Джеймс Хайнс
Расклад рун
12
На следующее утро Вирджиния отправилась в кампус в самой длинной своей юбке. Она прошла прямо к двери кабинета Карсвелла, располагавшегося этажом выше ее кабинета, и постучала. Никто не ответил, дверь была заперта.
Вирджиния ощутила какой-то странный холод, поднимавшийся с пола по ногам, глянула вниз и увидела, как слегка раскачиваются оборки ее платья от ветерка, дующего сквозь щель между ковром и нижним краем двери. Вдруг какой-то непостижимо сильный порыв его поднял ей платье до самых колен, и Вирджиния от неожиданности отскочила к противоположной стене коридора. И только тогда она заметила объявление, аккуратно отпечатанное на специальной карточке и прикрепленное к двери.
Оно гласило: «Профессор Карсвелл находится в академическом отпуске до конца осеннего семестра. По всем вопросам обращаться в деканат».
– Он оставил адрес, по которому пересылать почту? – спросила Вирджиния секретаршу в деканате, и та молча указала ей на картонную коробку у стены, куда складывалась вся корреспонденция, адресованная Карсвеллу.
К коробке была прикреплена еще одна карточка с аккуратно отпечатанной надписью: «Лаффордское аббатство, Уорвикшир, Соединенное Королевство».
– Оттуда присылают все письма обратно, – не без удовольствия сообщила секретарша. – Почтовое отделение в Уорвике утверждает, что такого адреса не существует.
– И когда же он вернется? – спросила Вирджиния, стараясь не выказывать излишнего интереса.
– После Рождества, – ответила секретарша тоном, в котором слышалось плохо скрываемое удовольствие. – Только к началу зимнего семестра.
– Мне необходимо во что бы то ни стало с ним связаться, – сказала Вирджиния. – Это очень, очень важно.
– Гм... – Секретарша наклонила голову и задумчиво устремила взор куда-то вдаль. Подобный взгляд она использовала со всеми сотрудниками факультета, которым любая их просьба казалась принципиально важной. – Ну конечно, конечно, я вас прекрасно понимаю. Но я даже не представляю, где он может сейчас находиться. А я ведь знаю, где находятся все, абсолютно все (она имела в виду, естественно, сотрудников факультета).
– А кто-нибудь еще знал, что он уезжает? – Вирджиния чувствовала, что у нее начинают трястись коленки. – Почему мне никто ничего не сказал?
– Не имею ни малейшего представления. – Секретарша бросила на Вирджинию сочувствующий взгляд больших красивых глаз. – Честно говоря, не столь уж многие им интересуются.
Девушка оглянулась по сторонам и немного подалась вперед.
– Строго между нами, профессор Даннинг, – прошептала она, – профессора Карсвелла здесь очень не любят.
Остаток дня Вирджиния провела как в тумане. Если Карсвелла нет, если он уехал из Техаса, то каким же образом он мог организовать всю эту жуткую кампанию против нее? Кто прислал ей календарь, если его самого нет? И кто приклеил маску к ней на окно? Чьи глаза смотрели на нее сквозь прорези в маске? Вне всякого сомнения, у Беверли Харрингтон найдутся ответы на ее вопросы, только вот Вирджиния не желала их слышать. Она была совсем не уверена, что выдержит разговор с Беверли. То, что с ней произошло, весьма печально, но горе довело несчастную женщину до откровенного безумия, до большего безумия, чем то, что отличало Карсвелла. И у Вирджинии не было ни малейшего желания присоединиться к их компании.
Начался ноябрь. Дни стали короче, ночи – длиннее, и даже светлое техасское небо потемнело. Больше двух месяцев прошло с тех пор, как Карсвелл вернул ей статью. Тот, кто (или то, что) следил за Вирджинией, подходил все ближе и ближе. Временами, находясь в одиночестве дома, или пересекая центральную площадь кампуса, или даже стоя в аудитории перед студентами, Вирджиния ощущала чье-то холодное дыхание позади или вдруг замечала краем глаза какое-то непонятное движение воздуха рядом, словно кто-то только что пробежал мимо.
Однажды, проходя по коридору с почтой, Вирджиния почувствовала прикосновение к плечу. Она резко повернулась – и никого не увидела. «У него было три месяца» – гласила надпись на автобусе. А у нее оставалось меньше трех недель. До чего?
Однажды вечером в начале ноября после окончания занятий Вирджиния надолго задержалась в своем университетском кабинете. Засидевшись за компьютером, она и не заметила, как опустились сумерки. Узкий клин флюоресцентного света падал в открытую дверь из коридора, и уже начали зажигаться фонари на центральной площади кампуса, и фигурки студентов, бежавших в библиотеку, отбрасывали длинные, скользившие по траве тени, а на потолочных панелях у Вирджинии над головой появились пятна желтого цвета. В остальном в ее кабинете было темно, горел только экран компьютера. Она решила немного поработать с главой из книги, чтобы хоть чем-то занять консультационные часы, на которые уже давно не приходил никто из ее студентов.
Вирджиния уже довольно долго сидела не двигаясь, ее пальцы застыли на клавиатуре компьютера. Она с большим трудом могла заставить себя даже перечитать главу, не говоря о том, чтобы ее переделывать. Отвернувшись на мгновение от экрана, Вирджиния заметила, как стемнело в кабинете и какие страшные тени собираются по углам. Сегодня ей пришлось припоздниться. Все другие преподаватели, работавшие на ее этаже, разошлись по домам. И никто, подумала она вдруг, не остановился рядом с ее дверью, чтобы пожелать ей спокойной ночи.
Она повернулась к компьютеру. Какой смысл без толку тратить на все это время, решила Вирджиния, протянула руку к «мышке» и закрыла главу. Вместо ожидаемой заставки рабочего стола, к ее удивлению, экран вдруг сделался совершенно черным, а посередине возникла надпись красными буквами «нажмите здесь». Вирджиния убрала руку с «мышки». Она поняла, что смотрит на веб-браузер – видимо, каким-то образом вышла в интернет. Более того, похоже, она подсоединилась к чьей-то домашней странице, хотя наверху не стояло никакого адреса.
Вирджиния переместила курсор на слова, выделенные красным. Вокруг царила гробовая тишина. Из коридора не доносилось ни единого звука, такая же тишина опустилась и на площадь за окном.
Вирджиния тяжело вздохнула.
– Ну и что теперь? – спросила она вслух и кликнула «мышкой» на словах.
На экране появилась черно-белое изображение – старинная линогравюра, века семнадцатого или восемнадцатого. В то же самое мгновение ее внимание отвлекли два маленьких красных огонька, которые зажглись с обеих сторон компьютера. Это включились колонки.
Вирджиния вновь протянула руку к «мыши», но сколько она ни водила ею по коврику, ничего не происходило, курсор вообще пропал с экрана. Она пару раз кликнула «мышкой». Снова никаких изменений. Поджав губы, Вирджиния решила внимательнее рассмотреть гравюру.
Изображение было довольно примитивным, но ярким. Женщина в традиционной пуританской одежде, в маленьком чепце, туфлях с пряжками, в туго зашнурованной накидке шла по темной тропинке в безлунную ночь. Женщина, грязная тропа, кривые старые деревья вдоль дороги были выгравированы прямыми и грубыми линиями, а окутывавшая все вокруг тьма – темное небо, мрачные тени под деревьями – тонкой штриховкой. Но даже несовершенная техника линогравюры оказалась способна передать необычную силу чувств, отразившихся на лице женщины. Глаза ее были широко открыты и смотрели прямо перед собой, так, словно вся ее жизнь зависела от этого. В выражении лица сквозило что-то такое, что заставляло зрителя заключить: она страшно боится оглянуться. Но дорога за ее спиной была совершенно пуста. Из динамиков раздалось тихое шипение, напомнившее Вирджинии шум ночного ветра в ветвях деревьев.
– Ну что ж, – произнесла она, еще раз кликнув «мышкой», – очень смешно.
Вирджиния глянула через плечо в открытую дверь почти в полной уверенности, что увидит там кого-то: возможно, Беверли, или бомжа, или даже самого Карсвелла. Но там никого не было, а когда Вирджиния вновь взглянула на экран, у нее сразу же возникло ощущение, что картинка изменилась. Полной уверенности, правда, не было, однако создавалось впечатление, что голова женщины слегка повернулась. Теперь и глаза ее были немного скошены в сторону, она как бы посматривала через плечо назад. Изменилось и что-то у нее за спиной, что-то в тенях под деревьями, но относительно этого последнего у Вирджинии было еще меньше уверенности. Шорох, издаваемый колонками, то становился громче, то затихал.
– Довольно! – произнесла вслух Вирджиния.
Она несколько раз кликнула «мышкой», однако ничего не последовало. Тогда Вирджиния решительно нажала указательным пальцем на «Escape» и взглянула на экран. Гравюра, несмотря ни на что, осталась на экране, хотя снова изменилась. Женщина теперь смотрела вперед перед собой, глаза ее несколько расширились. Тень под деревом тоже каким-то образом переместилась.
– Прекрасно! – произнесла Вирджиния вслух. – Я поняла. Достаточно.
Она снова нажала на клавишу «Escape», одновременно оглянувшись на открытую дверь и бросив взгляд на янтарные отблески уличных фонарей в окне. Комната, казалось, наполнилась легким шелестом листьев, и Вирджиния вскочила, отбросив кресло в сторону. Она закрыла дверь кабинета и заперла ее, затем склонилась над столом, стараясь найти клавиши, с помощью которых можно было бы прекратить всю эту фантасмагорию.
– Прекратить, – твердила она, а руки ее летали по клавиатуре, – прекратить, прекратить, прекратить!
Она нашла три нужные клавиши и нажала их одновременно – «Ctrl», «Alt», «Del», – затем отпустила и нажала снова, потом снова взглянула на экран. Голова женщины повернулась еще раз, теперь она смотрела прямо на Вирджинию, в глазах застыл ужас, рот был приоткрыт, как будто она умоляла о чем-то. Позади нее виднелось раздвоенное копыто, только что возникшее на тропинке из лесной темноты.
Вирджиния нажала кнопку включения компьютера, чтобы отключить его. Жесткий диск, несмотря ни на что, продолжал тихо шуметь, экран продолжал гореть, а из шипящих динамиков послышался мужской голос, который, заглушив шорох листвы, произнес нараспев:
Как путник, что идет в глуши
С тревогой и тоской...
Вирджиния подскочила, и клавиатура с грохотом упала со стола, повиснув на шнуре. Вирджиния встала на колени, залезла под стол, оттолкнув клавиатуру в сторону, и начала копаться среди проводов, несколько раз ударившись головой о стол. А голос становился все громче и заполнял собой комнату:
...И закружился, но назад
На путь не взглянет свой
И чувствует, что позади
Ужасный дух ночной.[9]
Вирджиния наконец нашла вилку и обеими руками выдернула ее. Голос замолчал, свет погас. Все еще сидя на коленях под столом и сжимая в руках шнур, Вирджиния слышала слабое затихающее жужжание жесткого диска.
А вот звук ветра, пробегающего по листьям деревьев, остался. Пространство под столом было слишком узко, чтобы в нем свободно поворачиваться из стороны в сторону, но Вирджиния все-таки оглянулась вокруг. И ничего не увидела, совсем ничего, не было даже ни малейшего отблеска света с центральной площади кампуса.
Наверное, она слишком долго не отрываясь смотрела на экран компьютера. Глазам нужно привыкнуть к темноте. Вирджиния отшвырнула провод и стала выбираться из-под стола. Плиты пола у нее под руками казались холодными и шершавыми. Она ухватилась пальцами за край стола и встала. Шелест листьев теперь доносился со всех сторон, и поднялся ледяной ветер, дувший откуда-то сзади и прижимавший юбку к икрам. Она повернулась от стола к окну, но так ничего и не увидела. Тьма была сплошная.
Отключилось электричество, я, наверное, весь университет обесточила, подумала Вирджиния и стала на ощупь пробираться к окну, вытянув руки перед собой. Она шла с предельной осторожностью, боясь споткнуться о стул, однако, сделав несколько шагов, к своему величайшему удивлению, так ни за что и не зацепилась.
Холодный ветер теперь дул слева, обжигая кожу на щеке. Его шум перекрывало ее собственное учащенное дыхание и глухой напряженный стук сердца.
– Эй? – крикнула Вирджиния. – Кто здесь?
И с ужасом поняла, что ее голос полностью поглощается темнотой, не встречая нигде никакой преграды. Создавалось впечатление, что она находится посреди бесконечного открытого и совершенно пустого пространства.
Вирджиния повернулась и вслепую направилась к своему столу, подняв голову и продолжая попытки нащупать хоть что-нибудь перед собой. Она уже явно миновала то место, где находился ее стол, и решила считать шаги, чтобы хотя бы таким способом не позволить паническому ужасу полностью овладеть ею. От этого стало только хуже, и, досчитав до тридцати, она поняла бессмысленность своей затеи и зашагала быстрее, почти побежала, продолжая держать руки перед собой. Теперь ее шаги звучали как-то глуше – она явно бежала уже не по плитам пола кабинета. Земля под ней была неровной и не мощеной, ступни то и дело попадали в какие-то ямки и цеплялись за бугры. Вирджиния испугалась, что может вывихнуть ногу, и потому решила идти на цыпочках, чтобы не зацепиться за что-нибудь каблуками.
И тут возник тихий, едва различимый хнычущий звук, совпадавший с ритмом ее неистово бьющегося сердца.
Это я, подумала она, этот звук исходит от меня.
Носок туфли зацепился за что-то мягкое, но достаточно громоздкое, и Вирджиния упала лицом вниз. От неожиданности у нее перехватило дыхание. Поверхность, на которой она лежала, была холодная и ухабистая. Мгновение Вирджиния не двигалась, затем попыталась приподняться, упершись руками в землю. Под ладонями она почувствовала траву и грязь.
Вирджиния подтянула ноги и привстала на четвереньки, стряхнула грязь с рук. Хрипло дыша, оглянулась вокруг в тщетном стремлении разглядеть хоть что-то, хоть силуэт какого-нибудь дерева на фоне ночного неба. Но вокруг не было ничего. Был только ветер, дувший ей прямо в лицо, и шум незримых ветвей.
И тут где-то неподалеку от нее в темноте, наполненной лишь воем ветра, раздался громкий стук, будто на землю упало яблоко. Вирджиния затаила дыхание и прислушалась. Еще один глухой удар. Нет, решила она, такого тяжелого звука от яблока не бывает, наверное, камень. Затем еще один тяжелый удар, и на сей раз он прозвучал уже совсем не как падение чего-то, а как шаг, словно что-то тяжелое, но узкое ударяло по поверхности земли. Словно копыто...
Вирджиния затаила дыхание и зажала рот ладонью. Последовали еще два удара, потом еще один. Они явно приближались оттуда же, откуда дул ветер, и напоминали лошадиную иноходь, однако все-таки было в них какое-то отличие – ритм не тот. Звуки напоминали прыжки двуногого, а не четвероногого существа.
Вирджиния прикусила губу, чтобы не закричать. Опершись на костяшки пальцев одной руки, сняла сначала одну туфлю, потом другую и соединила их вместе. Звук шагов стал равномернее, хотя в нем чувствовалась некая осторожность. Вирджиния едва осмеливалась дышать, хотя какой-то ехидный голосок в глубинах ее сознания спрашивал, а что будет значить в подобной ситуации «отключиться». Она захихикала, чувствуя, что находится на грани истерики, однако сумела овладеть собой и вновь затаила дыхание, а стук приближающихся копыт сделался еще громче.
Вирджиния подскочила и изо всех сил швырнула одну туфлю куда-то налево, навстречу ветру, и услышала, что она упала на землю совсем недалеко от нее. Стучавший копытами, казалось, на мгновение растерялся, а затем поскакал туда, где упала туфля, – тук-тук-тук. Вирджиния, все еще держа вторую туфлю и стараясь дышать ртом как можно тише, начала медленно пятиться в противоположном направлении.
И застыла, услышав новый звук, раздавшийся оттуда, откуда раньше доходил стук копыт. Стук прекратился, на смену ему пришло долгое глубокое шипение, к которому добавилось нечто гортанное, напоминавшее похрюкивание. Вирджиния затаила дыхание. Затем стук копыт возобновился и вновь в направлении к Вирджинии. Она швырнула вторую туфлю и, зажав подол длинной юбки в кулак, бросилась бежать в противоположном направлении.
Ветер дул ей в спину, она чувствовала его ледяное дыхание у себя на затылке. Вирджиния бежала большими шагами, активно работая локтями, босые пятки больно ударялись о землю. Кровь стучала в висках, дыхание с хрипом вырывалось из груди и почти перекрывало оглушительный вой ветра в ветвях невидимых деревьев. На какое-то мгновение Вирджинию охватило ликование, ей вдруг почудилось, что она может выиграть эту гонку, и она чуть не закричала от радости. И тут услышала у себя за спиной глухие мерные удары двух копыт, преследовавших ее вместе с ветром, – они явно приближались. Шаги невидимого существа были короче ее шагов, но бежало оно значительно быстрее – тук, тук, тук, тук – и уже почти настигало Вирджинию.
Она помчалась еще быстрее, выше поднимая колени, еще активнее помогая себе локтями, буквально толкая себя вперед. Каждый удар пяткой о землю отдавался резкой болью вдоль всего позвоночника до самой макушки, в ступни вонзались мелкие камешки и веточки. Деревья вокруг покачивались, словно волны морского прибоя, и Вирджиния с ужасом подумала, что обязательно зацепится за корни или ударится головой о низкую ветку.
Ее преследователь теперь бежал намного быстрее – тук, тук, тук, тук, тук, – с каждым мгновением приближаясь.
Я не могу бежать быстрее, подумала Вирджиния. Я уже на пределе.
Сердце готово было выскочить из грудной клетки, между ребер возникла острая режущая боль, пятки горели от вонзившихся в них камешков. Копыта были уже прямо у нее за спиной, и теперь преследователь делал гораздо более широкие шаги. Тук. Тук. Тук. Волна воздуха, которую всколыхнул бегущий за ней, коснулась уха Вирджинии. Прямо за спиной она снова услышала хриплое похрюкивание, напоминавшее выдох из утробы какого-то страшного и злобного чудовища. И тут же ее шеи коснулось горячее дыхание.
– Ка... – произнесла она или попробовала произнести. Сил говорить не было, но все же она попыталась.
– Ка... Ка... Карсвелл! – с хрипом вырвалось у нее. – Сукин сын!
И с этими словами она на всей скорости врезалась в стену.
13
Вирджиния открыла глаза и увидела смутный силуэт человека, наклонившегося над ней на фоне ослепительно яркого света.
– Здесь больно? – спросила фигура, касаясь ее носа.
Боль была немыслимая. Вирджиния вскрикнула и потеряла сознание.
Когда она снова пришла в себя, то обнаружила, что лежит на больничной каталке в коридоре приемной отделения интенсивной терапии, стены которой были выкрашены в приятные пастельные тона. Голова раскалывалась. В том месте посередине лица, где должен был находиться нос, ощущалось жуткое онемение.
Вирджиния попыталась встать; чья-то рука помогла ей подняться и сесть на каталке, свесив ноги.
– Вас накачали болеутоляющими, – произнес тонкий голосок. – Только, пожалуйста, не делайте глупостей.
– Бивели? – спросила Вирджиния. Казалось, голос ее принадлежит кому-то другому. Женщина убрала руку с плеча Вирджинии, и перед ее глазами появилось громадное, круглое, блестящее лицо Беверли.
– Ну, теперь вы выслушаете меня?
– Что случилось? – хотела спросить Вирджиния, но у нее получилось «Что счиось?»
У Вирджинии было такое ощущение, будто она смотрит на мир сквозь маску. Она слышала, как изо рта у нее с шумом выходит воздух.
– Дворник нашел вас на полу вашего кабинета. – Беверли прищурилась и улыбнулась. – Кажется, вы врезались в свою собственную дверь.
– Я сломала нос? – «Я сомава вос?»
– Нет, хотя расквасили вы его довольно прилично.
Вирджиния подняла руку, пытаясь коснуться лица, но Беверли схватила ее за запястье.
– Не прикасайтесь к лицу! – крикнула она. – Вы что, с ума сошли?!
К Вирджинии возвращались воспоминания о том, что случилось с ней предыдущим вечером, и она изо всех сил старалась не верить им. Она постаралась высвободиться из крепко сжимавших ее руку пальцев Беверли.
– Ну, как вы теперь сможете объяснить все то, что с вами произошло? – спросила ее Беверли с горящими глазами. – То, что человек способен разбежаться в комнате размерами восемь на пятнадцать футов до такой скорости, чтобы размозжить себе физиономию о собственную дверь? Ответьте-ка мне.
Вирджиния отвернулась, у нее возникло непреодолимое желание взглянуть в зеркало.
– Этот сукин сын, – пробормотала она, а вышло: «Тот фукин фын».
– Не понимаю ни одного слова из того, что вы говорите, дорогая, – сказала Беверли, глядя на Вирджинию, словно на упрямого ребенка. – Но прошлый раз, когда мы беседовали с вами, как мне помнится, вы все списывали на силу внушения.
– Ублюдок! – прошептала Вирджиния, отвернувшись.
– Ну-с, и что же мы собираемся теперь делать?
Вирджиния взглянула на Беверли.
– Я привлеку его к ответственности, – выкрикнула она. – Я донесу на него декану.
– Пекану?
– Декану. – Вирджиния боли не чувствовала, но говорила сильно в нос. – Де-ка-ну.
– И что же вы собираетесь ему сказать? – спросила Беверли, стараясь подавить улыбку. – Что Карсвелл заставил вас врезаться в стену? Что он устроил настоящий ураган в вашей комнате? Что он заставил ваши собственные простыни напасть на вас?
Вирджиния бросила на Беверли злобный взгляд. И злило ее не столько то, что Беверли обходилась с ней как с непослушным ребенком, но прежде всего то, что она сама начинала себя чувствовать таким ребенком, несчастным и попавшим в крайне постыдную ситуацию. Вирджинии захотелось что-нибудь разбить, однако вместо этого она ухватилась за край каталки и крепко его сжала, услышав звук своего громкого и хриплого дыхания. Дышала она через рот.
– Что же, по вашему мнению, я должна сделать?
Беверли широко улыбнулась. Ее лицо осветилось так, словно на него упал луч прожектора, – оно мгновенно утратило постоянно присущий ему болезненный блеск. Глаза радостно засияли. На какое-то мгновение Беверли показалась Вирджинии той самой женщиной, какой, по ее словам, была до того, как страшное горе наложило на нее неизгладимый отпечаток. Вирджиния испугалась, что Беверли придет в голову запеть от радости. Вместо этого Беверли положила руки на плечи Вирджинии. Нижняя губа подрагивала от переполнявших ее чувств. В глазах стояли слезы.
– Хорошо. – Вирджиния похлопала ее по руке. – Все хорошо.
Беверли шмыгнула носом, сделала шаг назад, подняла свою громадную сумку, стоявшую у стены, порылась в ней и выудила оттуда еще один экземпляр истории колдовства Карсвелла. Переплет книги порвался, и из нее выглядывало множество бумажных закладок.
– Полагаю, в тот экземпляр, который я вам оставила, вы так и не заглянули.
Лицо Беверли вновь приобрело нездоровый блеск и привычную одутловатость, и она уставилась на Вирджинию пугающе пристальным взглядом. Вирджиния отрицательно покачала головой.
– Ну а я заглянула. – Беверли открыла книгу там, где лежала одна из закладок, и прижала фолиант к своему обширному лону. – Я знаю эту жуткую книгу почти наизусть, однако не стану утомлять вас подробностями. Главное состоит в том, что вы должны вернуть ему руны, и он должен принять их по своей воле. Вы должны вручить ему их лично сами и на том же физическом объекте, на котором он дал их вам. Я, к примеру, не смогу передать их ему вместо вас. И вообще никто не сможет. Он должен взять их из ваших рук. Вам не удастся переслать их ему по обычной или электронной почте, послать факсом или подсунуть под дверь.
Беверли продолжала объяснения, а Вирджиния впервые за все время поняла, что они находятся в общественном месте. Она бросила взгляд в глубь коридора и увидела медсестру и врача в зеленых халатах, о чем-то беседующих над папкой с бумагами. А за ними разглядела длинную, ярко освещенную комнату, разделенную на несколько частей занавесками, и сквозь шум в голове расслышала нечленораздельное бормотание больничной системы внутреннего оповещения.
– Беверли, – сказала она. – Я вовсе не напугана.
– Что? – переспросила Беверли. – Вы меня слушаете?
– Нет, – ответила Вирджиния. – Я больше не боюсь.
Она поднялась, оттолкнув Беверли. Стоять было тяжело, но, ухватившись за край каталки, Вирджиния смогла удержаться на ногах.
Она находилась в общественном месте с забинтованным носом, громадным бандажом на физиономии, с кровью на свитере и в компании толстой женщины, растерянно взирающей на нее. Но ощущение того, что за ней следят, полностью исчезло. Мимо в инвалидной коляске проехал задыхающийся бледный мужчина; его катил широкоплечий медбрат. Вирджиния наблюдала за ними без малейшего напряжения. Всего несколько часов назад ей отчаянно захотелось бы узнать, почему этот мужчина задыхается, что заставляет его из последних сил ловить воздух ртом. Она была совершенно уверена, что, куда бы ни был устремлен взгляд больного, на себе она почувствовала бы другой взгляд – того, что стояло прямо за ней, внимательно, с алчностью кровожадного хищника всматриваясь ей в спину, в одну точку прямо между напряженными лопатками.
Может быть, все дело только в лекарствах, которыми ее накачали, но впервые за много-много недель Вирджиния почувствовала, как расслабилась ее спина. Кроме Беверли, никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Тень, стоявшая между ней и всем остальным миром, исчезла.
– Его больше нет! – Вирджиния рассмеялась, протянула руку и схватила край книги, которую держала Беверли. – Я больше не боюсь!
– Конечно, нет! – прошипела Беверли, выхватывая книгу из рук Вирджинии. – Я же вам говорила, что так и будет. Именно так почувствовал себя Джон за десять дней до смерти. Темная тень уходит, вы больше не ощущаете преследования. А затем, через десять дней, вы умрете.
– Но это абсурд! – воскликнула Вирджиния, смеясь. – Это просто...
– Паранойя? – Беверли подошла ближе, остановившись всего в нескольких дюймах от нее. – Подумайте о том, что происходило с вами на протяжении последних трех месяцев, – прошипела она. – Ну, если вы полагаете, что все последнее время вас мучили галлюцинации, то почему вы уверены, что они не начнутся снова? Просто так, снова на пустом месте?
Она щелкнула пальцами.
– Потому что даже если вы не верите во все это, – продолжала Беверли, – Карсвелл верит. Он ведь прекрасно знает, что он с вами сделал. И с его точки зрения, вы уже мертвы.
Беверли сделала шаг назад, прижимая к груди небольшую книжку в красном переплете. Смех Вирджинии оборвался, теперь она наблюдала за собственными мыслями так, словно они принадлежали не ей, а кому-то другому. Она вдруг поняла, что ее разум и чувства поменялись местами. В течение трех последних месяцев чувства говорили ей, что она находится в опасности, разум же пытался убедить в том, что все это не более чем страшный сон. Теперь все было наоборот. Вирджиния тяжело вздохнула, чувство беспомощности возвращалось.
– Карсвелл ни за что не позволит мне приблизиться к нему, – произнесла она, чувствуя, что силы вновь ее покидают. – И даже если мне удастся приблизиться к нему, он все равно от меня ничего не примет.
– Конечно, не примет, – воскликнула Беверли. – Незачем и время тратить на подобные рассуждения.
– Поэтому ровно через десять дней, – устало подвела итог Вирджиния, – я упаду с дерева и сверну себе шею.
Даже несмотря на продолжавшееся воздействие транквилизаторов, Вирджиния пожалела об этом своем последнем замечании, однако Беверли сделала вид, что не обратила на него внимания.
– Нет ни одного проклятия, которое невозможно было бы как-то преодолеть, – провозгласила Беверли, бросив хмурый взгляд на книгу, которую держала в руках. – Всегда есть способ остановить его действие или даже обратить его вспять. Просто нужно знать этот способ.
Беверли как-то жутко хихикнула.
– Он должен взять руны у вас, – прошептала она, – но ему совершенно не обязательно знать, что это вы их ему передаете, и ему не обязательно знать, что вы ему передаете.
– Не поняла.
– Вам придется замаскироваться.
Вирджиния издала стон.
– Послушайте меня внимательно! – произнесла Беверли с ликованием в голосе, затолкала книгу Карсвелла в сумку и стала искать в ней что-то еще. – Вы высокая, худая и стройная, – продолжала она, вытаскивая из сумки сантиметр, – и у вас не очень большие сиськи.
– Сиськи? – переспросила Вирджиния, пораженная такой вульгарностью.
– Кроме того, у вас на лице есть небольшое пятно от излишнего загара, морщинки вокруг глаз. Подобные особенности вашей внешности могут нам очень пригодиться...
– Морщинки! – Вирджиния инстинктивно подняла руки к вискам. – Какие морщинки?
– Вам вполне подойдет один из костюмов Джона, – сказала Беверли и жестом заправской портнихи измерила длину руки Вирджинии. – Придется немного ушить манжеты, но у него были очень узкие плечи...
– Вы хотите сказать, что намерены... – изумленно произнесла Вирджиния. – Неужели вы серьезно думаете?..
Беверли опустилась на колени и стала снимать мерку с ноги Вирджинии.
– Волосы мы вам покрасим, – сказала Беверли. – Немного театрального клея, аккуратная бородка...
Она подняла свое лунообразное лицо и взглянула на Вирджинию.
– Поднимите юбку, дорогая. Мне нужно измерить длину внутреннего шва.
Вирджиния отскочила от нее, прижимая юбку к ногам.
– Полный идиотизм! – крикнула она. – Мне никто не поверит! А особенно Карсвелл.
Беверли опустилась на колени с сантиметром в руках.
– Он поверит вам только в том случае, если вы действительно этого очень сильно захотите. – Ее глаза ее светились непонятной уверенностью в собственной правоте. Она процитировала по памяти: «Представление о том, что существует некая “врожденная”, “естественная” физическая основа того, что мы называем гендером, по сути своей есть эссенциалистское представление. Все категории социального порядка, будь то класс, раса или гендер, являются социальными конструктами. Гендер во всех своих проявлениях есть не более чем игра по определенным правилам».
Произнеся ученую тираду, Беверли лукаво улыбнулась.
– Я читала вашу диссертацию. Стиль кошмарный, однако суть я уловила.
– Минуточку, минуточку, – затараторила Вирджиния. – Постойте. Вы упрощаете сложное теоретическое положение...
– Может быть, может быть. – Беверли отмахнулась своей пухленькой ручкой. – Но свои доводы вам лучше оставить для ученого совета. А кстати, где моя сумка?
Вирджиния носком ноги подвинула сумку к Беверли, сама же осталась на достаточном расстоянии от нее.
– Беверли, – сказала Вирджиния, стараясь произносить каждое слово возможно более четко и ясно, – у нас все равно ничего не получится. Я ведь даже не знаю, где он сейчас находится.
Беверли засунула руку в сумку по самый локоть и стала шумно копаться в ней. Из сумки полетели ручки, листки бумаги для заметок, какие-то помятые клочки, клей, старый грязный карандаш.
– А я знаю! – воскликнула она, поднимая глаза к потолку и сосредоточиваясь в некоем подобии медитативной позы. – По крайней мере я знаю, где он очень скоро окажется. Ага! Вот!
