Игорь Атаманенко
Шпион судьбу не выбирает

Но, видимо, самым удивительным нововведением было отношение японцев к шпионам и шпионажу. Ведь на Западе вплоть до Первой мировой войны так называемые «приличные люди» с презрением относились к этому явлению жизни.

Японцы же с момента зарождения в Японии шпионажа включили его в Бусидо – строгий кодекс морали и поведения самураев. Шпионаж, провозгласили они, осуществляемый в интересах родины, является как почетным, так и благородным делом. Разве не требует он смелости и отваги – тех достоинств, которые более всего ценятся самураями? Отношение японцев к разведывательной деятельности находилось в полном соответствии с их культом служения родине и идеалами патриотизма, они воодушевляли многих из тех, кто в минуты душевной слабости колебался принять на себя риск, свойственный этому непростому ремеслу.

Бусидо делал японских шпионов вдвойне опасными. Одним из примеров кодекса Бусидо в действии являются камикадзе – летчики-смертники Второй мировой войны…

– Как я уже сказал, товарищ генерал, – с нажимом сказал Кошкин, видя, что тема начала утомлять его добровольного адепта, – одной из особенностей японцев, больше всего поразивших Рудольфа Гесса, был повышенный интерес в шпионажу.

В своем трактате Гесс писал: «Каждый японец, выезжающий за границу, считает себя шпионом, а когда он находится дома, он берет на себя роль ловца шпионов».

Под влиянием руководителей разведки японцы воспитывались в таком духе, чтобы в любом мероприятии всякой иной нации на Тихом океане, в особенности Соединенных Штатов, усматривать шпионские намерения. С этой целью устраивались выставки, на которых демонстрировались экспонаты, показывающие вероломные и преступные, с точки зрения японцев, методы работы иностранных разведчиков. На улицах расклеивались сотни плакатов, призывающих к бдительности, устраивались антишпионские дни и недели. Соответствующие лозунги печатались на спичечных коробках и выставлялись в витринах магазинов. Охота за шпионами превращалась в искусственно насаждаемую манию.

Пресса, радио и официальные лица постоянно призывали каждого японского мужчину, женщину и ребенка быть настороже, искать шпионов и сообщать обо всем, что вызывает хотя бы малейшее подозрение. В результате такой обработки население питало к иностранцам беспримерную ненависть. Нечто подобное, если вы помните, товарищ генерал, мы пережили в годы, предшествовавшие Великой Отечественной войне, – подытожил свой экскурс в историю становления японских спецслужб полковник Кошкин.

– Думаю, Николай Петрович, что мы по части нагнетания шпиономании на государственном уровне сумели догнать японцев в 1930-е годы, – заметил Карпов.

– Нет-нет, Леонтий Алексеевич! – в тон собеседнику ответил специалист по Японии. – В этом вопросе их вообще никто не догонит. Последнее, что я хотел бы добавить к тому, что уже сказано. По моему мнению, все перечисленное, в том числе и отношение японцев к шпионажу, не только помогло им выжить, добиться впечатляющих успехов в экономике и самоутвердиться, но одновременно породило гипертрофированное чувство собственного величия и превосходства над другими народами, а также способствовало развитию у них и без того достаточно выраженной ксенофобии, враждебности ко всему чужеземному, будь то образ жизни, идеалы или мировоззрение…

Убедившись на собственном опыте, что всех благ можно добиться только своим трудом, японцы с порога отметают всякие предложения добывать информацию для иностранных государств, считая последних паразитами.

Совсем по-другому ведет себя японец, попадая в зависимость от спецслужб под угрозой компрометации.

Личное в сознании японца ассоциировано с общественным, он ощущает себя частицей, неотделимой от однородной общности – нации. В его представлении они спаяны воедино. Для него скомпрометировать себя – это подвести коллектив, а по большому счету – нанести ущерб своей стране. А это – позор! Чтобы избежать его, японец скрепя сердце выполнит любое задание. Его моральные принципы позволяют это сделать…»

– Это то, что мне нужно! – воскликнул Карпов, обеими руками пожимая руку Кошкину.

* * *

Размышления Карпова были прерваны появлением агента.

Генерал заметил, с какой неприязнью Курусу посмотрел в сторону американцев, его глаза-щелочки, казалось, закрылись совсем.

– Вы знаете, кто они, Леонтий-сан? – обратился агент к Карпову после взаимных приветствий.

– Полагаю, что это – американцы, морские пехотинцы, которые охраняют американское посольство… – спокойно ответил генерал, внимательно наблюдая за собеседником.

– Вы совершенно правы! Американскую солдатню я даже с завязанными глазами по запаху узнаю! – агент умолк, потупив взгляд.

– Не обращайте на них внимания, Курусу-сан. Судя по количеству пустых бутылок на их столе, они сидят давно и скоро уйдут! – почти ласково произнес Карпов и положил ладонь на руку японца.

В этот момент один из американцев скомкал пустую пачку из-под сигарет и, швырнув ее себе под ноги, притоптал ботинком.

Конечно, как и все японцы, агент был очень вежлив и терпим к проявлениям чужого невежества, но тут он не выдержал, взорвался:

– Совсем обнаглели! Что хотят, то и делают, будто они у себя дома. Ненавижу эту нацию, будь она проклята!

Консультации Кошкина не прошли для генерала даром. Из прослушанного курса он знал, что подобное откровение для японца – чрезвычайная редкость. Обычно они умеют скрывать свои эмоции и не выказывать истинных чувств, а уж если японец говорит такое, значит, у него весьма серьезный счет к американцам и его ненависти нет предела.

«Эврика! – мысленно воскликнул Карпов. – Теперь я знаю, в какой упаковке преподнести моему «самурайчику» задание по «Сётику»! Почему контрагентами фирмы должны быть именно немцы? А что если сказать агенту, что она имеет подозрительные контакты с американцами?! Ай да молодцы морпехи! Какую стартовую площадку вы мне подготовили для обсуждения задания. Вот так находка! Теперь осталось подлить масла в огонь и – вперед!»

Доверительно наклонившись к агенту, генерал тихо произнес:

– К сожалению, Курусу-сан, американцы весь мир считают пустой пачкой из-под сигарет – так и норовят швырнуть его себе под ноги и растоптать солдатским башмаком… Что поделаешь, молодая нация – ни глубоких исторических корней, ни культурных традиций…

Карпов выжидающе смотрел на японца. Зерна упали в благодатную почву. Курусу, почувствовав в собеседнике единомышленника, завелся с пол-оборота, заговорил громко, с жаром:

– Сегодня ровно месяц, как умерла моя жена… Ее мать в 1945-м жила в Нагасаки, когда американцы сбросили на город свои атомные бомбы. В результате она получила лучевую болезнь.

Как выяснилось потом, болезнь передалась по наследству и моей жене, хотя она родилась через десять лет после бомбардировки…

Вы думаете, что я – искатель приключений или преступник по призванию?! Нет, нет и нет! Я – контрабандист поневоле! Мне нужны были деньги, чтобы оплачивать операции по пересадке костного мозга моей жене. Вы знаете, сколько это стоит?! А какие это мучения!!! Теперь вот и мой сын страдает белокровием, его ждет участь моих тещи и жены! А эти, – оборот головы в сторону подгулявшей компании, – не зная горя, пьют виски, веселятся! Они умертвили близких мне людей, меня сделали преступником! Но преступники – они! Они, а не я!!! – исступленно прокричал Курусу.

Американцы обернулись на крик. Заметив, что японец указывает рукой в их сторону, они рассмеялись и стали репликами подзадоривать его.

В следующую секунду неведомая пружина подбросила Курусу вверх и он в мгновение ока очутился у стола американцев. Карпов бросился вдогонку, но было поздно.

Схватив со стола пустую бутылку, «Самурай» обрушил ее на голову одного, отбитое горлышко всадил в шею другому. Обливаясь кровью, жертвы рухнули под стол. Уцелевшие американцы с неожиданной для пьяных резвостью вскочили на ноги, разом обнажив ножи-стилеты.

В тот же миг Курусу очутился на столе. Неуловимое движение ногой, леденящий душу боевой клич «Й-а-а!» – и еще один морпех со стоном распластался у стола. Резко присев и сделав полный оборот вокруг собственной оси, японец пружинно выпрямился и в прыжке, с криком «Й-а-а!» припечатал обе ноги к затылку рванувшего от стола американца. От удара Курусу отбросило назад, и он навзничь рухнул на стол.

Генерал сгреб в охапку стонущего «Самурая» и поволок его к выходу…

Глава восьмая
Психологический этюд

После инцидента с морскими пехотинцами Карпов стал встречаться с «Самураем» на конспиративной квартире – береженого Бог бережет.

Во время первой явки на квартире генерал разыграл психологический этюд, преследовавший две цели.

Во-первых, надо было заставить японца в будущем вести себя благоразумнее – не всякий же раз при его встрече с американцами рядом окажется генерал КГБ!

Во-вторых, надо было создать мощную моральную мотивацию, которая помогла бы держать агента в состоянии перманентной психологической зависимости от своего оператора. Зависимость, подобную той, что возникает между ведущим и ведомым.

…Мозговую атаку Карпов повел с первой минуты встречи.

После взаимных приветствий генерал, выдержав многозначительную паузу, вынул из портфеля и подал «Самураю» пресс-бюллетень госдепа (министерство иностранных дел) США, где в рубрике «Происшествия» была опубликована заметка о трагическом инциденте в баре гостиницы «Интурист». Она заканчивалась словами:

«Начальник управления информации МИД СССР заверил посла Соединенных Штатов в Москве, сэра Мэтлока, что злоумышленник, нанесший тяжелые увечья двум нашим морским пехотинцам, непременно окажется в руках правосудия, так как на его задержание мобилизованы лучшие сыщики московской полиции. Телевидение ежедневно демонстрирует фотографию нападавшего, ее копии розданы мобильным полицейским Москвы. За поимку злодея нашим послом назначено вознаграждение в 10.000 долларов».

Прочитав заметку, Курусу беззаботно рассмеялся:

– Леонтий-сан, вы же свидетель тому, что у меня не было времени подарить свою фотографию американцам… То, что здесь написано, – блеф!

Карпов, блестящий актер по жизни, с напускной озабоченностью сдвинул брови, всем своим видом показывая, что не разделяет оптимизма собеседника.

– Для такого серьезного человека, как вы, Курусу-сан, ваше замечание звучит, по крайней мере, легкомысленно… Милиция опросила весь обслуживающий персонал гостиницы и на основании полученных данных составила ваш композиционный портрет, то есть фоторобот. Вот, полюбуйтесь! – с этими словами генерал подчеркнуто небрежно бросил на стол фотографию.

Улыбка моментально исчезла с лица японца.

– Но это же действительно я, это мой портрет! Абсолютное сходство! Для того, чтобы создать его, милиции, похоже, пришлось опросить десятки людей… Я и представить себе не мог, что меня наблюдало столько людей, пока я шел в бар…

– Да, вынужден констатировать: в вашем случае органы правопорядка оказались на высоте, что поделаешь, закон подлости: бутерброд всегда падает икрой на пол… К тому, что изложено в заметке, могу добавить, что ваше фото вывешено на специальных стендах милиции и роздано всему обслуживающему персоналу всех гостиниц Москвы… Потому-то я и назначил встречу здесь, а не в баре или ресторане, как мы договаривались изначально…

Вас ищут, Курусу-сан, и вам надо проявлять предельную осторожность! Согласитесь, десять тысяч долларов – сумма, которая может впечатлить любого милиционера и швейцара… При встрече они имеют законное право задержать вас! – на едином дыхании продекламировал Карпов, внимательно наблюдая за агентом.

Ларчик открывался просто. Штатный художник оперативно-технического управления карандашом сделал рисунок с фотоснимков, которыми генерала в свое время снабдили сотрудники службы наружного наблюдения, отслеживавшие контакты японца при посещении им валютно-бриллиантовой «биржи» в Столешниковом переулке.

Рисунок сфотографировали, и он превратился в фоторобот. Что касается пресс-бюллетеня, издаваемого госдепом, то он тоже являлся продуктом оперативно-технического управления.

«Самурай» беспокойно заерзал на стуле.

– Что же мне делать, Леонтий-сан? Я же по долгу службы должен посещать публичные места, выставки, презентации… Там ведь всегда дежурят милиционеры… Вы представляете, что будет, если меня арестуют на глазах у посла! Мне же конец!

«Да, дружок, тебе конец… если откажешься дружить со мной!» – усмехнулся про себя Карпов, а вслух добавил:

– Вообще-то, есть один вариант…

Это было произнесено так неопределенно, что Курусу, потеряв над собой контроль, почти закричал:

– Вы уверены, Леонтий-сан, что он есть?! Что я должен для этого сделать?!

«А вот это уже слова не мальчика, но… «Самурая»! – мысленно похвалил японца генерал.

– Сделать сначала должен я! Вы же будете действовать потом…

Не понимая скрытого в подтексте смысла, агент покорно произнес:

– Я готов, Леонтий-сан…

– На все?

– На все!

– Что ж, ловлю вас на слове, Курусу-сан… Значит, так! – приободрился Карпов. – В ближайшие два дня я попросил бы вас не появляться в общественных местах, если это не вызвано крайней служебной необходимостью… По городу постарайтесь передвигаться только в автомашине с дипломатическими номерами. За это время, надеюсь, руководство столичной милиции успеет отдать распоряжение своим сотрудникам о прекращении розыска…

– Два дня? А хватит? Ну, а потом? – в глазах-щелочках мелькнул лучик надежды.

– Мне хватит одного… звонка начальнику городской милиции! Я просто скажу ему, что вы уже арестованы нами и находитесь в Лефортовской тюрьме… Только в этом случае поиски злоумышленника, изувечившего двух американских солдат, могут быть прекращены на законном основании… Ну, а что касается вашего последнего вопроса, – генерал стал не спеша заколачивать последний гвоздь в распятие, – то Я скажу, что делать потом!

– Если вы считаете, что это самый надежный путь…

– А другого пути нет! Самый надежный – это вместе со мной, Курусу-сан!

Оба дружно рассмеялись. Один иронично, другой – с облегчением. Воистину: «мысли о несчастье, которого тебе по случайности удалось избежать, – сами по себе могут сделать человека счастливым».

Разыграв этюд, Карпов, не теряя времени – куй железо, не покидая явки, – перешел к основной цели встречи: к отработке задания «Самураю» по добыванию информации о «Сётику».

Часть вторая
Тайна японских караванов

Глава первая
Не боги горшки… экспортируют

Вернувшись в свой рабочий кабинет, Карпов отключил городские телефоны и попытался проанализировать складывающуюся ситуацию и наметить конкретную область максимально эффективного применения возможностей «Самурая».

Генерал опасался, что председатель, однажды получив от агента информацию, которую он может использовать в своих политических играх, потребует и впредь нацеливать японца на добывание компрометирующего материала об окружении Брежневой и, прежде всего, о Светлане Щёлоковой и ее муже. Карпов же, будучи контрразведчиком до мозга костей, душой и телом приросший ко Второму главному управлению, был убежден, что бриллиантовыми делами дочери генсека должно заниматься Пятое (идеологическое) управление.

Он знал, что заставить Андропова отказаться от мысли использовать «Самурая» в интересах политического сыска, можно, лишь сыграв на опережение. Надо было как можно быстрее получить от японца информацию, относящуюся к компетенции Второго, и только Второго главка.

«Конечно, – рассуждал Карпов, – представь «Самурай» сведения об устремлениях японских спецслужб, которые все более идут на поводу у ЦРУ и все чаще выполняют задания американцев, Андропову и в голову не придет направлять агента на добывание компромата на окружение Брежневой. Не станет же председатель использовать не по профилю потенциал такого ценного агента! Это ж все равно, что долгожданное наследство растратить на подаяние нищим или гвозди забивать китайскими вазами… Стоп-стоп! У меня ведь что-то было по вазам… Ну, конечно же, – «Сётику»! Почему бы не начать работу с «Самураем» с информации об этой японской фирме? В общем, секретным агентом он, конечно, станет, но информацию – вперед!»

* * *

«Сётику» привлекла внимание аналитиков Службы Карпова тем, что в течение полугода регулярно, раз в два месяца, в металлических контейнерах, установленных на железнодорожных платформах, через весь Советский Союз доставляла в Гамбург… фаянсовые вазы.

Формально придраться было не к чему: сопроводительные документы всегда в полном порядке, на платформах находились только опломбированные контейнеры с вазами и прочими фаянсовыми безделушками.

И все же было в этой транспортировке нечто, внушавшее подозрение.

«Ладно бы экспортировались вазы, представляющие художественную ценность, а то ведь – обыкновенные горшки! – который раз говорил себе Карпов, вновь и вновь мысленно возвращаясь к вопросу о перевозке изделий японских ремесленников. – Да и вообще, стоит ли овчинка выделки: зачем черепки, которым грош цена в базарный день, везти на продажу в Германию, страну, которая славится саксонским фарфором?!

Или мне пора на пенсию по причине возникновения маниакальной подозрительности, или кто-то дьявольски изощренный проворачивает какие-то незаконные операции, при этом немало потешаясь над недотепами из русской таможни и контрразведки! Нет-нет, здесь явно что-то не так!»

В конце концов, Карпов распорядился завести дело оперативной разработки под кодовым названием «Горшечники», которое до вербовки «Самурая» продвигалось ни шатко ни валко – не было источников, имевших прямые выходы на японские фирмы, сотрудничавшие с СССР.

Подозрения Карпова в отношении «Сётику» не были лишены оснований – во все времена разведки мира пользовались двумя видами прикрытий: официальным и неофициальным.

Под официальным прикрытием подразумеваются посольства, торговые и экономические миссии и иные учреждения за границей, над которыми в прямом смысле полощется на ветру государственный флаг страны, действующий на местных контрразведчиков, как красная тряпка на быка. Официальное прикрытие обеспечивает надежную защиту разведчикам в случае провала, расшифровки и прочих неприятностей, от которых не застрахован ни один «рыцарь плаща и кинжала».

Но у официального прикрытия есть и один существенный недостаток: контрразведка страны пребывания заведомо подозревает всех официальных иностранных представителей в проведении подрывной деятельности, и потому, независимо от обоснованности подозрений, постоянно держит их «под колпаком».

Чтобы повысить эффективность работы своих разведчиков и вывести их из-под недремлющего ока противоборствующих спецслужб, и было придумано неофициальное прикрытие. При его создании каждая разведка использует наиболее доступные ей возможности. Оно также зависит от изощренности воображения разработчиков конкретной операции…

Советская разведка, имея весьма ограниченные возможности упрятать своих сотрудников в каких-то неправительственных учреждениях (за малым количеством таковых в СССР), широко практиковала использование разведчиков-нелегалов, превращая в иностранцев рязанских и саратовских парней и девчат.

По окончании специальных, глубоко законспирированных курсов они с чужими документами и чужой биографией-легендой направлялись в особо охраняемые и труднодоступные места и учреждения, где одно лишь появление советского человека вызвало бы переполох, не меньший, чем появление гуманоида неземной цивилизации.

В отличие от советской разведки, перед ЦРУ, английской Сикрет Интеллидженс Сервис (СИС), израильским МОССАД никогда не возникало проблем по обеспечению своих сотрудников неофициальным прикрытием.

Дело в том, что в капиталистических странах всегда существовало многообразие форм собственности, и разведчики этих спецслужб могли спокойно выступать под вывеской всевозможных частных компаний и фирм. И не только своих, доморощенных, но и любой другой страны, а также транснациональных, в которых бок о бок работают граждане разных государств.

К тому же американцы, англичане и израильтяне в интересах своих разведок успешно использовали паспорта других стран, маскируя свое происхождение и отводя от себя возможные подозрения. Иногда ЦРУ, СИС и МОССАД на свои деньги попросту создавали частные фирмы-прикрытия, причем определить их национальную принадлежность было так же сложно, как без соответствующих тестов установить отца ребенка, мать которого не отличалась разборчивостью в связях с мужчинами.

О такой форме маскировки иностранных, прежде всего американских, разведчиков, прозванной профессионалами «глубоким прикрытием», Карпов был достаточно осведомлен. Поэтому он допускал, что в Японии может действовать американская секция «глубокого прикрытия», которая использует фаянсовые горшки как ширму, прикрывающую… Что? Вот это «нечто» и нужно было выяснить. А помочь в сборе доказательств о противоправной деятельности «Сётику» или тех, кто за ней стоит, реально мог «Самурай», так как в круг его служебных обязанностей входили вопросы экспорта в СССР продукции японских производителей. Именно он мог представить исчерпывающую информацию о «Сётику»: кто ее хозяин и учредители, когда она появилась на японском и международном рынках, как давно экспортирует продукцию в Европу, где еще находятся ее покупатели и контрагенты и существуют ли они вообще…

«Решено! «Сётику» станет пробным шаром для «Самурая»! – Карпов хлопнул ладонью по столу. – Посмотрим, как он отреагирует на задание по этой фирме!»