Григорий Жадько
Портрет для киллера
Портрет для киллера
Настя стояла у окна и смотрела во двор. Второй этаж идеальное место для обзора, и она так делала каждый вечер. Она не знала, да и не могла знать, что это невинное занятие обернется для нее совсем с неожиданной стороны, беда уже незримо караулила ее.
Светлые каштановые волосы девушки легонько раздувались от дуновений теплого ветра и щекотали открытые плечи, прикрытые лямками легкого, топика, а большие голубые глаза из-под длинных, дрожащих ресниц смотрели на мир открыто, восторженно и счастливо.
Девушка была приезжая. Она остановилась у дяди, главного пожарника Москвы, так он себя называл. Он обещал ее матери помочь Насте с поступлением в театральное училище. Сегодня с семьей он уехал в загородный дом, и ей было скучно и одиноко.
В тот год Москва, как и вся страна, жила запахом перемен и новых свобод. Открывали архивы и всплывали страшные злодеяния коммунистов всех мастей. И сносили памятники, и переименовывали улицы и города, и в обществе с новыми свободами и возможностями, поселялось безверие в реальные возможности власти управлять страной, так как люди потеряли все, что копили десятилетия, и откладывали на черный день, и зарплаты у людей стали нищенскими по сравнению с ценами в магазинах, в ларьках и на барахолках. Среди этого хаоса и безверия как грибы росли сомнительные кооперативы, и товарищества; и махровым цветом расцвела преступность, набившая руку на том, чтобы заменить государство в области взимания налогов с предпринимателей всех мастей и рангов. Но Настя была далека от всего этого, и столица вызывала у нее только чувство необъяснимой радости и душевного трепета.
Она стояла у окна, а на скамеечке во дворе сидел парень в джинсах и клетчатой рубашке и читал книгу. Он был худощав, но видимо спорт не был чужд ему. Мышцы, особенно в районе плечей у него были накачаны, а черты лица неправильные, но приятные. Все дополнял прямой нос и черные волосы, подстриженные коротко. Нижняя половина лица у юноши была с легкой небритостью. Не с той, что забывают побриться, а которую оставляют намеренно, тщательно удаляя ненужное. «Наверно тоже студент? Почему тоже? Сама еще ни дня не училась, а уже причислила себя к московским студентам, – расслабленно подумала девушка, – но он симпатичный!". У него была только одна странность, несмотря на лето руки его, были в тонких матерчатых перчатках.
Девушка широко открыла створки окна, поставила локти на подоконник и опустила голову на ладони. "Наверно студент живет рядом. Но он определенно ничего!» – опять пронеслась и запала у нее мысль. Вчера она тоже видела его. Он два или три раза, не спеша, проходил под ее окнами. "Если бы он жил у них в Чите, было бы неплохо". Парень видел, что она на него смотрит, но не обращал внимания. И даже иногда как-то криво и недовольно поглядывал в ее сторону, будто она мешала ему усваивать его литературу. "Конечно, это был какой-то московский задавака! В Чите бы они непременно познакомились. Парень ей определенно нравился, но это же Москва". Она разочарованно вздохнула и пошла, прилегла на тахту.
В субботу днем его не было, а вечером она открыла окно и вновь увидела его. Молодой человек был на месте и опять с книгой в руках, а рядом лежала спортивная сумка. «Пришел! Не запылился!» – уже как о знакомом подумала она, и опять поймала его быстрый недовольный взгляд. «Еще и нос воротит!! Воображала местный! Интересно, что у него в руках, учебник или какой-нибудь любовный роман? Наверно ему совсем не дают дома читать. Бедненький!».
Настя разыскала у дяди чистые листы ватмана, карандаш и резинку, тщательно вымыла разделочную доску, вытерла ее насухо и прикрепила к ней канцелярскими кнопками бумагу.
– Отлично! – одобрительно сказала она сама себе и вышла на лоджию, которая тоже выходила во двор. Она уже давно не рисовала, и карандаш плохо слушался пальцев, но, увлекшись, девушка почувствовала былую уверенность, и все стало получаться. Смелые штрихи ограничили зону головы. Легкие, едва заметные осевые – задали зону глаз, носа, волевого подбородка. Постепенно из этого хаоса черточек, линий все более явственно стали проступать черты лица молодого человека. Все было привычно. Задавака получался как живой. Она так и нарисовала его с немножко кислой физиономией. Взяв в руки импровизированный мольберт, она подняла его в одной руке повыше и стала, поглядывая на него, наносить завершающие штрихи, сравнивая с оригиналом. Она подспудно хотела привлечь его внимание. "А почему бы и нет!? – пронеслась быстрая спонтанная мысль в голове девушки. – Хочу я так! И все!" Но лучше бы она этого не делала, знала бы – не делала.
Парень, очевидно, заметил, чем она занимается, и буквально подскочил как пружина. Видно было, что он не на шутку встревожился и рассердился. Что-то, бормоча под нос, он торопливо пошел прочь и вскоре скрылся за старыми, со следами побелки, тополями, которые росли посреди двора.
– Ага! Не понравилось задавака! – с улыбкой, самой себе, сказала девушка, с удовольствием любуясь своей работой. – А поздно! … Поздно милый! – она еще больше расплылась в улыбке. – Портретик вот он! Уже нарисован и, по-моему, ты получился очень похож!
Ей нравилось рисовать, и она металась в своих увлечениях между театром и живописью. Думала поступать на худграф, но все-таки театр перевесил. «Так тебе и надо… обнимайся с тополями!» – мысленно вновь улыбнулась она и, сделав губы трубочкой, послала дурашливый воздушный поцелуй в ту сторону, куда скрылся молодой человек.
Но, задавака ушел, и сразу стало как-то скучно и невесело.
– Что делать?! Абсолютно нечем заняться? – невольно проронила Настя с вздохом и сладко и широко потянулась. – Как все-таки хорошо в Москве! Чудесное место это ваша Москва, совсем не Чита и парни неплохие ходят… Ходят и ходят…
Никто ей не ответил, и девушка почувствовала, что слегка проголодалась. Она прошла на кухню и попила чай с пирожками, которые сама пекла утром.
Длинные косые тени от деревьев становились все гуще и длинней и, наконец, сумерки потихоньку укутали двор. Почти стемнело, но фонарей еще не зажигали. Настя, скорей по привычке, опять подошла к открытому окну. И "О! Чудо!!!" … Она даже вздрогнула от неожиданности. Парень вернулся и сидел, как ни в чем не бывало на прежнем месте, и читал почти в темноте. «Чудной, да и только!! Что он там видит?! Странный такой! Может ему как-то дать знак, что я здесь? Пусть еще по психует! Он тогда становится таким милым и забавным. Студентишка!».
В это время из соседнего подъезда вышел погулять с небольшой собачкой, йоркширским терьером, грузный мужчина средних лет. Одет он был в дорогой импортный костюм Nike голубого цвета, но на ногах у него были тапочки. Судя по всему, он вышел на минутку и не собирался надолго задерживаться на улице.
Молодой человек мельком глянул в сторону мужчины и как-то необычно оживился, забеспокоился. Странная улыбка при этом озарила его лицо. Он небрежно бросил книгу в сумку, что-то достал из нее завернутое в газету и, набросив ремешок от сумки на плечо, направился в сторону мужчины.
Молодой человек шел, не торопясь, но в его походке было что-то неестественное. Он как бы делал усилие над собой, притормаживал, и не смотрел в сторону толстяка, пока не поравнялся с ним. Потом как-то лениво обернулся всем корпусом, и что-то коротко сказал ему… И … и тут же раздался легкий хлопок. Просто хлопок, как будто кто-то ударил в ладоши. Так порой бахают по плечу старого друга, которого давно не видел. "Привет, старина! Сколько лет, сколько зим!?" Но мужчина, очевидно, не обрадовался встрече, а как-то чудно дернулся, протянул руки к парню, как бы хотел ухватиться за него, ища опору, и вдруг упал как подкошенный. Собачка, подняв уши, присела, и весело побежала по дорожке, видимо решив, что с ней хотят поиграть. Но на нее никто не обратил внимания. Молодой человек на секунду другую замер в оцепенении, очевидно оценивая состояние мужчины, потом склонился над ним и поднес газетный сверток вплотную к его голове. Раздался еще легкий хлопок, в этот раз чуть мягче, как будто выбивали тяжелый пушистый ковер.
Это было все так неожиданно, что Настя буквально остекленела. Резче запахло смолистыми тополями, в ушах неприятно зашумело, наверно от волнения и легкий румянец бросился в лицо девушке. Она отказывалась верить своим глазам. Это был какой-то отвратительный плохо поставленный спектакль. "Если закрыть глаза – то ничего не будет!! – подумала она. – Просто закрыть!!" Но она продолжала напряженно смотреть не в силах даже на секунду отвернуть взгляд оттого, что творилось во дворе дома.
Молодой человек меж тем торопливо засунул сверток в сумку и стал оглядываться. Он вел, вел глазами… и увидел ее в окне и вперился в нее взглядом. Этот взгляд был холодный и пустой. Как будто на нее уставились глаза неживого человека. "Какие у него рыбьи глаза!" Настя вдруг с ужасом поняла, что, что-то произошло, и с силой и звоном захлопнула створки окна. От ужаса и нелепости произошедшего ее охватила оторопь. Она отскочила в угол и онемела. Мелкая противная дрожь сотрясала ее тело. Никаких мыслей не было. Было гадко и противно.
Окружающее сразу померкло в ее глазах. Весь мир и все вокруг исчезло, будто кто-то невидимый накрыл его темной пеленой. Стало холодно и пусто. Москва с ее красивыми башнями и рубиновыми звездами перевернулась с ног на голову. "Вот и столица! Вот и столица! – долбила мысль. – Как такое могло случиться!? Не почудилось ли мне!!?"
Спустя минут пять, когда шок прошел, девушка очень осторожно прокралась к окну. Встала у края и с замирающим сердцем глянула во двор. Ничего не изменилось. Так же лежал мужчина, а вокруг бегала его собачка. Только рядом с ним появилось темное пятно, которое все время увеличивалось. Парня не было. И вообще никого не было вокруг, а темнота начала окончательно скрадывать пространство.
Настя, поглощенная своими мыслями, и только что увиденным за окном, не слышала, как кто-то осторожно взбирается по водосточной трубе. Не заметила и легкой тени, которая стремительно метнулась и оказалась у них на лоджии. Когда молодой человек предстал перед ней, она не закричала и вообще не смогла вымолвить ни звука. Это было, как гром среди ясного неба и парализовало ее. Она смотрела на него, как наверно глядят на кобру, когда она в метре встает в боевую стойку перед атакой. Уже поздно, что-либо предпринимать. Время упущено. Осталось только принять неизбежный рок судьбы.
Киллер выглядел уставшим, но в глазах его читалась решимость и воля.
– Уф-ффф! – молодой человек еще не отдышался от подъема, – ну сделл-ал-ала ты мне беременную голову за-ра-за!
Настя молчала. Молодой человек оперся на косяк и приходил в себя.
– Ты … наверно меня не ждала касатка? – спросил парень, наконец, обернувшись с кривой усмешкой на лице.
Настя, молча безропотно, сделала утвердительный знак головой.
– А я пришел, – чуть с сожалением в голосе промолвил он и оценивающе, и бесцеремонно стал оглядывать ее с ног до головы.
Настя опять неопределенно кивнула.
– Немая что ли? Ты одна на хате? – поинтересовался парень, заглядывая в коридор и прислушиваясь.
– Я-я …одн-на! – сдавленно прошептала Настя, и голос ее показался ей самой себе чужой и незнакомый и звучал он как будто издалека.
Молодой человек быстро, но поверхностно заглянул в соседние комнаты и тут же вернулся. Настя сидела, пребывая в прострации. Ноги и руки ее, были полностью парализованы, а глаза и зрачки расширены.
– Ну-ну?! … Показывай зазноба, что ты там накалякала? – бросил он в повелительном тоне.
Дрожащими руками Настя вытащила из стола лист ватмана с его изображением.
– О! – Киллер удивленно посмотрел на Настю. – Клево мое мурло вышло! Ничего не скажешь. Умеешь. Наше вам с кисточкой!
Настя кисло улыбнулась и виновато развела руками. Наверно впервые в жизни успехи не порадовали ее.
– Копий не оставила? – деловито осведомился киллер, собирая лоб гармошкой и смотря пристально и напряженно.
– Нет, нет… Это все! – торопливо и испуганно подтвердила девушка.
Молодой человек очень медленно сложил вчетверо листок с портретом и аккуратно положил его в боковое отделение спортивной сумки.
– Где-то училась? – поднял он на нее глаза. – Хотя что рамсить. Сплошное непотребство, – процедил он и при этом недобро усмехнулся. – Возьму на память симпотка. Не возражаешь?
– Берите, – выдохнула Настя и опустила в пол глаза.
– Прямо Алёнушка! Еще бы тебе возражать. Кто бы тебя спрашивал, кукленок.
– Да это я так, – промямлила Настя, не поднимая глаз.
– Ну, это понты. Важно другое – если ты накалякала раз, ты можешь сделать это вновь. … Ты же можешь повторить? Скажи без базара.
Настя молчала вся сжавшись. Все внутри у нее замерло. Чувства, мысли, разум, сознание – атрофировались, и она превратилась в какую-то безвольную одноклеточную амебу, которой уже все равно, что будет дальше.
– Я тебя спрашиваю? —вновь более настойчиво бросил киллер.
– Да! Конечно. Я смогу, – как от удара плетью вздрогнула Настя и подняла на него глаза.
– Не брешешь. … Это мне нравится. Эх, жалко зазноба! Жалко. Ладно, вальну я тебя не больно. Как этого. Ты же видела, он даже не пискнул.
Киллер, не торопясь, достал из сумки сверток, завернутый в газету, развернул его. Газету сложил обратно в сумку.
– Да ты не это… не дрейфь! … Я же не фуфло какое-то. Умирать не страшно, если этим занимаются профи. Ясен перец, придется немножко потерпеть, но как без этого. Но это лучше, того, чем попасть к челу, который очкует, не уверен в себе или делает это впервые. Мне по барабану. Я привычный, так что с этим будет все в полном ажуре, – он помолчал, разглядывая ее и добавил. – Ну, ты же сама эту чахотку затеяла! Кого теперь винить. Расслабилась?
– Уже сейчас? Не-е-ет! Я нет… – сдавленно пропищала Настя, с трудом подняв глаза, на руку в которой он держал пистолет.
– О как! …Трепетулька! Зря! – с сожалением и разочарованием произнес киллер. – Что тут баланду травить. Тебе же хуже. Ну не напрягайся, будь паинькой!
Пистолет был небольшой, но длинный, а может, так, казалось, из-за набалдашника на стволе. Вороненая сталь приглушенно поблескивала и приковывала взгляд Насти. Так наверно гипнотизеры выкладывают на сеансе блестящие шарики, и лишают воли пациента. Киллер по-доброму улыбнулся и достал мягкую суконную тряпочку серого цвета.
– Да, успокойся я еще не того… марафет наведу…есть время…
Не снимая перчаток, киллер неторопливо стал протирать пистолет, очищать, от каких-то неведомых пылинок.
– Красава! – опять улыбнулся он. – Бесшумник на базе пистолета Макарова. Видишь, несмотря на массивный глушитель, он обладает хорошим балансом и использует штатные магазины от ПМ. Хотя, что я базарю… тебе это не интересно… и что ты в этом понимаешь.
Протирал он любовно, как бы гладил оружие, и в его движениях было какое-то мрачное и жуткое спокойствие и неумолимость асфальтного катка, который сам по себе катится с горки.
– Пуля дура. Зажмуриться от пули в черепушку это самое легкое, что удалось придумать нашим предкам. Пожалуй, легче кони двинуть только от передозировки герычем. Но это не наша тема. Ведь так?
– Я не знаю о чем вы? – сдавленно прошептала Настя.
– Да базарь нормально, дуреха. Ты же не дефектозная.
– Хорошо. Просто так получается.
– Я не гоню лошадей. Догоняешь? Настраиваюсь на работу. – Киллер помолчал и продолжил. – В смерти, конечно, ничего не может быть кайфового, и всегда не так красиво, как в советских фильмах про войну. Там туфта, высоко и с прекрасными словами умирают герои. Этого не обещаю. Киношники все гонят. Смерть почти всегда бывает я бы сказал, страшна и нелепа, но что делать. Кто-то должен этим заниматься. Все мы когда-нибудь станем жмуриками. И я и ты. Ну, ты чуть раньше. Планида у тебя такая. А могло быть иначе. Да блин!!
Киллер закончил протирать пистолет. Так же аккуратно как перед этим укладывал портрет, сложил вчетверо тряпочку и неторопливо поместил ее в тот же боковой карман сумки.
– Где тебе лучше?
– Что??!!! – с ужасом не поняла Настя, хотя, конечно, давно все поняла, но спросила в слабой надежде, что ошиблась.
– Ну, где лучше вальнуть, пиф-паф? На кухне? В ванной? Выбирай?
– Я – я-яя-я не знаю. Честно.
– Или здесь? Я и здесь могу, – с ласковыми и добрыми нотками предложил киллер и в глазах его читалось сожаление.
– Здесь наверно тоже можно. Как хотите.
– Можно, не можно…что ты как овечка! Попроси что-нибудь перед смертью! – Парень сильней нахмурился. – Закурить? … может выпить хочешь?
– Я …не пью и не курю, я из Читы приехала к дяде, это его квартира, он главный по пожарной части в Москве.
– Вот видишь! «Не пью-ю, не курю-ю…» – растягивая слова, передразнил ее киллер. – Значит, здоровенькая помрешь.
– Я поступать приехала в театральное, – быстро проговорила Настя, – экзамены закончились, завтра утром уезжать хотела.
– Хотела она. Хотела. … Мало ли кто что хочет…. Поступила?
– Да, меня приняли.
– Типа повезло тебе. А не светит, не поучишься уже. Чуешь, какой расклад. … Дядя помог?
– Наверно, мама просила, я точно не знаю! – чуть виновато созналась Настя.
– Дядя, конечно!! Ясен перец! Разве так в наше время из Мухосранска в театральный поступишь. Вот и дядины хлопоты пропадут. Жалко, может, артисткой бы стала.
– Жалко, – уныло согласилась девушка, и глаза ее стали влажные.
– Так-то ты ничего, даже супер, – киллер окинул ее хрупкую, нежную фигуру оценивающим взглядом, – мне такие нравились и нравятся, – он поджал губу. – Может, глядишь, и в киношку бы задвинули.
– Наверно, – потерянно согласилась Настя
– А тут все "беспонтово" оказалась не вовремя и не в том месте, – процедил он сквозь сжатые зубы, усиленно потер лоб и сплюнул.
– Ужасно глупо. Я понимаю.
– Причем тут глупо, не глупо. Лажа все это! Мало ли кто чего малюет. Вот ты меня нарисовала, другая еще кого, – он помолчал немного. Случай…!!! Такие обстоятельства. – Он поднес ствол пистолета ко рту и дунул в него. Он отозвался глухим свистом. – Лепота! Чистенький!! Не люблю, когда не следят за стволами или относятся к этому спустя рукава. У меня и в армии оружие всегда было в идеале. Комвзвода не раз это отмечал. Стрельба и оружие, это мое. Как мне не хочется заниматься этим с тобой, …ты бы знала!
– А вы же можете меня не убивать? – жалобно спросила Настя, отводя глаза в сторону.
– Ну, это ты брось "симпотка". Это я так сказал. Не обращай внимание.
– Не убивайте, что вам стоит, – взмолилась Настя, и в голосе у нее почувствовались задавленные слезы.
– Ну, хватит жалость педалировать. Тут погоду делаю я! – он закряхтел, как кряхтят, когда, хотят вежливо подать знак о своем присутствии. – Что? Ничего так и не придумала, что бы хотела сделать перед смертью?!
– Я- я – я … не хочу у-у-мирать! – промямлила девушка, теребя пуговицу на платье.
– И я бы с радостью хотел дружить домами. И ходил бы к вам на именины, а придется на похороны. Работа у меня такая, – он почесал затылок. – Во! Осенило, придумал! Что ты там сдавала на вступительных, расскажи перед смертью: басню, стишок?
– Я и то и то могу, – чуть просветлев лицом, выдавила из себя Настя, и ресницы ее неожиданно затрепетали.
– Ну, давай, задвигай, мне по барабану, – с лаской в голосе предложил парень, – послушаем.
Девушка напряглась, потерла лоб, виски.
– Нет, не могу. Все забыла, – с ужасом проговорила Настя, и глаза ее округлились.
– Ничего тебя "клинит!" – удивился киллер.
– Простите! Извините…
– Да блин! Что там у вас в Чите все такие?! Ей тут аут корячится, а она извините…, извините!!
– Я ведь завтра могла бы уехать, уеду. Честно. Освободите меня!?
– Да как я тебя отпущу голуба, – он подошел и погладил ее по голове. Она испуганно сжалась. – Не могу я.
– Отпустите! И никто ничего не узнает, и я никому ничего не скажу.
– Хм! Скажешь тоже. Это не в моих силах. Подстава.
– Правда!
– Сама подумай! И свидетель ты, и еще рисовальщица, каких поискать… мать твою!
– У меня и билет есть на поезд, я вам покажу. Могу прямо сейчас уехать на вокзал, переночевать там… и на поезд, как будто меня и не было здесь совсем. Ну-у-уу вот так… как-нибудь?!
– Да базар понятен, да не по понятиям это, … ничего не могу симпотка. За грязную работу с меня самого могут спросить и по полной!
– Но ведь никто не догадается, – горячо прошептала Настя и глаза ее светились робкой надеждой.
– Догадаются. Кому надо всё узнают. А потом и замочат.
– Замочат?!
– Ну, убьют! За косяк. Вот ты свои художества повторишь. Мой портрэт (он так и сказал портрэт) развесят на каждом столбе. Меня будут искать и рано или поздно заметут, это все равно дело времени, ведь так?
– Может быть. Но ведь это от меня зависит, а я не гу-гу. Наверно.
– Значит, я потенциально могу в СИЗО загреметь, и … – он поднял руку как бы ожидая ответа от девушки, но она была нема как рыба. – И … и на следствии, сдать заказчика. А кто это допустит. У заказчика знаешь сколько "бабла". Если он почувствует такой расклад, пошлет еще киллеров, чтобы меня ликвидировали по-тихому. Сам "закосячил". Засветился. Так что оставь я тебя, и мне крышка. Усекла?
– Да- а-а, – с потухшим взглядом промолвила девушка и опустила задрожавшие сильней ресницы.
– Ну, закончили базар, куда двинем, – с деланно залихвацкими нотками бросил киллер, но глаза его были грустные.
– Ой! Подождите. Секундочку! Я стишок кажись вспомнила! – хватаясь как за соломинку воскликнула девушка.
– Не длинный? – со вздохом спросил киллер.
– Да нет, – торопливо выдохнула Настя.
– Базарь голуба.
Девушка напряглась, как-то вымученно улыбнулась и развела руками.
– Опять забыла, – пробормотала она с широко открытыми от испуга глазами.
– Вот видишь, сама у себя пару минут жизни "слямзила". Ну ладно, идет, пару минут я тебе подарю. Может, в "толчек", в смысле в туалет перед смертью хочешь?
– Да. Можно. Хочу.
– Ну, пойдем, только не "шхерься", ни к чему. Я ногу поставлю, смотреть не буду.
Они прошли в туалет. Она безропотно устроилась на унитазе, посидела и встала.
– Что? Никак? – обернулся он, пряча улыбку в уголках глаз.
– Я при вас не могу.
– Мужчин боишься, …. … поди, и девочка еще?
Настя, молча обреченно, кивнула. Глаза ее были потухшие, и как бы закрыты поволокой и никаких мыслей в них не отражалось.
– Блин! Ну и работка у меня!! Что зажалась?
– Та-ак, – неопределенно хмыкнула Настя.
– Ну, выпить то хоть есть на этой хате?
– Есть. Вот тут в шкафу, – торопливо пробормотала девушка, делая непроизвольное движение всем телом к кухонному гарнитуру.
– Спокойней дуреха, не дергайся.
– Извините.
Когда она раскрыла створки, глаза у молодого человека разбежались от обилия спиртного. Чего тут только не было. Дорогие водки, коньяки, бренди, всевозможные виски, ликеры, ром, джин. Он неторопливо и с удивлением рассматривал внушительную коллекцию.
– Откуда?
Девушка пожала плечами:
– Дядя не покупает точно. Дарят, наверно.
– А что дядя не пьет?
– Пьет, но не успевает.
– Вот это подогрев!! "Кайфово" быть главным пожарником Москвы!! – присвистнул киллер, – мне вот за всю жизнь ничего не подарили. Выспоришь, и то обломают. А тут такой лабаз!
Молодой человек выбрал плоскую бутылку бурбона в объеме 0,75. Она была в деревянном ящичке и утопала в дубовых стружках.
– Woodford Reserve … 45 градусов, Кентукки! – шевеля губами проговорил он, – это в Америке? Однако! Не "палёнка?" – деланно сморщился парень, нагоняя важности.
– Да нет, конечно!! – отмела его подозрения Настя.
– Я думаю, – улыбаясь, согласился он. – Давай тяпнем для храбрости. По шкалику. Хотя это конечно беспредел. Я на работе очкую пить.
Настя потянулась, доставая с верхней полки хрустальные фужеры.
Молодой человек внимательно проводил взглядом ее движения, изогнувшуюся фигуру девушки, неосторожно приподнявшийся край платья.
