Хёнсук Пак
Ресторан «Кумихо»

Как встретить нужного человека

Прошла ночь, Ачжосси пришел в себя только после обеда следующего дня. Он очнулся, но не мог говорить. Видно было, что он чем-то сильно напуган.

– Ты ведь умеешь готовить яичницу? Пожарь мне глазунью, – голос у него был хриплым и надтреснутым.

Он молча поел и, судя по его блуждающему взгляду, продолжал пребывать в глубоких раздумьях.

Вокруг висело тяжелое и вязкое молчание, – такое продолжительное, что в конце концов стало невыносимым. Мне было страшно. Что случилось с Ачжосси? Значит, и меня может поразить подобная боль? И что нас с ним ждет впереди?

– Думаю, нам лучше не выходить наружу, – после долгого молчания выдавил дядька.

На его лице уже не было того радостно возбужденного выражения, с которым он покидал ресторан.

– Ачжосси…

– Перестань! – испуганно вскрикнул он. – И не спрашивай меня ни о чем! Не хочу сейчас об этом говорить. Это невыносимо страшная боль. Так что не выходи отсюда. У нас осталось сорок с лишним дней. Я потом расскажу подробности, когда немного приду в себя.

Боль и ужас, тлевшие в его глазах, разгорелись с новой силой. Мое сердце на миг сжалось от страха.

– Ым-м-м… – спустя некоторое время раздался мучительный стон, дядька держался обеими руками за голову.

– У вас что-то болит?

– Да я не от боли. Уф-ф… Я думаю, что же мне теперь делать. Я без малейших колебаний продал возможность ожить только по одной единственной причине. Но ее нельзя осуществить. А-а-а-а… – Его стон был полон отчаяния. – Я все думаю о том, как потратить отпущенное мне время, если нельзя выходить отсюда. Но моя голова словно в тумане, ничего не приходит на ум, – продолжал мучиться Ачжосси.

За окном мелькнули тени прохожих. Тогда я вспомнил людей, которые заходили на днях.

– К нам заходили клиенты, спрашивали, работаем ли мы. Что им сказать, если придут опять? Может, нам лучше закрыться изнутри? Вы же сейчас не в том состоянии, чтобы готовить еду для посетителей? Да и зачем нам работать в поте лица, если деньги не на что тратить. В конце концов, когда мы уйдем отсюда, нам уже больше ничего не понадобится.

Ачжосси медлил с ответом.

– Давайте я закрою дверь? – предложил я.

– Погоди, – ответил он, все так же обхватив голову ладонями.

Спустя какое-то время он опустил руки и сел, выпрямив спину:

– Давай торговать едой.

– Что?

– Давай готовить еду. У нас полно всяких продуктов, можно готовить все, что угодно. Вот я и говорю – давай стряпать для посетителей. Я буду готовить, а ты убирай помещение и обслуживай клиентов.

– Зачем нам трудиться? И что вы будете делать с деньгами?

– Я собираюсь делать это не ради денег.

– А ради чего?

– Я тут подумал и решил, что другого способа нет. Как еще можно привлечь людей, не выходя за пределы ресторана, кроме как не готовя для них вкусную еду? Я, между прочим, шеф-повар, и очень даже неплохой. Люди, попробовавшие хоть раз мою стряпню, не могут забыть ее вкус. Наверняка наш ресторан станет популярным, и все будут стоять в очереди, чтобы попасть к нам. Рано или поздно и тот, с кем я должен встретиться, придет сюда. Он ведь гурман, привыкший к моей кухне. Он непременно придет сюда. Да, лучшего способа и не придумать! – Ачжосси вскочил с места и пошел на кухню. Он начал суетливо открывать холодильники и осматривать их содержимое.

Я сгорал от любопытства, кто же этот человек, с которым мой напарник так неистово желает встретиться. Но вряд ли это удастся узнать, ведь Ачжосси каждый раз уходит от расспросов, обещая рассказать обо всем попозже и ссылаясь на то, что для этого у нас впереди много времени.

Мы готовились к открытию всю ночь. Мой напарник уже составил меню и занимался заготовками для завтрашнего дня. Я под его руководством написал и повесил на стену названия блюд, а у входной двери поставил табличку: «Мы открылись». В меню не было ни одного знакомого мне названия.

– Кто знает, может быть человек, которого ты хочешь увидеть, тоже придет сюда. Так что не думай о тяжелой работе, – утешил он меня, словно извиняясь за то, что заставляет трудиться.

– А я никого не хочу видеть. Я как раз думаю, что так даже лучше получилось, что я умер.

– Серьезно? В таком случае, зачем ты согласился остаться в этом мире на сорок девять дней? – Глаза Ачжосси округлились от удивления.

Ну и ну, кажется, он совсем забыл, как настойчиво уговаривал меня вернуться в мир живых вместе с ним. Может быть, эта чертова боль отшибла ему память?

– Вы же сами уговаривали меня составить вам компанию. Чтобы не остаться в дураках одному, – напомнил ему я.

Только тогда он кивнул головой и улыбнулся. Улыбка на его иссиня-бледном лице выглядела жутковато.

– Раз уж так вышло, ты все-таки подумай, с кем бы тебе хотелось увидеться.

– Ни с кем, тут и думать нечего.

– Ты не хочешь увидеть родителей? Подумай хотя бы о них. Ты ведь тоже жил в этом районе? Вероятность встретить их высока. Хоть тебе и не хочется, но после встречи ты наверняка будешь думать иначе. Таковы отношения отцов и детей. Мы равнодушны к родителям и видим только их недостатки, потому что всегда находимся рядом. Иногда они даже кажутся нам врагами. Но в основе этих взаимоотношений всегда лежит любовь.

– Родители… У меня их нет.

– Правда?

Руки Ачжосси, крошившие зеленый лук, замерли.

– Мне было четыре года, когда мать ушла из дома, не выдержав побоев отца. После этого ни разу не позвонила, потому я не знаю, жива она или нет. Но, даже если и жива, мне не очень-то и хочется видеть ее. Мне было всего четыре, и я ничего не помню, отец сам рассказал обо всем. Ну разве не смешно? Как будто этим можно гордиться – побоями выгнать человека из дому. Он так сильно пил, что заболел и умер, когда я учился в четвертом классе. Хотите спросить, с кем я жил? До женитьбы на моей матери у отца была другая семья и сын. Сводный брат старше меня на пять лет и самый настоящий хулиган. Вместо того, чтобы хоть как-то заработать денег, думает лишь о том, как потратить их. Чуть что – ругается и распускает руки. Да и бабушка не лучше: постоянно злится и ворчит, а «сгинь с глаз моих» – вообще ее любимая фраза. Я был для них козлом отпущения, которого бьют, когда больше не на ком сорвать злость. В основе лежит любовь, говорите? Это не про нашу семью. Я больше не хочу их обоих видеть. Будет только хуже, если я встречу бабушку. Ведь я угнал чужой мопед и разбился на нем. Ежу понятно, что мопед всмятку, а ей, небось, пришлось выплатить владельцу всю его стоимость. Нет, если бабушка меня увидит, она сотрет меня в порошок. – Я испуганно помотал головой.

С ее-то характером еще и не такого можно ожидать.

Ачжосси слушал, безучастно поглядывая на меня. Ой, я ведь проболтался, что угнал мопед.

– Хочу предотвратить ваш дальнейший вопрос про друзей. У меня их просто нет. Мне привычно быть в одиночестве. Я один ходил в школу, один возвращался домой, один обедал в столовой. Хотите спросить, не был ли я изгоем? Может быть, кому-то покажется именно так. Но я так не думал. Если человек считает себя изгоем, значит, хоть чуть-чуть, где-то в глубине души он хочет общаться со сверстниками. Но мне было хорошо одному, так что я никогда не думал об этом. Впрочем, если кто-то доставал меня, я не давал ему спуску, дрался не на жизнь, а на смерть, чтобы отбить последнюю охоту меня задирать. Хоть я и маленький, но, когда отчаянно дерешься, неизвестно откуда появляются силы.

Дослушав меня до конца, Ачжосси принялся крошить оставшийся лук.

Я рассказал о себе все подробности, чтобы заранее пресечь его дальнейшие расспросы. Это был намек: «Прошу больше не приставать ко мне с личными разговорами. Терпеть их не могу. Про мою тяжелую судьбу невозможно ни рассказывать, ни слушать с улыбкой на лице. Это настоящая пытка и для меня, и для собеседника. Ачжосси был не глуп и не стал больше задавать лишних вопросов.

– Раз уж так вышло, будем считать, что я помогаю вам. Мне-то, собственно, ничего не нужно здесь. Пусть я сделаю доброе дело перед тем, как окончательно покину этот мир. Делайте, что вы хотите. Я помогу всем, чем смогу. – Я говорил искренне.

– Ну, раз ты так решил, спасибо тебе. Эх, как было бы здорово, окажись у нас улитки. Улитки во фритюре – настоящий деликатес! – вздохнул дядька, изучая содержимое морозилки. – Он их обожает. И если услышит, что здесь подают это блюдо, то обязательно придет. И молока нет. Если обмакнуть ломтик хлеба в молоко, а затем в яйцо, обжарить в масле и полить кисло-сладким соусом для свинины во фритюре – м-м-м… пальчики оближешь. Это тоже одно из его любимых блюд.

Я не знал, о ком говорит шеф, но, судя по тому, что он знает и хочет приготовить для него все его любимые блюда, этот человек ему был очень дорог.

– А можно спросить, о ком вы говорите?

– Нет, – резко ответил он. Причем так категорично, что меня это задело.

– Не очень-то и хотелось знать, – огрызнулся я.

– Я расскажу тебе как-нибудь попозже. Ведь у нас впереди больше сорока дней.

Так я и знал.

Закончив с заготовками для завтрашнего дня, Ачжосси остановился перед зеркалом с обеспокоенным видом:

– Эх, придется готовить блюда в штанах с отвисшими коленками и в растянутой футболке. Знал бы, что так получится, вышел бы на слежку в одежде шеф-повара. Эх, вот бы вернуться в тот последний день, оделся бы поприличнее.

После этих слов я обратил внимание на свою одежду. Мой прикид был не лучше: синие штаны, доставшиеся от старшего братца, трижды подвернуты на поясе; верх от тренировочного костюма великоват и сидит мешком. В день моей смерти мой родственничек как раз стырил у бабушки деньги, а мне так влетело от нее, что я выбежал из дома в чем был, не успев переодеться.

– Бог с ней, с одеждой. Хоть бы уж тогда новое лицо мне понравилось. Ну что это за рожа? Такая мерзкая, что вообще не вызывает симпатии. А что, если ее размять, может, хоть капельку порозовеет?

Ачжосси начал нещадно тереть лицо, но цвет его ничуть не изменился. Скрипя зубами от злости, он принялся снова проклинать Сохо:

– Ну что за безмозглая лиса. Ведь я же сказал ей, что я повар, и попросил отправить в ресторан. Можно было догадаться, что я буду готовить еду и подавать ее посетителям. Могла бы приделать лицо, более подходящее для ресторана.

Он повозмущался еще какое-то время и вдруг радостно улыбнулся во весь рот:

– Знаешь, я так волнуюсь при мысли, что смогу встретить этого человека вновь. За это я даже благодарен Сохо.

Боже мой… может, он псих? То злится, то смеется.

Гламурное меню

Первой гостьей нашего ресторана оказалась лохматая женщина, заходившая вчера. Выглядела она очень изможденной: опухшее бледное лицо без единого намека на здоровый румянец, покрасневшие глаза, еще более растрепанные волосы.

«Где же я мог ее видеть? У нее такое знакомое лицо».

Изучив скромное мономеню^[5] на стене ресторана, она не сумела скрыть разочарования:

– А нет ли у вас горячего супчика? Мне бы согреться, – призналась гостья, теребя длинным худым пальцем подбородок.

Казалось, что ее сухая шершавая кожа заскрипит от прикосновения пальца. Если ей холодно в такую погоду, вне сомнения, она нездорова.

Я помедлил в нерешительности.

МЕНЮ

– Сливочная нежность

– Красный окунь во фритюре под кисло-сладким соусом

– Суп из сладкого картофеля

– Ягодное желе

Мне не доводилось пробовать ни одно из блюд нашего меню, поэтому я понятия не имел, какое из них порекомендовать гостье. Может быть, суп из сладкого картофеля? Раз в названии есть слово суп, вполне возможно, что он горячий.

Ачжосси, наблюдавший за мной из кухни, поспешил к нам.

– Попробуйте «Сливочную нежность» – это горячее первое блюдо, – радушно предложил он.

– Я хотела острый суп, который согрел бы меня до самых костей. Мне очень холодно. А «Сливочная нежность» острая? – поинтересовалась посетительница.

– Я приготовлю на ваш вкус. Вы хорошенько вспотеете от него.

Гостья, не раздумывая, сделала заказ.

Я положил перед ней ложку, вилку и палочки, при этом украдкой пытаясь ее рассмотреть. Какое все-таки знакомое лицо. Я прожил в этом районе около пятнадцати лет. Наверняка, встречал ее где-нибудь на улице.

– А почему ресторан называется «Кумихо»?

– Что? – растерялся я от неожиданного вопроса.

– Почему вы назвали ресторан «Кумихо»? Может, для этого есть какая-то причина?

Конечно есть. Потому что его открыла тысячелетняя лиса. Но как сказать ей об этом?

Я кинул встревоженный взгляд в сторону кухни. Ачжосси был по уши занят стряпней.

– Ээ… я и сам не знаю. Отец придумал такое название.

Через некоторое время появился повар с огромной тарелкой беловатого бульона, в котором плавали загадочные комочки.

– Уважаемая, несмотря на то, что блюдо выглядит как молоко, оно острое на вкус. – Он торжественно поставил на стол тарелку со «Сливочной нежностью».

Даже бросив на Ачжосси беглый взгляд, я заметил, как почтительно, но с чувством собственного достоинства, он обращается с посетительницей, – не иначе как результат многолетней привычки. Не знаю, где он работал при жизни, но наверняка в каком-то респектабельном ресторане при пятизвездочном отеле.

– М-м-м, какой насыщенный вкус. Я начинаю согреваться, – восхитилась женщина, попробовав бульон.

На губах Ачжосси мелькнула улыбка.

– Кстати… – Она обратилась к нему в тот момент, когда он собирался вернуться на кухню, – а почему у вашего ресторана такое название?

Ачжосси заметно вздрогнул. В короткий миг на его лице отразилась буря эмоций.

– Гм-м… – прищурившись, он сосредоточенно прикусил нижнюю губу. – Все очень просто. С раннего детства я любил легенды про кумихо. Они были такие захватывающие, что их хотелось перечитывать снова и снова. Став поваром, я решил, что если когда-нибудь открою свой ресторан, то обязательно назову его «Кумихо». Ха-ха-ха, как банально, не правда ли? – захохотал Ачжосси, запрокинув голову.

Эх, не надо ему так громко смеяться. Бледное с синеватым отливом лицо и этот громкий смех совсем не гармонировали друг с другом. О какой гармонии речь, когда сам смех его звучал удивительно непристойно.

Нахмурившись, гостья взглянула на него.

– Хм, приятного вам аппетита! – шеф сделал серьезное лицо и поспешил удалиться на кухню, а вскоре вернулся оттуда с тарелкой салата в качестве комплимента от заведения.

Посетительница с удовольствием съела суп и салат. Когда она собралась расплатиться за еду, Ачжосси замахал руками:

– Вы наша первая посетительница. Платить не надо. Просто порекомендуйте нас вашим знакомым. Как можно большему числу людей. Не забудьте сказать, что в нашем меню есть блюдо под названием «Сливочная нежность». Его готовят только в нашем ресторане. Я сам придумал его рецепт.

Его слова приятно удивили женщину. Перед уходом она раз десять повторила, что всем будет нахваливать наш ресторан.

Следом пожаловала старушка с седым каре, которая приходила вчера.

– Вы уже определились с меню? Разве вы не говорили, что можете приготовить все по желанию клиента? – нахмурила она лоб.

– Что желаете? Я приготовлю для вас любое блюдо, которое можно состряпать из имеющихся у нас продуктов, – не задумываясь, пообещал Ачжосси.

– Хочу тушеную пророщенную сою. Приготовьте ее без морепродуктов. Я давно ее хочу, но найти ресторан, где ее правильно готовят, очень трудно. Почему-то везде ее подают с большим количеством разных моллюсков.

– Нет проблем, – ответил Ачжосси без малейшего сомнения.

– А почему ваш ресторан называется «Кумихо»? – спросила старушка в ожидании своего заказа.

– Шеф-повар в детстве очень любил истории про кумихо, – повторил я слова Ачжосси.

Посетительница молча покивала головой.

– А ты подрабатываешь здесь? – спросила она через некоторое время.

– Нет, помогаю отцу.

– Конечно, в такие трудные времена, как сейчас, лучше всего работать всей семьей, чем нанимать людей со стороны. Если содержать работников, вся прибыль будет уходить только на них. Это вы хорошо придумали. Я ведь тоже раньше держала ресторан.

В ожидании заказа седая старушка без умолку рассказывала о том, как в давние времена держала забегаловку, где готовила блюда из курицы. Она подавала посетителям всевозможные куриные деликатесы, поэтому ее заведении и днем и ночью толпились посетители. Бедняжка так намучилась в те времена, что до сих страдает от артрита.

– Было бы не так обидно, если бы я разбогатела. А то еду продавала так дешево, что почти никакой прибыли не получала. А поскольку от посетителей не было отбою, то приходилось нанимать много работников. Так почти вся прибыль уходила на издержки. – Время от времени старушку передергивало от неприятных воспоминаний. – Самая тяжелая работа на свете – это торговать едой.

Мне уже наскучило поддерживать с ней разговор, но как раз подоспел ее заказ.

– Ну надо же, повар такой бледный и измученный, словно умирает от голода, а готовит превосходно. Впервые ем такую вкусную сою, – нахваливала бабулька, без остановки набивая свой рот.

– Сегодня мы угощаем бесплатно в честь открытия заведения, – замотал головой Ачжосси, когда старушка вытащила откуда-то из-за пояса и протянула ему замусоленную пятидесятитысячную купюру.

– Ой! Разве можно не брать деньги за такое вкусное блюдо? – Она явно была тронута до глубины души, так же, как и лохматая женщина.

– Взамен просто разрекламируйте нас. И обязательно говорите всем, что здесь готовят «Сливочную нежность».

– Сли… сливочную, простите, чего?

– «Сливочную нежность». Непривычное название, неправда ли? Но если его повторить несколько раз, оно быстро запомнится. Если вы будете всем рекомендовать наше заведение, я буду готовить все, что пожелаете, – с этими словами Ачжосси написал на бумажке «Сливочная нежность» и вручил ее гостье.

– Спасибо вам, конечно, за такую вкусную еду, да еще и бесплатную. Но, мне как-то неудобно. У вас такое лицо… Мне кажется, вы очень нездоровы. – Старушка не спешила покинуть ресторан, продолжая обеспокоенно глядеть на него.

– Это я нездоров? – Он ткнул пальцем в свое лицо.

– Ну да, что вы, что ваш сын. У вас обоих такой больной вид, что мне как-то неудобно. Даже не знаю, можно ли воспользоваться вашей добротой?

– Все в порядке. Мы с сыном здоровы, как кони. Так что не беспокойтесь о нас, а лучше сделайте нам рекламу. – Ачжосси подкрепил свои слова наигранно лучезарной улыбкой.

– Так и быть. Я всем расскажу, что здесь не только вкусно готовят, но и очень гостеприимны и доброжелательны. В следующий раз приду с подругами.

Прощаясь, седая старушка то и дело заглядывала в бумажку с непривычным для нее названием «Сливочная нежность».

Не прошло и получаса после ее ухода, как появились следующие гости – две женщины с кричащим макияжем и множеством колец и цепочек. Одна из них, одетая в желтую блузку, прямиком направилась в дамскую комнату.

– Эй, – усевшись за столик, поманила меня пальцем ее спутница в зеленой рубашке. – Что такое «Сливочная нежность»? Это изысканное блюдо?

– Да, изысканное.

«Сливочная нежность», которую я и сам сегодня увидел впервые, действительно выглядела дорого благодаря нежному цвету, а еще аппетитно пахла.

– Да? А на вкус?

– Что-то типа супа. Если любите поострее, можем приготовить с перчинкой.

– А оно как на вид? Дорого? Я имею в виду, не выглядит, как дешевый фастфуд?

– Вовсе нет.

В этот момент подошла ее подруга в желтом.

– Давайте закажем «Сливочную нежность». Я уже ела это блюдо, путешествуя по Европе. Гм-м… дайте-ка вспомнить. Ах, да. Это было в Чехии, в Праге. Прекрасное блюдо в прекрасном городе. Изысканный суп с замечательным пикантным вкусом, – с легкой улыбкой похвасталась гостья в зеленом.

Как же складно она врет!

– Ой, вы так много знаете о еде, наверное, потому что много путешествуете. Закажите на ваше усмотрение. – Собеседница положилась на ее вкус.

– Хорошо, – дама в зеленом высокомерно подняла подбородок и поманила меня пальцем. – Нам обеим по «Сливочной нежности».

Не знаю, к чему она произнесла слова «Сливочная нежность» таким противным гнусавым голосом. Может быть, пыталась изобразить из себя итальянку?

В ожидании заказа дама в зеленом без конца хвасталась тем, в каких местах побывала во время путешествий. По ее словам, она летала только бизнес-классом, останавливалась в семизвездочных отелях и ела в самых знаменитых ресторанах. Вряд ли кто-то, кроме олигархов, сможет позволить себе путешествовать с таким размахом.

Спутница, кивая головой, слушала ее с серьезным и внимательным видом.

– Я же говорю вам: если купите тот участок земли, он за год поднимется в цене в четыре раза. Тогда вы тоже сможете путешествовать, как я. Поверьте мне. Попросите отца отдать вашу часть наследства при жизни. Почему он держит при себе весь капитал?

– Вот-вот! Он держит его в своих руках и не отдает. Боюсь, у него нет ни капли любви к детям. Мне кажется, он не сказал нам ласкового слова даже в детстве, – по лицу женщины в желтом пробежала легкая тень.

Когда пришло время расплачиваться за еду, гостья в зеленом, старательно изображавшая из себя богатую и успешную, упорно делала вид, что смотрится в зеркальце.

– Сегодня мы обслуживаем бесплатно в честь открытия, – сообщил Ачжосси, когда женщина в желтом собралась оплатить счет.

– Да вы что! Разве можно такую изысканную еду раздавать бесплатно? – радостно воскликнула та.

– Она не настолько вкусная, как в Праге, – соизволила вступить в разговор другая.

Шеф покосился на нее. Заметив его бледное лицо и мрачный взгляд, та испуганно повела плечами.

– Порекомендуйте наш ресторан своим знакомым. Обязательно расскажите всем, что у нас готовят «Сливочную нежность», – попросил Ачжосси, медленно отводя тяжелый взгляд от посетительницы в зеленом.

– Непременно, обязательно. Дайте карточку вашего ресторана с адресом и телефоном.

– У нас нет карточки. Да она и не нужна, нас легко найти. Станция метро «Канду», пятый выход, пятьдесят метров прямо.

Дама в желтом ушла из ресторана необычайно довольная, пообещав порекомендовать нас знакомым.

После обеда небо заволокло темными тучами, а вскоре по стеклу застучали капли дождя. Ачжосси стоял у окна, задумчиво глядя на улицу. Мимо станции метро торопливо сновали прохожие.

– Знаешь, я ведь чуть не вышвырнул эту бабенку в зеленом, когда они ели. С трудом сдержался. Больше всего на свете терпеть не могу людей, которые врут. Просто ненавижу их. Эта особа так непринужденно врала с совершенно бессовестным видом. И при этом в ней столько тщеславия. Сразу видно, она хочет развести на деньги свою спутницу. Нужно быть осторожным, когда в твоем окружении появляются такие люди. Они могут пустить по миру не только тебя, но и твоих родителей. Все-таки хорошо, что я сдержался. У нас не так много времени, а чтобы от посетителей отбою не было, нужна хорошая репутация. Ах, да… – оглянулся он, будто вспомнив о чем-то.

– Пойди в комнату, посмотри, есть ли там календарь. Нет, давай я сам схожу. – Он метнулся в спальню. – Календаря нет. Но мы можем воспользоваться вот этим.

Ачжосси повесил на стену листок бумаги.

– Сегодня третий день из отведенных нам сорока девяти.

Он нарисовал три кружка на бумаге. Посетители сегодня больше не приходили.

Так прошел третий день из отпущенного нам срока.