bannerbannerbanner
Ожившие камни Аргоса

Гюля Ализаде
Ожившие камни Аргоса

Полная версия

Глава четвертая

С тех пор как Леонидас обучился главному делу всей своей жизни, получив нужные знания и навыки по архитектуре и искусству скульптуры у учителя Аристэйоса, он начал метаться среди многочисленных идей и планов.

Вот и сегодня, уже простившись с великим скульптором и выйдя через дверь школы в новый, полный радостных ожиданий день, юноша закрыл глаза и подставил лицо солнцу, намереваясь впитать в себя необходимый заряд энергии от вечного светила. Леонидас улыбнулся и постарался задержать улыбку на лице дольше, чем это полагалось делать живому человеку. Но не прошло и минуты, как юноша заметил, что уголки рта начали дрожать, а радость сменилась нетерпением опустить голову и открыть глаза.

– Вот что не присуще каменным изваяниям! На то они и состоят из вечного, побеждающего время гранита, а мы – из хрупкой плоти, подверженной количеству прожитых лет! Природа, конечно же, знает, что делает, но я разгадаю все ее секреты, потому что влюблен в нее… – мечтательно произнес он вслух.

Сегодня Леонидас спешил посетить святилище Геры, расположенное на подножии горного хребта Эвбеи. Он несколько раз в неделю бегал туда, чтобы оставаться со своими мыслями наедине. Юноша смотрел на изображение богини, вытесанное на стенах храма, и недоумевал: по какой же причине здесь отсутствовала до сих пор ее скульптура?.. Геру он представлял себе настоящей красавицей, с четкими чертами лица и длинными струящимися волосами, которые спадали в реки, текущие по обе стороны от Герейона, воздвигнутого в ее честь.

Одна из рек – Элефтерион Идор – была олицетворением чистоты и непорочности. Ее любили и почитали настолько, что жрицы святилища использовали воду из нее для очищений. Другая, более бурная, несущая в себе потоки негодования и дикого свободолюбивого упрямства – Астерион, – являлась изгнанной Богами с Олимпа из-за своего неусмиримого нрава.

Леонидас почувствовал в себе потребность отдаться объятиям воображаемой богини-матери, чтобы ощутить ее сверхъестественную поддержку, перенять ее божественную мощь для уверенности в уничтожении прошлой жизни, которую он смог бы заменить новой, преисполненной совершенно невероятными и тем самым еще более желанными стремлениями. Он родился заново, обнаружив в себе абсолютно другого человека, способного понять свое предназначение и сделать то, чего от него ожидали Боги Олимпа.

– О Лео, Лео, ты не устал! Тебе всего лишь кажется, что солнце прожигает в данную минуту твои несчастные волосы, а под нею полную огня голову, поэтому думай о конечной цели и не жалуйся! – шутя, пытался подбодрить себя юноша, так как чувствовал неимоверную усталость от жары и еле передвигал ноги.

Если к Зевсу он испытывал глубокое уважение и смиренную любовь, то с Герой дела обстояли иначе. Леонидас не мог найти в череде хаотичных мыслей тот момент, когда стал настолько зависимым от ее тихого присутствия в своей жизни. Покровительница полиса, где он открыл глаза на мир, хотела от него чего-то особенного, и он ощущал это именно той частью своей души, что не давала ему покоя.

Дойдя до храма, юноша остановился, чтобы в сотый раз в его жизни преклонить колени перед двойным шестиколонным преддверием ее обители.

– Гера, богиня, красавица-мать!.. Та, что делает землю Аргоса плодородной, балует его детей изобилием всего того, что могут подарить им небо и земля, здравствуй вечно, как и всегда! Гера, я вновь здесь! Надеюсь, что сегодня ты избавишь меня от муки долга перед собой и тобою! Шепни моему сердцу о сути своего ожидания от грешного, но любимого тобою Леонидаса, ибо только на тех, к кому благоволят боги и люди, и те и другие возлагают сокровенные надежды! – протянув руки к вершине Герейона, прошептал он, боясь, что его может услышать еще кто-то, кроме богини.

Слова, обретя нежную легкость, разлетелись по его душе. Юноша был счастлив. Он чувствовал радость каждый раз, когда смотрел на колонны, поднимающие его к самым небесам.

– Я здесь, я есть, и все остальное – лишь пустяки, мелкие камешки, о которые можно споткнуться, а потом забыть об этом! Я воздвигну тебя, моя Богиня, сотворю твой образ, которому возрадуются даже камни Аргоса, и тем самым отблагодарю за то, что ты есть, я есть, и вместе мы представляем собой нечто неземное и способное любить! – произнес Леонидас, обращаясь к небу.

Пока он предавался воле мыслей, две жрицы вышли из храма и неторопливо побрели в сторону реки. В руках они держали большие ковши, куда собирались набрать воду для омовений. Юноша поспешил спрятаться за колоннами, чтобы не быть обнаруженным: ведь простым горожанам вроде него позволялось подниматься в храм только в седьмой день недели до полудня, когда богиня Гера могла наделить божественным вниманием своих земных детей. В остальное время беспокоить ее было запрещено, и это жестко каралось со стороны Гелиэи Фесмофетов – народного суда, состоящего из людей разного сословия. Они же выносили приговоры и заново выбирались в конце каждого триместра.

Судебные процессы начинались в полдень, завершая свою работу с заходом солнца, и по этой причине они называли свое сообщество Гелиэей – Солнцем. В судах участвовали трое архонтов – людей из высшего общества, выслушивающих остальных шестерых фесмофетов (выходцев из среднего сословия), которые были наделены правом принятия окончательного решения относительно определения вида наказания, применяемого к провинившемуся человеку.

Леонидас частенько нарушал закон, посещая храм в любой выбранный лишь им самим день недели. Юноша, несомненно, осознавал всю опасность данного действия, но запрещать себе что-либо не собирался, хоть и ужасался мысли быть осужденным и провести несколько недель в темнице.

Он выждал, пока жрицы зашли обратно в храм и, представив в воображении стоящую перед собой скульптуру великой Богини, поклонился ей.

Возвратившись домой к сумеркам, Леонидас осторожно открыл парадную дверь большим заржавевшим ключом, который сразу же уверенно заскрипел, словно заявив во всеуслышание о своей старости и исходящем из нее праве на заслуженную ворчливость.

Юноша тихо пробрался через длинный коридор в свою комнатушку, где, к своему удивлению обнаружил высунувшуюся из окна Филомелу. Высматривая что-то в темноте, она даже не заметила его присутствия рядом. На подоконнике стояла маленькая, но достаточно хорошо освещающая все вокруг лампадка.

– Что ты здесь делаешь так поздно? – шепнул Леонидас, наклонившись к волосам девушки.

Филомела резко обернулась и от неожиданности едва не вскрикнула.

– Зачем ты так подкрадываешься, Лео? У меня чуть сердце из груди не выскочило! – сердито выговорила она.

– Филомела, как ты вошла? И вообще, пристало ли девушке твоего происхождения и возраста прятаться по комнатам молодых людей? – с укором в голосе произнес Леонидас, отступив от нее назад.

– Ты никуда от меня не денешься, Лео, я и шагу отсюда не ступлю, пока ты не расскажешь мне, в чем же дело! Я столько ждала тебя, столько дней и ночей сосчитала, пока ты не закончил свою учебу! А теперь… теперь ты не обращаешь на меня никакого внимания! – схватив юношу за руку, ревниво проговорила Филомела. – Думаешь, я поверила тебе утром, когда ты что-то там бормотал про кладбище?! Наверняка сделал это, чтобы отвлечь меня от совершенного греха! Где ты был сегодня?.. Признавайся, но советую – придумай что-то более вероятное, в противном случае я просто задушу тебя!

– Ты еще здесь, ревнивая девчонка?! Я тебе врал, думаешь?! Может, это ты раскроешь мне причину своего абсурдного поведения?! – не на шутку рассердился юноша. – Мы не пара, Фили, и никогда ею не были! Ты нарисовала в своей голове то, о чем мне даже неизвестно! Я не обязан отвечать на твои вопросы! – возмутился он.

– Ты обязан, должен! И сам это знаешь, даже лучше меня! – повысила голос девушка, теряя самообладание.

– Не кричи, Фили! – строго обратился к ней Леонидас. – Что это значит?.. Почему я не могу просто прийти в дыру, которую считаю своим домом, и заснуть?.. Чего ты пристала ко мне?! Я устал, пойми, – а ты не даешь моим глазам, мыслям и телу отдохнуть и от себя, и… от тебя! Не приходи ко мне без приглашения, не надоедай!

Последние слова юноши окончательно вывели Филомелу из себя. От переполняющих ее сердце чувств она в первую минуту не нашлась что сказать, потом же продолжила, решив пристыдить его.

– Вот зачем я пришла! – со слезами обиды на глазах проговорила девушка и, подбежав к маленькой, прибитой к стене дощечке-полочке, взяла лежащий на ней сверток. – Это тебе, чтобы не остался голодным ночью!

Она сунула ему в руки свернутую в трубочку питу – вкуснейшую лепешку с оливковым маслом. Леонидас не успел опомниться, как Филомела выбежала из комнаты. Конечно, ему не впервые доводилось быть свидетелем скандалов, которые девушка периодически закатывала, но такого он не ожидал. Проблема зашла слишком далеко.

«Пора все расставить по своим местам, пока Фили окончательно не потеряла рассудок!» – решил юный скульптор, ощутив, как в его груди засело непонятно откуда взявшееся чувство вины.

– Ах, только этого не хватало! – с негодованием в голосе произнес юноша. – Мне необходимо думать о работе, о Гере, а я вместо этого терплю капризы глупой девчонки! О Боги, из-за какого моего прегрешения вы решили влюбить ее в меня, несчастного?! В чем я виноват перед вами?! – проворчал он и, сердито швырнув лепешку на пол, подошел к окну.

Пристально вглядевшись, Леонидас заметил, что Филомела уже успела добежать до соседнего двора. Он облегченно вздохнул. «Всё, там уже их дом. Ничего с ней не случится, перестань мучиться переживаниями! Да и на улице нет никого подозрительного! Конечно, кто в эту пору вообще не спит, кроме нее и меня?!» – раздраженно подумал он.

Взяв кусок угля, юноша сел на пол и попытался набросать на нем очертания женской фигуры. Но штрихи не удавались, и это занятие разозлило его еще больше. Леонидас никак не мог выбросить из головы навязчивые мысли о девушке, он корил и ругал себя за слабость.

 

– Что, чего ты хочешь, жалкий фигурник?! Ты способен лепить из глины только посуду и больше ничего! А еще фигурки, предназначенные для продажи на агоре, где ими восхищаются далекие от мира искусства люди! Уж лучше бы ты отказался от столь трудного выбора и работал бы торговцем, пересчитывая монетки и отпущенные тебе часы жизни для этого занятия!.. Глупец, где твой путь, почему ты не встанешь на него и не пойдешь в предопределенном самой судьбой направлении? Отчего тебя привлекает возможность заблудиться и потерять свою тропинку там, где царствует существо, называющее себя жизнью?! Заблудиться с ней, с Фили?! Нет, нет, только не с ней! – потирая занемевшие виски, судорожно шептал он.

Леонидас снова подошел к открытому окну. Вдохнув свежий предутренний воздух, он посмотрел на еле просветлевшее небо. Величественная тень ночи со всей своей темной любовью обнимала его, еще усиленно сопротивляясь озарявшим ее проблескам неминуемо наступающего утра.

– Вот что надо вдохнуть в статуи!.. – воскликнул юноша. – Это то, до чего невозможно дотронуться, но что не дает покоя сердцу, волнуя его все с большей страстью! Настоящее чувство, порождающее человека в человеке!

Его голос эхом пронесся по одинокой улице…

Глава пятая

Филомела со всех ног помчалась к отчему дому – но не от страха перед темнотой, а скорее из-за сердечного волнения, которое девушка испытывала по отношению к Леонидасу – виновнику своих детских грез. Он представлялся ей этаким героем, который умел создавать красоту, разрушив материал, из которого она впоследствии неизбежно состояла.

По дороге домой девушка не боялась быть замеченной, предполагая, что в эту пору спят не только жители, но даже и собаки. По забывчивости Филомела оставила лампадку в комнате Леонидаса, а на улице было довольно темно, поэтому ей пришлось идти лишь по наитию.

«Все, я дошла!» – только облегченно вздохнула она, подойдя к двери, как чье-то частое дыхание сзади заставило девушку застыть на месте. Сердце ее бешено заколотилось. «Неужели?! Неужели Лео?» – с надеждой подумала она.

– Фили, постой! – послышался за ее спиной тихий голос. – Филомела!

– Алексиус?! – обернувшись, насторожилась девушка. – Почему ты преследуешь меня в такое позднее время?.. Чего ты хочешь?!

– Я всего лишь пытаюсь защитить тебя от коварных людей, моя богиня! – волнуясь, ответил тот. – Зачем ты ходишь к нему по ночам? Как ты можешь так рисковать своей репутацией? А если бы этот грешник прикоснулся к тебе? Да я бы стал его палачом, Филомела! Леонидас всего лишь бездельник! Разве способен он составить достойную пару такой порядочной девушке, как ты? Люди поговаривают, что он не совсем в своем уме, и у меня есть этому доказательства! – даже не думая отставать от девушки, продолжал Алексиус.

– Доказательства? – удивившись его словам, чуть было не расхохоталась Филомела. – Алексиус, тебе надо хорошенько выспаться, а то несешь всякую ерунду! И хватит угрожать Леонидасу расправой, не смей! – пригрозила она ему пальцем. – Довольно тех глупостей, которых я наслушалась за сегодняшний день! Мне пора домой! Я должна войти прежде, чем проснется мать. А ты ступай уже отсюда! Ну же, живее!..

Девушка небрежно махнула рукой в сторону и отвернулась с брезгливым выражением лица. Филомеле не терпелось избавиться от назойливого парня, и она не думала даже скрывать свою недоброжелательность по отношению к нему.

– Иди, конечно же, поторопись! – подойдя к девушке так близко, что она почувствовала его дыхание на своем лице, прошептал молодой мясник. – Ты же знаешь, что Алексиус никому про твои похождения не расскажет, но помни еще и о том, что он тебя никому не отдаст!.. Помни, Филомела, помни!

Девушка испуганно рванулась в сторону, чтобы отстраниться от него, но тот ухватил ее за талию и привлек к себе.

– Отпусти меня, подлец! – не сдержавшись, вскричала она.

Словно опомнившись, Алексиус резко отдернул руки. Филомела, спеша, ворвалась в дом, выронив ключи на пороге.

– Фили, это ты там шумишь? – послышался голос проснувшейся матери.

Кириа Офелия уже стояла прямо перед дочерью, освещая ее бледное личико светом горящей лампадки.

– Я… Я встала… Кто-то постучался к нам, – еле слышно пробормотала девушка, опустив голову.

Удивленно оглядев ее с ног до головы, женщина подошла к двери.

– Когда же ты успела одеться? – с назревающим подозрением в голосе спросила она.

– Матушка, постой! Не надо! – попыталась остановить ее Филомела.

Но Офелия, мягко отстранив девушку, все-таки открыла дверь.

– Это ты, Алексиус? Что-то случилось? – увидев на пороге мясника, еще больше изумилась она.

– Кириа Офелия… да, это я! Вот, не рассчитал, перебрал вина сегодня ночью в таверне, да простят меня Боги. Потому случайно постучался к вам, – быстро солгал он.

Алексиус не сводил взгляда с прислонившейся к стене Филомелы. Она подняла на него глаза и сразу же опустила их, не выдержав его взгляда, словно прожигающего ее насквозь.

– Ничего не пойму, Алексиус, что ты там придумываешь! Ведь не подобает парню вроде тебя так, посреди ночи, околачиваться во дворе дома, где живет незамужняя девушка! Выпил чуток лишнего – так это твое право! Не осуждаю! Но что могут подумать о нас соседи?! – выговаривала ему недоумевающая Офелия.

– Да, кириа Офелия, вы правы во всем. Простите меня за беспокойство! – упорно продолжая смотреть на девушку, ответил Алексиус. – Предлагаю вам забыть обо всем, что произошло в эту ночь. Думаю, Филомела тоже поддержит меня!..

– Да, конечно же, забудем! – дрожащим голосом произнесла девушка. – Мне хочется спать! Пойдем, матушка, – обратилась она к матери, – прохладно что-то стало!

Все еще сонная Офелия, молчаливо согласившись с дочерью, зашла в дом.

Алексиус еще некоторое время стоял не сходя с места. Он был счастлив, поскольку смог что-то сделать для нее, своей любимой. «Теперь она точно обратит на меня внимание! Я помог ей, неприступной красавице Филомеле! Уверен, она забудет про этого умалишенного Леонидаса, которому одна дорога – в царство Аида!» – думал парень, решив уже пойти в свою лавку (где помимо того, что работал, еще и жил).

Проходя мимо дома, где оставался его заклятый враг, Алексиус вгляделся в окно его комнаты. Заметив в нем слабый свет, он почувствовал, как волна ревности захлестнула его с еще большей силой. Сгорающего от любви парня так и подмывало ворваться к ненавистному скульптору и покончить с ним раз и навсегда.

– Не сейчас, Алексиус, не сегодня! Потерпи – и та, которую ты хочешь заполучить, скоро будет твоей! Этот оборванец… он тебе не соперник! – злобно прошептал он.

Мясник хотел было зашагать прочь, но что-то его остановило. Злоба, порождаемая его навязчивой привязанностью к Филомеле, переросла в непреодолимое желание избавиться от противника сейчас же. «Или сегодня, или же никогда! Он каждый день околдовывает ее своими сумасшедшими идеями, потому она, молодая и неопытная, всецело доверяется ему!» – гневался Алексиус.

Он взволнованно ходил взад и вперед по улице, не решаясь все же на отчаянный шаг.

– Алексиус? – вдруг услышал молодой мясник голос Леонидаса.

Подняв голову, он увидел высунувшегося из окна юношу.

– Что ты здесь делаешь в такую пору? – словно что-то заподозрив, встревожился Леонидас.

Алексиус сжал кулаки.

– Разбудишь людей, будь тише! Спустись лучше, у меня разговор к тебе есть! – надменно ответил он.

– Разговор? – переспросил, распаляясь, скульптор. – Что ж, я сейчас! Давно намереваюсь поговорить с тобой по душам!

Леонидас, конечно же, понимал, отчего некоторое время назад в нем появилось бешеное желание побить мясника, но слово «разговор», так нагло произнесенное устами Алексиуса, не понравилось ему настолько, что он решил сделать это сегодня и с большим удовольствием ринулся на улицу.

– Ну, вот я и здесь, перед тобой, Лекси! – вызывающе обратился к нему юноша, подойдя почти вплотную.

Алексиус задрожал от злости. Подобная метаморфоза своего имени, да еще к тому же от врага, бесила его.

– Ты, бездельник, больше не смей даже ступать по той дороге, по которой проходит Филомела! – заорал он.

– Филомела? – состроил удивленное лицо Леонидас. – Ах, Фили… ты это про нее! – нарочно растягивая слова и тем самым еще больше раззадоривая Алексиуса, проговорил юноша.

– Она тебе не Фили, мерзавец! – прорычал тот, полностью потеряв власть над собой. – Закрой свой рот!

– Она мне не Фили? В самом деле?! Слушай меня внимательно, Лекси: ты уже нарвался на большие неприятности, когда в первый раз подумал об этой девушке, о моей возлюбленной, о моей Фили! – выставив вперед кулаки, злобно ответил Леонидас, но даже в гневе удивился тому, что назвал Филомелу «своей возлюбленной»

Не успел он опомниться, как Алексиус налетел на него, сбив с ног. Не удержавшись, Леонидас упал на землю и сильно ударился головой о камень. Непонятное ощущение онемения в висках затмила боль от ударов, которые мясник, сидя на нем, наносил по его лицу. Леонидас почти бессознательно ответил ему кулаком прямо по переносице. Пытаясь скинуть довольно массивного парня с себя, он нанес ему удар локтем, а потом еще и еще.

Алексиус свалился на бок, схватившись за грудь. Леонидас встал на ноги и, все еще качаясь от головокружения, несколько раз заехал сопернику ногой по бокам. Когда мясник захрипел, он понял, что сломал ему ребро.

– Ты, Лекси, дурак! – присев на корточки рядом с ним, произнес юноша уже без всякой злости в голосе. – Филомела есть и будет всегда моей! Она принадлежит мне! Еще раз замечу тебя рядом с ней – убью!

– Она сказала, что станет моей женой, придурок! – застонал, приподняв голову Алексиус.

Леонидас сжав пальцы, занес руку у него над лицом, но, задумавшись, на мгновение задержал ее в воздухе. Пламя осознания какого-то мерзкого, прилипшего к его душе подозрения начало жечь ему глаза. Он со всего размаху опустил кулак на лицо противника.

– Ты действительно дурак! – презрительно выговорил юноша и дико рассмеялся.

Алексиус ничего не отвечал.

Светало. Леонидасу ужасно захотелось спать. Вытерев кровь с лица, он побрел домой.

Глава шестая

Кто-то несколько раз произнес его имя.

Еле открыв глаза и вслушавшись в дневной шум, Леонидас понял, что видел сон, которого уже не помнит. Он был разбит. Тело его ныло со всех сторон, напоминая о драке с Алексиусом.

Пощупав лицо, юноша поморщился от боли. Левую щеку раздуло. Голову тяжело было поворачивать. Леонидас привстал, заметив, что лежит на голом полу.

– Мерзкий Лекси!.. Жалкое, ничтожное двуногое существо! – проговорил он с ненавистью.

Юноше показалось, что все вокруг пропиталось запахом гниющего мяса. Его начало тошнить. «Полежу еще немного!» – решил Леонидас, когда в дверь его комнаты осторожно, словно коготками, постучали.

– Я не дома, уходи! – еле слышно проговорил он.

– Лео, пожалуйста, отзовись! Ты в порядке? – послышался голос Филомелы.

– Нет никого здесь! – снова тихо промолвил он.

– Лео, просто отзовись, прошу, чтобы я убедилась, что ты живой! Прошу, Лео, умоляю! Накричи, чтобы я ушла, скажи, что надоела, но произнеси хоть что-нибудь! – не могла угомониться девушка.

После минутной тишины Леонидас уже было подумал облегченно вздохнуть и снова погрузиться в сон, как вдруг пространство его комнаты через щель между дверью и полом заполнили внезапно разразившиеся громкие всхлипывания, заставившие его все же встать на ноги.

Он открыл дверь. Девушка бросилась ему на шею и крепко обняла. Скульптор не сопротивлялся. У него не было сил.

– Угомонись, Фили, отстань! – слабым голосом произнес он. – Но… раз пришла, то должна будешь кое-что прояснить!

Девушка словно не слышала. Она и не думала отпускать его.

– Фили, Фили! – с просьбой в голосе проговорил Леонидас, пытаясь высвободиться из ее объятий.

– Лео, я так испугалась! Вся улица говорит о вашей драке! Он же мог убить тебя, зачем ты полез к нему?! – приложив руки к его лицу, промолвила Филомела со слезами на глазах.

Горячая волна крови внезапно охватила все тело юноши. Руки его задрожали.

– Он?.. Это первое, что пришло тебе в голову, – то, что именно он мог убить меня, а не я – его?! Выходит, ты меня считаешь последним слабаком?! Он же, он… – раскрасневшись, закричал Леонидас, от злости не находя подходящего оскорбления для Алексиуса.

– Лео, ты не так все понял! Я не то хотела сказать… я просто имела в виду, что он жесток и слишком силен! – виновато ответила девушка.

– Фили, уйди! – схватив ее за плечи и сжав их, угрожающе прошептал юноша. – Уходи сейчас же! Не заставляй меня быть грубым с тобой!

Девушка посмотрела ему в глаза. В них было столько обиды и гнева, что она испугалась.

 

– Отпусти меня, Лео! Пожалуйста, ты причиняешь мне боль… – тихо попросила Филомела, отведя взгляд в сторону.

– По какой причине он считает себя вправе говорить о тебе со мной, защищать тебя от «такого сумасшедшего», как я? С чего это Алексиус решил, что человек, которого ты ждала столько лет, является именно таким?.. Вот теперь, Филомела, ответь мне на эти вопросы! – он смотрел негодующе. – Как может мужчина, которого ты якобы совершенно не знаешь, стоять под моими окнами и вызывать меня на столь личный разговор, да еще требовать от меня объяснений в самой уничижительной форме?!

– Я… я не знаю, Лео! Он… Я ему нравлюсь, может быть… не знаю! – опустив голову, еле слышно сказала девушка.

Стиснув зубы, Леонидас приглушенно зарычал. Ему стало настолько больно, будто сердце его разлетелось на тысячи мелких кусочков. В ужасе Филомела попятилась от юноши к двери.

– Вот! То, что есть! Знал же!.. Знал, что ты точно так вот ответишь! Выходит, что днем, когда меня нет, ты кокетничаешь с ним, а по ночам бегаешь сюда? Значит, выросла девочка Филомела?! Если уж надумала играть в нежные чувства с двумя мужчинами сразу, точно выросла! – все больше распалялся Леонидас.

– Нет, Лео, нет! Я не понимаю даже, о чем ты! Алексиус… он, он… – не могла найти себе оправдания Филомела. – Ты несправедлив ко мне, Лео! – схватившись за голову, от безысходности зарыдала она.

– Алексиуса ты считаешь настолько сильным, что боишься за мою жизнь?! Ты сошла с ума?! Да?! Сошла с ума?! Да еще хвалишься тем, что он к тебе неравнодушен?! Думаешь, Филомела, что это все нормально для меня? Что я не рассержусь, что у меня нет чувства достоинства и ни капли гордости?! – не обращая внимания на ее рыдания, продолжал громко возмущаться Леонидас. – Уходи, Филомела… быстрее, пока я окончательно не потерял голову! Ты… ты выводишь меня из себя своими словами!

– Нет, я не уйду! – сквозь слезы упрямо возразила девушка. – Ты бросишь меня и больше никогда не станешь даже здороваться со мной, я знаю тебя! Потому буду стоять в этой комнате, пока ты не поймешь, что я ни в чем не виновата!

Леонидас осознавал, что начинает терять точку опоры, которая сдерживала его от полного погружения в мир грез, позволяющих ему видеть жизнь там, где ее не видел никто, кроме него; где скрывалась настоящая правда, которую невозможно было выдумать, – та, что никогда не стала бы служить и могла быть лишь только правдой. В последний раз он собрался с силами, чтобы закончить разговор, ставший для него настоящей пыткой.

– Слушай, Фили, – промолвил он, стараясь придать своему голосу как можно больше убедительности, – я не питаю к тебе нежных чувств, ну… того, что ты хотела бы получить от меня взамен своей любви. Я не смогу – пойми это, наконец, и забудь! Забудь обо всем, что связано со мной!

– Поэтому ты назвал меня своей возлюбленной при Алексиусе?.. Как ты можешь после этого утверждать, что не испытываешь ко мне никаких чувств?! Да в тебе сейчас говорит лишь злость, поэтому я просто подожду, Лео! – рассердилась Филомела.

Он не понял сначала. Леонидас не поверил в то, что действительно услышал от нее, – от девушки, которую начал любить всей своей сумасбродной душой. Это стало для него решающим ударом.

– Ты слышишь меня, Лео?! Только не говори, что такого тоже не было! – нерешительно продолжила Филомела, удивленно смотря на него и не понимая, по какой причине он молчит.

Леонидас отвернулся и подошел к окну. Ему не хватало воздуха, тело пробирала мелкая потная дрожь, но он верил, что небо поможет ему. Юному скульптору необходимо было пережить очередной конец своей мирской жизни, заставив себя отказаться от бытия еще одного человека, заставляющего его сердце трепетать радостным чувством.

Филомела не дождалась ответа, но ощутила сердцем: что-то с возлюбленным не так. Подбежав ближе, она схватила его за руку, намереваясь высказать все, что накопилось в ее душе, но тут же поняла, что совершила самую большую ошибку в своей жизни. Девушка побледнела и затряслась.

Леонидас лишь горько усмехнулся.

– Сначала ты побывала у него, как я понял?! Кинулась со всех ног к Алексиусу, чтобы убедиться в том, все ли с ним в порядке! – покачав головой, повернулся он к ней.

– Нет! Нет! Всё не так, как ты подумал! Я хотела потребовать у него ответа за то, что он подрался с тобой, Лео! – плача, пыталась оправдаться она. – Пожалуйста, прости меня, если считаешь это ошибкой!

– Филомела, ты еще слишком мала для всего того, что закрутила вокруг себя! Даже не думай продолжать объясняться! Я не раз замечал твое благосклонное отношение к нему! Возможно, ты и сама не до конца понимаешь сути своих поступков, так я тебе все разъясню! Ты сомневаешься во мне больше, чем в нем! Только вот я этого никогда не пойму! Как, когда и чем Алексиус завоевал твое безграничное доверие?! – закричал Леонидас.

– З амолчи, Лео, не продолжай! Молю тебя, одумайся и замолчи! Все не так, не так! – схватившись за волосы, плача и дрожа от пробирающей ее насквозь правды, отрицала девушка.

– Неправ?.. Несправедлив?.. Перестань, Филомела! – постарался уже более спокойно изъясняться Леонидас. – Если все не так, как ты утверждаешь, значит, тебе просто нравится быть в центре внимания и хочется ощущать восхищение со стороны мужчин! Но во мне ты ошиблась. Вся эта грязь… это не про меня! Алексиус – ничтожество, он не слишком достойная пара для тебя, – юноша остановился, чтобы вдохнуть воздуха, – но это, конечно же, твой выбор. Теперь же, когда я надеюсь, что смог донести до тебя истинную суть твоих, именно твоих чувств, – указал он на нее пальцем, – оставь меня одного. Я не создан для тех отношений, которые нужны тебе, пойми это навсегда! Для меня только одно имеет настоящую ценность – это моя работа! Ты же ничего не значишь!.. Да. Только так…

Таким хладнокровным и невозмутимым Филомела видела Леонидаса впервые. Вконец растерянная девушка не могла сдвинуться с места. Она поняла, что уже не сможет ничего исправить. Возможно потом, когда-нибудь… но точно не сегодня.

Леонидас же, не спеша взяв кусок угля, сел на пол и начал чертить. Юноша старался вести себя так, будто присутствие девушки его уже никак не смущало.

Все так же плача, Филомела с трудом пересилила себя и вышла. Она хотела закрыть за собой дверь, но почувствовав, как что-то кольнуло в груди, девушка оставила ее приоткрытой. «Нет, я не уйду из его мира! Никто, ничто не сможет разделить нас!» – отчаянно пронеслось в ее юной голове.

Леонидас отбросил уголь и прикрыл уши руками, чтобы не слышать звук ее быстро удаляющихся шажков.

Ему тяжело было оставаться сегодня дома. Набросив на плечи хитон, юноша вышел. Стараясь пройти по улице как можно незаметнее, он накинул капюшон.

Юный скульптор спешил туда, где смог бы остаться совсем один и не слышать ничего, кроме собственного дыхания и тихого перешептывания мыслей…

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22 
Рейтинг@Mail.ru