Неудобные женщины. История феминизма в 11 конфликтах – Хелен Льюис

…когда успех уже достигнут, мы склонны забывать, как тяжела была битва и как сильны были те, кто выступал против прогрессаИзучая тему прогрессивных российских женщин ХIХ-ХХ в.в., я захотела узнать, что же из себя представляет феминизм вообще, какие женщины изменили мир и за какие преобразования они боролись. Данная книга ответила на мои вопросы частично (потому что автор в основном сосредоточилась лишь на британском феминизме), предоставила мне массу новой информации и хотя поначалу тон повествования и его некая хаотичность мне не понравились, все же финальная оценка вышла весьма высокой. Да, книга оказалась чуть сумбурной, но автор это объясняет так:…я не историк, и моя книга не историческая. …Рассматривая разные битвы: за право голоса, за право на развод, за возможность учиться в университетах, – я хочу показать, как происходят перемены и как много еще предстоит сделать....Никто не может написать окончательную историю феминизма – есть много историй и много феминизмов.... Это неполная, несовершенная, личная история феминизма, и я надеюсь, что пробелы в ней выглядят не как недочеты, а как приглашение к диалогу.Писательница выделяет следующие важные темы в истории феминизма и именно так называет главы в своей книге: развод, право голоса, секс, игра (т.е. спорт), работа, безопасность, любовь (однополая), образование, время (скорее тут речь о свободном времени), аборты и право быть неудобными. Каждая часть рассказывает о яркой представительнице своего времени или о группе женщин, которые боролись с существующим укладом жизни, трансформировали законодательство, выступали на митингах с призывами и/или писали статьи и книги, меняющие общественное мнение на ту или иную ситуацию.Например, в первой главе «Развод», автор начинает повествование с того, как лично она разводилась и как устроено текущее законодательство в Великобритании.цитатыВ 1969 году раздельное проживание – нейтральное понятие – вошло в список оснований для развода, и идею «матримониального ущерба» упразднили. Сегодня, …главная проблема кроется в наследии старой законодательной системы. Кажется, что развод – это в первую очередь определение, кто прав, а кто виноват, но на деле система «и не пытается определить виновника. Поэтому многие считают ее несправедливой». Супруги должны договориться, кто возьмет на себя роль «безрассудного» или распутного, даже если у обоих есть любовники или они оба сделали брак невыносимым.Развод, в котором никто не виноват, не нуждается в проверках и обоснованиях. Если сейчас основанием может быть «раздельное проживание», вам предстоит доказать, что вы действительно разъехались, – возможно, для этого потребуются закладные, банковские выписки и другие документы, и ваш партнер может это оспорить. Когда я просматривала руководства по феминизму 1970-х, меня поразил тот факт, что одной женщине не позволили развестись с мужем, поскольку он проживал с ней в соседней комнате и она продолжала ему готовить. Ее попытку мягко разорвать отношения с супругом, минимально травмировав детей, сочли поводом для отказа в расторжении брака.Без развода, в котором никто не виноват, происходила «дискриминация», потому что бедные семьи не могли проживать раздельно и тем самым обеспечить себе единственное основание для мирного развода.свернутьА после погружается в прошлое и расскажет о Каролине Нортон, которая в 1830-х годах пыталась развестись с избивающим ее мужем и получить возможность совместной опеки над детьми.цитатыДо 1870 года, когда был принят Закон о собственности замужних женщин, юридический статус женщины менялся у алтаря: из feme sole (в переводе с нормандского «одинокая женщина») она превращалась в feme covert («"покрытая", или замужняя, женщина»). С этого момента она больше не могла управлять имуществом, подавать судебные иски или участвовать в судебных процессах, зарабатывать собственные деньги, составлять завещание или подписывать договоры. До 1926 года английские женщины не могли владеть собственностью наравне с мужчинами.В трактате, посвященном законам об опеке, Нортон продемонстрировала, что мужчины используют детей, как пешки. «Закон не в силах обеспечить женщине хотя бы эпизодические встречи с детьми, даже если она докажет, что муж ее избивал или завел любовницу, – писала она. – Право отца на опеку абсолютно и непреложно, а притязания матери его не заботят, словно ее попросту не существует». Нортон писала, что «бастардов» – внебрачных детей – до семи лет растят матери, но женатый отец может забрать их силой «даже в грудном возрасте»В 1839 году члены парламента приняли закон об опеке над малолетними детьми; Дайан Аткинсон называет его «первым феминистским законодательным актом в Великобритании». Отныне женщины, не обвиненные в «преступной связи» (неверности), могли законно видеться с детьми, проживая раздельно с супругом или после развода. (Если, конечно, они были достаточно состоятельны, чтобы отстоять это право в суде.) К несчастью, этот закон действовал только в Англии, Ирландии и Уэльсе, тогда как сыновья Каролины Нортон проживали в Шотландии.свернутьНо так же в этой главе рассказывается и о том, как женщины боролись за гендерное равноправие, например, за право выпить стаканчик спиртного в пабах и рабочих клубах Манчестера (причем такой резкий переход от одной темы к другой меня несколько удивил и, честно говоря, как и представитель окружного британского суда, я подумала, что второй вопрос выглядит весьма несущественным, хотя Хелен Льюис и попыталась исправить это первоначальное впечатление)цитатыНа протяжении всего XX века в пабах и в рабочих клубах были строго ограничены места, где разрешалось выпить женщинам. «Когда я была в Манчестере, – сказала мне Джилл, – я видела, что женщины в барах сидят в специальном закутке на веранде, а мужчины – внутри. В рабочих клубах порой встречались нелепые правила: например, вокруг барной стойки был постелен линолеум, а женщинам разрешалось стоять только на ковре».В 1980-е годы правила, исключавшие присутствие женщин в определенных местах, были делом куда более обычным. Они так же фиксировали невысокий статус женщины, как и бракоразводное законодательство.И снова окружной суд постановил: de minimis, ничего существенного.Джилл уже сталкивалась с негативной реакцией: дело и впрямь выглядело несущественным. (Сегодня ей бы сказали, что проблемы в баре «не сравнить с женским обрезанием», или посоветовали задуматься о положении женщин в Саудовской Аравии.)Когда феминисток обвиняют в избыточном внимании к заурядным ситуациям, в действительности речь, как правило, идет о более серьезных принципах. То, что Тесс Джилл и Анну Кут не обслужили в баре, – ситуация симптоматичная в мире, где женщин считают вторым сортом.Правительства считали, что мужчины – кормильцы семьи, а женщины – хранительницы очага, и потому вполне логично, что мужчины финансово и юридически контролируют партнерш. Замужние женщины не заполняли налоговых деклараций – их доходы записывали в декларацию мужа. Поэтому и причитающийся женщинам возврат налогов отчисляли их мужьям. Согласно «правилу совместного проживания», когда жена начинала жить с мужем, ее лишали государственных льгот, даже если муж не поддерживал ее финансово. В главе о контрацепции говорится, что «в большинстве клиник принято испрашивать разрешения мужа, прежде чем поставить замужней женщине спираль или стерилизовать ее. Клиники оправдывают это тем, что врач должен быть защищен от судебных исков со стороны разгневанных мужей, которые захотят компенсации за то, что их жены потеряли способность рожать детей».свернутьГлава о праве голоса погружает читателей в историю суфражисток, тут мы познакомимся с женщинами семейства Панкхерст, а также с Энни Кенни и леди Констанс Литтон, узнаем про Женский социально-политический союз и о том, почему от мирных протестов женщины перешли к применению насилия.цитатыКристабель Панкхерст была удручена. Пятьдесят лет подавались прошения, проводились мирные демонстрации, выдвигались требования – а у женщин по-прежнему не было права голоса.На суде Кристабель сказала прокурору (мужчине) и мировым судьям (мужчинам), что ее бесчинство объяснимо: «Мы лишены возможности законного протеста: у нас нет средств, доступных другим гражданам. У нас нет права голоса – и потому мы должны нарушать общественный порядок… будь мы гражданами, мы бы соблюдали закон».На тесную дружбу Сильвии Панкхерст с Кейром Харди, депутатом парламента от недавно основанной Независимой лейбористской партии, всегда смотрели с подозрением. Последним преступлением Сильвии в глазах матери и сестры стало ее выступление на одной трибуне с Джорджем Лэнсбери (мужчина и лейборист – двойное оскорбление!) в поддержку забастовки в Дублине. Члены ЖСПС должны были отстаивать исключительно женское право голоса. Сильвия отошла в сторону, основав Федерацию Восточного Лондона, которая занималась правами женщин-рабочих, и в январе 1914 года ее окончательно изгнали из ЖСПС. Сегодня Сильвия – «единственно приличная Панкхерст»: ее заигрывание с коммунизмом кажется современным феминисткам более приемлемым, чем позднейший интерес других суфражисток к фашизму. Сильвия также была более чувствительна к тому, что мы сегодня, из перспективы интерсекциональной теории, назвали бы «пересечением угнетений»: ей была близка идея о том, что разного рода притеснения переплетены между собой и равно нетерпимы. Позднее она принимала участие в антиколониальном движении.Кристабель Панкхерст намного больше похожа на продукт своей эпохи. Она считала, что борьба за право голоса – это «война полов», которая оправдывает насилие. Эта позиция оттолкнула более умеренных суфражисток.

Целью суфражисток было именно право голоса – они не были поборниками общего блага, не отвлекались на социальные реформы. Они также не растрачивали свою свободу на погоню за удовольствиями. «Организаторы и участницы боевого движения находились под строгим присмотром, как монахини в монастыре, – пишет Кенни в автобиографии 1924 года „Воспоминания бойца“ (Memories of a Militant). – Негласные правила воспрещали ходить на концерты, в театр, курить; наш неписаный распорядок включал работу и сон, который готовил нас к дальнейшей работе».Такой аскетизм сближал движение с армией, формировал крепкие связи, способные выдержать давление государства. Неожиданным оказалось радостное воодушевление, которое нес им этот новый мир.Выходит, смысл насилия был в том, чтобы превратить добропорядочных девушек в Неудобных женщин. Панкхерст и их последовательницы осознали, что все вежливые, цивилизованные и законные методы борьбы за право голоса были исчерпаны. Их успех ставит перед нами тяжелый вопрос: эффективен ли терроризм? Мне хочется верить, что радикальная борьба – это тупиковый путь, что это последний спазм распадающегося движения. Но, возможно, только начало Первой мировой войны, которое побудило Эммелин Панкхерст остановить террористическую кампанию, не дало таким суфражисткам, как Энни Кенни, истребить десятки или даже сотни людей. Возможно, эта эпидемия женского насилия была необходима, чтобы пробудить правительство от спячки.Первая мировая война остановила движение суфражисток. Когда Эммелин Панкхерст прервала «боевые действия», правительство освободило из тюрьмы всех участниц ЖСПС. Но вопрос не был закрыт. Спикер палаты общин Джеймс Лоутер после нескольких лет протестов сделал голоса суфражисток слышными в парламенте. В конце 1916 года он два раза в неделю встречался с членами парламента и коллегами для обсуждения избирательной реформы. Они поняли, что следующие всеобщие выборы практически невозможно проводить по старым правилам, которые исключали из голосования многих солдат, поскольку им меньше тридцати лет и они не владеют собственностью. Пришло время пересмотреть списки избирателей. На «Конференции спикеров» было решено дать право голоса мужчинам всех возрастов, а также женщинам старше тридцати лет, владеющим собственностью. Учитывая, сколько людей погибло в Первую мировую войну, предоставление права голоса всем означало, что количество избирателей-женщин превысит количество мужчин.свернутьБольше всего в этой части книги меня поразили истории о принудительном кормлении узниц, ранее я не задумывалась насколько опасной и жуткой была это процедура, практически не отличающаяся от пыток, если арестованный оказывал сопротивление.цитатыЭту процедуру стали проводить с 1909 года, когда суфражистки объявили голодовку в знак протеста против того, что с ними обходились как с обычными преступницами, а не политическими заключенными.«Власти были уверены, что принудительное кормление послужит сдерживающим фактором и наказанием, – пишет Линдси Дженкинс в биографии Констанс Литтон. – Это было серьезным просчетом: эффект оказался противоположным. Костлявые тела и ужасные рассказы суфражисток мобилизовали их товарок».ЖСПС награждал участниц голодовок пурпурными, зелеными и белыми лентами; в своих газетах суфражистки красочно иллюстрировали процедуру принудительного кормления, описывая ее как пытку. «Трубка душит, а когда ее вынимают, она тащит за собой все внутренности», – рассказывала одна из первых жертв принудительного кормления, Лора Эйнсворт. В тюремном дневнике Эмили Дэвисон описывала «удушье и дурноту», от которых у нее начался кашель и рвота. «Дважды в день – по четыре, пять или шесть надзирательниц приходят вместе с двумя врачами, – писала Сильвия Панкхерст своей матери в феврале 1913 года. – Меня кормят через желудочный зонд. Они вдавливают мне в рот стальную воронку, нажимая там, где есть зазоры в зубах. Я постоянно сопротивляюсь, и у меня кровоточат десны. Боюсь, обо мне скажут, что я не оказывала сопротивления, но поверь, у меня синяки на плечах, потому что я вырываюсь, пока они держат зонд у меня в горле и опускают его в желудок. Раньше я думала, что сойду с ума, я была близка к сумасшествию, они этого опасались, но теперь это в прошлом и больше всего страдает мое пищеварение».Принудительное кормление проводится и вызывает ожесточенные споры до сих пор. В 2015 году израильский парламент легализовал принудительное кормление палестинских голодающих, но врачи неоднократно отказывались принимать в этом участие. «Мы хотим донести до вашего сведения, что принудительное кормление равносильно пыткам и ни один уважающий себя врач не должен в этом участвовать», – сказал в мае 2017 года доктор Леонид Эйдельман, глава Израильской ассоциации врачей.Квалифицированные медики XXI века, у которых есть доступ к самому лучшему оборудованию, считают опасным введение назогастральной трубки пациенту, который сопротивляется. Трубки, которые использовали в случае с суфражистками, были больше и жестче; врачи были менее квалифицированными; женщин часто держали четверо или шестеро надзирателей. Между кормлениями трубки чистили не всегда, в глотку женщинам вливали по пол-литра жидкости, вызывая тошноту. Все это делалось против воли женщин, и без того ослабленных голодовкой. Меня отказались принудительно кормить, даже в демонстрационных целях, из-за «ненулевого риска смерти». Суфражисткам пришлось куда хуже.

Китти Мэрион, актрису немецкого происхождения, которая совершила поджог, принудительно кормили более 200 раз.

свернутьИ вот после столь драматических событий вдруг идет рассказ о том, как следующая героиня исследует чувствительность собственной груди – Хелен Льюис переходит к теме секса и оргазмов, что вновь сбивает с толку и кажется несколько несопоставимым. Но эта глава оказалась не менее познавательной, а для современных читательниц, возможно, будет даже интереснее, чем революционные настроения прошлого. В данной части рассказывается не только о сексуальных позах и о появлении новой дисциплины – сексологии, но и о родах, о том, как менялся подход врачей: от необходимости рожать строго лежа на спине до возможности женщине самой выбирать удобное положение, а также будет упоминание о контрацепции и о стереотипах в порнографии.цитаты…женщины страдают от orgasm gap – неравенства в достижении оргазма. Институт Кинси установил, что только 65 % гетеросексуальных женщин «обычно или всегда достигают кульминации во время секса, по сравнению с 95 % гетеросексуальных мужчин». Мы стали более либеральными, но не более удовлетворенными.Девушки боятся, что их назовут фригидными, а юноши чувствуют, что обязаны всегда быть «наготове». Низкий уровень полового влечения рассматривается как недостаток и даже граничит с моральным провалом.Освобожденное общество одобряет людей, готовых заниматься сексом сколько угодно и с кем угодно, и при этом смотрит свысока на тех, кто «бережет себя до брака». Сегодня надо иметь смелость, чтобы сказать, что ты как женщина скорее можешь рассчитывать на хороший секс с тем, кого уважаешь и с кем можешь быть искренней, – а это практически исключает секс на одну ночь....нам нужно вернуться к началу ХХ века. В 1905 году Зигмунд Фрейд описал следующую модель сексуального развития женщины. У девочек сексуальное возбуждение возникает в клиторе, где сосредоточено множество нервных окончаний, но удовольствие зрелой женщины исходит от вагины. А для чего нужна вагина? Разгадка кроется в латинском наименовании – «ножны для меча». И если глупенькие девочки фокусируются на той части тела, что столь очевидным образом способна вызывать оргазмы, признаком зрелой женщины считалось получение удовольствия от гетеросексуального соития. «При половом созревании, – писал Фрейд, – эрогенная чувствительность и ведущая роль частично или полностью переходит от клитора в область влагалища».К несчастью, все эти предположения были ложными. Во влагалище по сравнению с клитором очень мало нервных окончаний. Точка G столь же неуловима, как лох-несское чудовище. Всего 30 % женщин достигают оргазма от одного лишь вагинального проникновения без дополнительной стимуляции клитора.Теория Фрейда привела к тому, что женщины несколько десятков лет ощущали себя неудачницами. Сценарий, который предполагал, что проникновение непременно должно приводить к оргазму, оставлял их в недоумении, что же неладно с их собственным телом. Некоторые авторы считали, что даже небольшая помощь рукой – это недостойная уловка.Все это замешано на страхе мужчин быть отвергнутыми или потерпеть неудачу. Если пенис… не то чтобы не важен, но второстепенен для сексуального удовлетворения женщины, это бросает вызов нашим привычным представлениям о том, что такое секс. Это должно также вызывать сочувствие к мужчинам, которые доказывают свою мужскую силу перед лицом непреодолимых препятствий: если их партнерша не достигает оргазма в результате проникновения, это не значит, что они плохие любовники; им просто нужно расширять свой сексуальный репертуар.Эту миссию взяла на себя Энн Кёдт в 1970-е годы. Она хотела, чтобы пары оставили концепцию «нормального» секса, связанную с деторождением и главенством пениса, и нашли то, что работает для них обоих.

Прелюдия – это идея, которая отвечает интересам мужчин, но приводит к неравенству: как только женщина возбуждается, мужчина переходит к вагинальной стимуляции, оставляя женщину одновременно возбужденной и неудовлетворенной».Конечно, выяснить, получает ли женщина удовлетворение в сексе, непросто по одной простой причине. Иногда мы врем.Женщина не хочет огорчить партнера. Она боится быть утомительной. Все это происходит из представления, что удовольствие женщины вторично, это необязательный бонус, а не первоочередная цель ее соития с мужчиной. Женщина не хочет быть слишком требовательной, сложной, не хочет обидеть или умалить достоинство партнера. Хорошие девочки не просят слишком многого.В сексе женщина очень часто дарит удовольствие, не рассчитывая его получить. Этому способствуют и сценарии секса, предлагаемые порно и Голливудом.Это означает, что порно может выглядеть как настоящий секс, при этом будучи искусственным. И, конечно, его производят в основном мужчины и для мужчин.Однако зачастую феминистки, особенно юные, остерегаются критиковать секс-индустрию, где желание идет рука об руку с капитализмом. Они боятся, что их назовут старыми ханжами, если они заговорят о темных сторонах порнографии или проституцииВ конечном счете две группы заинтересованы в том, чтобы женщины переживали из-за своей «фригидности»: продавцы слишком дорогого нижнего белья или других секс-атрибутов, и склоняющие их к сексу, которого они на самом деле не хотят. Секс – это отлично. Как и скалолазание. Ни то ни другое не определяет вашу человеческую ценность.Если журналистика производит ужасные кликабельные заголовки («Вы не поверите, как плохо выглядит эта звезда 90-х!»), то в порно мы видим унизительные и дегуманизирующие описания.Однако большинство людей не хотят говорить об этом, так как считают критику секс-индустрии ханжеством. Это глупо. Если вы задаете вопросы о цепочке поставок и отношении к персоналу в индустрии фастфуда, это не значит, что вы ненавидите гамбургеры. И само наличие у вас эрекции еще не освобождает вас от законов этики.свернутьСледующая глава – «Игра» – понравилась мне меньше, так как к спорту я равнодушна и мне было сложно проникнуться важностью того, что женщинам недоступно играть в футбол в смешанных группах с мужчинами, или того, что в мужской спорт вкладывается намного больше, денег чем в женский.цитаты одаренную девушку Терезу Беннетт пригласили в местную команду играть с мальчишками, и она подала в суд на Футбольную ассоциацию, чтобы ей дали на это разрешение. Лорд Деннинг из Королевского су

да отклонил ее прошение. «Женщины во многом превосходят мужчин, но у них нет ни силы, ни выносливости для бега, нет удара, нет захвата и так далее, – сказал он. – Глупо пытаться законодательно превратить девочек в мальчиков, чтобы они могли присоединиться к полностью мужским играм». С тех пор правила для детских команд стали мягче, но смешанные взрослые команды все еще запрещены Футбольной ассоциацией.

«Мы не знаем, как выглядел бы женский футбол, будь у него за спиной такая же история инвестиций и серьезного отношения, как у мужского, – говорит Анна Кессель. – Странно, что даже в начальной школе (некоторым) девочкам запрещают играть в футбол или регби. Это отбрасывает нас обратно в 1921 год». свернутьЗато далее последовала весьма актуальная до сих пор тема – «Работа», хотя писательница сконцентрировалась именно на британском вопросе женского равноправия в работе и рассказала о том, как в 1979 году женщины-мигрантки устроили забастовку со главе с яркой Джаябен Десаи (хотя в тот раз женщины проиграли, несмотря на поддержку профсоюзов, потому что началось время реакции и правые силы выиграли противостояние). Интересно было прочесть, как партия лейбористов, а именно ее представительницы Аиша Хазарика и ее начальница Хэрриет Хартман, смогла воплотить в жизнь проект о прозрачности заплат в крупных компаниях, в результате открывшейся информации стало видно, что женщинам платят значительно меньше мужчин.цитатыСейчас сложно представить, какую власть имели профсоюзы: во время Всеобщей стачки 1926 года, по данным Национального архива, 1,5 миллиона британцев объявили забастовку в поддержку шахтеров. В 1970 году 10 миллионов рабочих дней было потеряно из-за забастовок.Звучит банально, но одна из неизбежных проблем с профсоюзами в том, что они отстаивают благополучие членов профсоюза – в ущерб интересам всех остальных. В первой половине XX века подавляющее большинство в профсоюзах составляли белые мужчины. Поэтому женщины и меньшинства больше боролись за то, чтобы заручиться поддержкой этой главной силы, чем за зарплаты и лучшие условия труда.Закон 1970 года запретил платить женщине меньше, чем мужчине, за одинаковую работу. Однако до сих пор в ходу более изощренные формы дискриминации. Профессии, где женщины составляют большинство, как правило, более низкооплачиваемые, чем те, где преобладают мужчины, независимо от необходимого уровня квалификации. Почему? Потому что «женскую работу» делают женщины. А следовательно, по молчаливому заключению, она легче.То, как разумные требования Джаябен Десаи стали частью нарратива об опасности воинствующих профсоюзов, предопределило дух ближайшего десятилетия. Десаи на себе испытывала начало реакции. Теперь мы знаем, что в 1984 году полиция применяла «избыточную силу» к бастующим шахтерам в Оргрейве. По данным независимого расследования, полиция «давала ложные показания, преувеличивая агрессию шахтеров, полицейские лжесвидетельствовали в отношении арестованных, и высшие полицейские чины это лжесвидетельство явно покрывали». Старший инспектор полиции Южного Йоркшира Питер Райт участвовал в кампании, в результате которой в катастрофе 1989 года в Хиллсборо обвинили неуправляемых пьяных фанатов, а не полицейских, которые совершили ошибку.Полиция обращалась с забастовщицами в «Грюнвике» не лучше, чем с суфражистками. И те и другие женщины для них были подстрекательницами, врагами государства, угрожающими общественному порядку. Эти настроения подогревала право-ориентированная пресса и правые идеологи. «Эту ситуацию часто называли конфликтом левых боевиков, – сказал Дроми. – Но с политической точки зрения куда значительнее здесь был выход на сцену воинствующих правых».На следующий год консерваторы Маргарет Тэтчер одержали победу на всеобщих выборах с манифестом, обещавшим ограничить власть профсоюзов.Партия лейбористов исчерпала свои силы за десять с лишним лет правления и борьбы с финансовым кризисом. В министерстве, куда Хазарика поступила на работу, царили уныние и усталость. Ее новой начальницей стала Хэрриет Харман… Но Харман стала Неудобной женщиной в лейбористской партии. Ее избрали в 1982 году, в 32 года, на пятом месяце беременности, и на протяжении своей карьеры она была лицом и беззастенчивым голосом гендерного равноправия.Вдохновленное примером Харман целое поколение женщин вступило в лейбористскую партию и стало оспаривать прежде находившиеся в руках мужчин рычаги власти. Британский конгресс тред-юнионов, основанный в 1868 году, лишь в 2013 году назначил женщину генеральным секретарем. В некоторых профсоюзах до сих пор нет женщин-руководителей. Крупные профсоюзы не поддерживали выдвижение Харман, и ей пришлось взять кредит как частному лицу, чтобы финансировать свою избирательную кампанию.Профсоюзы также дали многим работникам политическое образование, научив их тому, что отношения между менеджерами и рабочими – это скорее процесс постоянных переговоров, чем от века данный закон. Профсоюзы помогли трудящимся увидеть, что вместе они сильнее и могут бороться с низкой заработной платой и плохими условиями труда. Возможно, мы стали излишне самоуверенными, удовлетворившись некоторыми из побед, одержанных рабочими за последние пятьдесят лет, ведь прогресс стирает следы борьбы, которая его породила. С 1999 года в Великобритании установлен минимальный допустимый размер оплаты труда (хотя он все еще слишком мал для того, чтобы на него можно было прожить). Наше членство в Евросоюзе укрепило национальные законы о гибком рабочем графике, о здравоохранении, о безопасности и дискриминации в связи с беременностью. Возможно, нам придется бороться, чтобы сохранить их после Брекзита: когда политики говорят о сокращении «бюрократии» и «волокиты», стоит уточнить, что это значит. Для работодателей, несомненно, выгоднее увольнять беременных женщин. Для феминизма жизненно важно, чтобы это было им запрещено по закону.Бо́льшую часть профсоюзов сегодня составляют женщины: 54,6 % на 2017 год по сравнению с 45 % в 1995 году. … Поэтому упадок профсоюзов после «Грюнвика» имеет и феминистское измерение.

свернутьНе менее познавательной была и часть «Безопасность», где рассказывалось о домашнем насилии и о том, как Эрин Пицци основала первое в Британии убежище для женщин: не только дом, который спасал женщин от партнеров-абьюзеров и помогал начать новую жизнь, но и социальный центр, куда могли обратится женщины за консультацией. В этой главе Льюис расскажет вообще о том, как менялось в обществе отношение к праву мужа наказывать жену, о том, какой процент насилия совершается по отношению к женскому полу и какой по отношению к мужскому. Если первая волна феминизма концентрировалась на получении женщинами избирательного права, то вторая своей задачей считала изменение семейной модели, где женщины подчиняются мужчинам, а насилие в отношении жен оправдывалось.цитаты Как и движение за равную оплату труда, движение за создание убежищ для женщин – одно из главных достижений второй волны феминизма. В 2017 году в Англии было 276 таких убежищ, в общей сложности – 3798 спальных мест. Работа Пицци в Чизвике привела к созданию «Убежища» – крупнейшей на сегодняшний день благотворительной организации такого рода в Англии.свернутьПри этом личная история Эрин Пицци весьма необычна, она могла бы стать иконой феминизма, но при этом между ней и феминистическим движением происходили скандалы, в результате же эта героиня примкнула к антифеминистическим мужским группам. Рассказывая о том, что разделяло Пицци и феминисток 1970-х, о неком эквиваленте гражданской войны между феминистками в 2010х, автор данный книги заодно расскажет и личную историю о том, как ее преследовали в интернете за «неправильный феминизм»цитатыВ этой книге я увидела знакомую модель противопоставления феминисток и «обычных женщин». Феминизм долгое время воспринимался как элитарный проект, и в самом деле, феминистками чаще склонны называть себя женщины с университетским образованием. Я уловила также, что Пицци выступает против главных максималисток движения – маоисток и лесбосепаратисток. У меня было то же желание. Людям извне удобно судить о феминизме по его крайностям: их проще отвергать или игнорировать, и участников движения вынуждают отказаться от крайних позиций. Феминизм никому не «принадлежит», ни одна женщина не может устанавливать его правила. Это одновременно освобождает и создает определенные сложности. Можно изгнать человека из политической партии, но не из феминизма. Без общих оснований и границ трудно о чем-то договориться.По мнению Пицци, большинство феминисток, которые работали в университетах, политике или в СМИ, были троцкистками, марксистками, сталинистками или маоистками.Признаться, для меня история Пицци звучала как предостережение. Политика чистоты, мелкие диктаторы, нарциссизм лидеров – все это очень знакомо. Правда, мои сверстницы были не радикальными феминистками 1970-х, а интернет-феминистками 2010-х годов.Честная и несправедливая критика смешались в одну большую орущую массу, подогреваемую Твиттером, все участники были обозлены и обижены. Возникли навязчивые темы: у X слишком много привилегий, ее феминистская позиция слепа; Y сказала «неудобное» слово и должна попросить прощения; Z – трансфоб, «белая феминистка» или недостаточно «интерсекциональна»Онлайн-феминизм 2010-х годов добавил к этому новое измерение: теперь легко оказаться мишенью для сотен человек в реальном времени.Онлайн-феминизм охватила одержимость языком. Возникло своего рода духовенство, которое решает, какие понятия можно использовать. Гнев – это двигатель прогресса, и те, кто сегодня оказался лидером мнений, подвергают других активистов гонениям как «слишком радикальных» или «агрессивных» в своих требованиях. Но негодование стало цениться само по себе, а онлайн-феминистки перестали отличать справедливый гнев от обычной злобы.Эта травля не оттолкнула меня от феминизма – и уж точно не заставила прыгнуть в объятия движения за права мужчин. Но я понимаю, что такое возможно. А впрочем, удивительно не то, что в феминизме столько противоречий. Удивительно, что нас это удивляет. Когда человечество (с мужчинами во главе) спорит о распределении ограниченных ресурсов, наблюдает конфликты сильных личностей, выдвигает различные интерпретации священных истин, оно часто прибегает к бесчестным средствам борьбы. На этом фоне несколько злобных постов в блоге, пожалуй, не так уж и страшны.В 1976 году, через год после того, как Эрин Пицци шумно покинула конференцию «Помощь женщинам», был принят Закон о домашнем насилии. Он был вынесен на рассмотрение депутатом от лейбористской партии Джо Ричардсоном в качестве частного законопроекта и позволил женщинам получать охранный ордер, защищающий их от жестоких партнеров.Убежища как форма благотворительности, которая выросла из дома в Чизвике, теперь ежедневно поддерживают 6000 британских женщин и детей. Но у этого сектора появились новые проблемы: с 2010 года бюджеты местных советов неуклонно сокращаются и все меньше финансов достается женским службам. Они лишились средств на переводчиков и независимых адвокатов, что негативно сказалось на иммигрантах и особенно на женщинах из этнических меньшинств. Жесткая политика, направленная на сокращение числа незаконных иммигрантов, заставила некоторых жертв воздерживаться от обращения в любые службы из страха, что кто-то пожалуется, что у них просрочены визы. Это, в свою очередь, позволяет абьюзерам шантажировать женщин, пользуясь их иммигрантским статусом: например, они забирают их паспорта, не дают продлить визу или угрожают сообщить властям. Из-за этой политики прямо сейчас появляются женщины, вынужденные проживать с мужчинами, которые однажды их убьют.свернутьНе менее интересно было прочесть про женское образование, аборты и «вторую смену» – т.е. домашнюю неоплачиваемую работу, которую женщины часто делают после окончания своего официального рабочего времени. Но моя рецензия и так слишком затянулась, так что могу лишь порекомендовать читателям ознакомиться с этой книгой, особенно, если ваши знания о феминизме ограничиваются лишь современными, иногда весьма эпатажными выходками отдельных представительниц этого движения. Хелен Льюис удивляется, сколь много эфирного времени отдается индивидуальным проблемам (из серии должна ли феминистка брить ноги), но при этом до сих пор не решены такие важные социальные вопросы, как бесплатные и доступные всем ясли и детские сады, равенство в оплате труда, проституция, подразумевающая необходимость торговать своим телом ради выживания, право на аборт и многие другие.

В некоторых вещах мы с Хелен Льюис расходимся во мнениях, но слушать книгу было занятно. В одних ее частях говорится о «громких» проблемах (право на работу и равную с мужчинами зарплату, вопрос домашнего труда, аборты), в других – о менее обсуждаемых, по крайней мере у нас (допуск к профессиональному спорту, проблема свободного времени с гендерной точки зрения). Везде конкретные имена, конкретные ситуации, взгляд в прошлое, постепенный переход к настоящему и, наконец, текущая ситуация, в которой всегда оказывается, что еще есть над чем поработать. А где-то и непаханое поле проблем.Феминизм многими воспринимается как нечто не совсем адекватное, что печально, но практически неизбежно. Как верно замечает автор, если бы женщины отстаивали свои права, скромно сложив ручки и потупив глазки, то все поголовно до сих пор сидели бы по домам, не имея возможности ни получить образование, ни найти достойно оплачиваемую работу, ни голосовать, ни самостоятельно распоряжаться своими финансами. Что здесь особенно хорошо – то, что Хелен Льюис показывает своих героинь неоднозначными, какими они и были (потому что таков любой человек, стоит посмотреть на него чуть пристальнее), оставляя читателю право самому составлять мнение о ситуации. А ситуации бывали разные, и нередко – просто страшные.Феминистский активизм мне не близок, но книга помогла несколько иначе взглянуть и на него, и на ситуацию в мире, и признать, что работать есть над чем. В конце концов, если мы привыкли жить определенным образом, это не значит, что мы живем правильно, и что нельзя жить лучше, говоря разумеется, о справедливости, а не о достатке.

– Как я вам и докладывал, – закончил Джефф Питерс, – женщине нужно время от времени менять свою точку зрения. Им надоедает один и тот же вид – тот же обеденный стол, умывальник и швейная машина. Дайте им хоть какое-то разнообразие – немножко путешествий, немножко отдыха, немножко дурачества вперемежку с трагедиями домашнего хозяйства, немножко ласки после семейной сцены, немножко волнения и тормошни – и, уверяю вас, обе стороны останутся в выигрыше.

"Купидон порционно" О. ГенриБудоражат мысли и душу страшные несправедливости по отношениям к женщинам в целом и дамам из Великобритании. Так как книгу написала английская журналистка, то и текст тесно связан именно с этой страной.В первую очередь книга меня привлекла второй частью заголовка – что за 11 конфликтов таких. Речь пойдет не о сражениях, ограниченных точным местом и датой, нет, это просто сферы жизни, поля боя, как развод, секс, право голоса.Книга интересна как компиляция исторических фактов. Борьба за права женщин это большая глава в истории прав человека. И как вообще историю эту часть почитать не бесполезно. Но выводы, что мы сейчас живем и ничего не помним как нам досталась вся эта благодать – считаю в корне неверной. Никто осмысленно не благодарит мир за шариковую ручку, бумагу, холодильник или трамвай. Хотя мы пользуемся этим каждый день.Женщинам в Лондоне чуть меньше повезло, чем женщинам на континенте. Сравнивать права женщин в Великобритании со всем остальным (не «третьим») миром не стоит. Но не потому что это супер развитая страна, нет. Просто англосаксонское право мне кажется ретроградным, таким же чопорным как английские традиции. Сначала что-то хорошее случается во всём мире, а потом в Великобритании. Хотя тот факт, что мужчин трансгенедров воспринимали как мужчин, то есть положение у них было выше, чем у генетических женщин для Великобритании все-таки более характерно, чем для стран бывшего СССР, к примеру.И мне кажется несправедливо лезть в жизнь суфражисток и других «неудобных женщин», которые изменили мир. Вдруг оказывается, что они были довольно склочными бабами, эгоистками, нацистками или антисемитками. А иногда даже террористками ибо по-другому привлечь внимание к своему положению было невозможно. Да, сложно чего-то добиваться между домашними хозяйствами и я тоже придерживалась мнения большинства, что суфражистки – это леди, которые участвуют в акциях между завтраком и файв о клок. Да, мне понравилось было интересно.