«Собачьи годы» – заключительный роман «Данцигской трилогии» Гюнтера Грасса. Он осмысляет историю Германии первой половины и середины XX века: предвоенное время, зарождение и расцвет нацизма, войну, послевоенные годы и период немецкого «экономического чуда».
Повествование в каждой из частей романа ведется от лица одного из персонажей: Эдди Амзеля – «жертвы», Харри Либенау – «свидетеля» и Вальтера Матерна – «преступника», каждый из которых по-своему воспринимает происходящее.
Гротескные образы, сюжеты и аллегории, пронизывающие повествование, отражают трагическую парадоксальность эпохи. Cатира становится для Грасса единственным средством, способным показать безумие общества, которое взрастило, а затем отрицало ужас Третьего рейха.
Внимание! Фонограмма содержит нецензурную брань.
Грасс прекрасен, как ни крути. Интересно, после скольких прочитанных книг уже можно причислять писателя к любимым авторам? Если двух внушительных по объёму произведений для этого достаточно, то теперь имя Гюнтера Грасса – однозначно в списке моих фаворитов. Впрочем, оно было там и раньше, уже после прочтения «Жестяного барабана» , но «Собачьи годы» окончательно убедили меня в том, что каких-либо сомнений по этому вопросу быть не может.На этом сайте в своих рецензиях на книги Грасса многие пишут о том, что немецкая литература скучна и занудна, и читать её – удовольствие сомнительное. Сказать по правде, я всегда склонялась примерно к тому же мнению, если не брать в расчёт всяких матёрых классиков вроде Шиллера и Гёте. Тем удивительнее, что Гюнтер Грасс, будучи ярчайшим представителем немецкой литературы и, в целом, продолжателем немецких литературных традиций, не вызывает у меня подобных отрицательных эмоций. Да, его повествование – очень «немецкое»: обстоятельное, подробное, неторопливое и немного самодовольное. Но всё это только внешние черты. Талант Грасса сумел разжечь в нем искру жизни, зарядил его каким-то внутренним ритмом, динамикой, нанизал даже не на единый стержень, а на прочный стальной каркас – сложное, но чёткое хитросплетение сюжетной арматуры. За счёт этого его книги читаются очень легко, кто бы что ни говорил, – нужно только ритм поймать.«Собачьи годы» – заключительная книга Данцигской трилогии (первая – «Жестяной барабан» , она же самая известная, вторая – «Кошка и мышь» ). Оскар Мацерат, главный герои «ЖБ», время от времени мелькает где-то на заднем плане в качестве малозначительного третьестепенного персонажа. И всё же «Собачьи годы» производят впечатление абсолютно самостоятельного литературного произведения – со своими специфическими чертами и индивидуальными достоинствами. И заставляют задуматься о каких-то своих вещах.Книга делится на три части, и повествование ведётся от лица трёх разных героев. Это довоенные, военные и послевоенные годы – формально разные, но по сути – одинаково собачьи годы. Помимо хронологического можно предположить и другой принцип деления романа на части. В финале один из главных героев – Эдуард Амзель – демонстрирует другу три «первичные эмоции», которые он вкладываем в свои птичьи пугала. Эмоции, лежащие в основе человеческого существования, – это плач, смех и скрежет зубовный. В какой-то мере они соотносятся с тремя частями романа. При этом последняя, пронизанная «зубовным скрежетом», представляет наибольший интерес и наделена особым смыслом, хотя поначалу описываемые в ней события вызывают главным образом отвращение – впрочем, вполне вероятно, что так и задумано.В третьей части повествование ведётся от лица Вальтера Матерна, в прошлом лучшего друга Амзеля, с детства славившегося особыми способностями по части скрежетания зубами, так что здесь он становится фигурой во многом символической. «Скрежет зубовный» как первичная эмоция – это ненависть, агрессия, жажда мести. По окончании войны Вальтер Матерн принимается за свои «матерниады», то есть акты мщения. Поначалу кажется, что они – всего лишь наглядное доказательство того, что больше всего мы склонны ненавидеть людей за свои собственные прегрешения и ошибки, свидетелями которых они стали. Кажется, что Вальтер Матерн, который сам, прямо скажем, является не самым приятным персонажем романа, просто перекладывает вину за свои неприглядные поступки на их свидетелей и опосредованных соучастников. Но потом становится понятно, что смысл происходящего гораздо сложнее. И этот странный герой оказывается чуть ли не совестью нации, едва ли не самым порядочным из всех, с кем его сталкивала жизнь (за исключением разве что Эдди Амзеля, у которого свои соображения и свои методы). Вальтер Матерн единственный не может забыть всего, что было. Так одной из главных тем романа становится тема памяти, а точнее – всеобщей забывчивости. Любопытный эпизод – появление на рынке чудо-очков (случившееся не без участия всё того же Амзеля). С их помощью дети в возрасте от семи до двадцати одного получили возможность проникнуть в тайны семейного прошлого – поразительный, неслыханный конфуз, делавший тщетным все усилия их родителей по отгораживанию себя от нелицеприятных эпизодов минувшего.
«Именно это стремление становится постепенно главной жизненной задачей всех заинтересованных лиц: забыть! Слова, воровато запихнутые в носовые платки, полотенца, наволочки и даже подкладку шляпы, – каждый должен уметь забывать. Ведь забывчивость так естественна. В памяти должны жить одни приятные воспоминания, а не эти мучительные пакости. Но это, конечно, тяжкий труд – вспоминать только положительное».
А Вальтер Матерн не может забыть всего и не может простить другим, что они забывают, – отсюда и все его акты возмездия, «имена, написанные в сердце, почках и селезёнке». Это имена таких же, как он, только чуть менее памятливых. Недаром, когда его принимают работать на радио, ему говорят, что его голос – из тех, в которых обретает голос прошлое. А Эдди Амзель потом выражается о немецкой забывчивости так:
«Нет, дорогой Вальтер, ты можешь сколько угодно хаять твою великую отчизну, – а я вот немцев люблю. Ах, до чего же они таинственны и исполнены богоспасительной забывчивости! Будут подогревать себе гороховый супчик на синем газовом пламени и ни о чём не вспомнят! А кроме того, нигде в мире не делают таких коричневых, таких добротно-мучнистых соусов и подливок, как здесь…»
Собственно говоря, сам Амзель, главный герой книги, с детства увлечённо конструирует птичьи пугала по образу и подобию живых людей и к концу повествования достигает в этом деле поистине невиданных, невероятных высот, ударяясь в ужасающий гротеск.
«Что верно, то верно: из каждого человека можно со временем сделать птичье пугало, – говорит он Матерну. – Ведь, в конце концов, – об этом никогда не следует забывать – птичье пугало создаётся по образу и подобию человеческому. Но из всех народов, что живут на земле, так сказать, в качестве птичьепугального арсенала, именно в немцах – даже ещё в большей степени, чем в евреях, – есть все задатки, чтобы однажды подарить миру этакое всем пугалам пугало, так сказать прапугало».
По сути, Амзель с его пугалами занимается моделированием реальности «в домашних условиях», он воссоздаёт реальность из подручных средств. И в этом он оказывается неожиданно близок Оскару Мацерату, у которого для аналогичных целей служил его жестяной барабан: он умел с педантичной точностью отбарабанить на нём всю историю своей жизни, своей семьи, а если понадобится – и всего человечества. И Амзель, и Оскар нашли себя в весьма своеобразных видах творчества, и всё их «творчество» являло собой не что иное, как переваренную жизнь, саму реальность, пропущенную сквозь призму восприятия этих необычных героев. И почему-то возникает ощущение, что сам Гюнтер Грасс – такой же, он с ними одного поля ягода, его творчество – того же рода. У его книг те же цели и тот же смысл:
«…Амзель не строил пугала ни простив столь близких ему воробьёв, ни против кумушек-сорок – он вообще ни против кого их не строил по формальным соображениям. Он имел совсем другое намерение: на опасную продуктивность мира ответить своей продуктивностью…»
Заключительная часть «Данцигской трилогии» далась мне крайне тяжело. Мучил я её с августа, т.е. почти полгода. По разным причинам делал долгие перерывы, читал по 5-10 страниц в день, но бросать было жалко. Всё-таки Грасс, надо отдать ему должное, писать умел и писал талантливо. Итак, «Собачьи годы»… Перед нами «учебник» истории Германии в период 20-50 годов XX века. Тех самых «собачьих годов», уложившихся в цепочку «зарождение нацизма – торжество нацизма – преодоление нацизма». Роман, собственно, и разделён на три части как раз под эту формулу. Первая часть – экскурс в историю Германии, города Данцига и близлежащей территории (родина Грасса). Экскурс довольно оригинальный – через сказки, предания и легенды. В сочетании с реальностью всё это даёт взрывной коктейль магического реализма в духе «Ста лет одиночества» Маркеса. Только у Маркеса про Колумбию, а у Грасса про Германию. Первая часть – история дружбы двух мальчишек: Вальтера Матерна и Эдди Амзеля. Вальтер – сын мельника, задира и драчун, склонный к актёрству. Эдди – наполовину еврей, талантливый изготовитель птичьих пугал. Детство ребят проходит на фоне зарождения и становления германского нацизма. Параллельно Грасс рассказывает историю одной собачьей династии, которой в скором времени будет суждено существенно повлиять на историю Германии. Вторая часть – хроника жизни Германии с момента прихода к власти Гитлера и до окончания Второй мировой войны. Тоже в своеобразной форме – в виде писем с фронта Харри Либенау своей кузине Тулле Покрифке (привет новелле «Кошки-мышки»!). В письмах раскрывается история жизни нескольких данцигских семей в трагичный период немецкой истории. Особое место уделено двум немецким овчаркам – псу Харрасу (собаке семьи Либенау) и его сыну Принцу. Дело в том, что Принц был выбран общественностью Данцига в качестве подарка фюреру и в последствии стал его любимой собакой. В связи с чем по всей Германии, а в Данциге особенно взращивается культ Принца и всего с ним связанного. Доходит до того, что к концу войны Принц заменяет собой фюрера. Встречаются здесь и старые знакомые Эдди и Вальтер – ныне враги на идеологической и национальной почве. Третья часть – история странствий Вальтера Матерна и прибившегося к нему пса Плутона по послевоенной Германии. В надежде справедливо покарать кого-нибудь из бывших знакомых нацистов Матерн бросается из одного угла страны в другой, но все они будто испарились. Перед Матерном предстают респектабельные чиновники, видные общественные деятели и просто уважаемые люди. Да и люди ли? Постепенное погружение в тонкости общественно-политико-экономического устройства послевоенной Западной Германии выводит на сцену всё больше пугал Эдди Амзеля. Вся «Данцигская трилогия» Грасса – это попытка осмыслить и переосмыслить то, что же произошло с Германией в первой половине XX-го столетия. И в основном это делается через призму детского восприятия. Почему? Потому что, во-первых, это личный опыт Грасса – его детство пришлось на годы воцарения нацизма, а юность – на годы Второй мировой. Во-вторых, дети всегда острее воспринимают события. Особенно трагические. «Собачьи годы» роман многослойный и прорваться сквозь эти пласты зачастую непросто. Диапазон заявленных вопросов простирается от мелких житейских проблем до ценностей в масштабе всего человечества. Там есть элементы и классической германской прозы, и магического реализма, и жесткая сатира. Ценность прозы Грасса, к примеру для меня, в возможности взглянуть на одни из самых трагичных событий прошлого века глазами народа, эти события и породившего. Народа, поверившего в заманчивую перспективу владеть всем миром, жестоко ошибившегося в этом и вынужденного платить за свои ошибки. Из минусов могу отметить излишнюю насыщенность деталями и нюансами немецкой истории и мифологии, что мне, как не немцу, не всегда было понятно. Но это я уже придираюсь. «Собачьи годы» – роман достойный и, несмотря на сложность языка и структуры повествования, рекомендуется мной к прочтению.
Как ни горько признавать, но в этой книге я не нашла никакого отклика. Читала, вникала, вновь возвращалась к уже прочитанному, чтобы стереть первое инфантильное впечатление, стереть пыль безразличия и скуки. Не получилось. После «Луковицы памяти» это произведение показалось невероятно-тягостно-скучным. Вчитывалась в описания, но оставалась глуха, внимала жизни героев, но не могла пропустить их через себя. Увы. Грешным делом подумала, что развлекательная литература разъела мой мозг, превратила его в кеселеподобное вещество. Ничего не было вреднее, чем сама эта монотонная жизнь поселения на берегу Вислы, эта странная жизнь и увлечения двух друзей, эти стечения обстоятельств, сопутствовавших рождению Туллы. Вмешаться в жизнь Данцига и его окрестностей было почти невозможно, но даже малейшее вмешательство вредило всему. Книга состоит из трех частей. Первая повествует о непрекращающейся борьбе двух религиозных направлений, которая была похоронена с началом дружбы Эдуарда Амзеля с Вальтером Матерном, развитии талантов Амзеля и перипетий детства, вторая – переписка Туллы с кузиной, а третья – о том, что стало с Вальтером Матерном. В нечетком повествовании, как в истории, все же можно проследить ту широкую линию, которая разделила первую и третью часть, старую и новую жизнь – война (хотя все вплеталось в ковер местной жизни очень медленно). Как я понимаю теперь, война – ядро жизни и творчества Грасса. P.S. Решила проверить, одна ли я тут что-то не нашла, или подсмотреть чего не поняла, но в предисловии нашла чего-то столь бессмысленное и наполненное литрами воды, что даже не смогла дочитать до конца. Эти предисловия к изданиям – глупость. Если читаешь до, то складывается неверное впечатление о книге ( вот уж чего не люблю), а биографией автора, такой необходимой, там и не пахнет зачастую. Если читаешь после, то только диву даешься, та ли книга была прочитана.