Томас Харрис
Молчание ягнят
3
Камера доктора Лектера расположена на значительном расстоянии от остальных; напротив нее – один только шкаф, да и в других отношениях она совершенно уникальна. Передняя стена, как и в других камерах, – решетка из мощных прутьев, но внутри, за этой решеткой, на таком расстоянии, чтобы человек не мог дотянуться, еще одна преграда – толстая нейлоновая сеть, от стены до стены и от пола до потолка. За этой сетью Старлинг разглядела привинченный к полу стол, заваленный бумагами и книгами в мягких обложках, и стул с прямой спинкой, тоже прочно закрепленный на месте.
Сам доктор Ганнибал Лектер полулежал на койке, с головой уйдя в изучение итальянского издания журнала «Вог». Он держал нескрепленные страницы журнала в правой руке, а левой откладывал прочитанные в сторону. У доктора Лектера на левой руке было шесть пальцев.
Клэрис Старлинг остановилась на некотором расстоянии от решетки, точно посередине небольшого холла.
– Доктор Лектер.
Голос вроде бы звучит нормально.
Он поднял голову, оторвавшись от журнала. На какое-то головокружительное мгновение ей показалось: от его пристального взгляда исходит странное жужжание. Но это от волнения шумело у нее в ушах.
– Я Клэрис Старлинг. Могу ли я поговорить с вами?
Ее тон, поза, расстояние, на котором она остановилась, – все было воплощенная учтивость.
Доктор Лектер размышлял, прижав палец к плотно сжатым губам. Затем не торопясь поднялся на ноги и легко прошел вперед по клетке, встав у самой сети, но не замечая ее, будто это он сам, по своей воле, выбрал расстояние, на котором следовало остановиться.
Он был невысок ростом, пластичен; в его руках, в движении плеч чувствовалась гибкая сила.
«Как у меня самой».
– Доброе утро, – произнес он, словно только что отворил ей дверь собственных апартаментов.
В хорошо поставленном голосе – чуть слышный скрежет, будто скрежет ржавого металла, – возможно, результат долгого молчания. Глаза доктора Лектера карие, с красноватым оттенком, почти вишневого цвета, и, когда отражают свет, в них загораются красные огоньки. Создается впечатление, что эти огоньки искрами слетаются к зрачкам.
Казалось, эти глаза вбирают в себя Старлинг целиком.
Она подошла чуть ближе к решетке и почувствовала, как по коже побежали мурашки.
– Доктор, у нас возникли проблемы с психологическим профилированием. Я пришла просить у вас помощи.
– «Мы» – это отдел психологии поведения в Квонтико. Значит, вы из команды Джека Крофорда.
– Да.
– Могу я посмотреть ваши документы?
Клэрис этого совершенно не ожидала.
– Я уже показывала свое удостоверение… В кабинете…
– Вы имеете в виду Фредерика Чилтона, доктора наук?
– Да.
– А вы попросили его предъявить вам документы? Уверяю вас, в его документах об образовании вы вряд ли найдете обширный материал для чтения. А с Эланом вы познакомились? Очаровательное существо. Не правда ли? С кем из них вы предпочли бы побеседовать?
– Пожалуй, с Эланом.
– Вы вполне можете оказаться репортером, подосланным ко мне Чилтоном. Я просто обязан посмотреть ваши документы.
– Хорошо.
Она подняла запаянное в пластик служебное удостоверение.
– Мне отсюда не видно. Перешлите его через кормушку, будьте добры.
– Не могу.
– Потому что он твердый.
– Да.
– Позовите Барни.
Дежурный подошел, постоял, подумал.
– Доктор Лектер, я разрешу передать вам удостоверение. Но если вы его не вернете, как только я попрошу вас это сделать, если придется всех вокруг беспокоить, чтобы получить его обратно, я буду ужасно огорчен. А если вы меня огорчите, вас свяжут и вы будете лежать так до тех пор, пока у меня не улучшится настроение. Кормление через трубку, подгузники и резиновые штаны – их меняют два раза в день, в общем, обычная процедура. И почту вашу задержу на целую неделю. Ясно?
– Разумеется, Барни.
Пропуск поехал внутрь камеры, и Лектер поднес его к свету.
– Курсант? Здесь сказано – курсант. Джек Крофорд посылает курсанта интервьюировать меня?
Он постучал пластиковым краем удостоверения по мелким белоснежным зубам, потом медленно вдохнул его запах.
– Доктор Лектер, – напомнил Барни.
– Разумеется, Барни. – Он положил удостоверение на поднос, и Барни вытащил карточку наружу.
– Да, я сейчас прохожу курс обучения в Академии ФБР, – сказала Старлинг. – Но мы ведь обсуждаем не ФБР, мы говорим о психологии. Разве вы сами не сможете судить, разбираюсь я в предмете или нет, во время нашей беседы?
– Ммм, – произнес доктор Лектер. – В самом деле… Вы удачно вывернулись… Барни, вам не кажется, что следовало бы предложить стул офицеру Старлинг?
– Доктор Чилтон ничего не говорил про стул.
– Где же ваши хорошие манеры, Барни?
– Принести вам стул? – спросил ее Барни. – Только ведь он никогда… ну, обычно тут никто надолго не задерживается.
– Спасибо. Если можно.
Барни достал складной стул из запертого шкафа, того, что прямо напротив камеры, поставил его перед ней и ушел.
– Ну-с, – произнес Лектер, усаживаясь у стола боком, чтобы быть лицом к ней, – так что же вам сказал Миггз?
– Кто?
– Многократник Миггз, в камере немного дальше по коридору. Он ведь вас обругал. Что он сказал?
– Он сказал: «От тебя п…дой несет».
– Понятно. Но этого запаха я не чувствую. Вы пользуетесь кремом для лица «Эвиан» и иногда духами «L’Air du Temps»[7]. Но сегодня вы специально не надушились. Ну и как вы относитесь к тому, что сказал Миггз?
– Он настроен враждебно, но причины его враждебности мне неизвестны. Это ужасно. Он враждебен к людям, люди враждебны к нему. Замкнутый круг. Петля.
– А вы враждебны к нему?
– Мне жаль, что он ненормален. А помимо этого, он мало что значит. Как вы узнали про духи?
– Пахнуло из вашей сумочки, когда вы доставали пропуск. Прелестная сумочка.
– Спасибо.
– Вы взяли сюда самую лучшую, верно?
– Да.
Так оно и было. Она долго копила деньги, чтобы купить по-настоящему красивую и удобную сумку, и это была самая лучшая из всех ее вещей.
– Она гораздо лучше смотрится, чем ваши туфли.
– Может быть, со временем они ее догонят.
– Не сомневаюсь.
– Эти рисунки на стенах – вы сами их рисовали, доктор Лектер?
– Вы полагаете, я приглашал сюда декоратора?
– Тот, что над раковиной, – это какой-то европейский город, правда?
– Это Флоренция, вон там – палаццо Веккьо и Дуомо – вид с форта Бельведер.
– И все это вы рисовали по памяти?
– Память, офицер Старлинг, – это единственное, что заменяет мне вид из окна.
– А там, я вижу, распятие? Но средний крест пуст.
– Это Голгофа, после снятия с креста. Карандаш и фломастер «Мэджик маркер», на оберточной бумаге. Это на самом деле то, что получил разбойник, которому был обещан рай, когда убрали пасхального агнца.
– Что же именно?
– Ему переломали ноги так же, как и его сотоварищу, который издевался над Христом. А вы что, никогда не читали Евангелия от Иоанна? Тогда посмотрите на картины Дуччо[8]: он пишет очень точные распятия. Кстати, как поживает Уилл Грэм? Как он выглядит?
– Я не знаю Уилла Грэма.
– Вы знаете, кто он. Протеже Джека Крофорда. Он работал до вас. Как его лицо?
– Я никогда с ним не встречалась.
– Попробуем подытожить былые достижения. Как, офицер Старлинг, нет возражений?
Помолчав секунду, она очертя голову бросилась в атаку:
– Лучше попробуем достичь новых итогов. Я принесла вам…
– О нет, нет… Это глупо и неправильно. Никогда не пытайтесь ответить остротой на остроту. Послушайте, попытка понять остроту и ответить на нее в том же духе заставляет собеседника совершить в уме поспешный и не относящийся к предмету беседы поиск, резко нарушающий настрой. Ведь успех беседы зависит от настроения, от той атмосферы, в которой она протекает. Вы начали прекрасно, вы были учтивы сами и правильно воспринимали ответную учтивость, вы добились ответного доверия, сказав правду, какой бы неловкой она ни была, о том, что вам крикнул Миггз, а затем ни с того ни с сего грубо перешли к опроснику, неостроумно сострив мне в ответ. Так у вас ничего не выйдет.
– Доктор Лектер, вы опытный психиатр-клиницист. Неужели вы могли подумать, что я настолько тупа, что попытаюсь надуть вас, подыгрывая вашему настроению? Поверьте, это не так. Я всего лишь прошу вас взглянуть на опросник. Вам решать – отвечать на эти вопросы или нет. Но что плохого может случиться, если вы хотя бы взглянете на него?
– Офицер Старлинг, вам приходилось в последнее время читать публикации отдела психологии поведения?
– Да.
– Мне тоже. ФБР – вот идиоты! – отказывается посылать мне «Бюллетень правоохранительных органов», но я все равно получаю его от букинистов. Кроме того, Джон Джей присылает мне «Новости» и психиатрические журналы. Они делят людей, совершающих серийные убийства, на две группы: одних числят по разряду организованных, другие у них дезорганизованные. Что вы сами по этому поводу думаете?
– Ну, это… самая основа различий, очевидно, они считают…
– Упрощенчество это, хотели вы сказать, иного слова тут не подберешь. На самом деле психология, как наука в целом, пока еще пребывает во младенчестве, а в вашем отделе психологии поведения она на уровне френологии[9]. Отправляйтесь на любой из факультетов психологии любого из университетов и взгляните на студентов и преподавателей: никакого профессионализма, сплошные энтузиасты-любители и прочие не обладающие собственной индивидуальностью профаны. Далеко не лучшие университетские умы. Организованные и дезорганизованные – вот уж поистине «самая основа различий», плодотворнее ничего придумать не могли.
– А как бы вы изменили эту классификацию?
– И не подумал бы менять.
– Кстати, о публикациях: я прочла ваши статьи о пристрастиях к хирургическим вмешательствам и о левосторонней и правосторонней лицевой симптоматике.
– Да? Первоклассные статьи, – сказал доктор Лектер.
– Я тоже так считаю. И Джек Крофорд говорил мне о них то же самое. Это одна из причин, почему Крофорд так стремится заручиться вашим…
– Крофорд Стоик стремится заручиться? Он, должно быть, занят по горло, если вынужден обращаться за помощью к курсантам академии.
– Он действительно занят и хочет…
– Занят делом Буффало Билла?
– Думаю, да.
– Да нет же, офицер Старлинг. Не «думаю, да». Вы совершенно точно знаете: он занят именно Буффало Биллом. Я подумал, что Джек Крофорд вполне мог послать вас ко мне расспросить об этом деле.
– Нет.
– Значит, вы не пытаетесь исподволь подобраться к этой теме?
– Нет, я пришла потому, что нам очень нужна ваша…
– А что вам известно о Буффало Билле?
– Не очень много. Об этом все вообще знают очень мало.
– Только то, что было в газетах?
– Думаю, да. Доктор Лектер, у меня не было доступа к секретным материалам по этому делу. Я всего лишь…
– Сколько женщин на счету у Буффало Билла?
– Полиция обнаружила пятерых.
– И со всех он содрал кожу?
– Да, с верхней части тела.
– Я ничего не нашел в газетах по поводу этого его имени. Вам известно, почему его называют Буффало Биллом?
– Да.
– Расскажите.
– Расскажу, если вы согласитесь взглянуть на опросник.
– Только взглянуть. Так почему же?
– Это началось с дурной шутки в отделе по расследованию убийств в Канзас-Сити.
– Ну?..
– Его прозвали Буффало Биллом, потому что он не только убивал, но еще и… свежевал… туши.
Клэрис Старлинг вдруг обнаружила, что выглядит в собственных глазах уже не перепуганной девчонкой, а неумной и пошловатой особой. И первый облик казался ей теперь меньшим из двух зол.
– Перешлите мне опросник.
Старлинг положила голубые странички на поднос и отправила его в камеру. Молча ждала, пока Лектер бегло просматривал листки, потом небрежно бросил их обратно.
– О, офицер Старлинг, неужели вы полагаете, что меня можно с легкостью вскрыть столь жалким, тупым инструментом?
– Вовсе нет. Я полагаю, что вы могли бы поделиться с нами своими идеями и, как человек проницательный и знающий, помочь в этом исследовании.
– И что, по-вашему, могло бы подвигнуть меня на это?
– Любопытство.
– По поводу чего?
– По поводу того, почему вы здесь. По поводу того, что с вами случилось.
– Со мной ничего не случилось. Случился я. Вы не можете свести меня всего лишь к некоторому комплексу воздействий. Вы променяли понятия добра и зла на бихевиористику[10]. Ради психологии, офицер Старлинг, вы с точки зрения морали обрядили всех и каждого в резиновые штаны с подгузниками. Ведь никто ни в чем не виноват. Взгляните на меня, офицер Старлинг. Можете вы мне в лицо заявить, что я – зло? Я – зло, офицер Старлинг?
– Я думаю, что вы – разрушитель. Эти два понятия для меня равнозначны.
– Зло всего лишь разрушительно? Тогда бури – зло, если все так просто, и огонь, да еще и град к тому же. Все то, что агенты страховых компаний валят в одну кучу под рубрикой «Деяния Господни».
– Сознательно совершаемое…
– Я – для собственного удовольствия – коллекционирую рухнувшие церкви. Вы не видели недавнюю передачу о церкви в Сицилии? Потрясающе! Фасад храма рухнул во время специально заказанной мессы и похоронил под собой шестьдесят пять бабусь. Это зло? Если да, кто же его совершил? Если Он – там, наверху, Он просто наслаждается подобными деяниями, офицер Старлинг. И тиф, и лебеди – от одного творца.
– Я не могу найти вам объяснение, доктор Лектер, но я знаю, кто мог бы это сделать.
Он прервал ее, подняв ладонь. Клэрис заметила, что рука у него очень красива, а средних пальцев – два, совершенно одинаковых, но это не нарушает изящества кисти. Редчайшая форма полидактилии[11].
Когда он заговорил снова, тон его был мягок и приветлив:
– Вам хотелось бы меня квантифицировать[12], разложить на составные. Разве не так, офицер Старлинг? Вы преисполнены амбиций и уверенности в себе. А знаете, как вы выглядите, на мой взгляд, вы – с вашей дорогой сумкой и дешевыми туфлями? Вы самая настоящая деревенщина, правда тщательно отмытая и отчищенная; пробивная деревенская бабенка, у которой все же есть некоторый вкус. Глаза у вас – как дешевые камушки, что дарят на день рождения: никакой глубины, поверхностный блеск, так и загораются, когда вам удается получить хоть крошечный, да ответ. Но за всем этим кроется ум. Вы из кожи вон лезете, только чтобы не походить на собственную матушку. Хорошее питание дало вам внешность получше – удлинило костяк, облагородило лицо, но ведь вы всего на одно поколение отошли от угольных шахт, офицер Старлинг. Вы из каких Старлингов? Из Западной Виргинии или из Оклахомы, а? Надо было монетку подкинуть, чтобы решить, куда податься – в колледж или в армию, во вспомогательные части. Как думаете? Сказать вам что-то очень личное о вас самой, а, курсант Старлинг? Там, дома, в вашей комнате, вы прячете нитку золотых бусин, тех, что каждый год добавляют по одной, и, изредка бросая на них взгляд, вздрагиваете – такими уродливыми и липкими они кажутся вам теперь, верно? Все эти надоевшие «спасибо вам», за которыми обычно следуют такие невинные поглаживания и поцелуйчики, от которых чувствуешь себя противно липкой, зато добавляется лишняя бусина… Скучно. Ску-у-у-ш-но. Это ужасно – быть умной, курсант Старлинг. Это может столько всего испортить. Да еще – вкус. Тоже злая штука. Когда вы будете вспоминать эту беседу, вспомните и о глупом животном, получившем по физиономии, когда вы пытались от него отделаться. «И если эти бусы стали казаться уродливыми и липкими, что еще покажется таким же на пути вперед и вверх?» – думаете вы по ночам. Разве я не прав? – закончил доктор Лектер тоном, добрее которого и представить себе было бы невозможно.
Старлинг подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
– Вы видите многое, доктор Лектер. Я не стану отрицать ничего из того, что вы сказали. Но вот вопрос, на который вы должны ответить мне сейчас же, хотите вы этого или нет: хватит ли у вас сил направить эту вашу высоковольтную проницательность на себя самого? Очень тяжко выстоять под такими лучами. Я имела возможность убедиться в этом в последние несколько минут. Так как же? Взгляните на себя и напишите правду о том, что вы увидели. Разве смогли бы вы отыскать более подходящий или более сложный объект? Или вы боитесь себя?
– Вы человек очень твердый, офицер Старлинг. Правда?
– Не кремень.
– И вам очень не хочется думать, что вы – как все, правда? Это вас уязвляет. Еще бы! Нет, вы совсем не как все, офицер Старлинг. Вы только боитесь быть такой. У вас какие бусины, семимиллиметровые?
– Да.
– Позвольте мне дать вам совет. Достаньте тигровый глаз, несколько просверленных камушков от рассыпавшихся бус, и нанижите их вперемежку с вашими золотыми бусинами: одну через две или две через три, как вам самой покажется лучше. Тигровый глаз отразит цвет ваших собственных глаз и блеск волос. Вам случалось получать открытки в День святого Валентина?
– Ага.
– Сейчас у нас Великий пост, до святого Валентина осталась всего неделя… Ммм, вы ждете открыток?
– Никогда не знаешь точно…
– Да, верно… Никогда не знаешь… Я вот думал о Дне святого Валентина. Вспоминается одна забавная вещь. Пожалуй, я могу сделать вас очень счастливой в этот день, Клэрис Старлинг.
– Каким образом, доктор Лектер?
– Прислав вам замечательную открытку-«валентинку». Надо подумать. А теперь извините меня. Всего хорошего, офицер Старлинг.
– А как же исследование?
– Знаете, во время переписи один счетчик попытался меня квантифицировать. Я съел его печень с бобами и большим бокалом «Амарона». Отправляйтесь-ка назад, в свою академию, малышка Старлинг.
Ганнибал Лектер, вежливый до самого последнего момента, не мог повернуться к ней спиной: он отступил назад от нейлоновой сети и лишь затем направился к койке, на которую и лег, бесстрастный и отрешенный, словно каменный крестоносец на могильной плите.
Старлинг вдруг почувствовала себя опустошенной, как после кровотечения. Она провозилась дольше, чем требовалось, укладывая бумаги в атташе-кейс, потому что боялась, как бы ее не подвели дрожащие колени. Отвратительное чувство провала, досада на себя овладели ею. Старлинг сложила стул, на котором сидела во время беседы, и прислонила его к запертой дверце шкафа. Опять идти мимо Миггза. Барни – очень далеко – что-то читал. Чертов Миггз! Нисколько не страшнее, чем проходить мимо бригады строителей или грузчиков на улицах города. А это ей приходилось делать ежедневно. Она зашагала назад по коридору.
Сбоку – совсем рядом – Миггз просипел:
– Я прокусил себе руку, чтобы подохну-у-у-уть. Видишь, сколько крови?
Следовало вызвать Барни, но, перепугавшись, Клэрис посмотрела в камеру, увидела, как Миггз встряхнул рукой, и, не успев отвернуться, ощутила на щеке и шее теплые брызги. Она отошла от камеры, убедилась, что это не кровь, а сперма, и услышала, что ее зовет доктор Лектер. Голос доктора Лектера звучал теперь иначе: режущий ухо металлический скрежет слышался гораздо явственнее.
– Офицер Старлинг!
Он встал с постели и кричал ей вслед, а она шла прочь по коридору, шарила в сумке, отыскивая салфетки. А в спину ей неслось:
– Офицер Старлинг!
Клэрис уже овладела собой, словно встав на холодные стальные рельсы собственной воли. И шла вперед, к двойным бронированным дверям.
– Офицер Старлинг!
В голосе теперь звучали совсем иные ноты.
Она остановилась.
«О господи, почему я так хочу добиться от него ответа?»
Миггз сипел что-то ей вслед, она не слушала.
Клэрис снова стояла перед клеткой Лектера, и глазам ее предстало редкостное зрелище: доктор волновался. Она знала: он чувствует этот запах, он ведь чувствует любой запах.
– Мне очень жаль, что это случилось. Невоспитанность, грубость – несказанно безобразны.
Казалось, убийства, совершенные им, сделали его неспособным на грубость более мелкого масштаба. «А может быть, то, что меня вот так отметили, странным образом возбуждает его», – подумала Старлинг. Она не могла понять, в чем дело. Красноватые искры в его глазах слетались во тьму зрачка, словно светлячки во тьму пещеры.
Что бы это ни было, господи, пусть оно сработает!
Она подняла атташе-кейс.
– Пожалуйста, сделайте это для меня.
Видимо, она опоздала: он снова был спокоен.
– Нет. Но я сделаю так, чтобы вы не жалели, что приходили сюда. Я дам вам что-то совсем другое. Я дам вам то, что вы больше всего любите, Клэрис Старлинг.
– Что же это, доктор Лектер?
– Продвижение по службе, разумеется. Это получится прекрасно… Я очень рад… День святого Валентина – какие ассоциации! – Улыбка, обнажившая мелкие белоснежные зубы, могла быть вызвана чем угодно. Он говорил так тихо, что она с трудом смогла расслышать его слова. – Поищите свои «валентинки» в машине Распая. Вы слышите? Поищите свои «валентинки» в машине Распая. А теперь уходите: я не думаю, что Миггз сможет сделать это еще раз – не успеет, хоть он и сумасшедший, а, как вы полагаете?
