Елена Викторовна Хорватова
Сезон долгов
Глава 13
Наутро Феликс встал ни свет ни заря и готов был сразу же отправиться в дом земского начальника. Колычеву стоило некоторого труда уговорить его повременить с визитом – нельзя же явиться в чужой дом до завтрака, нужно соблюдать приличия.
Они прогулялись по набережной, выпили кофе в кофейне, причем Колычев зачем-то долго выяснял у хозяина, появится ли тут сегодня рыбак Христо Амбарзаки и в какое время он должен прийти в кофейню... Покинув заведение, Колычев направился к магазину купца Ованесова, а Феликс, жаждавший визита к земскому, вынужден был тащиться за ним. В магазин, однако, никто из них не вошел, только издали полюбовались на полуприкрытые полотняными тентами сверкающие витрины, за стеклом которых среди прочих товаров красовались и мужские «панамы»...
Когда Феликс понял, что уже изнывает от нетерпения, и собрался, не выбирая выражений, сообщить об этом Дмитрию, Колычев наконец решил, что пора явиться в дом земского начальника Куропатова.
Нил Тимофеевич Куропатов принял молодого князя Рахманова с радостным удивлением. Вероятно, ему давно хотелось сблизиться с богатым аристократом, и невнимание князя сильно обижало старика-земского, но гордость и осознание собственного, далеко не последнего, положения не позволяли ему делать первые шаги к сближению самому.
– Я ведь, Феликс Феликсович, еще и дедушку вашего, старого князя, хорошо помню, – предавался воспоминаниям Куропатов. – Светлая ему память. Душевный был человек! Это по его наущению я в свое время по земской стезе пошел... Да-с. А вы, Дмитрий Степанович, позвольте полюбопытствовать – в судебном ведомстве служите? И вы ведь тоже, я чай, с университетским образованием? Весьма приятно, весьма. Дипломированного юриста всегда отличишь... Ведь вот и батюшка ваш, Феликс Феликсович, – земский вернулся к беседе с князем, но тут же замялся, поняв, что коснулся неприятной для гостя темы. – Хм, м-да... Впрочем, мы и с тетушкой вашей, покойной княжной Рахмановой, были дружны. Железного характера дама, должен вам доложить! Настоящий Талейран в юбке.
Колычев почти не прислушивался к этой, ритуальной для подобных визитов, болтовне, напряженно ожидая, когда же покажется хозяйка дома. Но мадам Куропатова, застигнутая врасплох неожиданным визитом, слишком долго наряжалась, чтобы предстать перед гостями во всем блеске. Зато можно было смело сказать, что к обществу почтенная дама вышла, являя собой полное совершенство во всех смыслах этого слова. Наряд, прическа, выражение лица – все было безукоризненным, как и накрытый стол, к которому тут же пригласили гостей. Семейство Куропатовых не ударило лицом в грязь перед титулованной особой.
Колычев терпеливо выдержал обильную трапезу и даже пару раз незаметно подмигнул сидевшему с другой стороны стола Феликсу, который совсем приуныл. По окончании пиршества как-то само собой получилось так, что князь Рахманов был оставлен на растерзание земскому, вновь предавшемуся воспоминаниям, а Дмитрий под руку с мадам Куропатовой отправился обозревать сад...
– Я так польщена нашем знакомством, – щебетала дама, кокетливо поднимая пухлую губку, украшенную заметными черными усиками. – К нам так редко приезжают гости из столиц... А тут, в провинции, буквально никакого общества – рыботорговцы да акцизные чиновники, не умеющие связать двух слов...
– Ах, мадам, разве может считаться провинциальным город, в котором проживают семейства, подобные вашему? – Дмитрий отвесил супруге земского начальника комплимент, достойный какого-нибудь армейского штабс-капитана, и сам покраснел от неуклюжести собственных слов. Но дама казалась польщенной и благодарно рассмеялась.
– Для князя большая удача, – продолжал Дмитрий, – что он может найти в вашем доме дружеское участие. Он совершенно подавлен смертью жены и невыносимо страдает Говорю это, как близкий друг Феликса... Он, как никогда, нуждается в человеческой доброте!
Из открытых окон гостиной, выходивших в сад, донесся веселый смех страдальца – видимо, князь и земский начальник, оставшись без дамского общества, развлекали друг друга анекдотами. Дмитрий постарался деликатно развернуть свою спутницу и направить ее в сторону дальней беседки, окруженной розовыми кустами.
– Да, это такое несчастье! – воскликнула поглощенная беседой мадам Куропатова, не обращая никакого внимания на смех и жизнерадостные возгласы. – Вы не поверите, но я была буквально потрясена известием, что молодую княгиню убили. Весь город, дословно весь, только об этом и говорит. Бедный, бедный князь – овдоветь в таком молодом возрасте и при таких ужасных обстоятельствах! Вы представляете, Дмитрий Степанович, я ехала в том же поезде и даже в том же самом вагоне, что и княгиня! Удивительно, как нас всех там не перерезали! А еще называется – вагон первого класса. Нужно было бы вчинить иск железной дороге за то, что в поездах дозволяются подобные безобразия...
– Боже, – театрально вскричал Дмитрий, изображая крайнюю степень удивления. – Так вы путешествовали рядом с покойной княгиней! Вы, вероятно, самый главный свидетель и судебный следователь без конца обивает ваш порог.
– Нет, муж его особенно не приваживает. Все-таки Нил Тимофеевич имеет определенный вес во властных кругах, а интерес следователя к моей поездке носит не совсем приятный оттенок. Да честно говоря, я почти ничего и сказать об этом не могу – удивительно, но я не только не видела убийцу в лицо, но даже и не поняла, что в вагоне убили женщину. Увы, я даже и с княгиней познакомиться не успела... А теперь все думаю – были бы мы знакомы, я пригласила бы ее в гости в свое купе на чашку чая, мы бы провели время за беседой и, как знать, может быть, она осталась бы жива, не попавшись на глаза убийце. Но я ведь села в этот поезд только в Харькове, у нас имение в Харьковской губернии, а княгиня Рахманова ехала от Петербурга, и возможность свести знакомство нам не представилась. И вообще, это была кошмарная поездка, просто кошмарная! Вы представляете – в моем вагоне оказался купец Ованесов с развеселой компанией. Он наш, здешний, возвращался вместе с приказчиком из деловой поездки. Ну и, конечно же, эти господа прихватили с собой девиц, вина, всю дорогу кутили, пьянствовали, граммофон гремел беспрестанно, пьяные девки по поезду бродили... А у меня дети, две девочки, им такие картины видеть вовсе ни к чему! Мы почти все время просидели запершись в своих купе – старшая дочка ехала вместе со мной, а в соседнем купе гувернантка с младшенькой – и буквально боялись высунуть нос наружу. Вероятно, и княгиня тоже укрылась в своем купе во избежание неприятных эксцессов... Но вот каким же образом с ней случилось при этом несчастье, я совершенно не понимаю! Впрочем, ночью в наши двери кто-то ломился!
– Неужели? – изумился Колычев, страстно желая продолжения захватывающей истории о дорожных впечатлениях госпожи Куропатовой.
– Да-да, именно! Сначала кто-то стучался в дверь и невнятно лопотал всякую ерунду противным женским голосом, наверняка это была одна из девиц, сопровождавших купчишку. Разбудила меня, мерзавка. Я так и не поняла, чего она хотела, и посоветовала ей убираться. Но сон уже как рукой сняло – в дороге и без того трудно уснуть, а если еще и специально разбудят... Потом снова настойчивый стук в дверь и мужской голос: «Вера, ты здесь?» Ну, думаю, кто-нибудь из ованесовской компании ищет эту пьяную девку, сейчас я им все выскажу! Встала, накинула халат и распахнула дверь. Я тогда и подумать не могла, что это убийца искал свою жертву, а то бы ни за что не открыла! Но он уже удалялся по вагонному коридору – я только и увидела, что его спину и голову в шляпе. Знаете, такие дурацкие светлые шляпы из легкой парусины или из пике, кажется, их называют «панамы», они сейчас в большой моде. Так вот, господин в панаме уже отошел от моей двери, и глупо было бы бежать ночью следом за незнакомцем по вагону с целью устроить ему скандал, не находите? Я только бросила ему в спину язвительное замечание по-французски и захлопнула дверь. Ах, если бы я знала, что княгиню лишат жизни, я бы разглядела этого негодяя внимательнее. А купец Ованесов совершенно потерял всякую совесть. Женатый человек, между прочим, трое детей – он женился в довольно юном возрасте и к настоящему времени уже обременен большим семейством... Не знаю, может быть, следует пойти к его жене и рассказать про все безобразия ее благоверного? Но с другой стороны, дело это все-таки не мое, да и жаль бедняжку, мадам Ованесову, она ведь снова в интересном положении. Может быть, на этот раз я спущу купцу дело с рук ради жены, но поверьте, голубчик Ованесов дождется еще от меня неприятностей на свою голову, если не научится смирять свою тягу к безобразиям.
Судя по воинственному виду мадам Куропатовой, ждать неприятностей легкомысленному купцу осталось недолго.
Визит к Куропатовым несколько затянулся. Вырваться от гостеприимных хозяев, взяв с них обещание непременно побывать с ответным визитом в княжеском имении, Рахманову и Колычеву удалось нескоро.
– Так, Феликс, сейчас мы зайдем ненадолго в кофейню, – начал Дмитрий, когда приятели вновь оказались на улице городка.
– Как – в кофейню? – перебил его князь. – Митя, неужели ты сможешь еще что-нибудь съесть или выпить? Меня, кажется, обкормили до полного отвращения к пище, а уж кофе во мне плещется где-то на уровне ушей.
– Что ж, значит сэкономим деньги на заказе, но побывать в кофейне мне необходимо. Во-первых, мне хотелось бы повидать здесь одного человека, а во-вторых, я должен присесть к столу и быстро набросать на бумагу все, что услышал от мадам Куропатовой, пока мелкие детали не забылись. Конечно, это не официальный допрос, и для следователя собранные мной сведения будут иметь лишь познавательный интерес. Но все же мне хотелось бы представить ему свою версию событий, как только я сам сумею разобраться в этом деле. Полагаю, на официальном дознании и на судебном процессе эта дама повторит все то, что рассказала мне в приватной беседе.
– Не уверен, что судебный следователь захочет знакомиться с твоей версией. При всех своих льстивых манерах он очень самоуверен и просто даже из желания поставить на место московского коллегу сделает все по-своему, – вздохнул Феликс.
– Ну, против очевидных фактов он не сможет возразить.
– Только если ты найдешь нечто столь веское, что следователь вынужден будет признать очевидным фактом. А мне внутренний голос подсказывает, что этот господин полон скептицизма. О, проклятье! Про черта речь, а он навстречь!
От пристани навстречу им шел по узкой крутой улочке судебный следователь. Заметив князя с приятелем, он вежливо приподнял козырек форменной фуражки. Рахманов с Колычевым со своей стороны раскланялись.
– Какая удача, что я встретил вас, господа! Здравствуйте, – начал следователь вполне доброжелательным тоном. – Я ведь к вам в имение собрался, ваше сиятельство. А теперь могу сказать вам все здесь и сразу же на обратный пароход.
– А может быть, все же заедете ко мне? У нас здесь экипаж, дорога до усадьбы много времени не займет, – гостеприимно предложил Феликс. – Княгиня будет очень рада вас видеть.
– Ну уж в это трудно поверить. Какая радость в доме от таких-то гостей? Да я к вам, собственно, по делу, ваше сиятельство, да и дельце-то пустячное, а времени в обрез – завтра в Петербург отправляюсь. Столичными связями покойной княгини, пардон, придется заняться. Уж вы не будьте в претензии...
– Помилуйте, какие тут претензии! Мне и самому хочется, чтобы дело с убийством Веры поскорее разрешилось. Так что с моей стороны обещаю любую помощь...
– Премного благодарен, – следователь в ответ чуть ли не раскланялся. – Вот именно некоторую помощь, совершенно незначительную, я и осмелюсь у вас попросить, ваше сиятельство!
– К вашим услугам, – сдержанно ответил Феликс, которому уже стала надоедать эта затянувшаяся прелюдия к важному разговору.
Следователь с вопросительным выражением на лице покосился на Дмитрия.
– Вы можете смело говорить обо всем при господине Колычеве, у меня нет секретов от Дмитрия Степановича, – Феликс чувствовал, что теряет терпение, но следователь все ходил вокруг да около.
– Видите ли, ваше сиятельство, сегодня утром ко мне явилась некая особа, бывшая в ту роковую ночь на вечеринке у вашего друга Заплатина. Одна из тех дам, кто подтвердил ваше алиби. Она, помнится, так живописно рассказывала прежде, как усталость сморила вас на диване в гостиной и как вы уснули сидя, в неудобной позе, и ваши вытянутые ноги мешали всем танцевать – комнатенка-то тесненькая.
– Ну так и что? – нервно спросил Рахманов.
– Дело в том, что эта особа сочла нужным поменять свои показания.
Феликс заметно вздрогнул.
– Говорит, знаете ли, что приврала слегка, а теперь совесть замучала, – продолжат следователь. – Вроде бы и не видела она вас там вовсе, хотя за все время вечеринки отвечать не берется – воспользовавшись общей суматохой, удалилась с хозяином в его спальню, где потом уснула и благополучно проспала до утра. Дама, как оказалось, замужем и данный поворот событий афишировать поначалу не желала. А теперь, извольте видеть, в показаниях участников вечеринки возникают противоречия – когда именно вы, ваше сиятельство, туда пришли, да сколько времени провели, – следователь вдруг хитро взглянул на Рахманова, – да и были ли там вообще? Придется все перепроверить.
– Ну что ж, извольте, проверяйте, перепроверяйте, это ваш служебный долг, – нашелся наконец Феликс.
– Премного благодарен, что вы изволите проявлять понимание, – почтительно ответил следователь. – Именно что служебный долг-с, куда прикажете деваться? Ваше сиятельство, нижайшая просьба, почтительнейшая – соблаговолите вернуться в свое имение и не покидать его пределы вплоть до моего возвращения из поездки в столицу. Вот-с, извольте бумажечку подписать, что согласны и обязуетесь и все такое...
Следователь вытащил из портфеля лист с предписанием и химический карандаш.
– Карандашик, пардон муа, помуслить следует, чтобы подпись чернильная получилась. Так, покорнейше благодарю. Надеюсь, вам в собственном имении будет удобно и покойно и недостатка ни в чем не будет... Да еще, ваше сиятельство, не гневайтесь, но я распорядился охрану к воротам вашего дома приставить. Порядка больше будет. А уж как я из Петербурга вернусь, так сразу же разберусь с показаниями по вечеринке у Заплатина. Будьте благонадежны. Большая удача, что я встретил вас здесь, в городке – все формальности разрешились в пару минут и мне можно вернуться на пристань, обратным пароходиком домой и завтра, благословясь, в столицу. До встречи, ваше сиятельство. Господин Колычев, честь имею.
– Простите, господин следователь, – заговорил наконец Дмитрий, – но вы позволите нам, прежде чем вернуться в имение князя, хотя бы зайти в кофейню? Ужас как хочется горло промочить.
– Конечно, конечно, господа, что за вопросы? Погоды стоят знойные, жажда-с, это очень даже понятно. Но уж после кофейни, ваше сиятельство, лучше вернуться домой, где в дальнейшем и пребывать... Всего доброго, господа, до свиданья.
Глава 14
– Митя, ведь это – арест, – прошептал Феликс, как только любезно улыбающийся следователь исчез за поворотом улицы.
– Боюсь, что да, – ответил Колычев. – Скажи спасибо, что ты увенчан громким титулом и подвергаешься всего лишь домашнему аресту, был бы ты мещанином – уже сидел бы в арестном доме. Но поскольку ты – князь...
– К черту этот княжеский титул! – перебил его Феликс. – Митя, мне порой кажется, что я самозванец и не имею никаких прав ни на этот титул, ни на имение, ни на уважение в обществе. Гримаса судьбы – и я из последнего бедняка превращаюсь в богатого аристократа, а мог бы всю жизнь протирать локти в адвокатской конторе, скрывая родословную, чтобы не позорить знатный род своим убожеством.
– Успокойся, пожалуйста. Я пониманию, что ты расстроен, но давай обойдемся без дамских истерик – как ты только что справедливо заметил, не стоит позорить знатный род. Пока ничего страшного не происходит – обычные юридические формальности, неизбежные в ходе любого расследования.
– Митя, неужели ты не понимаешь, что я – под подозрением! Я знаю, эта бабенка, пришедшая к следователю менять свои показания, – первая ласточка в проклятых заплатинских играх. Это Алексей настроил ее отказаться от сказанного прежде. Теперь его дружки и подружки будут по одному приходить в Окружной суд и под разными предлогами отказываться от показаний...
– Даже если это и так – для обвинения в убийстве нужны более веские улики, чем показания о том, что ты отсутствовал на дружеской вечеринке. Ты же все-таки юрист служил в известной адвокатской конторе и должен понимать такие вещи. Не теряй голову.
– Но ведь сначала я сказал, что был у Заплатина, а теперь выяснится, что не был... Что я лгал следователю... Это сразу бросит на меня тень. Эх, Митя, почему ты не остановил меня тогда?
– А разве это было возможно? Не хочу тебя упрекать, но ведь я тебя предупреждал...
– Ну, – замялся Феликс, – положим, предупреждал. Но ты всегда так занудно произносишь правильные слова, как резонер в классических драмах. Прости, но тебя совсем не хочется слушать в такие минуты.
– Стало быть, и пенять тогда нечего, – подвел итог Колычев, и они в молчании дошли до открытой террасы кофейни.
– Какого черта мы сюда притащились? – остановился Феликс уже в дверях заведения. – Я совершенно не хочу ни есть, ни пить, остолоп-следователь отбил мне это желание на многие годы вперед.
– Феликс, мы пришли сюда вовсе не для того, чтобы есть, я тебе это уже объяснял. Посиди спокойно, отдохни, отвлекись от проблем, а я займусь делом.
Колычев попросил у хозяина две чашки кофе, бумагу и чернильницу с пером. Кофе был подан сразу, а чернильницу и бумагу долго искали (это были не те предметы, что пользуются в подобных рыбацких кофейнях большим спросом), но все же из уважения к близкому другу его сиятельства князя Рахманова писчий прибор и пожелтевшую бумагу откуда-то принесли.
Дмитрий тут же принялся строчить пером по листу, записывая рассказ госпожи Куропатовой и сведения, сообщенные следователем. Феликс, вновь погрузившийся в мрачные думы, лениво мешал ложечкой свой кофе, растворяя и без того уже растаявший сахар.
Колычев еще не успел закончить свои записи, когда в кофейне появился Христо Амбарзаки. Поздоровавшись с ним за руку, Дмитрий пригласил рыбака к их столу.
К обществу господина Колычева Христо уже вполне привык и считал московского следователя почти за своего человека, а вот присутствие за столом князя его явно смущало и заставляло быть сдержанным и молчаливым. Дмитрию стоило большого труда разговорить рыбака, поэтому он не сразу приступил к расспросам о том, что его волновало. Наконец, когда собеседники успели обсудить и погоду, и виды на урожай винограда, и цены на рыбу, и долго вынашиваемые планы совместного выхода в море на ночной лов, Колычев между делом перешел к теме железнодорожного сообщения и задал вопрос:
– Скажи-ка, Христо, а если кто-нибудь решит добираться до станции не лошадьми, а морем, в каком месте нужно сойти на берег, чтобы попасть поближе к железной дороге?
– Ну, это уж, ваша милость, смотря куда вы ехать желаете. Если в столицу или там, к примеру, в Москву или в Харьков – дело одно, а ежели дальше по нашей губернии до конечной станции – совсем другое дело.
– Как гак?
– Да вот так. Поезд большую петлю делает и в горах медленно плетется, там одна колея. Часа четыре, а то и пять на этом потеряете. Вот и выгадывайте, как так исхитриться, чтобы эту петлю вовсе избежать. Можно на лошадях до станции Сухой Кут добираться – дорога от города не близкая, двенадцать верст, но зато до конечной станции остается – рукой подать. Ну а ежели в сторону центральных губерний ехать собрались, так от нашей станции весь полный крюк в объезд по степи и по горам делать придется и лишних пять часов по железке трястись. Так что, когда вам в Москву возвращаться нужда придет – прямой смысл идти морем до Ай-Шахраза, всего-то час в хорошую погоду. Там поезд, сделав петлю, снова к побережью выходит, и до станции недалеко. Пересядете в Ай-Шахразе на железку и домой в Москву прямым путем. Считайте, полдня на этом выгадаете.
Феликс во время этой беседы молчал и с тоской разглядывал приятеля – ну вот, и Мите надоела эта возня с убийством, уже засобирался домой в Москву... Конечно, нельзя требовать, чтобы он тратил свое время и силы на расследование гибели Веры, но теперь Феликсу придется остаться со всеми проблемами один на один.
Между тем Колычев, руководствуясь какими-то своими соображениями, продолжал задавать вопросы.
– Христо, а на лодке ведь до Ай-Шахраза не дойти?
– Дойти можно, но трудно. Зачем? Днем туда ходит пароход, а вечером можно договориться с нашими парнями, чтобы подкинули на шхуне. Рублей за пять доставят, да еще и багаж разгрузят.
– А многие обращаются за помощью к вашим парням?
– Не сказать чтобы многие, хотя случается и перевезем кого. Но если бы имели много пассажиров, так и рыбалку пришлось бы бросить. Ха! Заколачивать каждый вечер по пятерке! Да стал бы я тогда возиться с бычками? – ухмыльнулся Христо.
Следующий вопрос Колычева заставил Феликса вздрогнуть.
– Христо, голубчик, а ты не помнишь, в ту ночь, когда в поезде убили княгиню, никто из города не просился до Ай-Шахраза? Ваши парни никого на шхуны не подсаживали?
– Надо подумать, вспомнить, уже сколько дней прошло, – невозмутимо ответил рыбак. – Сам я никого не вез, а с парнями поговорю. Может, кто и брал человека на борт.
– Я уж было подумал, что ты собрался обратно в Москву, – не удержался от замечания Феликс на обратном пути в имение. – Ты с такой дотошностью расспрашивал этого рыбака про железную дорогу.
– Москва не уйдет. Ты пригласил меня провести бархатный сезон на юге, и кто скажет, что я его тут не провожу? – хмыкнул Дмитрий.
– А как много интересного открылось в разговоре с этим рыбаком! – продолжал Феликс. – Я сколько здесь живу, никогда не думал, что удобнее идти по морю до Ай-Шахраза и там уже садиться на поезд. Как-то привык пользоваться ближней станцией и других путей не искал...
– Общаться с людьми вообще не вредно – от кого же и узнаешь новое, если сидеть в своем имении как сыч, – поддел Феликса Дмитрий. – А разговор на железнодорожную тему я завел по простой причине – теперь ясно, что если убийца из вашего городка, он мог легко добраться до Ай-Шахраза, сесть там ночью на петербургский поезд и получить в свое распоряжение часа четыре, чтобы совершить убийство, выйти на одной из ближних станций и вернуться в городок. Мне сейчас важно собрать любые факты, чтобы представить себе картину убийства. Пока в общем тумане рисуются три смутных версии – некто преследовал Веру от самого Петербурга; некто, случайно оказавшись вместе с ней в поезде, по каким-то причинам пошел на убийство; и, наконец, та, о которой я уже говорил – некто из ваших мест добрался до железной дороги, проник в поезд и убил Веру в пути. Петербургскую версию пока придется оставить на совести судебного следователя, а я склонен всерьез заняться последней. Фактов пока крайне мало, а они как кусочки мозаики – изображение сложится, только если соберется много этих кусочков.
– Митя, а почему ты все время говоришь – некто, некто? Почему прямо не скажешь, что из наших мест выехать навстречу поезду и убить Веру мог один Заплатин. Что бы ты мне ни рассказывал о своих сомнениях по поводу Алексея, согласись – ни у кого больше нет мотивов для подобного преступления...
– Друг мой, не нужно подгонять наши скудные факты под заранее составленную схему – она может оказаться ошибочной. Если мы с тобой не знаем о чьих-то мотивах, это не значит, что их не существует. Да, у Алексея мотив очевидный, а алиби вызывает сомнения, и к тому же, чертову панаму он тоже носит... Но этого мало, чтобы объявить человека убийцей. Давай продолжим собирать факты.
– Я всегда знал, что ты – на редкость занудливый тип. Посуди сам, как я могу собирать факты, если буду сиднем сидеть в своем имении? Мне их на блюде никто не принесет... Я ведь отныне нахожусь под домашним арестом!
– Но я-то, к счастью, пока свободен как ветер. Если уж кто и принесет тебе факты на блюде, то это, скорее всего, буду я.
– Митя, я не перестаю радоваться, что ты оказался рядом. Ты только не сердись, если я иногда ворчу на тебя. Я и сам понимаю, что несправедлив, но пойми мое теперешнее состояние. Легко ли пережить такое? Без тебя я просто не вынес бы этой жизни...
Феликс еще долго расточал комплименты, пока не заметил, что Колычев его совсем не слушает, погрузившись в собственные мысли.
– Дмитрий, очнись! – князь окликнул приятеля. – О чем ты думаешь?
– Честно говоря, не знаю, стоит ли обсуждать то, о чем я думал, с тобой...
– Нет уж, говори, раз начал!
– Я задумался, где убили Веру, и пытался себе это представить, – ответил Колычев, глядя куда-то вдаль.
– Что значит – где? – удивился Феликс. – В вагоне поезда...
– Это понятно. Но вагон – большой. В каком именно месте на нее напали так, что никто ничего не увидел и не услышал? И как ее потом ухитрились выкинуть из вагона, чтобы никто этого не заметил? Допустим, убили в купе – если дверь купе была прикрыта, другие пассажиры могли не услышать шум. Но как потом избавиться от тела? Окно в купе полностью не откроешь, оно опускается, оставляя свободное пространство лишь в верхней части рамы. Поднять тело мертвой женщины и протолкнуть его в этот узкий проем тяжело, к тому же существует риск, что жертва застрянет в окне... Вынести мертвую женщину в тамбур тоже непросто... Но допустим, преступник был достаточно силен, чтобы поднять тело Веры на руки и донести до вагонной двери. Или преступников было двое и они легко справились с ношей. Но ведь каков риск – тащить мертвое тело по вагону, где в любой момент можно натолкнуться на проводника или других пассажиров! А если предположить, что Веру убили в тамбуре и сразу же выбросили из поезда, картина преступления становится более реальной. Но встает вопрос – кто и как мог выманить ее ночью из купе и вызвать в тамбур? Скорее всего, какой-то хорошо знакомый ей человек, вряд ли она пошла бы туда с незнакомцем...
Заметив, что Феликс ничего не отвечает, Дмитрий повернулся к нему. Лицо князя было совершенно серым, даже отдавало в голубизну, а его нежный южный загар казался грязным налетом на коже... На щеке Феликса дергалась какая-то жилка, из-за чего уголок рта с одной стороны все время растягивался в некое подобие ужасной кривой ухмылки.
– Ради Бога, Митя, умоляю тебя, не говори об этом, не говори... Я не могу этого слушать! – прошептал он. – Я представил себе ее смерть...
– Прости, – тихо ответил Колычев.
«Господи, какой же я идиот! Все-таки моя следовательская служба развивает такую душевную черствость, что обычным людям я, верно, кажусь чудовищем. Как хорошо, что мой рапорт об отставке уже пошел по инстанциям – хватит с меня чужих смертей, крови и грязи...», – подумал он про себя.
