Мы с учителем не разговариваем.
Нет, наши встречи не прекратились. Мы все так же частенько видимся все в том же баре, но не обмениваемся ни единым словом. Заходя в зал, оглядываемся в поисках друг друга – и, найдя, продолжаем упорно игнорировать. И учитель, и я одинаково делаем вид, что не знакомы.
Началось это примерно тогда, когда на доске с сезонным меню начали появляться блюда, подаваемые в кастрюльке – получается, прошел уже почти целый месяц. Почти целый месяц мы, даже оказываясь на соседних стульях за стойкой, не говорим друг другу ни слова.
Все началось с радио.
Шла радиотрансляция бейсбольного матча. Соревнование уже подходило к концу. Радио в баре включают нечасто, поэтому я сидела и рассеянно слушала эфир, положив локти на стойку и попивая подогретое саке.
Некоторое время спустя дверь бара открылась, и в зал вошел учитель. Он присел за стойку рядом со мной и спросил у хозяина заведения:
– Что сегодня из горячего?
На полках стояло множество однопорционных алюминиевых кастрюлек, устроенных одна в другую.
– Треска с тофу и овощами.
– О, замечательно.
– Будете заказывать? – спросил хозяин бара, но учитель отрицательно покачал головой.
– Нет, пожалуй, лучше соленый морской еж.
«Как всегда непредсказуем», – подумала я, слушая их диалог.
Тем временем третий бэттер атакующей команды далеко отбил мяч, и гул поддержки на трибунах стал громче.
– А ты за какую команду болеешь? – обратился ко мне учитель.
– Ни за какую, – ответила я, наполняя чарку теплым саке. Я заметила, что все в зале внимательно слушали трансляцию.
– А я, само собой, болею за «Гигантов». – Мужчина одним махом осушил бокал пива и переключился на саке.
Сейчас он мне казался каким-то более… увлеченным, что ли?.. – чем обычно. Чего это он?..
– Само собой, говорите?
– Конечно.
В эфире был матч «Yomiuri Giants»[9] с «Hanshin Tigers»[10]. Любимой команды у меня, конечно, нет, но вот «Гигантов» я терпеть не могу. Раньше я была откровенным антифанатом этой команды. Но как-то раз мне кто-то сказал, что антифанаты – на самом деле просто упрямцы, которые не могут прямо сказать, что им нравится эта команда. Это меня задело, и с тех пор я вообще перестала упоминать даже название «Гигантов». За матчами я тоже следить перестала. Честно говоря, я уже и сама не знаю, люблю я «Гигантов» или ненавижу – все слишком запуталось.
Учитель медленно наклонил бутылочку с саке. При каждом страйке питчера «Гигантов», при каждом ударе их бэттера он кивал.
– Что с тобой такое? – спросил учитель, когда после семи хоум-ранов «Гиганты» вырвались вперед на три очка. – Я вижу, ты дрожишь.
Когда разница в счете начала увеличиваться, меня начало трясти.
– К ночи холодает, – ответила я отстраненно, глядя не на учителя, а куда-то в потолок. В этот момент игрок «Гигантов» отбил мяч.
– О! – выкрикнул учитель, а я почти в одно время с ним пробормотала:
– Черт подери…
И без того серьезная разница в счете выросла до четырех очков, и в зале поднялся шум. И откуда только тут столько болельщиков «Гигантов»?.. Кошмар.
– Ты не любишь «Гигантов»? – удивился учитель, когда во второй половине девятого иннинга «Тигры» уже дважды выбили мяч в аут.
Я молча кивнула. В зале царила тишина – почти все посетители сосредоточенно слушали радио. Мне же было неспокойно: я давно уже не следила за матчами, и во время первой за долгое время трансляции мне попалась игра ненавистной команды… Я совершенно четко осознала: нет, я – не латентный фанат «Гигантов», я – самый настоящий их антифанат.
– Я их просто ненавижу, – произнесла я низким голосом.
Учитель, изумленно распахнув глаза, пробормотал:
– Чтобы японка – и ненавидела «Гигантов»?..
– Что за предрассудки! – возмутилась я, и почти одновременно с этим последний бэттер «Тигров» получил страйк-аут.
Учитель встал со стула и высоко поднял стакан. По радио объявили о завершении матча, и зал снова зашумел. Отовсюду посыпались заказы то на выпивку, то на закуски, и хозяин заведения едва успевал громко отвечать каждому «Сейчас!».
– Цукико, это победа! – воскликнул учитель и с улыбкой наклонил свою бутылочку с саке к моей чарке.
Какая редкость! Обычно мы старались не притрагиваться к выпивке и закуске друг друга. Заказы мы делали по отдельности. Выпивку тоже каждый наливал себе сам. И рассчитывались мы отдельно. И менять это правило мы вроде как не собирались. Но вот – учитель наливает саке в мою чарку. Негласное правило нарушено. И это тоже вина «Гигантов». Как они смеют так бесстыдно сокращать такую комфортную дистанцию между нами! Чертовы «Гиганты»!..
– И что? – спросила я очень низким голосом, отодвигая руку мужчины.
– Нагасима отлично справился. – Учитель ловко наполнил мою чарку. Он не пролил ни капли. Как всегда идеально.
– О, это и правда было потрясающе превосходно! – Я отвернулась, поставив на стол нетронутую чарку.
– Так не говорят, это тавтология.
– Простите-извините.
– Питчер тоже молодец, – заметил учитель, смеясь.
Я же в глубине души ругала его – чему тут улыбаться, умник?! А он продолжал смеяться. Всегда тихий, сейчас он громко хохотал.
– Может, хватит? – уставилась я на учителя.
Но смеяться он не прекратил, и было в его смехе что-то странное. Что-то похожее на радость мальчишки, с довольным видом давящего муравьев.
– А вот не хватит!
Это что же получается? Учитель, зная, что я ненавижу «Гигантов», попросту насмехался надо мной! Ему было весело!
– Знаете что? Дерьмо эти ваши «Гиганты»! – возмутилась я и вылила все содержимое своей чарки в пустую.
– «Дерьмо», значит… Не слишком подходящее для юной леди слово, – заметил учитель совершенно спокойным голосом. Выпрямившись даже сильнее обычного, он осушил свою чарку.
– Никакая я не «юная леди».
– Ох, прошу прощения за грубость.
В воздухе между нами повисло напряжение. Учитель оказался в более выигрышном положении, ведь «Гиганты» все-таки победили. Какое-то время мы в молчании выпивали, даже не заказывая закуски, мы просто осушали чарку за чаркой. В итоге мы оба здорово напились. Все так же молча расплатившись, вышли из бара и разошлись по домам. С тех пор мы ни разу не разговаривали.
Кстати, я, оказывается, провожу время только с учителем. Ни с кем другим я в последнее время не выпивала в баре, не прогуливалась по городу и не ходила смотреть на что-нибудь интересное. А с кем я проводила столько же времени до встречи с учителем? Я пыталась вспомнить, но ничего на ум не приходило.
Все верно – я была одна. Одна ездила на автобусе, одна ходила по городу и за покупками, одна выпивала. Правда, сама я не изменилась – рядом с учителем я чувствовала себя, в общем-то, точно так же, как и раньше, когда все делала одна. Раз так, то, кажется, нет никакой необходимости искать встречи с учителем, но быть рядом с ним как будто более… правильно? Хотя и «правильно» звучит как-то странно. Наверное, это что-то вроде того, как порой хочется взять купленную книгу и поставить ее на полку, не снимая с обложки рекламную бумажку. Интересно, а если бы учитель узнал, с чем я его сравниваю, он бы рассердился?..
Так вот, пока мы с ним игнорируем друг друга в баре, мы похожи на книгу и ту самую рекламку, почему-то лежащие отдельно друг от друга. Но и просто взять и исправить эту неправильную ситуацию я не могу. Учитель, полагаю, думает точно так же. А значит, мы так и продолжим делать вид, что незнакомы.
Как-то раз мне пришлось по работе съездить на Каппабаси. День стоял ветреный, и в одном тонком пиджаке было холодно. Это был уже не промозглый осенний ветер, нет. В тот день ветер дул уже совершенно зимний, холодный и резкий.
На Каппабаси много оптовых магазинов посуды. Там продается разная кухонная утварь: кастрюли, горшки и котелки, миски, тарелки и прочая мелочь. Так что, закончив с делами, я бесцельно бродила по магазинам, рассматривая ассортимент. Вот стоят, вставленные одна в другую, медные кастрюли. Все они одинаковые, отличаются только размером – каждая следующая чуточку меньше предыдущей. А перед входом в магазин установлен огромный глиняный горшок.
В магазинах много самых разных лопаточек и деревянных ложек, есть и лавки с ножами. За стеклом витрины видны разные ножи – большие ножи, ножи для овощей, ножи для сашими… Есть даже кусачки для ногтей и садовые ножницы.
Привлеченная блеском ножей, я зашла в магазин и увидела в уголке множество терок. На ручке, на которой они висели, был прикреплен лист плотной бумаги с надписью: «Распродажа терок».
Взяв в руки одну из них, я спросила у продавщицы:
– Почем такая?
– Тысяча иен, – ответила девушка в фартуке. – Ровно тысяча, вместе с налогом.
Речь ее была немного нечеткой – я с трудом разобрала конец фразы. Заплатив тысячу иен, я забрала свою терку и покинула магазин.
Вообще-то, терка у меня уже была. Но такое уж это место – каждый раз хочется купить хоть что-нибудь. В прошлый раз, например, я купила большую железную кастрюлю. Я подумала, что она пригодится, если соберется много гостей. Только вот я почти никогда столько народу не приглашаю… Да даже если гости и собирались, я никак не могла придумать, что же приготовить в такой непривычно большой кастрюле. В итоге она так до сих пор и стоит в кухонном шкафу.
А терку я купила, решив подарить ее учителю. Любуясь сверкающей сталью ножей, я почему-то захотела встретиться с ним. Я захотела встретиться с ним, пока рассматривала острейшие ножи, одно прикосновение к которым грозило закончиться порезом. Не знаю уж, почему сверкание лезвий вызывало такие чувства, но мне ни с того ни с сего захотелось повидаться с учителем.
Я хотела купить большой кухонный нож и потом подарить его учителю, но в его доме такой подарок казался неуместным. Он совершенно не подойдет к той влажной, сумрачной атмосфере, что царит в жилище мужчины. Поэтому я решила купить хорошо наточенную терку. Тем более обошлась она всего в тысячу иен. Было бы обидно потратить в десять раз больше и не получить никакого результата.
Не думаю, что учитель – настолько бессердечный человек, но он – неисправимый фанат «Гигантов», поэтому полностью доверять ему я не могу.
И вот какое-то время спустя я наткнулась на учителя в том самом баре. Он по-прежнему притворялся, что не знает меня, и я, невольно поддавшись его настроению, делала точно так же.
Он сидел за стойкой через два стула от меня. Между нами сидел одинокий мужчина. Он читал газету, потягивая саке. А за ним, закрытый от меня газетой, был учитель. Он заказал себе отварной тофу, и я попросила то же блюдо.
– Холодно сегодня, – заметил бармен, и учитель кивнул.
– И правда, – кажется, таким был тихий ответ учителя, но за шуршанием газеты я ничего не расслышала.
– Действительно, что-то резко похолодало, – согласилась я, прячась за газетой в руках незнакомца, и учитель бросил взгляд в мою сторону. Он выглядел слегка удивленным.
Наверное, мне стоило хотя бы приветственно кивнуть, но я не могла пошевелиться и сразу же отвернулась. Я буквально почувствовала, как позади мужчины с газетой учитель медленно повернулся ко мне спиной.
Нам обоим подали заказанное, и мы одновременно и с одной скоростью начали есть тофу, затем – все так же с одной скоростью – опустошили чарки, и пьянели мы тоже одинаково. Мы оба нервничали, а потому алкоголь одурманивал меньше обычного.
Мужчина с газетой даже не думал уходить, и мы с учителем, сидя по обе стороны от него все так же спиной друг к другу, продолжали демонстрировать спокойствие.
– Вот и закончился национальный чемпионат, – обратился незнакомец с газетой к бармену.
– Ну так уже скоро зима.
– Не люблю холода.
– Зато зимой еда вкусная.
Незнакомец и бармен непринужденно беседовали. Учитель повернул голову. Кажется, он смотрел на меня – я почувствовала его взгляд и тоже осторожно повернулась.
– Может, подсядешь поближе? – тихим голосом предложил учитель.
– Хорошо, – так же тихо ответила я.
Между учителем и мужчиной с газетой было свободное место. Предупредив бармена, я взяла бутылочку и чарку и перебралась туда.
– Здравствуйте, – поприветствовала его я, и учитель чуть слышно, почти не открывая рта, промолвил:
– Ага.
А потом мы оба, повернувшись лицом друг к другу, продолжили пить порознь – каждый наливал сам себе.
Расплатились мы тоже отдельно. Когда вышли из бара, на улице было гораздо теплее, чем я ожидала, а в небе сверкали звезды. Кажется, в этот раз мы просидели дольше обычного.
– Учитель, это вам. – Я протянула ему немного скомкавшийся сверток, который я уже какое-то время мяла в руках.
– Что это? – Взяв сверток, мужчина поставил свой портфель на землю и аккуратно развернул упаковочную бумагу.
В ней обнаружилась маленькая терка. Она ярко сверкала в тусклом свете, пробивавшемся из-за вывески. Кажется, ее блеск стал даже ярче, чем в магазине.
– Что это, терка?
– Ну да, терка.
– Это мне?
– Да, вам.
Этот наш диалог казался несколько насмешливым – таким, как все прочие наши разговоры. Посмотрев в небо, я почесала макушку. Учитель же бережно завернул терку обратно в бумагу и, убрав мой подарок в портфель, выпрямился и зашагал дальше.
Я шла, считая звезды. Шагая чуть позади учителя, смотрела в ночное небо и считала. Когда счет дошел до восьми, мой спутник вдруг прочитал:
Сливы расцвели.
В гостинице Марико[11]
Суп из ямса.
– И что это? – поинтересовалась я, отчего учитель, покачав головой, посетовал:
– Надо же, ты даже Басё не узнаешь…
– Так это Басё?
– Басё, конечно, – кивнул он. – Проходили ведь, хоть и давно.
Я такого стихотворения не помнила. Учитель шагал быстро, и расстояние между нами все увеличивалось. Глядя на его спину, я сказала:
– Вы идете слишком быстро!
Ответа не последовало. Я, несколько раздраженная такой реакцией учителя, повторила с какой-то издевательской интонацией:
– В гостинице Марико суп из ямса…
Какое-то время он даже не оборачивался, но потом остановился и сказал:
– Давай как-нибудь вместе приготовим суп из ямса? Стихотворение, конечно, весеннее, но ямс вкуснее всего именно сейчас. Я как раз опробую твой подарок, а ты будешь толочь в ступке.
Стоя чуть впереди меня, он по-прежнему не поворачивался в мою сторону, но говорил привычным тоном. Я же продолжала считать звезды в нескольких шагах позади. Когда я досчитала до пятнадцати, наши дороги разошлись.
Понятия не имею, что я тут делаю. Да и вообще – зачем учитель заговорил о грибах?..
– Знаешь, я люблю грибы, – радостно заявил он тем прохладным осенним вечером, приосанившись за стойкой в баре.
– Рядовки? – предположила я, но он отрицательно качнул головой:
– Рядовки – это, конечно, тоже хорошо…
– Но?
– Но выделять из всех грибов одни только рядовки – такое же ненужное упрощение, как сводить весь бейсбол к одним «Гигантам».
– Так вы же любите «Гигантов», разве нет?
– Безусловно. Однако также я признаю, что они – не единственная хорошая бейсбольная команда.
А ведь не так давно эти же самые «Гиганты» стали причиной нашей с ним размолвки… С тех пор мы оба начали относиться к теме бейсбола с большой осторожностью.
– Грибы тоже бывают разные.
– Что?..
– Например, фиолетовые рядовки лучше жарить сразу, свежесобранными – с соевым соусом получается невероятно вкусно.
– Да?
– Уж поверьте. Или, скажем, болетовые грибы. Тоже очень ароматные.
– Вот как?
Пока мы беседовали, из-за стойки показалось лицо хозяина бара.
– А вы, смотрю, отлично разбираетесь в грибах? – заметил он.
– Да ну что вы! – заскромничал учитель, сохраняя, тем не менее, важный вид.
– Я каждый год примерно в это время хожу за грибами, – сообщил бармен.
Вытянув шею, он медленно приближал лицо к нам, чем напоминал взрослую птицу, кормящую своих птенцов.
– Да? – ответил на реплику бармена учитель тем же самым тоном, каким обычно я реагирую на его собственные фразы.
– А раз уж вы так любите грибы, – продолжал бармен, – не хотите ли отправиться в лес вместе?
Мы с учителем переглянулись: пусть мы и наведываемся сюда чуть ли не через день, мы ни разу не замечали, чтобы к нам относились, как к постоянным клиентам, и тем более – вдруг по-дружески вклинивались в разговор. В этом заведении принято встречать каждого посетителя так, словно он пришел в первый раз. И вдруг бармен пригласил нас пойти за грибами, ну надо же…
– Куда планируете поехать? – поинтересовался учитель, на что хозяин заведения ответил, еще сильнее вытянув шею:
– Недалеко от Тотиги.
Мы снова переглянулись, а бармен, все так же вытянув шею, ждал ответа.
– Что думаете? – обратилась я к своему спутнику, и почти одновременно с моим вопросом он сказал:
– А давай съездим.
Вот так мы и решили поехать за грибами в Тотиги. Ехать нам всем предстояло на машине бармена.
Вообще, в машинах я совершенно ничего не понимаю. Учитель, скорее всего, тоже. Так что все, что я могу сказать о машине владельца нашего бара – она была белая и по форме походила на ящик. Она не имела ничего общего с распространенными в наше время автомобилями обтекаемой формы. Это была старенькая машина – такие простые четырехугольные формы кузова чаще встречались больше десяти лет назад.
Мы договорились встретиться перед баром в шесть утра в воскресенье. Поэтому я поставила будильник на полшестого, а утром, даже толком не умываясь, взяла пахнущий плесенью рюкзак, который вытащила из шкафа еще с вечера, и вышла из дома. В свежем утреннем воздухе звук запираемого замка прозвучал неожиданно громко. Несколько раз зевнув, я направилась к бару.
Учитель был уже там. Он стоял, выпрямившись, со своим обычным портфелем в руках. Багажник машины, на которой нам предстояло ехать, был распахнут, наполовину скрывая хозяина.
– Что у вас там? Грибницкие инструменты? – спросил учитель, на что мужчина ответил, не меняя положения тела:
– Нет. Это все мне нужно отвезти кузену в Тотиги.
Голос хозяина бара раздавался откуда-то из глубины багажника. Там были несколько бумажных пакетов и один длинный прямоугольный сверток. Мы с учителем увидели это все через плечо бармена.
На столбах кричали вороны: «Кар, кар, кар…» – это были громкие и резкие, поистине вороньи выкрики. Разве что чуть более расслабленные, чем обычно бывает днем.
– Это вот – рисовое печенье, а это – нори, – пояснил хозяин бара, указывая на бумажные пакеты.
– Понятно, – хором произнесли мы с учителем.
– А тут саке, – продолжил он, указывая на длинный сверток.
– Понятно. – Учитель опустил портфель вниз, а я промолчала.
– Мой кузен уж очень любит Саванои[12].
– Я тоже его люблю.
– Это хорошо. Правда, у нас в баре алкоголь из Тотиги.
Хозяин бара вел себя более расслабленно, чем на работе. Даже как будто помолодел лет на десять. Он открыл заднюю дверь – мол, садитесь, – а сам, наклонившись над водительским сиденьем, завел двигатель. Когда мотор запустился, водитель отправился закрывать багажник. Убедившись, что мы с учителем разместились на задних сиденьях, он еще раз обошел машину по кругу, все так же стоя выкурил сигарету и уселся за руль. Пристегнувшись, водитель медленно нажал на педаль газа.
– Большое вам спасибо за приглашение, – поблагодарил учитель, на что хозяин бара обернулся и широко улыбнулся:
– Да ладно, давайте без этих формальностей.
Какая приятная улыбка… А между тем педаль газа была уже нажата, и машина потихоньку двигалась вперед, пока водитель смотрел в противоположную сторону.
– Смотрите, пожалуйста, вперед, – тихо попросила я.
– Что? – удивленно спросил он, вытягивая шею уже в мою сторону.
Вперед он не смотрел. Совсем. Так и сидел, повернувшись к нам. А машина тем временем продолжала скользить по пути.
– Смотрите на дорогу, опасно ведь…
– Вперед, вперед посмотрите!
Мы это выпалили одновременно. Машина неуклонно приближалась к столбу.
– А? – Водитель повернулся вперед и почти одновременно с этим повернул руль, уходя от столкновения. Мы с учителем облегченно выдохнули.
– Да не волнуйтесь, – легкомысленно произнес хозяин бара, прибавляя скорость.
А я никак не могла понять, как вообще оказалась с утра пораньше в незнакомой машине. Да и что из себя представляет поход за грибами, мне тоже было неясно. По моим ощущениям, это напоминало продолжение пьянки. Пока я сидела в пространных раздумьях, машина все набирала скорость.
Кажется, я успела задремать. Когда открыла глаза, мы уже ехали по горной дороге. Заснула я где-то после того, как мы свернули со скоростной трассы и выехали на какую-то другую дорогу – название я не помню.
По дороге мы беседовали о всякой всячине. Учитель рассказал, что преподавал родной язык и что мои оценки по его предмету не слишком впечатляли. Водитель же поведал, что его зовут Сатору и что в горах, куда мы едем, много опят. Тем для разговора у нас хватало: можно было поговорить о том, какими были занятия у учителя, или, например, об опятах, но Сатору постоянно оборачивался в нашу сторону, а потому мы старались не слишком увлекаться беседой.
Машина плавно взбиралась по склону. Сатору поднял стекло до сих пор открытого настежь окна. Мы последовали его примеру.
Немного похолодало. С гор доносилось звонкое пение птиц. Дорога становилась все уже.
Мы подъехали к развилке. В одну сторону шла асфальтированная дорога, в другую – грунтовая, покрытая галькой. Мы остановились в самом начале грунтовой дороги. Сатору вышел из машины и направился вверх по грунтовке. Мы с учителем наблюдали за ним с заднего сиденья.
– Интересно, куда это он? – недоумевала я, но учитель лишь слегка наклонил голову.
Когда я открыла окно, в машину хлынул холодный горный воздух. Птичьи голоса стали отчетливее. Солнце поднялось довольно высоко – было уже больше девяти часов утра.
– Цукико, как думаешь, мы вернемся отсюда? – вдруг спросил учитель.
– Что?..
– Мне почему-то кажется, что мы можем больше не вернуться…
– Да ладно вам! – отмахнулась я.
На это он только улыбнулся и продолжил молча смотреть в зеркало заднего вида.
– Вы, должно быть, устали, – предположила я, но учитель отрицательно покачал головой:
– Нет, совсем не устал.
– Учитель, мы вполне можем просто уехать обратно.
– Это, интересно, как?
– Ну…
– А давайте возьмем и поедем вместе куда глаза глядят?
– Что?..
Кажется, он немного развеселился. Я украдкой посмотрела на своего спутника, но не увидела ничего необычного. Спокоен, как всегда. Сидит, положив сумку рядом с собой и выпрямившись. Пока я пыталась угадать настроение учителя, с холма спустился Сатору. С ним был кто-то еще, и этот неизвестный спутник походил на нашего нового знакомца, как близнец. Вдвоем они открыли багажник, забрали пакеты и быстро понесли на вершину холма. Через мгновение они вернулись и одновременно закурили, стоя рядом с машиной.
– Утро доброе, – поприветствовал нас незнакомец, усаживаясь на переднее пассажирское сиденье.
– Это и есть мой двоюродный брат Тоору, – представил мужчину Сатору.
Они и впрямь были похожи как две капли воды. Тоору буквально во всем походил на своего двоюродного брата: черты и выражение лица, телосложение и даже исходящая от него энергия напоминали Сатору.
– А вы, я слышал, любите Саванои? – обратился учитель к Тоору, а тот, не отстегивая ремня безопасности, как-то извернулся и, взглянув на нас, весело ответил:
– Совершенно верно!
– Хотя саке из Тотиги вкуснее, – продолжил Сатору, извернувшись точно таким же образом.
Машина начала подъем. Вдруг бампер коснулся ограждения, и почти одновременно с этим мы с учителем вскрикнули.
– Идиот, – спокойным тоном промолвил Тоору.
Сатору, улыбаясь, повернул руль. Мы с учителем снова выдохнули. Из леса доносились приглушенные голоса птиц.
– Вы в таком виде собрались в горы?
Минут через тридцать после того, как к нам подсел Тоору, Сатору остановил машину и заглушил двигатель. И Тоору, и Сатору, и я были в джинсах и спортивных ботинках.
Выйдя из машины, хозяин бара и его кузен сделали несколько наклонов, разминаясь. Глядя на них, и я сделала пару упражнений для растяжки. И только учитель стоял как вкопанный. Он был одет в твидовую пиджачную пару и кожаные ботинки. Костюм выглядел старым, но был хорошо пошит.
– Перепачкаетесь ведь, – продолжил свою прошлую реплику Тоору.
– Ничего страшного. – Учитель переложил свой портфель из правой руки в левую.
– Может, лучше оставить сумку в машине? – предложил Сатору.
– Да нет, ни к чему, – отказался учитель.
Мы пошли по лесной дороге. На спинах Сатору и Тоору висели похожие рюкзаки. Это были альпинистские рюкзаки, примерно на один размер больше моего. Тоору шел первым, а Сатору – последним.
– Что, подниматься оказалось неожиданно трудно? – обратился ко мне Сатору.
– Д-да уж, – ответила я, и тут же впереди раздался голос Тоору:
– Шагайте помедленнее, не спешите.
Иногда мы слышали тарахтящий звук. Учитель поднимался в обычном темпе, даже не запыхавшись. Я же уже дышала с трудом. Странный звук теперь слышался постоянно.
– Это глухая кукушка? – пытался угадать учитель.
Тоору, обернулся:
– Это дятел. С таким звуком они долбят деревья, чтобы достать жуков. Но я удивлен, что вы знаете глухую кукушку…
– Шумная птица – дятел, да? – и Сатору засмеялся.
Подъем становился все более крутым. Мы шли по узкой тропке, напоминающей звериную. По обеим сторонам тропы густо росли высокие осенние травы – они щекотали наши лица и руки. Листья на деревьях уже окрасились в красные и желтые цвета, хотя внизу, у подножия, листва еще была зеленой. Несмотря на прохладу, я вся вспотела. Наверное, дело в недостатке физической активности. А вот учитель с портфелем в руке поднимался спокойно, без усилий.
– Вы активно занимаетесь альпинизмом? – спросила я.
– Это еще даже не альпинизм, Цукико.
– Да конечно…
– Слышишь? Опять дятел добывает себе насекомых.
Слышать-то я слышала, но смотрела я все время вниз. Тоору (или Сатору – шагая с опущенной головой, я даже не понимала, откуда именно доносится звук) заметил:
– А учитель, смотрю, шагает довольно бодро.
Сатору – или, может, Тоору – ответил:
– Ага, а вот Цукико – не очень, хотя и намного моложе. Ты сможешь! – попытался он подбодрить меня.
Мне казалось, подъем никогда не закончится. К стуку дятла постепенно добавились и другие птичьи трели.
– Вроде пришли, – предположил Тоору, и Сатору поддержал:
– Да, по-моему, мы на месте.
Тоору вдруг сошел с тропы. Он уверенно шагал вперед, хотя на земле не было никаких следов. Мне показалось, что здесь воздух стал гуще. Обернувшись, Тоору предупредил:
– Смотрите под ноги.
– Идите аккуратно, чтобы ничего не раздавить, – добавил Сатору позади меня.
Земля была влажной. Постепенно подлесок поредел, а вот деревья стояли все плотнее друг к другу. Склон стал более пологим, ноги больше не путались в траве, и идти стало заметно легче.
– Кажется, что-то нашел, – подал голос учитель. Тоору и Сатору медленно подошли к нему.
– Надо же, какая редкость. – Тоору, склонился к грибу.
– Это что, кордицепс? – спросил учитель.
– А гусеница еще большая.
– Интересно, чья она такая…
Они переговаривались как будто хором.
– Кордицепс… – тихо повторила я, а учитель взял палку, большими буквами написал это название на земле и тут же отчитал меня:
– А ты, я смотрю, и на естествознании ничего не слушала.
– Мы такого не проходили! – повысила голос я, а Тоору громко рассмеялся:
– Похоже, самому важному ты в школе не научилась, – сказал он.
Учитель выслушал его, но потом тихо заметил:
– В любом месте и в любое время можно многому научиться – было бы желание.
– Интересный у тебя учитель, – снова рассмеялся Тоору.
Учитель достал из портфеля полиэтиленовый пакет, аккуратно положил в него кордицепс и крепко завязал. Пакет он положил обратно в портфель.
– Идем дальше, нужно набрать побольше грибов, а иначе зачем вообще было ехать, – сказал Сатору и шагнул в чащу.
Мы разбрелись кто куда и пошли, внимательно смотря под ноги. Учитель в своем твидовом костюме совершенно растворился среди деревьев, как будто замаскировался. Вроде только что был здесь, но стоило ненадолго отвести взгляд – и вот его уже не видно. А когда я начинала его искать, частенько оказывалось, что он стоит прямо рядом со мной.
– А, вот вы где… – С удивлением посмотрела на него я, на что мужчина с загадочным видом захихикал:
– Да никуда я не денусь!
В лесу учитель был не таким, как обычно. Он был словно животное, давно живущее в чаще.
– Учитель, – снова позвала я. Мне было не по себе.
– Я же сказал, я всегда рядом.
Да мало ли что он там сказал! Уверена, он запросто может оставить меня и уйти вперед. Он всегда уходит. Скажет что-нибудь вроде: «Экая ты безалаберная. Хотя, наверное, ты всегда такая», – и уйдет.
Где-то поблизости стучал дятел. Учитель направился дальше в лес. Я проводила его рассеянным взглядом – снова задумалась о том, как же я оказалась в таком месте. Костюм учителя мелькал среди деревьев. Откуда-то из глубины леса донесся голос Сатору:
– Здесь опята!
– Ого, сколько их тут! В прошлом году гораздо меньше было… – послышался из-за деревьев оживленный голос то ли Сатору, то ли Тоору.