом. От былой улыбки на лице не осталось и следа. На что же только не способен человек, хотя человек ли он вообще? Эти мысли мелькали в голове мужчины, пока он, ухватываясь за стену, слегка дрожа, еле переминая с ноги на ногу, опираясь тростью, постепенно спустился вниз. Спустя какое-то время он уже был на пятом этаже.
Этот этаж был почти таким же, но тут было в разы больше коридоров, которые привлекали внимание. И дабы вспомнить время, когда люди ещё были живы, когда они ещё прохаживались по этим путям, ступали на кафель и линолеум, сильно опираясь на трость он прошёл дальше, опустив брови. Двери были выломаны, а бумаги лежали на полу, растоптанные с отпечатками подошв мнимых посетителей. В комнатах находились столы, покрытые невероятным слоем пыли, оставались выгоревшие шторы, что или летали, выйдя из отверстия окна, либо под своим весом продолжали висеть, закрывая комнату от ярких и ослепляющих солнечных лучей.
Одна такая комната через пару поворотов привлекла внимание мужчины, куда он вошёл, осматривая её. Это был обычный кабинет, где находился единственный стол со своим удлинением, за коим было кресло, на столе стоял пробитый насквозь монитор, пара шкафов с упавшими папками, что лежали на полу. Диван из коего торчали пружины находился неподалёку и пара стульев с чёрной обивкой находились у стола, покрытые всё тем же массивным слоем пыли.
Подойдя ближе, мужчина встал около стола, сняв перчатки, отряхнувшись и стуча пальцами с давно не стриженными ногтями по поверхности стола из-за чего звук получался довольно отчётливый. Войдя, он закрыл за собой дверь, а два имеющихся окна были полностью закрыты тяжёлыми шторами. Что удивительно из-за толщины стекла она даже сохранилась, пусть и поросла не малым слоем мха. Путник стоял посредине комнаты, стуча по столу, осматривая комнату, после чего остановил свой взгляд на кресле с потерянным, каким-то безразличным взглядом.
Подойдя ближе, он достал платок, коим вытирал руки ещё покидая бункер и сложив его вытер кресло, на которое опустился. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, ощущая себя правителем, владыкой, властелином, но властелином ничего… Весь мир был разрушен и ничего от него не осталось, дикая природа совсем скоро всё это поглотит и не оставит ничего, ни единого следа от всего, что когда-либо сделало человечество. Здания разрушатся окончательно, книги сгниют, и вся краска с них сотрётся, разложится пластик, не останется даже костер под грунтом, не говоря уже о волосах или коже. Всё покроется растительностью, появятся новые животные и планета погрузиться в то состояние, каким оно было порождено.
Человек зря думает, что является центром вселенной, ибо мир вполне может существовать и без него. Теперь мужчина это прекрасно осознавал, сидя здесь, понимая, что десятки планет и спутников – Луна, Марс, Фобос, Деймос, Юпитер, Ганимед, Европа, Ио, Калисто, Сатурн, Титан, Уран, Нептун, Титания, Венера, Меркурий, не говоря уже о звёздах и мириадах планет, огромных астероидов, триллионы космических объектов невообразимого размера существуют без людей, без никого. Никто их не видит, никто на них не существует и самим объектам это не нужно, они вполне себе самостоятельны, путь даже не владеют разумом, а быть может…
Тук-тук… Путник вздрогнул. Он резко всколыхнулся на кресле и замер, внимательно прислушиваясь. Прибывший отчётливо услышал стук в двери. Но не могло же это ему так хорошо послышаться или его воображение уже начало играть с ним злую шутку. А быть может… Он ждал, ждал затаив дыхание. Ждал очередного стука или то, что кто-то откроет двери, даже хотя бы звук шага, какого-нибудь движения. Он сидел и ожидал этого момента, ожидал в огромном мире, где по собственной вине он – гениальный учёный стал явным свидетелем Всеобщей гибели…
Старение
Я… я скоро умру во сне.
Фёдор Михайлович Достоевский, Идиот, 1869
Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… Глубокое и протяжное, но вместе с этим мягкое шипение отдавалось от морских волн, что медленно ударялись о песчаный берег. Они старались доходить, покрыть своей белоснежной пеной как можно больше песка, дойдя до максимальной дальности, затем вновь вся эта водная вспенившаяся масса отправлялась обратно к тоннам вод. На берегу имелись различные ракушки, иногда камушки, редко пробегал краб, стараясь скорее погрузиться в воду. Иногда показывалось что-то иное – какая-нибудь рыбка, что начинала задыхаться, в первые мгновения начинала прыгать, пока не застывала, теряя сознание. Но океан благосклонен к своим обитателям, поэтому скоро забирал эту небольшую рыбку в свои владения. За всем этим наблюдал тощий высокий старик. На нём была только одна старая рубашка с короткими рукавами, обнажающие костлявые руки, на коих уже успели проступить вены. Голова с седой бородой и такой же седой не причёсанной шевелюрой, которую он только резко откидывал назад оголяла его широкий лоб, слегка смуглое лицо, яркие голубые глаза, потерявшие дар зоркости, узкие засохшие и слегка потрескавшиеся губы, впалые щёки и острый нос представляли его лицо с большим количеством морщин.
Светло-синяя рубашка еле держалась на нём, чуть ли не повисая – настолько он был худ. Брюки на уровне ниже колен были порваны, а на ногах ничего не было. Старик стоял с босыми ногами, опираясь на единственную, чуть ли не вышедшую к морю пальму спиной, скрестив руки на груди. Это дерево было уже давно высохшим, поэтому можно было явно не бояться получить кокосом по голове, чем и пользовался мужчина. Его голова бессильно порой нагибалась вперёд, веки слегка закрывались, затем вновь он поднимал голову, открывал глаза и продолжал смотреть в сторону заката. Со стороны океана до него доходил морской бриз, помогающий развеяться, но в глубине души наступала тоска, какая-то странная необъяснимая грусть.
Он посмотрел по сторонам, в очередной раз подмечая необычайно большую длину песчаного берега, которая завершала прибрежной скалой, у которой был небольшой трап с привязанной лодкой к одной из балок. За ним простирались малые тропические джунгли, где иногда можно было встретить силуэты обезьян, а справа от него на более высокой прибрежной скале находилось его убежище – одинокий маяк, который совсем скоро уже нужно будет включать, ибо с каждым разом Солнце всё быстрее и быстрее склоняется к длинной веренице горизонта.
Вокруг никого не было и только звуки морского прибоя, да лёгкие колыхания лепестков пальм доносилось до его ушей, вместе с оранжево-красным, переходящим в розовых на отражении к небу светом Солнца, из-за чего даже океан сменял свой окрас, принимая в свои объятия светило.
На ум приходили различные мысли, но мало кому он мог об этом сказать. Удивительно, но быть может случай услышал его, ибо почти в следующий момент он заметил шаги и то, как из его дома – маяка постепенно спускался среднего роста красивый антропоморфный дракон, порождённый его руками. Трудно понять, насколько это было правдой, или просто это игра воображения. В любом случае, старец заметил это и улыбнулся, освободив правую руку помахав ею, не опуская левую. Заметивший это дракон зелёного окраса с мягкими чешуйками, рядом шипов с макушки до кончика хвоста улыбнулся и побежал, размахивая руками в сторону отца. Как только он добежал они тепло обнялись, совершая каждое движение с лёгкостью и простотой, после чего дракон встал рядом со своим любимым отцом.
– Ты прибыл, сынок, – обрадовался старец, но сделал это невероятно сонно.
– Да, я уже всё сделал по дому, что ты просил, пап, и тебе стоило бы отдохнуть, – дивным и весьма приятным юношеским голосом сказал дракон.
– Гм, быть может. Я рад, что ты всё сделал, но ещё больше мне радость предоставлять видеть тебя и ещё большее счастье слышать это прекрасное «пап» или «отец» из твоих уст.
– Я знаю, отец, – с улыбкой добавил дракон, заломив руки за спину и с теплотой посмотрев на отца.
Старый особняк
Затем старец грустно улыбнулся, посмотрел каким-то потерянным взглядом и слегка опустил голову, смотря себе под ноги.
– Ты чем-то огорчён, отец? – поинтересовался сын. – Или я чем-то провинился?
– Вовсе нет, сынок, – поспешил ответить хриплым голосом старик, – просто я ощутил старость.
– Но, тебе всего лишь 49 лет, – недоумевающе сказал дракон.
– Хорошо, что ты рядом со мной, сынок, – тихо прошептал мужчина, а после продолжал. – Понимаешь, старость – это вовсе не усталость в ногах, не боль в мышцах, не число морщин на лице и не появляющееся артериальное давление, вместе с новым букетом болезней. Каждое разумное существо по своему определению обладает разумом, сознанием, которое может всё это перебороть – вспомни хотя бы тот чудесный эффект, который творит организм, когда нужно его спасать или ещё пуще – когда родителю нужно спасать своё чадо. Тогда ни возраст, ни боль в суставах, ни смертельный приговор, ни общество, ни даже самые страшные болезни не будут преградой.
– Но в таком случае, почему ты говоришь, что ощущаешь старость? – размышлял дракон. – В чём проблема?
– В том, сынок, что для того, чтобы ощутить старость вовсе не нужно быть старым и дряхлым. Старость – это когда ты видишь, что проходит твоё время, твоих товарищей более нет рядом, твои близкие уже ожидают тебя на том свете, те с кем ты учился уже давно имеют семью и вчерашние мальчишки стали отцами, а девочки матерями, если не бабушками и главное – ты видишь, как твои дети вырастают. Поначалу это радует, очень даже радует, но потом, приходиться им уходить – находиться свой путь в жизни, вот что значит старость сынок…
– Поэтому ты сказал, что рад тому, что я рядом?
– Да, моё дорогое создание.
– Значит, ты скучаешь и скучаешь по… младшему брату?
– Да, сынок, я скучаю по моему львёнку, – кашлянув ответил старец.
– Ты помнишь его? – спрашивал дракон. – Помнишь его детство?
– Как не помнить?
– И я помню, помню, как мы игрались, помню, как я его учил, помню, как все мы были вместе… – дракон говорил мечтательно, с неким наслаждением. – Но пап…
– Гм?
– Ты помнишь ведь ещё кое-что?
– Что же?
– Меня ведь нет, – внезапно произнёс дракон.
Глаза старика резко широко открылись, сердце начало колотиться, в голове начали пробуждаться воспоминания. Те страшные и ужасные воспоминания того, как его первенец – его старший сын вместе с его чудесной дочкой-единорогом выехал в плаванье, но произошёл шторм. Этот злосчастный шторм, который унёс в пучину океана его дорогого сына и его любимую дочь! На глаза проступили слёзы, который всё больше и больше заставляли мутнеть фигуру, что стояла перед ним – его уже покойного дракончика. Он крепко стиснул все оставшиеся жёлтые зубы, как только его сын испарился полностью, старец зажмурился, опустил руки, сжав их в кулаки, наклонив голову. Из его груди выходили завывания, когда он придавил виски костяшками и резко опрокинул голову назад, сильно ударяясь о пальму с её острой чешуёй, отчего на ней остался багровый след из-за столь тонкой кожи старика.
Он продолжал выть, а слёзы сами текли ручьём, когда он прикрывал лицо, слегка стараясь опуститься на колени, но на половине пути он резко развернулся и замахнувшись ударил о пальму. Та, будучи уже полностью высохшей лишилась последней связи в корнях, опрокинувшись на старика, который лишь крепко закрыл глаза принимая свою поначалу ужасную, но затем справедливую участь…
Совсем скоро наступало время прилива, помогая волнам доходить до пальмы и до того, что осталось под ней. Постепенно это тело приподнималось и уходило в пучины океана, туда, где не ощущалось время, подобно тому, как оно не чувствуется под землёй. Так прошло время, которая часто обвиняется в причине старости, но старость есть нечто абстрактное, то, что создаёт общество, то, что водружают вокруг себя люди и чувствуют по воле случая. Но теперь, старец спит и спит глубоко в морской пучине, глаза его боле не откроются, он умер, ощутив в последний раз даже не состояние и не возраст, а чувство под названием Старение…
