И. Воронина
Второй практикум. Пятнистая маска
Пропажа
Ребята вывалились из класса, Виктор остался один. После тяжёлого учебного дня он устал и хотел только домой, но работы было много. Сейчас он проверял контрольные шестого класса по природоведению.
В кабинете уже привычно сидела Ольга Светлова, отличница, одноклассница Саши Кривова. Она оставалась после уроков каждый день и просиживала до самого вечера, вот и сейчас она сосредоточенно писала что-то в тетрадях. Виктор ей не мешал.
Он закончил с контрольной Славы Снегова, последней из пачки, и пошёл в лаборантскую. История с внезапным обнаружением кабальных условий трудового договора сильно обеспокоила Виктора. Он внимательно перечитал дома свой экземпляр и убедился, что Стах Глебович, директор, не обманул его.
Он своей рукой подписался на фактически рабские условия труда. После этого Виктор вспомнил о пухлом конверте из тёмной бумаги, который секретарша Саша всучила ему в его первый рабочий день, и решил обязательно просмотреть все лежавшие там бумаги, чтобы не наткнуться в будущем на очередной сюрприз.
Учитель достал из стола конверт и вскрыл его. На стол выпала пачка бумаг. Виктор взял верхний листок и вчитался.
«Кодекс школы.
В рамках учебного года на территории школы форма является обязательной к ношению для всех, за исключением животных. Нахождение в школе в мятой, грязной, рваной, горелой, жёваной или неполностью надетой форме не допускается, кроме как по уважительным причинам.
Выполнение индивидуального учебного плана, развитие талантов и склонностей всех участников учебного процесса является приоритетом.
Все учащиеся, работники школы и животные имеют право на бесплатное пользование учебными пособиями и любой инфраструктурой, являющейся собственностью школы, к которым они обязаны относиться бережно.
Все учащиеся, работники школы и животные имеют право на ежемесячную стипендию в 64 (шестьдесят четыре) куны. Куны могут быть потрачены только на территории школы, конвертация кун с талантами и туманами производится в хозяйственной комнате согласно текущему курсу. Курс обновляется ежедневно. Конвертация с прочими валютами не производится.
Учителя и другие работники школы несут полную ответственность за учащихся и животных.
Учащиеся с шестого по одиннадцатый класс обязаны проводить ежедневную уборку кабинетов и мест общего пользования согласно графику дежурств. Учащиеся с девятого по одиннадцатый класс обязаны ухаживать за территорией школы согласно графику дежурств. Учащиеся одиннадцатого класса также обязаны нести дежурство на кухне.
Честь и достоинство учеников, учителей, животных и других работников школы являются неприкосновенными. Все споры решаются путём проведения дуэли, условия проведения которой согласуются затронутыми сторонами и директором.
Глаза Виктора вылезли из орбит. Какие куны? Какие дуэли? Нужно разобраться! Он взял бумагу и направился в приёмную директора, чтобы поговорить с секретаршей Сашей.
Его решительность в визите к Саше была связана ещё с одним делом – Виктор готов был приступить к расследованию субботнего попадания в древнюю Индию. Пусть Стах Глебович убеждал его в том, что всё это Виктору примерещилось, ну не верил он, что одномоментно и так избирательно сбрендил!
Виктор топал на первый этаж и думал: «Если Саша не расколется, поговорю с учениками. С Ольгой. Из всей братии именно она внушает наибольшее доверие! Да! Если что-то и случилось в субботу, Ольга точно не станет таиться!»
Саша встретила его немного удивлённым взглядом, пристально посмотрела на бумагу в руках учителя и подозрительно спросила:
– Виктор Петрович, Вы снова увольняться пришли?
– Нет, – отмахнулся Виктор. – Я тут спросить…
– Да? – уже спокойнее ответила она и вытянула шею, чтобы взглянуть на листок в руках Виктора.
Он подал ей бумагу с кодексом. Саша внимательно изучила листок, Виктору даже показалось, что она сделала это дважды, и подняла глаза.
– Вам что-то не понятно?
– Что за куны? – начал Виктор с самого непонятного слова.
– О! – Саша немного смутилась. – Вам не объяснили? Куны, таланты и туманы – это школьные деньги. Кунами вы можете оплатить еду в столовой, талантами – услуги, а туманами – послабления. Например, прогулы.
– Прогул можно купить? – удивился Виктор.
– Конечно! Прогулы, опоздания, освобождения от дежурства… Оценки купить нельзя, – сразу оговорилась Саша.
– А что за услуги?
– Ну обычно это ремонт того, что Вы сломали. Но можно попросить господина Лютэна очистить и починить Вашу одежду, например. Или почистить обувь. Или поливать цветы в каникулы, – Саша загибала пальцы с выкрашенными оранжевым кончиками, глядя в потолок. – Вообще, купить услугу можно у кого угодно. Хоть у учителя, хоть у ученика. Цена договорная.
– А поливать цветы не входит в обязанности господина Лютэна? – удивился Виктор.
– О! Что Вы! – улыбнулась Саша. – Любая услуга должна быть оплачена тем или иным способом.
– Я понял. То есть, и мне полагается такая стипендия? Тут написано «учащиеся и работники школы». Я – работник?
Виктор оживился. Перспектива переезда в аварийное жильё, пусть и бесплатное, но, требующее немедленного ремонта, грозила весьма болезненно ударить его в самое дорогое – в рацион.
Вспоминать годы студенчества, когда денег хватало только на поллитровку кефира и дешёвую булку, не хотелось. Конечно, новость о том, что у него есть шанс харчеваться за казённый счёт, была весьма приятна.
– Ну конечно! – закивала Саша, чуть растрепав строгое чёрное каре с чёлкой. – Ваша стипендия первого числа каждого учебного месяца появляется в вашем шкафчике в гардеробе! Вы что же, ни разу не открывали его?
Не открывал. До сего дня Виктор ни разу не спускался в гардероб. До объёмных зимних курток было далеко, а длинный форменный сюртук Виктор не счёл верхней одеждой и приносил в лаборантскую.
Новости становились ещё приятнее: у Виктора была целая нерастраченная месячная стипендия на неделю.
– Скажите, Саша, а шестьдесят четыре куны – это много?
В ушах Виктора едва слышно зазвучал звон золотых монет, алчный блеск его глаз, наверное, был виден из космоса.
– Смотря на что Вы их потратите, – с улыбкой сказала Саша. – Если только на еду, то полноценный обед в нашей столовой стоит примерно две куны. Ну, зависит от аппетита, конечно. Так что ещё и останется. А если будете обменивать на таланты и туманы, то тут сложнее. Ценник на услуги можно спросить у господина Лютэна. Ценник на послабления должен быть в том же конверте, где Вы нашли кодекс. А вот на что Вам хватит месячной стипендии – это зависит от курса.
– А он что, меняется?
– Конечно! Спрос рождает повышение цены на определённую валюту.
– И зачем такие сложности?
– А по курсу сразу видно, что дороже, еда, свобода или комфорт… Чтобы знать, в какую сторону работать.
– А почему на другие деньги менять нельзя? – полюбопытствовал Виктор.
– Это, скорее, чтобы другие деньги нельзя было обменять на школьную валюту, – улыбнулась Саша. – Материальное положение семьи ученика не должно влиять на его жизнь в школе. Хорош же будет тот ученик, который сможет за папину деньги полностью освободить себя от дежурств! Нет! Так не пойдёт!
Виктор задумался. Вся система была сложной и малопонятной. Но про халявную еду он понял чётко и воспрял духом. Видимо, это какая-то внутришкольная игра. Впрочем, почему бы и нет?
– А что за дуэли? Это серьёзно? – Виктор ткнул пальцем в последний пункт.
– Вполне серьёзно! – торжественно кивнула Саша. – Если между учениками, учителями, животными и другими работниками школы возникает неразрешимый спор, то один из оппонентов может вызвать другого на дуэль. Но это бывает достаточно редко по понятным причинам.
– По каким? – не понял Виктор.
Богданову казалось, что школьники ссорятся так часто, что дуэли должны случаться по пять раз на дню.
– По таким, что все дуэли в обязательном порядке проходят через Стаха Глебовича, – с расстановкой пояснила Саша. – Для начала, если он не сочтёт причину вызова на дуэль достаточно уважительной, то может просто не назначить состязание и наложить на одного или обоих участников серьёзное взыскание. Потом, Стах Глебович всегда назначает такое состязание, в котором ни у одного из участников не будет заведомого преимущества. То есть, шанс проиграть весьма реален для обоих. Ну и проигравшая сторона, конечно, считается виновной и несёт соответствующее наказание. Наказание тоже назначает Стах Глебович, и от него снисхождения ждать не приходится. То есть, вызывающий должен быть смертельно оскорблён и крепко уверен в своей невиновности.
– А почему проигравший считается виновным? – растерялся Виктор.
– Ну такая традиция… Этому обычаю тысячи лет, – развела руками Саша.
– То есть, в случае спора директор решает, кто и как будет драться, а потом побитого назначают виновным в споре и наказывают?
Виктор был изумлён до глубины души.
– Ну не совсем. Во-первых, кулачные бои бывают очень редко. Обычно назначают другие состязания, – с самым серьёзным видом пояснила Саша.
– Но проигравший в дуэли считается проигравшим и в споре? Без расследования? – уточнил Виктор.
– Дуэль – и есть расследование… В ней невозможно проиграть, если ты прав.
Саша тоже удивилась его вопросу.
– Как это, невозможно? – вконец растерялся Виктор.
– Ну а как Вы проиграете, если Вы правы?.. За дуэлью же сам директор присматривает!
Виктор хлопал глазами. Саша хлопала в ответ. Учитель понял, что он чего-то не понимает, и решил перевести всё в шутку.
– А что это у вас тут всё «животные» указаны? Так и должно быть? – спросил Виктор с усмешкой.
Саша снова внимательно прочитала кодекс и задумчиво посмотрела на, как было написано на табличке, Фикус Сикоморус, стоящий рядом с ней в большом горшке. Потом она перевела взгляд на приличных размеров круглый аквариум, стоящий на её секретере. В аквариуме плавала цветная рыбка. Саша постучала кончиком карандаша по губам, вычеркнула слово «животных» в кодексе и подписала «питомцев». Затем она подала Виктору кодекс со словами:
– Вы правы, Виктор Петрович, этот термин не охватывает всех. Я исправлю кодекс и принесу стопку экземпляров в учительскую, сможете взять там завтра. Виктор Петрович?
Но Виктор её уже не слушал. Он не сводил глаз с аквариума. Ничего в нём особенного не было. Простой круглый аквариум, на дне – цветные стеклянные камешки, из них торчит одинокая нитка каких-то водорослей, возможно, искусственных.
В чаше кругами плавает пёстрая, очень красивая тропическая рыбка. Вуалевые радужные, чуть сверкающие плавники и хвост плавно изгибаются в воде. Рыбка будто красовалась, поворачиваясь к учителю то одним, то другим боком. Таких рыбок Виктор в магазинах не видел, но дело было не в этом. Дело было в том, что именно с этой рыбкой Виктор был лично знаком.
Перед его глазами мгновенно пролетели картины, как он в Молочном Океане вместе со своими учениками ворочает огромный валун, чтобы добыть мифический напиток бессмертия. Именно тогда какая-то рыбёшка случайно попалась в его карман.
Когда он после возвращения в родной класс пошёл увольняться, то рыбка выпала из его кармана прямо здесь, в приёмной. Саша ещё её в кружку посадила и залила раствором из какой-то бутылки вместо воды.
А потом Стах Глебович на голубом глазу уверял его, что ничего не было, что он побыл в кабинете всего три часа. Они даже прибрались в классе, пока он был у директора! Класс был чист к его приходу, учеников не было, в понедельник они ничего не сказали. Ни один.
Синяков ни на ком не было, рана на лбу Виктора исцелилась. Часы и правда показывали, что с начала практики прошло всего несколько часов. Виктор в конечном итоге решил, что ему всё привиделось.
Флакона в лаборантской на полках он не заметил. Правда, он от страха то ли перед тем, что всё подтвердится, то ли перед тем, что подтвердится его сумасшествие, на полки и не смотрел.
Но рыбка-то – вот она…
Значит, всё было. И никто не удивился. Ни Саша, ни Стах Глебович. А значит, они знают. И оба врали ему в глаза. Зачем?
Виктор поднял округлившиеся глаза на Сашу. Та, невинно хлопая ярко подведёнными глазами, протягивала ему листок с кодексом. Виктор машинально взял его и невпопад брякнул:
– Ага…
Не прощаясь, он вышел из приёмной и побрёл в сторону своего триста первого кабинета. Что всё это значит? Ученики молчат. Учителя молчат. Это что, заговор? Или рыбка – тоже плод его воображения?
Виктор резко развернулся и вбежал в директорскую приёмную. Не обращая внимание на полнейшее изумление Саши, он постучал ногтем по аквариуму. Аквариум звонко звякнул в ответ. Виктор окунул палец в воду – рыбка шарахнулась, совершенно отчётливо задев его плавниками.
– Извините. Спасибо, и вас с Новым Годом… – пролепетал Виктор, расфокусированным взглядом смотря мимо Саши.
На подгибающихся ногах он вышел из приёмной и поплёлся по коридору. Рыбка была! Она существовала! Может, она всегда тут была, а Виктор только выдумал историю её появления? Флакон. Он должен посмотреть на флакон с остатками Амриты. Его уж точно не было в шкафах до прошлой субботы. Что-что, а лаборантскую свою Виктор обследовал досконально.
Получив цель, Виктор пошёл гораздо быстрее. Он толкнул дверь в свой кабинет, но тот оказался заперт. Ольга, видимо, уже ушла и, по обыкновению, закрыла дверь. Виктор заглянул в учительскую – действительно, ключ с бочонком висел на своём месте.
Виктор схватил ключ, бросился к кабинету, отпер дверь и сразу же припустил к своему столу. Покопавшись, он выудил из выдвижного ящика ключ от лаборантской, открыл замок и бросился к шкафам.
Он отчётливо помнил, как внёс ядовито-розовый флакон в крошечную комнату. Его руки дрожали тогда. Он поставил флакон на стол, оторвал от какого-то листка клочок, нацарапал на нём «Напиток бессмертия. Внутрь не принимать!», приладил этот клочок на флакон огрызком липкой ленты и поставил вот сюда, в шкаф справа, на уровне глаз.
Ох, насколько другим взглядом он смотрел теперь на вечно крутящееся колесо Бхаскара! И на телепорт, и на антиграв… Если сюда попала Амрита, то колесо Бхаскара было тут вполне уместным. И куда всё-таки делась его предшественница?
Колесо было на месте, машина времени – тоже. И секстанты с астролябией. Не было только одного. Ядовито-розового флакона с огрызком бумаги на боку.
Виктор на секунду снова впал в сомнения, но через секунду увидел кое-что необычное. На полке остался крошечны круглый отпечаток, какой бывает на столе от чашки чая. Маленький кругляшок соли, оставленный миниатюрным флаконом из-под девчачьего парфюма, с которого стекала солёная океаническая вода…
Флакон был. И пропал. Украден.
Виктор заполошно выбежал из лаборантской и привалился к стене. Облегчение обрушилось на него, как цунами. Он не сбрендил! Галоперидол и смирительная рубашка отменяются! Виктор физически ощутил, как с его плеч сваливается огромный груз тревоги.
Вслед за облегчением пришёл ужас. Амрита! Она реальна! Невероятно мощная субстанция с мистическими свойствами реальна! Они действительно добыли её! Она действительно была в этом кабинете, а теперь её здесь нет.
Украсть напиток бессмертия – это не то же самое, что украсть ластик или карандаш. Это чертовски опасно! Особенно после того, как Ма Дурга им прямым текстом сказала: «Только одному из вас!». Напиток, дарующий бессмертие, в плохих руках – это кошмарная угроза. И непонятно, куда выстрелит.
Что делать? Бежать к директору? Три ха-ха! Стах Глебович развернул его после практики, не вступится и теперь. К Харитону Корнеевичу? К Луке Фёдоровичу? Он всё-таки завуч…
Нет. Они немедленно вызовут психиатрическую бригаду скорой. В мягкую комнату Виктор совсем не хотел, у него были планы на жизнь. Так что же делать? Найти вора самому, пока ещё не слишком поздно? Но кто? Кто знал? Кто мог?!
Богданов метался по кабинету, вцепившись пальцами в волосы. Взгляд его бесцельно прыгал по стенам, пока не наткнулся на ключ с бочонком, лежащий на столе. Виктор застыл, неверяще уставившись на него.
Любой его ученик знал, что ключ от лаборантской хранится в выдвижном ящике учительского стола, Виктор его никогда не прятал. Зачем прятать ключ, если учитель всегда в кабинете, и никто из учеников не сможет незаметно подойти к столу.
Почти никто.
Один ученик всё-таки с разрешения самого Виктора имел доступ к кабинету в отсутствие учителя.
Эх, Ольга…
Новый старый дом
Виктор был неумолим. Правда, его особо никто не умолял, но это роли не играло. Мария Ивановна, переплетя пальцы в подозрительные фигуры, с нечитаемым выражением лица смотрела, как Виктор с грохотом собирает вещи, и не порывалась помочь. Наверное, впечатлилась, как Виктор повзрослел за этот день. Как там Мария Ивановна – неизвестно, но сам Виктор был собой ужасно горд.
Он, правда, смалодушничал и расписал матери новый дом, как милую, просто-таки пряничную избушку с крышами-луковками, где всюду лежат салфеточки, и вкусно пахнет пирогами. Врать было стыдно, но сознаваться, что переезжает жить в аварийный барак, было ещё стыднее.
Он собрал две огромные клетчатые сумки с вещами, которые теперь оттягивали ему руки. При сборах он с удивлением понял, что в эти две сумки влезло всё его имущество, за исключением, конечно, библиотеки. Удивительно, как много может сказать о человеке то, сколько сумок ему требуется для переезда!
Путешествовать с такими баулами в общественном транспорте было тем ещё удовольствием. Виктор упорно делал вид, что не замечает возмущённых взглядов других пассажиров, но это помогало мало. Сумки ему обтоптали, а какая-то бабка даже огрела его клюкой по самому дорогому – по голове.
Он вывалился из автобуса с ощущением полнейшего счастья несмотря на то, что вывалился он прямиком в лужу и насквозь промочил обе ноги. Так, наверное, не радуются даже проехавшие весь Транссиб в сидячем вагоне! Виктор постоял минутку, пытаясь напиться вкусным сентябрьским воздухом, и потащил сумки к своему новому дому.
И вот, наконец, финальная точка его путешествия была достигнута. Дверь Дома со Штурвалом поддалась с трудом, как и в первый раз. Она едва ли не выпихивала Виктора назад, будто кто-то с другой стороны упирался в неё изо всех сил. Внутри было жутковато-тихо и темно, только пол скрипел под осторожными шагами нового жильца.
Виктора вдруг посетило странное ощущение, которое, наверное, испытывают археологи, раскопавшие какую-нибудь старую, давно запечатанную гробницу. Он будто ступал в запретное место, которое давно уже оставили люди. Будто откуда-то из самого тёмного угла на него кто-то уставился.
Мысль про гробницу Виктор, впрочем, попытался отогнать. Он очень надеялся, что из-за какого-нибудь шкафа на него не выскочит никакая мумия. После недавних событий он бы уже ничему не удивился.
Весь Виктор войти сразу не смог. Проникнувшись атмосферой, он пошёл в дом, держа оба баула в руках, но в узкую дверь они не влезли и дёрнули Виктора назад, как поводок – пса. Этот рывок помог ему сбросить наваждение.
Виктор втащил баулы в прихожую по очереди и пинками подпихнул к стене. Когда сумки перестали загораживать поход, Виктор облегчённо вздохнул. Всё. Переезд состоялся. Он чувствовал себя Сизифом, дотащившим-таки камень на гору.
Виктор решительно щёлкнул старомодным накладным выключателем, к которому шли переплетённые спиралькой провода. Ну что ж? Пора приступать к гнездованию. Правда, когда он осмотрел предстоящий фронт работ, он несколько оробел.
Вчера, когда он бегло осматривал дом, дух его был полон оптимизма и надежд на светлое будущее. Сейчас же, когда Виктор огляделся с намерением привести тут всё в порядок, мозг его начал применять к увиденному не эфемерный план «я всё смогу», а совершенно реальный, с пунктами и затратами на расходные материалы.
Количество пунктов в этом плане в воображении Виктора повышалось просто-таки с ужасающей скоростью, прямо пропорционально скорости падения его настроения. Словом, когда он подошёл к вопросу предметно, то просто растерялся, не зная, с чего начать.
В воздухе клубилась пыль, в грязи на полу ещё виднелись их с хозяином следы, оставленные при осмотре. Выжившие окна были заляпаны так, что свет почти не мог проникнуть внутрь. В доме вообще не было ни одной чистой поверхности.
Даже после ночёвок в индийских джунглях под открытым небом Виктор в такой грязи спать был не готов. Он сделал было уверенный шаг вперёд, чтобы осмотреться, но задел старомодную массивную рогатую вешалку, и та радостно огрела его по макушке, ещё болезненной после клюки. От макушки вешалка срикошетила и врезалась в стену, каким-то чудесным образом зацепила надорванные обои и, брякнувшись на пол, оторвала здоровенный шмат, обнажая фанерную стену под ними.
Виктор, не успевший закончить шаг, споткнулся о вешалку и полетел на пол, размахивая руками, как ветряная мельница. Под одну из рук ему попалась лежавшая на неприметной полочке длинная обувная щётка. Виктор задел её самыми кончиками пальцев, но очень удачно, сказывался опыт по влипанию в неприятности. Щётка взмыла в воздух, вертясь, устремилась по параболической траектории через всю прихожую и со вкусом бразнула в закрытую деревянную дверь.
От удара с двери в трёх местах отлетела краска, а само полотно начало медленно открываться с громким скрипом, похожим почему-то на гаденькое хихиканье. Но Виктор был даже рад. Если бы не это, то к концу своего полёта он точно бы вписался в закрытую дверь физиономией, а так обошлось без жертв. По крайней мере, без человеческих
Виктор лежал на полу, боясь пошевелиться. Во избежание новых разрушений. Поднятая им пыль невинно оседала обратно, создавая иллюзию тишины и безопасности, но Виктор не купился. В нём поселилось стойкое ощущение, что дом против него имеет что-то личное, и без бронежилета входить в него не стоит.
«И как же тут жить?» – впервые задумался он, но постарался отогнать пессимистичную мысль. Так! Решать по одной проблеме за раз, как говорила Ольга.
Эх, Ольга, Ольга… Мысль о её проступке не отпускала Виктора, но он пока не решил, как же ему поступить. Впрочем, это подождёт.
Виктор, на всякий случай поднявшись только на четвереньки, начал отползать обратно ко входной двери, как краб. Ему требовалась амуниция и оружие, иначе он рисковал безвестно погибнуть в этом доме, погребённый под каким-нибудь старомодным шкафом, решившим сверзиться на него от простого чиха.
Виктор дополз до входной двери, попой вперёд выбрался на улицу и поплёлся в ближайший хозяйственный. Утвари в доме, надо полагать, не было никакой. Через полчаса Виктор вернулся с пластиковым ведром, дешёвой шваброй из двух палок, средствами для очистки стёкол и дерева и кучей ветоши, которую продавали на развес. Ведро он на входе на всякий случай надел на голову вместо каски.
Виктор решил, что для начала требовалось развести огонь в одной из печей, чтобы отопить хотя бы несколько комнат. Без этого в доме было промозгло, хотя был всего конец сентября. Он надеялся, что пока печь нагреется, он сможет согреться работой.
К печке он шёл, как к подбитому вражескому танку. С уверенностью на лице, шваброй наперевес и ведром на голове, но с опаской в душе. Хозяин объяснил, как растапливать печь, в этом деле было два фокуса: нужно было не забыть открыть вьюшку дымохода и не закрыть её слишком рано, иначе это могло быть опасно. Хозяин так и сказал:
– Ты, главное, не перепутай! А то башка заболит, потом удушье, блевантин, галлюцинации, судороги, кома, а потом помрёшь к едрени бабушке весь. Я зайду проверить через месяцок на всякий случай.
Согласитесь, такую инструкцию невозможно было проигнорировать! Виктор пожалел, что у него нет датчика угарного газа. Как и все физики, он к измерительным приборам испытывал нежнейшую привязанность.
К тому же для того, чтобы давно остывшая печь не начала отчаянно дымить и чихать углями, нужно было растапливать её медленно, разжигая пламя постепенно. Хозяин привёл Богданову такое образное сравнение, что технологию он понял моментально, но ни за что бы в этом не признался
Виктор выдохнул: открыть вьюшку, удостовериться в наличии тяги, разжечь костерок, увеличивать температуру. Что ж? Дипломированный учитель физики с опытом побега из тюремных казематов, да и не справится? Да не может такого быть!
Подбадривая себя так, Виктор осмотрел печь. Для начала требовалось идентифицировать местоположение топки. В теории Виктор знал, что топка должна прятаться за металлической дверцей, но дверец на печке было две, и это озадачивало. Впрочем, с этим он разобрался быстро.
Дальнейший осмотр печи показал, что вьюшки в ней не было. Программа в мозгу Виктора забуксовала на первой строке. Он обошёл печку, для чего ему пришлось переходить из комнаты в комнату: печь отапливала сразу три помещения.
Вьюшка нашлась в третьем. Виктор искренне удивился непрактичности планировки и вцепился в металлическое кольцо. Пластина встряла, и Богданову пришлось её раскачивать, чтобы вытянуть из кладки. Наконец ему это удалось, и учитель помчался обратно к топке.
Рядом с топкой в небольшом дровнике сохранилось несколько сухих поленьев. Те, что Виктор притащил с улицы, безнадёжно отсырели. Дверца топки тоже поддалась с трудом, проржавела за годы, проведённые в холодной сырой комнате.
В топке было пусто, решётка зольника была едва припорошена пеплом. Виктор отколупал меньшую дверцу зольника и выгреб слежавшийся пласт праха. По технологии он поджёг тетрадный листок, задул его и поднёс дымящийся огрызок к дверце. Дым послушно нырнул в топку и там исчез. Печь была исправной.
Разжигать огонь в печи было не сложнее, чем обычный костёр, но не так удобно. Виктор накидал мятых листков и пару мелких деревяшек. Занялось всё очень быстро. Кухня осветилась тёплым оранжево-жёлтым светом, и стало намного уютнее.
Виктору даже показалось, что весь дом как-то облегчённо вздохнул. Всё больше не казалось таким угрюмым и холодным, и Виктор приободрился. Маленькая победа в самом начале вернула ему боевой дух. По проблеме за раз!
Когда пламя уверенно и ободряюще затрещало, Виктор подсунул одно мокрое полено на самый верх горящей кучи, закрыл топку, оставив зольник открытым, и поплёлся на улицу к колонке.
Воду из колонки Виктор не носил никогда. Он и колонки-то видел только на картинках, но устройство было настолько простым, что в нём разобрался бы даже Кривов. Впрочем, Виктор тут же одёрнул себя – то, что лично ему тот ученик не нравился, совершенно не означало, что Кривов – дурак.
Не предвидел учитель одного: тягать рычаг колонки – это не двойки в журнал ставить. Через десять минут мучений Виктор выбил у недружественного агрегата ведро чистой ледяной воды, заморозил руки по локоть и устал, как после спортзала. Мышцы заломило с непривычки. Виктор с ужасом подумал, что одним ведром ему точно не обойтись, и бой придётся повторять несколько раз.
Моральный настрой снова было устремился к нулю, но Виктор его пришпорил. Не для того он покинул родные пенаты, чтобы ныть и страдать. Invictus maneo[1]! Виктор сделал грозное лицо и поспешил в дом, расплёскивая воду на кроссовки. Он решил начать с кухни и примыкающей к ней комнаты, той, что тоже отапливалась печью. Там в окнах хотя бы были стёкла.
Виктор тёр, мыл, полоскал, отжимал, менял воду. Руки от непривычной нагрузки болели, но настроение улучшалось. Потихоньку печь разогревалась, становилось теплее, а из-под грязи и пыли начал появляться красивого оттенка паркетный пол.
Паркет нуждался в ремонте, но был вовсе не так плох, как Виктор ожидал. Оттёртые деревянные столы и стулья явили миру глубокие трещины, но были крепки и вполне могли послужить. Отмытые окна, выходившие в крошечный дворик, пропустили в комнаты уютный жёлтый свет вечерних фонарей.
Так, понемногу, Виктор разгрёб кухню и соседнюю комнату с кроватью, дом, пусть и частично, приобрёл жилой вид. Истлевший тюфяк Виктор стащил с кровати и приволок на кухню с намерением сжечь с глаз долой. На сегодня уборка была окончена.
В кухне на печной плите закипал старый чайник со свистком. Виктор сидел за столом и торжественно поглощал первую в своей жизни холостяцкую яичницу. На зубах хрустела скорлупа, но это был вкус свободы. Что делать с душем, Виктор не придумал, но решил, что на сегодняшний день забот ему хватает, и одну ночь он вполне может провести и грязным.
Виктор улёгся на деревянную кровать прямо в спальном мешке. Лежать было невероятно жёстко, но Виктору это не помешало. Не помешала ему даже ломота во всех мышцах, даже в тех, о которых он не знал. Виктор провалился в сон, едва коснулся головой тонкой туристической подушки.
Ему снился прекрасный сон, в котором он восседал в четырёхсветной светёлке на крыше своего Дома со Штурвалом и пил чай. Комнатка сияла чистотой. Во сне Виктор знал, что весь дом невероятно чист и уютен. За окном в сумерках занимался первый снег и почему-то вдалеке сверкала едва заметная радуга.
Неестественно крупные ослепительно-белые хлопья бесшумно кружились в безветренной тиши. Снежинки освещал только яркий свет, льющийся из окон светлицы. Виктор пригляделся – это не снег кружился за стёклами. Это были пушистые белые перья размером с ладошку.
Они, покачиваясь из стороны в сторону, неспешно опускались за окнами, и поток их всё густел и густел. Вскоре пёрышко опустилось на нос Виктору. Через секунду снегопад из перьев пошёл с потолка, укрывая всё в комнатке красивым белым одеялом. «Надо же, как интересно!» – подумал Виктор и проснулся.
[1] Я остаюсь непобеждённым (лат.)