Джеймс Хайнс
Расклад рун
15
Оставшуюся часть дня они провели в поисках Карсвелла, но его нигде не было. Они тщательно просмотрели программу конференции и посетили все запланированные мероприятия, появились на всех семинарах и секциях. Однако большая часть мероприятий оказалась сорванной из-за катастрофы, случившейся на открытии. Некоторые аудитории пустовали, стулья в них были повалены, словно там произошла серьезная стычка между участниками. В других Беверли с Вирджинией наталкивались на горячий спор по поводу плаката конференции, а председатель секции и участники запланированной дискуссии либо присоединялись к спорящим, либо сидели молча и в полнейшей растерянности наблюдали за происходящим, либо удалялись, с демонстративным возмущением засунув в портфель никому не нужный текст своего доклада.
Несколько профессоров, хорошо знавших Вирджинию, проходили мимо, не обращая на нее ни малейшего внимания. Это было следствием не только ее умелой маскировки, но и всеобщей растерянности, царившей в кулуарах конференции. Переходя центральную площадь кампуса, они столкнулись с самим Грегори Эйком, за которым мрачным шлейфом следовали возмущенные студенты и аспиранты – он напоминал оскандалившегося политика с толпой преследующих его папарацци. Не хватало только жужжания камер и мелькания микрофонов. Все студенты говорили одновременно, а Эйк скользил между ними с изможденным лицом и ввалившимися глазами, словно зомби, храня гробовое молчание. Единственный, кто, кроме Эйка, хранил молчание в этой толпе, была та самая черноволосая смуглая женщина, которая и стала причиной краха конференции. Она вела профессора за руку, словно гордая партизанка, сопровождающая сбитого летчика и спасающая его от гнева местных жителей.
В аудитории, где была запланирована работа последней на тот день секции, они обнаружили одинокого молодого физика, который должен был представлять доклад по гавайской астрономии «Восхождение Плеяд: Космический рок капитана Кука». В аннотации к его докладу указывалось, что сведения, представленные в работе, дают ключ к разгадке запутанной истории с гибелью Кука. Он пришел задолго до начала, чтобы с помощью множества разноцветных мелков начертить на доске элегантную иллюстрацию к своей теории. На графике он показал дневное восхождение Плеяд на Мауна-Лоа в течение всего ноября 1779 года.
К тому времени когда Вирджиния и Беверли зашли в аудиторию, он уже утратил всякую надежду и сидел на краю преподавательского стола, опустив плечи, развязав галстук и болтая ногами. Единственным человеком, пожелавшим услышать его доклад, была пожилая дама в пальто из ламы. Она сидела в первом ряду прямо перед докладчиком, положив сумочку на колени. Когда в аудиторию вошли Вирджиния и Беверли, молодой человек даже не поднял голову, зато пожилая дама возбужденно заерзала на стуле и стала радостно им улыбаться.
– Посмотри, дорогой! – воскликнула она. – Я же тебе говорила, что кто-нибудь придет!
– Мама, пожалуйста... – ответил молодой человек, и Вирджиния с Беверли шмыгнули в дверь и поспешили удалиться.
В конце концов им пришлось уйти из кампуса и начать обследовать Мичиган-авеню, заглядывая в поисках Карсвелла в тамошние кафе, рестораны и бары. Все было абсолютно безуспешно. Они попробовали поискать его в книжных магазинах, которые помнила Вирджиния, в магазинах, торговавших ноной литературой, и в букинистических. У Беверли вдруг появилась странная идея, что они могут наткнуться на него в одном из этих магазинов. Он будет покупать там стопку книг, чтобы отправить их в Техас. И когда что-нибудь отвлечет Карсвелла, им удастся сунуть листок с рунами в один из томов, а затем вручить ему книгу.
– Я вздохну спокойно, только когда суну их в руки проклятому ублюдку, – призналась Вирджиния.
Подобно сыщикам, они заглядывали украдкой в залитые флюоресцентным светом супермаркеты, осторожно пробирались среди забитых книгами ветхих полок букинистических лавок, пахнущих пылью и плесенью, внимательно всматривались в затененные громадами стеллажей узкие проходы, где бродили подозрительного вида мужчины в темных пальто. Но нигде не видели Виктора Карсвелла.
С наступлением сумерек Вирджиния и Беверли оказались в расположенном неподалеку от кампуса очаровательном, хорошо освещенном академического вида книжном магазине с паркетным полом и прекрасными книжными полками ручной работы. Здесь должна была проходить традиционная встреча с авторами продаваемых книг и раздача автографов. Взволнованные участники конференции кучками собирались в проходах между стеллажами и заполняли все укромные уголки магазина, в который уже раз подробно пересказывая друг другу события сегодняшнего утра, как когда-то те, кто оказался поблизости от места убийства Джона Кеннеди. В зале звучала ненавязчивая гитарная музыка, посетители пили бесплатное вино, жадно хватали с подносов крекеры и сыр. За происходящим мрачно наблюдал владелец магазина, румяный канадец с хвостом рано поседевших волос. События конференции и сплетни, распространяемые по их поводу, привели его в полнейшее замешательство, и он уже предавался унынию по поводу того, что покупать сегодня явно ничего не будут, хотя и старался не демонстрировать своей меланхолии посетителям.
Никто из приглашенных авторов не появился, и стол так и остался заваленным их книгами; «Барбекю из бога: смерть йоркширца» Броди, «Обед из капитана: йоркширский пудинг из колонизатора» Тулафейла и последнее творение Грегори Эйка «Переоценка Воскресения: миф о человеческих жертвоприношениях». На преданный забвению стол бросали использованные салфетки, недоеденные крекеры и пустые пластиковые стаканчики.
Вирджиния и Беверли расстались сразу же, как только стало понятно, что Карсвелла там тоже нет. Они разошлись по разным углам магазина. Беверли разулась и села на пуфик неподалеку от входа, поставив перед собой картонную тарелку с горкой разных нехитрых закусок. Она сама делала маленькие бутерброды из крекеров и квадратиков швейцарского сыра и одним глотком уничтожала по целому такому бутерброду, задумчиво уставившись куда-то вдаль. В противоположном конце магазина, отделенная от Беверли бормочущей и смеющейся толпой взволнованных и слегка истеричных ученых, Вирджиния уединилась в секции книг о кино. Ее взгляд блуждал по корешкам классических сценариев, биографиям режиссеров, прославившихся своим бунтарством, исследованиям жутких триллеров и римейков старинных вестернов.
Ей страшно захотелось, как и Беверли, снять обувь. Ноги нестерпимо ныли из-за того, что в течение почти целого дня пришлось носить туфли, которые были ей велики. Должно быть, в них она походит на циркового клоуна, подумала Вирджиния, во время ходьбы широко расставляя ноги и высоко поднимая колени, чтобы не наступить на громадные носы туфель. Она, естественно, не только не сняла обувь, но даже не расстегнула пиджак и не развязала галстук из страха быть уличенной в обмане. Вирджиния знала, что Вита на подобных мероприятиях не бывает, но лучше не рисковать. Она стояла, облокотившись на стол, и пила уже третий бокал дешевого вина на пустой желудок – от слишком сильного напряжения и волнения Вирджиния не смогла за сегодняшний день проглотить ни куска, – и вино сразу же ударило ей в голову.
– Вы очень высокий, – сказал кто-то, и Вирджиния не сразу поняла, что слова обращены к ней.
– Простите? – пробормотала она.
– Вы явно переработались. Вы такой худой!
Низенький плотный мужчина с коротко постриженными волосами и узкими глазами стоял у входа в нишу с книгами о кино, маленькими глотками отпивая вино из своего бокала и наблюдая за Вирджинией. На нем были элегантные черные джинсы, мотоциклетные бутсы и кожаный пиджак. Говорил он с явным британским произношением.
– Я... э-э... я... – запинаясь, попыталась она произнести что-то в ответ и сделала паузу, чтобы вернуться к той монотонной интонации, которая, по мнению Беверли, делала Вирджинию более похожей на мужчину. – Я просто много езжу на велосипеде. И бегаю.
– Гм-м...
Англичанин внимательно оглядел Вирджинию с ног до головы, чем поверг ее в полнейшую панику. Он меня проверяет, решила она, и ее сердце бешено заколотилось. Он меня раскусил. Вирджиния выпрямилась, расправила плечи и, как ей показалось, очень по-мужски откашлялась. Она бы еще и погладила себя по бороде, если бы не боялась, что та отклеится.
Англичанин вежливо улыбнулся.
– Ну что ж, неплохо на вас сидит, – сказал он. – Костюмчик, видимо, европейского покроя?
– Костюмчик?
Вирджиния оглядела свой пиджак. Неужели в чем-то дает знать ее пол?
– Это был комплимент.
Мужчина улыбнулся, демонстрируя неровные, желтоватые от табака зубы. Совершенно определенно британец.
– И говорите как европеец, – добавил он и протянул руку, – Мартин Клоуз. Работаю на Би-би-си.
– Э-э... да...
Вирджиния изо всех сил сжала протянутую ей руку.
– А вы?
Вирджиния заморгала, не в состоянии вспомнить свой nom de guerre[11] и боясь взглянуть на бедж.
– Юнгер, – выдала она наконец. – Коул Юнгер из Нортфилдского университета. – Прозвучало почти как «Джесси Джеймс»[12].
– Ага. – Мартин кивнул, делая вид, что имя и место работы молодого человека произвели на него соответствующее впечатление. – И вы занимаетесь?..
Мозг Вирджинии бешено заработал. Она чувствовала себя загнанной в угол. Занимаюсь чем? Что он имеет в виду? Переодеванием в мужскую одежду? Транссексуальными шоу? Или демонстрацией экстремальной моды?
– Занимаюсь? – переспросила она.
– Историей? – подсказал Мартин. На его лице появилось несколько озадаченное выражение. – Антропологией? Полагаю, ваши интересы как-то связаны с исследованиями Океании, в противном случае вас бы здесь не было.
– Да! – почти вскрикнула Вирджиния. – Исследованиями Океании! Историей!
Пожалуйста, уходите, хотелось ей сказать. Она чувствовала себя парализованной, не в состоянии отмахнуться от этого парня. Раньше подобные вещи удавались ей без особого труда. Но ведь он же почти уличил ее во лжи. Единственное, что ему оставалось, – повернуться к присутствующим и провозгласить: «Посмотрите сюда, на молодую даму с накладной бородой и усами».
– Вас интересует какой-то определенный район? – спросил он. – Или ваши исследования охватывают всю Полинезию?
– Рапануи, – ответила Вирджиния ворчливым тоном экзаменуемого студента.
– Вот как! – Лицо Мартина осветилось. – Я бывал на острове Пасхи! Возможно, вы и мой фильм видели?
Ужас Вирджинии нарастал, сердце ее забилось еще быстрее. Если он бывал на острове, значит, мог о ней слышать. Европейцы, проявлявшие к острову профессиональный интерес, как правило, хорошо знали друг друга. Тот факт, что ее книга пока еще не вышла и что ей даже не удалось опубликовать статью, основанную на подготовительных материалах к книге, Вирджинию не успокоил. Она глотнула слюну. Голова шла кругом. До полного разоблачения оставалось всего несколько мгновений.
– Послушайте, здесь очень шумно, – весело произнес Мартин, бросая взгляд на дверь магазина. – Может, пройдемся до какого-нибудь тихого местечка и выпьем чего-нибудь? Клянусь, у нас могут быть общие знакомые.
Вирджиния почувствовала, как нарастает жар у нее под воротником. Она начала краснеть.
– О да, я...
– Не думаю, – произнес другой голос. – За этого парнишку вам отвечу я.
Беверли вошла в нишу, грубо оттолкнув Мартина, и он изящным движением отклонил свое плотное тело, дав ей дорогу, и как можно выше поднял свой бокал с вином, чтобы не расплескать.
– Простите, – проговорил он, раздраженно изгибая брови.
– Не стоит извиняться, – ответила Беверли, просовывая руку под руку Вирджинии, а другой обнимая ее за талию.
– Это... э-э... это... – произнесла Вирджиния.
– Мартин Клоуз, Би-би-си. – Он протянул руку.
– О! – воскликнула Беверли. – Настоящий англичанин!
Она протянула ему только кончики пальцев, одарив в придачу яркой и неискренней улыбкой, – дива, принимающая знаки восхищения от поклонника.
– А вы? – спросил Мартин.
– Миссис Коул Юнгер! – ответила она тем же нарастающим вибрато, с каким могла бы сказать: «Миссис Норман Мейн!»
Мартин переводил взгляд своих широко открытых глаз с Вирджинии на Беверли и потом снова на Вирджинию. Беверли влажными и страстными глазами взглянула на Вирджинию. Вирджиния, залившись краской, смотрела в свою пластиковую рюмку.
– Ну что ж, понимаю, – сказал Мартин наконец. – Я ошибся. Извините. Не хотел бы вызвать никаких неудобств.
– Все в порядке, – откликнулась Вирджиния. – Собственно, ничего страшного не произошло.
– О, милый, неужели ты не видишь? – воскликнула Беверли, глядя на Вирджинию и улыбаясь до ушей. – Этот парень принял тебя за гея.
На какое-то мгновение воцарилась устрашающая гробовая тишина, и Вирджиния покрылась теперь уже просто багровой краской. С одной стороны, она почувствовала некоторое облегчение, с другой, несмотря на всю ее профессиональную широту взглядов, испугалась даже еще больше, чем раньше.
– О! – воскликнула она. – О!
Мартин, видя ее замешательство, с трудом подавил улыбку.
– Вы очень интересно выглядите, – промолвил он, – мне просто показалось...
Беверли запрокинула голову и громко расхохоталась.
– Это из-за меня, – сказала она очень громко, так что взгляды присутствующих обратились в их сторону. Она обхватила Вирджинию за талию и с такой силой прижала к себе, что у той перехватило дыхание. – Мой увалень даже носков себе без помощи жены выбрать не в состоянии.
Мартин вежливо захихикал.
– И потом, он явно не ваш тип, могу вас заверить, – добавила Беверли, заговорщически подмигнув.
– Вижу, вижу, – ответил Мартин, оглядываясь вокруг в поисках новой темы для беседы. – О, смотрите-ка, кто сюда идет! Грегори Эйк собственной персоной! Человек дня! Прошу меня простить.
– Привет! – Беверли вновь просияла до ушей.
Пока Мартин пробирался из их уютной ниши в толпу участников вечеринки, Вирджиния с облегчением выдохнула и без сил прислонилась к книжному шкафу. Она бы вообще упала, не держи ее Беверли за талию.
– Ай, карамба! – пробормотала Вирджиния, закрывая глаза.
Она почувствовала, как чья-то рука касается ее щеки, и повернула голову. Открыв глаза, Вирджиния увидела Беверли, которая ей весело улыбалась, на сей раз искренне. Глаза ее сверкали, щеки покрылись ярким румянцем. На какое-то мгновение Вирджинии показалось, что она видит перед собой ту самую восходящую звезду оперной сцены, которой когда-то была Беверли, и попыталась улыбнуться. Беверли провела по бороде Вирджинии костяшками пальцев.
– Джон! – произнесла она радостным напряженным шепотом. – Сработало! Мы их одурачили!
– Джон? – начала было Вирджиния, но Беверли взяла ее обеими руками за голову и нежно поцеловала в губы.
Поцелуй получился долгий, и Вирджиния почувствовала, как дрожит Беверли. Жалость боролась в ней со страхом, и она бросила взгляд через плечо Беверли на толпу ученых, радостно пьяневших от бесплатного вина и от сплетен о сегодняшнем скандале. Никто не обращал на них ни малейшего внимания. Губы Беверли все еще были прижаты к ее губам, когда Вирджиния попыталась свободной рукой нащупать место, куда можно было поставить пластиковую рюмку. Наконец она поставила ее на самый край какой-то книжной полки, глубоко вдохнула, взяла Беверли за запястья и вежливым движением отвела ее руки от своего лица.
– Я не Джон, – тихо сказала она.
Беверли отдернула руки и отступила от Вирджинии, нащупывая за спиной, на что можно было бы облокотиться.
Холодок пробежал по телу Вирджинии. Из всего, что ей приходилось видеть в течение нескольких последних месяцев, ничто не произвело на нее столь подавляющего впечатления, как облик Беверли Харрингтон, стареющей на глазах. Краска ушла с ее щек, свет в глазах погас. В одно мгновение Джульетта превратилась в Медею, а тепло юношеской страсти – в холодную, мрачную злобу и жажду мести.
Беверли подняла свои мертвые глаза, и у Вирджинии от страха даже волосы зашевелились.
– Завтра, – произнесла Беверли, – завтра придет конец Виктору Карсвеллу!
16
Утром следующего дня в гостиничном номере женщины готовились к запланированному заседанию секции, словно два матадора к бою быков. Беверли одевала Вирджинию, как портниха – манекен, подтягивая то с одной, то с другой стороны, чтобы Вирджиния в костюме покойного Джона выглядела как можно более убедительно.
Приклеив бороду и наложив грим, Беверли пристально всматривалась в лицо Вирджинии с расстояния всего в несколько сантиметров, и это был взгляд настоящего профессионала сцены, оценивающего производимый внешний эффект, а вовсе не самого человека, скрывающегося за театральной маской из грима. Уже в полном костюме, только без обуви, Вирджиния снова улеглась на кровать, заложив руки за голову, и стала смотреть, как Дженни Джоунс на экране телевизора удивляет гостей рассказами о своих тайных любовных похождениях. Статья с рунами на последней странице, аккуратно сложенная, лежала во внутреннем кармане пиджака.
Одевалась и Беверли. Сегодня она надела темный хлопчатобумажный джемпер с большими карманами, и Вирджиния, глянув на нее краем глаза, заметила, что Беверли извлекла из сумки пластиковую коробочку с канцелярскими принадлежностями и вытащила из нее новенький миниатюрный степлер, коробку со скобами и такой же маленький «антистеплер». Беверли села, и край кровати застонал под ней. Зубами она содрала со степлера обертку из клейкой ленты и сунула в него обойму скоб. Затем несколько раз нажала на степлер, чтобы проверить, как он работает. Убедившись, что все в порядке, Беверли встала и испробовала несколько вариантов размещения этих своеобразных орудий: степлер в правом кармане, антистеплер – в левом; потом степлер в левом кармане, а антистеплер – в правом; затем она положила и тот, и другой в левый карман.
Закончив свои странные манипуляции, Беверли подошла к зеркалу, опустила руки по швам, сделала глубокий вдох, а потом столь же глубокий выдох, быстро засунула руку в карман и с молниеносной скоростью вытащила оттуда антистеплер, а за ним степлер.
Вирджиния теперь наблюдала за ней с нескрываемым любопытством, забыв о телевизоре. Беверли проделала непонятные манипуляции несколько раз, с каждым разом все быстрее и проворнее. Наконец она остановилась, раскрасневшись и тяжело дыша. В зеркало Беверли заметила, что Вирджиния смотрит на нее.
– Пошли.
– Почему бы и нет, – откликнулась Вирджиния. Первое заседание пятницы планировалось как центральное мероприятие всей конференции, как антропологическая битва столетия, но вместо этого была объявлена импровизированная дискуссия по поводу плаката конференции. Открывать дискуссию было предоставлено Грегори Эйку. Сегодня он был идеально выбрит, волосы зачесаны назад, и к микрофону он приближался, сжав руки и нахмурив лоб. Все присутствующие затаили дыхание в ожидании чего-то эпохального, и Грегори Эйк сымпровизировал страстную мольбу об отпущении нескольких смертных грехов: легкомыслия, недостойного ученого такого уровня, евроцентризма, латентного расизма. Он был похож на телевизионного проповедника, которого застукали в номере мотеля с проституткой и теперь молящего паству о прощении.
Вирджинии и Беверли все это было неинтересно, и они ушли, даже не пройдя от входа к своим местам в зале. Они просто осмотрели помещение в поисках Карсвелла, а не обнаружив его, обменялись понимающими взглядами и удалились.
Выйдя из зала, женщины разделились, чтобы иметь возможность осмотреть побольше разных университетских помещений. В поисках Карсвелла каждая должна была обойти несколько аудиторий, где проходили встречи участников конференции. Карсвелл не появился ни на одном из семинаров первой половины дня, не пришел он и на обед в факультетский клуб. Обед состоял из гавайских национальных блюд, поданных в виде «шведского стола» на мармитах[13], что очень напоминало студенческую тематическую вечеринку. Главным ингредиентом почти во всех блюдах были ананасы.
Остановившись у столика вместе с несколькими незнакомыми ей участниками конференции, Вирджиния спросила, не видели ли они Карсвелла после вчерашнего столпотворения на открытии.
– Я слышал, что он как будто уехал, – ответил археолог по имени Монтэгю из университета Дьюка. Лицо его из-за многих лет, проведенных на солнце и морском воздухе Соломоновых островов, было покрыто бронзовым загаром, словно у заядлого серфингиста.
При этих словах Беверли застыла от ужаса с куском свинины и долькой ананаса на вилке. Вирджиния бросила в ее сторону многозначительный взгляд.
– До меня доходили слухи, – заметил маленький, щеголеватый, хитроватого вида историк из Гарварда, ходивший без беджа, – что какие-то дамы из участниц конференции изрезали его на куски морскими раковинами, острыми, как лезвия бритв.
– А потом сварили его, – добавила мадам Роудз, почетный профессор Калифорнийского университета, розовощекая старушка в цветастом кафтане, очень похожая на Маргарет Мид[14].
– А кстати, чем нас тут кормят? – сказал Монтэгю, взяв кусочек чего-то со стола.
Все рассмеялись, кроме Беверли.
– Ммммпф, – провозгласил костлявый недавний диссертант из Беркли, очень бледный молодой человек в джинсах и майке, запихнувший в рот сразу невероятное количество креветок с ананасами.
На его бедже значилось просто «Джеймс». Все повернулись в его сторону и увидели, что он многозначительно качает головой. Все стали терпеливо ждать, пока он кончит жевать.
– Я видел его сегодня утром, – сказал Джеймс, наконец проглотив своих креветок. – На улице. Вы никогда не догадаетесь, во что он был одет.
– И во что же? – спросила Вирджиния.
– На нем была воинская каска? – предположила почетный профессор.
– Пуленепробиваемый жилет? – спросил хитроватый историк.
– Ожерелье из человеческих ушей? – предложила свой вариант Беверли.
Все замолчали, обратив свои взоры на Беверли. Джеймс, изможденный диссертант, отрицательно покачал головой.
– У-у, – произнес он, его рот снова был набит. – Панталоны.
– Панталоны? – провозгласил хором весь стол. Диссертант проглотил очередную порцию угощения.
– Ну или как вы там называете короткие брюки с гольфами?
– Он не сказал, куда идет? – спросила Вирджиния.
– Как будто я с ним разговаривал!.. – возмутился Джеймс. – Вы не будете есть свои креветки?
Вирджиния смиренно пододвинула нетронутую порцию диссертанту.
– Виктор не уедет, – заверил всех гарвардский историк. – Ведь его доклад стоит в программе конференции. Все демоны преисподней не смогут удержать его от выступления перед представительной аудиторией.
Он улыбнулся присутствующим.
– По крайней мере я надеюсь, что не смогут. Ведь мне выпала почетная обязанность представлять его... – он бросил взгляд на часы, – ...примерно через час. Не хотелось бы чувствовать себя неловко перед большой аудиторией из-за его отсутствия.
Беверли взглянула на историка, и ее глаза сверкнули лихорадочным блеском.
– Вы думаете, кто-то придет его слушать? – спросила Вирджиния.
– Ну конечно, придут, мой дорогой, придут, – убежденно воскликнула профессор Роудз и громко расхохоталась, так что красные бутоны на ее кофте пришли в движение.
Смеялся и профессор Монтэгю, кожа вокруг его глаз собралась в широкий веер плотных морщинок.
– Ммммфф, – согласился молодой диссертант, давясь очередной порцией экзотического угощения.
Почетная профессорша повернулась к Вирджинии с видом тетушки, наставляющей любимого племянника.
– Молодой человек, – сказала она, – все женщины на этой конференции, а также очень многие мужчины совсем не прочь вонзить зубы в упомянутого Виктора Карсвелла.
– Да, должен признать, – добавил историк, – что у Виктора вряд ли за последние годы появилось много друзей.
– А после его вчерашних заявлений на открытии конференции, – воскликнула Роудз, покачав головой, – их стало еще меньше. «Цивилизованный»! Как же!
Монтэгю поднял два пальца, изобразив ножницы.
– Чик-чик, – сказал он.
Диссертант, уже поддевший было на вилку кусок мяса с ананасом, передумал, положил его обратно и решил заняться рисом.
– Однако я в довольно сложном положении, – сказал историк. – Двое из троих выступающих на моей секции отказались от своих выступлений.
– Вот как?! – воскликнула Роудз. – Кто же?
– Мэри и Эллен, – ответил историк, употреблением имен виднейших специалистов в области гендерных исследований демонстрируя свое предельно близкое знакомство с ними. – Они заявили, что хотят вместо этого посетить внеплановое заседание, посвященное плакату конференции. Но, как мне кажется, они просто не хотят присутствовать на одной секции с Виктором, особенно после вчерашнего происшествия.
Вирджиния почувствовала, как кто-то коснулся ее голени носком туфли. Она убрала ногу.
– Виктор Карсвелл будет говорить о феминистской теории, – провозгласила профессор Роудз, содрогнувшись под кафтаном. – От одной мысли страшно становится.
– Вот именно, – откликнулся Монтэгю, и глаза его сверкнули, – это все равно что слушать лекцию доктора Менгеле по гигиене полости рта.
Гарвардский историк сжал губы, чтобы не рассмеяться.
– Думаю, Карсвелл доволен, – заметил Монтэгю, – у него не будет соперников.
– Отнюдь! – возразил историк. – Виктор получает особое наслаждение от... как бы лучше сказать?.. От жестокой рукопашной схватки.
Кто-то снова и явно намеренно ударил Вирджинию по ноге. Она заметила, что Беверли многозначительно подняла брови и указывает головой в сторону историка.
– Я надеялся, – сказал историк, улыбаясь профессору Роудз, – что смогу соблазнить вас, моя дорогая, на участие в работе нашей секции.
– О нет, – ответила та и расхохоталась еще громче. – Я тоже не собираюсь участвовать в работе секции, в которой участвует Виктор Карсвелл.
Брови Беверли вновь пришли в движение, она дернула головой и теперь начала как-то многозначительно покашливать в ладонь.
– В таком случае нам, по-видимому, придется вообще отказаться от обсуждения его доклада, – подвел итог историк.
Беверли ударила Вирджинию по ноге с такой силой, что та вскрикнула. Все взоры обратились в ее сторону.
– Вне всякого сомнения, – проговорила Беверли, – вам удастся уговорить моего супруга присоединиться к дискуссии.
Вирджиния, потиравшая ушибленную ногу, подняла глаза.
– Я не... – начала было она.
– Какими проблемами вы занимаетесь? – спросил явно заинтригованный историк.
– Гендерными исследованиями и... как это там твой остров называется, дорогой? – спросила Беверли.
– Э-э... в самом деле я не...
– Профессор... Юнгер?
Историк перегнулся через стол и прочел бедж Вирджинии.
– Название острова начинается с «Р», – сказала Беверли, мило улыбаясь всем присутствующим, – «Р» и как-то там дальше.
– Вы знакомы с работами Виктора? – спросил историк, проявлявший все более очевидный интерес к молодому участнику конференции.
Монтэгю, Роудз и Джеймс – все повернулись и воззрились на Вирджинию. Она почувствовала, как кровь прилила к лицу. Фраза «с работами Виктора» прозвучала для нее оглушительной пощечиной.
– Да, – ответила она после короткой паузы, – я знаком с его работами.
– Коул очень хорошо, я бы сказала, близко знаком с проблемой гендерных исследований, – добавила Беверли, сияя. – Не скромничай, милый.
– Я чувствую ваше нежелание, профессор, – сказал историк, наклоняясь, – но если бы я был в вашем возрасте, то, не раздумывая, ухватился бы за подобную возможность. Возможность сойтись mano a mano с таким закаленным старым бойцом, как Карсвелл.
Все сидевшие за столом воззрились на Вирджинию: почетная профессорша и археолог с некоторым удивлением и одновременно смущением; диссертант, челюсти которого ни на минуту не прекращали работы, с явной завистью; историк – с надеждой; а Беверли устремила на Вирджинию тяжелый гипнотизирующий взгляд. Мысль о том, что ей предстоит, ужасала Вирджинию. Тем временем рукопись работы, лежавшая в нагрудном кармане, той, которую Карсвелл меньше чем через час собирался прилюдно выдать за свою, жгла ей сердце.
– Хорошо, я согласен, – сказала наконец Вирджиния.
