Григорий Лерин
Фаренгейт 10+1

Глава 1. Алена и любитель дедукции

Она шла по припорошенному утренним снегом тротуару: легкая улыбка на губах, а улыбка в сияющих глазах грозила вырваться и затопить счастьем весь мир. Ее взгляд блуждал над головами прохожих, поэтому она не замечала повышенного внимания, сопровождавшего ее во время прогулки. Она была не самой привлекательной из идущих по улице представительниц прекрасного пола, и короткая меховая куртка на ней тоже была далеко не самого крутого бренда, но, тем не менее, она уверенно притягивала взгляды и мужчин, и женщин, а некоторые даже оглядывались ей вслед. Мужчины с одобрением: «Какая куколка!», а женщины с пониманием и легкой завистью: «Влюблена по уши! И думает, что он тоже. Ну-ну…».

До сих пор неизвестно, можно ли лопнуть от счастья. О таких удивительных происшествиях нам не сообщали даже популярные телепередачи, освещающие благодатно-неисчерпаемую тему: «А вот был еще такой случай». Но повсеместно утверждают, что, когда эмоции хлещут через край, им нужно дать выход. Желательно, наименее разрушительный. Вот и наша улыбчивая незнакомка, видимо, подумала о том же и, не доходя до перекрестка, свернула к углу дома, на ходу вынув из сумочки смартфон. Остановилась у стены и наконец-то осмысленно огляделась по сторонам. После чего повернулась к прохожим спиной, набрала номер и приложила телефон к уху.

– Мама?… Мама, ты не представляешь! Меня взяли в шоу! Ведущей!… – Неглубокая морщинка появилась между ее бровей, почти прервав улыбку, но всего на пару секунд. – Ну, почему только проститутки, мама? Разные бывают… Хорошее шоу. И название хорошее: «Женское сердце»… Нет, мама, ты пока не приезжай… Ну, что: «Ой, Алена»? Я уже двадцать пять лет Алена…

Она снова оглянулась, прижала ладонь ко лбу и покачала головой.

– Я так счастлива, мама!

Ну, что ж… Обычно женщины гораздо более проницательны в подобных вопросах, но на этот раз мужчины оказались ближе к истине: девушка действительно была очень симпатичной. Пусть и не самой симпатичной на улице, как уже прозвучало выше, но более симпатичные девушки в этот день так замечательно не улыбались.

Девушка перестала быть незнакомкой. Мы узнали, что ее зовут Алена, что ей двадцать пять лет, и что она – творческая личность. Потому что, вне всякого сомнения, и, может быть, вопреки расхожему убеждению, ведущие шоу – личности творческие. Не менее, чем артисты. Ведь в каждой истории им необходимо сыграть роль непосредственного участника, убедить публику в своей вовлеченности в происходящее и через это убеждение заслужить право не только задавать глупые вопросы, но и самому на них не слишком умно отвечать. Так и зарабатываются одобрение и рейтинг.

Еще мы узнали, что у Алены есть мама – такая обычная хорошая мама, до сих пор считающая двадцатипятилетнюю девушку ребенком. Мама скучает и воспринимает любое событие в жизни дочери как повод немедленно вскочить в поезд, приехать и поддержать. И, обратившись к дедукции (а она нам еще не раз понадобится в этой истории), предположим, что хорошая мама уже на пенсии, если готова вскочить в поезд в любой момент. В таком случае, Алена у нее – ребенок поздний и воспитанный, скорее всего, в строгих нравах, соответствующих маминому представлению о шоу и его ведущих. Косвенным подтверждением этого вывода может служить очевидный факт, что у Алены нет молодого человека, по крайней мере, на данный момент. Иначе, первый счастливый звонок о том, что ее взяли в шоу, предназначался бы ему.

Несомненно, Шерлок Холмс сказал бы о ней гораздо больше, и, что немаловажно, все бы потом сбылось. Но не всем быть Шерлоками Холмсами, и, вообще, не очень прилично бесконечно пялиться на незнакомую девушку на улице с ничем не оправданным желанием выведать ее секреты. А вдруг она заметит и спросит: «А чего мы тут уставились, как коронавирус на Роспотребнадзор?». Можно, конечно, честно и интригующе ответить: «Я занимаюсь дедукцией» в надежде, что девушка достаточно начитана, чтобы не перепутать дедукцию с мастурбацией, и не двинет коленом между ног. Но, даже если она просто отвернется, пойманный мельком пристальный взгляд ее немного озадачит, собьет с толку, и она уже не будет так же лучиться улыбкой, как делала это несколько минут назад.

Нет уж, пусть идет дальше, улыбаясь своей сбывающейся мечте.

Прошло около трех недель, и мы снова встретились с Аленой. Нужно ли добавлять, что встретились совершенно случайно? Пожалуй, не стоит. Спровоцированный светящейся улыбкой интерес к ее персоне проявился слишком отчетливо, поэтому не будем лукавить – мы за ней не то, что бы следим, но наблюдаем. И постараемся, чтобы эти неслучайные встречи продолжались, как можно дольше.

В этот раз она не улыбалась, и, более того, тревожная морщинка, кажется, надолго обосновалась у нее на лбу. Она сидела в кафе: уютном, недорогом кафе с чистым полом, деревянными столиками и бархатистым запахом свежезаваренного кофе. Напротив нее вертела в руках смартфон ухоженная красавица, которой слово «куколка» подходило гораздо больше, чем Алене. От ее лица веяло чем-то безупречно-пластмассовым, синтетическим, и ни один штрих, ни один волосок не вырывался из стройных рядов ее макияжа и прически. О том, что девушки состоят в дружеских отношениях, а не просто коллеги, можно было судить по доверительным позам и выражению лиц, что, правда, не помешало невидимой дымке непонимания заполнить небольшое пространство над столом.

Подружка положила смартфон на стол рядом с Аленой.

– Нет, Аленка, я от тебя местами тащусь просто! При чем здесь: нравится – не нравится? Главное, ты ему понравилась – вон как липнет!

На экране смартфона светилось фото: очень немолодой и очень полный мужчина улыбался в объектив ровными искусственными зубами. Рядом стояла Алена в вечернем платье с блестками и тоже с соответствующей мероприятию улыбкой. Рука толстяка скрывалась за ее спиной, но было не похоже, чтобы он держал ее за талию.

Алена покачала головой и вздохнула.

– Он меня достал уже! Такой противный!

– Ну, противный… А дальше? Это в сказках жар-птицу за хвост ловят. А в жизни ловят как раз продюсера – угадай с двух раз, за что? Или в магазин – и строй там из себя недотрогу по двенадцать часов на ногах.

– Тебе хорошо говорить… – Алена резко провела пальцем по экрану смартфона и выставила фото с толстяком за виртуальную дверь. – Теоретически я все понимаю. Но, как подумаю, что сегодня вечером к нему идти… Хоть увольняйся!

– Ой, скажешь тоже! И чего ты, вообще, колотишься раньше времени? Может быть, к нему как раз сегодня внуки домой придут навестить дедушку. Я один раз так обломилась со своим третьим.

– Да какое домой! Он же меня в «Империал» приглашает! Программу обсуждать это называется!

– Круто! Значит, внуков там точно не будет.

– Вот именно!

Алена снова вздохнула и отвернулась к окну.

А за окном воздух серел и сгущался. Надвигался вечер.

Гостиница «Империал» находилась в десяти минутах ходьбы от кафе. Это было тяжелое монументальное здание, почти копия местного телецентра – гостиница отличалась лишь отсутствием антенной башни над крышей. Потому что построила гостиницу та же самая фирма, принадлежавшая… Впрочем, кому принадлежит эта строительная компания, и так все знают. Главное, что гостиницей «Империал» гордились и губернатор, и горожане. Особенно, звучным названием. И действительно, как же еще назвать серый бетонный куб посреди площади с вечно полопавшимся асфальтом и никогда не работавшими фонтанами? Конечно, «Империал».

Тишину в пустом гостиничном коридоре нарушили неясные звуки из-за двери с номером 214, за которыми последовал отчетливый женский вскрик:

– Нет! Я сказала: нет! – и не менее отчетливый, напоминающий пощечину шлепок.

Через несколько секунд дверь распахнулась. Из номера выскочила Алена, одной рукой прижимая к груди свернутую пополам куртку, другой одергивая спущенную с плеча рубашку, и заковыляла по коридору, припадая на одну ногу.

Следом вышел разъяренный полный мужчина с пунцовым пятном на левой щеке. Он швырнул на пол женский свитер и прорычал:

– Забирай свои шмотки, дура! Завтра дорабатываешь программу и все – уволена! К чертовой матери! И про телевидение вообще забудь!

Алена не отреагировала. Она полностью сосредоточилась на попытках не потерять на ходу наполовину надетую туфлю.

Вроде бы, обе стороны окончательно прояснили отношения, но толстяку этого показалось мало, и он крикнул:

– Шлюха!

Алена как раз проходила мимо подставки с небольшой металлической вазой и пластмассовыми цветами – такими же неискренними, как и название «Империал». Она схватила вазу, резко развернулась и швырнула в обидчика.

Бросок получился довольно точный, и, если бы толстяк не успел юркнуть в номер, ваза попала бы ему прямо в голову. Но она ударилась в дверной наличник и упала на пол рядом с рассыпавшимися цветами. После чего дверь захлопнулась.

Подобные инциденты в «Империале» случались нередко, а летом, когда гостиница заполнялась на сто процентов, даже часто и гораздо более бурно. Они вносили приятное разнообразие в работу гостиничных секьюрити, несущих двенадцатичасовые вахты на пульте видеонаблюдения.

– Смотри-ка… – Охранник указал коллеге на монитор, на котором Алена, зло прищурившись, уставилась на закрытую дверь номера. – Только что была овца-овцой. А сейчас вон какая тигрица! Нет, не тигрица – акула! Настоящая акула-людоед!

Второй охранник наливал кофе из кофемашины, из-за чего мгновенно отозваться на призыв не смог. Ему не удалось ни полюбоваться на превращение овцы в акулу, ни нормально попить кофе. Внезапно погас свет, пропало изображение на всех мониторах. Минут десять охранники, мигая фонариками и чертыхаясь, включали и выключали аппаратуру, перезагружали систему и пытались куда-то позвонить. Потом экраны и лампы снова вспыхнули.

Алены в коридоре уже не было. Не было ее свитера на полу, и вазочка с цветами стояла на подставке, а на ручке двери с номером 214 висела табличка «Не беспокоить».

Глава 2. Игорь и Дзен

Мы уже упомянули, что в нашем городе есть телебашня. Упомянули вовсе не для того, чтобы просто похвастаться без причин. Наверное, в каждом областном центре есть своя телебашня, и, если это так, каждый областной центр ею, несомненно, гордится. Вот и наш город… Нет, пожалуй, не будем его называть – ему и так предстоит привлечь к себе общефедеральный интерес, несопоставимый с провинциальной судьбой и не слишком избалованным вниманием населением.

Так вот, нашим телецентром тоже все гордятся: и губернатор – тем, что выбил на него какую-то совершенно фантастическую сумму из бюджета, и горожане – тем, что сравнительно небольшой по размерам телецентр является одним из самых дорогих в Евразии, и особенно телевизионщики – тех, кто не гордится, увольняют. И конечно каждый житель города хотел бы заглянуть за тяжелую рельефную дверь, за блестящий турникет, охраняемый бдительными церберами из ЧОПа, в эту кузницу программ и передач, которые по телевизору давно уже никто не смотрит.

У нас есть такая возможность, и мы незаметно проскочим вслед за двумя мужчинами, как раз входящими внутрь. Тем более, что они тоже сыграют немаловажную роль в нашей истории.

Они быстро шли по длинному и пустому коридору. Один, высокий и подтянутый, выглядел, как ковбой, от которого сбежала лошадь, и это печальное событие оставило озадаченно-хмурое выражение на его мужественном лице. Сравнению с ковбоем немного мешало отсутствие широкополой шляпы и длинное, застегнутое наглухо темное пальто, но идеальных сравнений, наверное, не бывает. Вот и его компаньон напоминал бы уличного художника или музыканта, если бы не отсутствие навеянной искусством духовности на лице: прямые, схваченные резинкой волосы, куртка и джинсы, и небрежно намотанный на шею шарф, длинный конец которого все время соскальзывал с плеча. Первый шагал широко и уверенно, второй семенил рядом, стараясь не отставать.

– Нет, Игорь Саныч, это полный улет! – восторженно говорил он. – С этим проектом мы всех сделаем, всех на уши поставим! Уж поверьте, я восемь лет в шоу-бизнесе! Как вам только такое в голову пришло?

Высокий мужчина не реагировал и продолжал идти, глядя прямо перед собой, из чего можно было сделать уверенный вывод, что в этой двойке он главный. Но его спутник не сдавался.

– Знаете загадку про всадника без головы на лошади без головы? Нет? Это продюсер с телеведущей сексом занимаются… Я, конечно, извиняюсь, Игорь Саныч, но, чтобы продюсеру… Такая идея! Такой супер! Такой улет! Такого еще ни у кого не было! Я девять лет в шоу-бизнесе! Почти…

Вылетающие, словно стрелы из лука, восклицательные знаки все-таки достигли цели. Тот, которого назвали Игорем Александровичем, а мы будем звать просто Игорем, немного сбавил шаг и повернул голову к собеседнику.

– Идея была первичной. Потом я вложил в нее деньги и стал продюсером.

– Тоже идея-супер, хоть и вторичная!

– Вложил все, что имел, и даже больше. И если что-то пойдет не так, Денис, лошадью без головы буду я.

– Дзен… Меня тут все зовут Дзен.

– Дзен? Ты что – буддист?

– Ну, почему сразу буддист? Яндекс же – не буддист. А я, как Яндекс-Дзен, всех обеспечиваю по интересам. В общем, не волнуйтесь, Игорь Саныч, я с вами! Первый проект – как первый покер, должно повезти. Вы приметам верите?

Они дошли до конца коридора и свернули за угол, из-за которого выскочила кошка. Абсолютно черная, без единого светлого пятнышка. Она выгнула спину дугой, вздыбила шерсть и громко зашипела.

– Ай, блин, чуть не наступил! – неловко подпрыгнув, воскликнул Дзен. – Так вот, о приметах. Я утром на стоянке бомжа встретил. На Чубайса похож, как две капли воды. Это к счастью – примета железная!

– То, что к счастью, хорошо… – Голос Игоря прозвучал без энтузиазма, наверное он в приметы не верил. – Но давай сначала о проблемах. Что сказали в администрации?

– А что они скажут? Все, как я вам по телефону говорил. Первый раз что ли? Главное, что конверты взяли. Сказали, конечно, что проект очень необычный, но если в депкульте подтвердят, то у них претензий тоже не будет.

– А в департаменте культуры что?

– Да то же самое! Если в администрации претензий нет, депкульт не против. И конверты взяли, что характерно. Уже не передумают. Правда, попросили обоснование переписать.

– Что за обоснование?

Дзен махнул рукой, показывая, что и по этому поводу беспокоиться не стоит.

– Да такая чисто формальная бодяга на четырех страницах. Что проект оказывает воспитательно-патриотическое и культурное воздействие на аудиторию. Я и не думал, что прочтет кто-то. Обычно не читают. А тут прицепились, что патриотического там у нас ничего нет. Не страшно, поменяю на воспитательно-правовое.

– Да, воспитательно-правовое – это ближе к смыслу, – кивнул Игорь. – Ты молодец, Дзен. На лету соображаешь.

– Работа такая, Игорь Саныч.

В конце второго коридора они вошли в лифт, который бесшумно и быстро поднял их на шестой этаж. И снова длинный коридор, в середине которого Дзен остановился у двери с номером 666 и засунул руку в карман куртки.

– Мне сначала офис номер 13 предложили. Типа, на первом этаже аренда дешевле. Тринадцатый, представляете? А нам и на шестом этаже неплохо!

Он достал ключ, провернул его в замочной скважине и гостеприимно распахнул дверь.

– Добро пожаловать на командный пункт, Игорь Саныч!

Игорь и Дзен вошли внутрь, и дверь захлопнулась, перекрыв исходящий от них поток информации.

И здесь пока мы выяснили не очень много. Человека посетила яркая идея, и он решил воплотить ее в жизнь. Посетила она его не сегодня и даже не вчера, а, скорее всего, давно, иначе бы он не хмурился, а радостно улыбался, как Алена при нашей первой встрече. Почему мы вспомнили Алену? Да потому, что отличная идея сродни отличному предложению, о котором долго мечтал. Кажется, еще шаг – и ты на космодроме, и вот-вот ракета поднимет тебя на небывалую высоту. А потом, через довольно короткий промежуток времени человек начинает понимать, что идея, даже самая гениальная, сама по себе – ничто. О ней надо заботиться, кормить и поить, иначе, она загрустит, зачахнет и умрет, как питомец томагочи у нерадивого хозяина. Или украдут и воплотят другие – неизвестно, что хуже. К тому же, на входе на этот космодром мечты стоит будочка, из которой спросят: «А билетик на ракету приобрели? Предъявите!».

Но Игорю и его идее повезло: он где-то нашел приличные деньги или уже имел их до возникновения идеи, и стал продюсером. Возможно, повезло ему и с Дзеном. Во всяком случае, Дзен – то ли арт-директор, то ли культ-менеджер – пытается Игоря в этом убедить. Посмотрим…

Глава 3. Майор и лейтенант

В просторном кабинете на дорогом ореховом паркете лежал солидный мужчина с чисто выбритым черепом и аккуратной, почти бескровной дыркой во лбу. На его лице застыло удивленное выражение – казалось, даже после смерти он все пытался понять, как такое могло произойти.

Совсем молодой человек с соответствующими возрасту лейтенантскими погонами сидел в кресле у стола с компьютером и выдвигал ящики. Его старший коллега, явно умудренный жизнью и поощренный за это чином майора, стоял у двери с кожаной папкой подмышкой и расспрашивал крайне заинтересованную происходящим сотрудницу продюсерского офиса – даму с выдающимся бюстом, из-за которого она смотрелась не менее солидно, чем шеф, только ничему не удивлялась.

– Как утром выглядел? Да так же… – Она кивнула на лежавшее на полу тело. – Как обычно.

– Может быть, волновался? Нервничал? – уточнил майор.

– Ой, еще как нервничал! Он на выходные в Париж собирался, а ему что-то визу задерживали. Вот знал бы, так и не переживал бы из-за визы понапрасну.

– Никого не видели? Никто из посторонних не входил и не выходил?

– Так я же вам объясняю! Вдруг свет погас. В кабинетах-то еще ничего, а в коридоре – хоть глаза выколи! Не то, что посторонних – себя не видно! А когда снова зажегся, я к шефу заглянула узнать, не нужно ли чего. А он лежит уже… Значит, не нужно.

Лейтенант вынул из ящика фотографию, положил на стол и негромко, но очень значительно произнес:

– Товарищ майор…

– Хорошо. Спасибо. Пока свободны.

Во время всего разговора майор смотрел сотруднице прямо в глаза, поэтому улыбки на прощанье не удостоился. Что его, впрочем, не задело и не смутило. Вероятно, он гораздо охотнее удостоился бы второй звезды на погон, а взгляды на женские бюсты этому желанию никак не способствовали – скорее, даже мешали.

Когда дверь за дамой затворилась, майор направился к столу.

– Опять она, товарищ майор!

На фотографии хозяин кабинета стоял в окружении трех улыбающихся красавиц. Одной из них была Алена, и палец лейтенанта указывал на нее.

Майор лишь мельком взглянул на фото, кивнул и расстегнул «молнию» коричневой папки.

– А я и не сомневался. Почерк тот же. От почерка не скроешься.

Лейтенант перевернул фото и с удивлением уставился на начальника.

– Так ведь почерка нет. Ничего не написано.

– Вот тебе почерк! – Майор достал из папки две фотографии, одну положил на стол. – Продюсер номер один. Который в «Империале», не забыл еще? Выстрел в лоб, свет погас, камеры наблюдения не работают.

– Конечно не забыл, товарищ майор!… Хотел ее уволить. В гостинице поссорились. Она говорит, что, когда уходила, продюсер был жив. – Лейтенант взглянул на обратную сторону снимка. – А почерка нет!

Майор выложил на стол вторую фотографию.

– Продюсер номер два. Убит в своем доме, в лифте. Выстрел в лоб, камеры наблюдения не работают. Свет погас, консьержка никого не видела.

– И этого помню. Уволил ее через две недели. Через два дня убит… И тут почерка нет!

– Ладно, забудь про почерк. Я пошутил. – Майор указал на тело на полу. – Продюсер номер три. В офисе. Выстрел в лоб, свет погас, камеры не работают. Позавчера она уволилась сама. Три трупа за два месяца! И даже выражение лиц одинаковое! Удивление… Не ожидали…

– Удивились, что свет погас. Наверное, новые лампочки недавно вкрутили, – предположил лейтенант. – Будем хватать, товарищ майор?

– Хватать? За что? Ни отпечатков, ни свидетелей! Ни одной прямой улики! Только косвенные!

Палец лейтенанта скользнул по изображению Алены на снимке и замер на ее груди.

– А я бы схватил за косвенные, – задумчиво проговорил он.

В виду отсутствия опыта женские бюсты лейтенанту в работе не мешали. Конечно, старший коллега это заметил.

– Я так подозреваю, сейчас в ваших академиях про сбор доказательств не очень много рассказывают. Больше, наверное, про устройство электрошокера? – недовольно проворчал майор.

– Да, про электрошокер рассказывали! – охотно подтвердил лейтенант. – Электрошокер – царица доказательств!

– Вот я и вижу… Погоди, а почему царица? Электрошокер же мужского рода?

– Да, мужского.

– А царица – женского.

Лейтенант ненадолго задумался.

– Точно, женского… – Он кивнул на фотографии на столе. – И она – женского. Вы думаете, какая-то связь? Я пока не улавливаю…

Майор сгреб фотографии со стола, засунул в папку и протянул ее лейтенанту.

– Потом уловишь. Значит, так… Я в управление. А ты опроси еще кого-нибудь. Уборщицу, например. Уборщицы всегда что-то знают. Если в управлении не встретимся, вечером мне домой позвони. Папку не потеряй – здесь все свидетельства по делу. Ясно?

– Ясно, товарищ майор! Уборщицу опросить, папку не потерять!

– Правильно. Не перепутай только.

– Нет, не перепутаю, товарищ майор. Я же не смогу опросить папку.

– Да сможешь, если постараешься. Потому и говорю: не перепутай!… Ладно, увидимся.

Майор отвернулся и тяжело вздохнул.

Нельзя сказать, что дело об убийствах продюсеров взбудоражило город. Но там, где надо, о нем знали, поэтому даже без широкого общественного интереса оно имело все основания заслужить почетное звание: «резонансное». И успешное расследование вполне могло увенчаться той самой, второй звездой на погон. Вот только в напарники майору дали недавнего выпускника. Бьющее фонтаном служебное рвение лейтенанта старшего коллегу не впечатляло. Более того, майор очень подозревал, что в академии лейтенанта обманули и вместо багажа знаний выдали пустую тележку, а вся каша, которую он съел в курсантской столовой, не покинула организм положенными физиологическими путями, а прочно осела в его голове.

Уборщица, несказанно воодушевленная произошедшими в офисе событиями и временным отсутствием контроля, ушла по магазинам и вернулась только через два с половиной часа. Поэтому в управлении лейтенант майора уже не застал. Он уединился в рабочем кабинете и уселся писать отчет о проведенных мероприятиях.

Работа затянулась, и, когда усердный начинающий сыщик добрался до дома, в котором жил майор, совсем стемнело. Даже в окнах дома не было света.

Он щелкнул зажигалкой, пытаясь разглядеть цифры кода на двери подъезда, но дверь распахнулась сама. В темном проеме неясно обозначился человеческий силуэт.

– Добрый вечер, товарищ майор! Давно меня ждете? – обрадованно проговорил лейтенант. – Темень какая – не разобрать ничего!

Рука в черной перчатке протянулась к папке. Лейтенант хитро улыбнулся и спрятал папку за спину.

– Нет, товарищ майор. С вас причитается. Мне уборщица такого про всех рассказала! Коньяк, не меньше… – и на всякий случай добавил: – Это я шучу так.

Но товарищ майор, или кто бы это ни был, шутку не понял и разозлился. В грудь лейтенанта врезался шнурованный черный ботинок армейского образца. Удар был сильным: лейтенант отлетел метра на два назад, ударился головой о скамейку и сполз на землю.

От стены дома отделился человек, одетый во все черное и с черной балаклавой на голове. Рука в черной перчатке подняла папку, лежавшую у двери.

Человек в черном двинулся вдоль стены и растворился в темноте.