Григорий Хайт
Неизвестное об известном
Бомба РДС-1 сработала 29 августа 1949 года в 7 часов утра. А дальше что? Дальше уже неинтересно. Два года спустя взорвали вторую бомбу, РДС-2. Но это было уже не так драматично. Даже позволили себе некоторый экспромт – слегка поменяли американскую конструкцию. Бомба оказалась вдвое удачней американской: рванула с силой 40 тысяч тонн тротила.
А потом. Тихонько. Это самое уникальное место, Арзамас-16, полное страстей, событий, разочарований и находок, превратилось в обыкновенное советское предприятие с профкомами, месткомами, партсобраниями, социалистическими обязательствами. Отличалось от обыкновенной колбасной фабрики лишь продукцией: здесь производили смерть.
Послесловие
Каждому из участников этой уникальной гонки досталась своя судьба. Кому-то – счастливая, кому-то – несчастная.
Роберт Оппенгеймер так и не смог определиться. Так и не смог найти своё место в жизни. Он так и продолжил метаться между своими и чужими, так и не поняв, кто же он. Занимался научной работой и общественной жизнью. Работал над теорией атомного ядра и устройством материи. Одновременно читал лекции по философии и ответственности человека перед обществом. Кто-то его уважал, кто-то любил, кто-то ненавидел. В последние годы своей жизни он купил маленький домик на острове святого Джона на Багамах, где проводил много времени, путешествуя на парусной лодке. В 63 года у него был диагностирован рак горла. Скончался 18 февраля 1967 года в Принстоне. Его первая любовь Джина Татлок покончила жизнь самоубийством в 1944 году, ещё во время работы Роберта над атомным проектом. Жена Китти умерла несколько лет спустя после смерти Роберта. Дочь, не найдя себя, покончила жизнь самоубийством. Сын исчез. Будто бы растворился где-то в людской массе. Возможно, прожил жизнь на семейном ранчо в Нью-Мексико, неподалеку от места, где создавалась атомная бомба.
Судьба участников советского атомного проекта, естественно, была иная, своя, советская. После испытания первой атомной бомбы Берия был ненадолго обласкан Сталиным. Получил звание «Почётный гражданин Советского Союза». Ну а потом всё вернулось на свои места. По «мингрельскому делу», инициированному Сталиным, Берии предназначалась роль врага народа с соответствующим приговором. Смерть Сталина приостановила падение Берии, но ненадолго. Спустя полгода он был расстрелян. Слишком опасен был Лаврентий. Никому не хотелось сидеть с петлёй на шее и ждать своего часа.
Курчатов умер в 1960 году, всего лишь 57 лет от роду. Умер буквально на груди своего друга и коллеги Юлия Харитона. Приехал навестить Харитона в санатории. Присели поговорить на лавочку – и мгновенная смерть. Инфаркт.
Юлий Харитон прожил долгую жизнь. На его глазах менялись формации. Происходили революции. Родился он в Российской Империи, прожил жизнь в Советском Союзе, умер в России. Он видел всех советских вождей. Все их взлёты и падения. Участвовал в грандиозных проектах. Создал самое страшное оружие человечества. Но совесть его чиста: его бомба никого не убила. Она лишь пугала.
Самое интересное во всех этих историях – то, что Харитон несмотря ни на что оказался самым что ни на есть советским человеком. Честно работал, честно получал свои должности и награды. До 88 лет так и доработал на своём детище «Арзамас-16» и ушёл на покой в должности заслуженного научного руководителя. Харитон не понял своего ученика Сахарова. Он подписал письмо, осуждающее антинародную деятельность академика Сахарова. И тем не менее ходил по инстанциям с просьбой наказать Сахарова не очень строго.
Скончался Юлий Харитон в 1996 году в городе Сарове. Похоронен на Новодевичьем кладбище. Простой памятник. Неотесанная гранитная глыба с именем, фамилией и годами жизни.
На фотографиях: Оппенгеймер, Берия, Курчатов, Харитон
В погоне за Н-Бомбой СССР – США
Поскользнулся, упал, очнулся – гипс. Конечно же, кто не слышал эту крылатую фразу? – скажете Вы, читатель. – Только какое отношение это имеет к созданию водородной бомбы?
А вот, оказывается, что шкурка банана, так неаккуратно брошенная на тротуар каким-то неряхой, имеет самое что ни на есть прямое отношение к истории создания Н-бомбы. И вполне возможно, что без неё никакой водородной бомбы не было бы создано. Человечество бы не познало ещё одну загадку природы, и продвинутые государства пугали бы друг друга не очень мирным атомом. Но что поделаешь. Из песни, как говорится, слов не выкинешь. А историю человеческую, какой бы она ни была, следует просто принять.
Итак, история с созданием А-бомбы в Америке, «успешной» бомбардировки Японии и испытанием бомбы в Советском Союзе имеет не то что неожиданное, но всё же необычайное и интересное продолжение.
Какое? Сейчас узнаете. Только сначала разрешите представить мне парочку действующих лиц, о которых я вскользь упоминал в рассказе о создании А-Бомбы.
Персонаж номер один. Эдвард Теллер, носящий звание «отца водородной бомбы». Венгерский еврей из достаточно хорошо обеспеченной интеллигентной семьи. Родители не финансовые магнаты, но тем не менее имевшие средства позаботиться о сыне, дать ему образование, дать возможность и дальше учиться, искать себя, не заботясь о хлебе насущном.
Эде Теллер, как звали его со дня рождения, был талантливым мальчиком и везунчиком. Учился и работал у известнейших немецких физиков. Написал кучу научных работ, а потом без лишнего шума принял предложение стать профессором физики в американском университете и в 1935 году переехал в Соединенные Штаты. А потом пришёл 1939 год. Началась война. Европа заполыхала. Слухи о том, что творили немцы, дошли и до Америки. Не из первых, но из десятых рук он узнаёт о судьбе своих родителей и родственников, оставленных в Венгрии, и потому решает внести свою лепту в войну с Гитлером. Но и здесь оказывается не всё так просто. Вы, читатель, наверняка сталкивались со своими бюрократами и наверняка считаете их самыми бюрократнейшими в мире. Позвольте же мне заметить, что это далеко не так. Вашего местного бюрократа можно уболтать, одарить конфетами или дать взятку. В Америке всё это не канает: слишком дорого американскому бюрократу его место. Неподкупен он и несгибаем. И потому при попытке устроиться в секретную лабораторию Теллер получает отказ. Оказывается, у Теллера есть родственники в стране – союзнице Германии. Аргумент достаточно веский для бюрократа. И даже то, что родственники сидят в концлагерях, задушены в газовых камерах и сожжены в крематориях, значения не имеет.
Впрочем, спустя некоторое время Теллер перебирается в лабораторию в Лос-Аламос, туда, где создаётся атомная бомба. Без сомнения, генерал Лесли Гровс – тот, которому поручено руководить атомным проектом, – всё же приструнил своих местных бюрократов из персонального департамента.
Далее Теллер попадает в теоретический отдел под командованием Ганса Бете. Но тут сказывается независимый и весьма мерзкий характер Теллера. Он увлекается идеей атомного синтеза (концепция водородной бомбы) и начинает толкать эту идею. Причём проталкивает идею очень резво, мешая работать всем остальным, и при этом манкирует своими прямыми обязанностями, собственно, ради чего он был принят в лабораторию Манхэттенского (кодовое название проекта атомной бомбы) проекта. Он надоедает своему начальнику Гансу Бете настолько, что тот обращается к Роберту Оппенгеймеру и просит отстранить Теллера от работы. Надо отдать должное Роберту Оппенгеймеру. Он не стал делать «оргвыводы» и увольнять Эдварда Теллера. Более того, создаётся лаборатория перспективных исследований, и Эдвард Теллер назначается главой этой лаборатории. Здесь Теллер уже на всех правах начинает работу над проектом «Супер», первой конструкцией водородной бомбы. По иронии судьбы на освободившееся место Теллера принимают Клауса Фукса, впоследствии – советского шпиона, который и слил Советскому Союзу информацию об атомной бомбе.
Ну а теперь ещё об одном человеке, которому на самом деле должны были бы достаться лавры отца водородной бомбы. Станислав Улам. Польский еврей. Я прямо-таки вижу, как взовьётся антисемит с криками: «Опять евреи!». Чувствую я также, как у еврея учащённо забьётся сердце под мысли: «Наша взяла!». Но прежде чем давать волю эмоциям, давайте-ка послушаем грустную историю Станислава Улама.
Насчёт детства, отрочества, юности. Ну, тут всё как обычно. Богатая еврейская семья. Престижный университет. Всемирно известные учителя. Стажировка в Гарварде и Кембридже. А потом, ровно за две недели до немецкой оккупации Польши, Улам-старший посадил на корабль, отбывающий в Америку, двух своих сыновей – Станислава и младшего Адама. Сам он решил задержаться, уладить дела, но не успел. Как впоследствии узнал Станислав Улам, все его ближние и дальние родственники сгинули. Отец и мать погибли в Львовской резне (один из эпизодов Второй мировой войны), когда немцы и украинские полицаи уничтожали евреев и польскую интеллигенцию. Единственным выжившим оказался дядя. Ему «повезло». Он попал в немецкую лабораторию, где арийские врачи-садисты использовали его в качестве живого человеческого материала для выращивания вшей. Вшей, которых немецкие «врачи» использовали для своих опытов. Понятно, почему Улам просил своего учителя фон Неймана подыскать ему военную работу. В 1943 году ему позвонили из той самой лос-аламоской лаборатории и пригласили туда на работу. В Лос-Аламосе его распределили к Эдварду Теллеру для работы над перспективной термоядерной бомбой, на тот самый проект «Супер». Как там трудилось, мы не сильно в курсе. Но знаем, что никаких особых результатов тогда достигнуто не было. Проект «Супер» ещё как-то жил, но дышал на ладан. К тому же война с Германией закончилась ещё до испытания первой атомной бомбы, а войну с Японией успешно завершили, сбросив две атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Ну а дальше?
Как водится у капиталистов, экономику – на мирные рельсы. Из военных расходов оставили лишь самое нужное и перспективное. Термояд туда, естественно, не попал. Советский Союз лежит в развалинах. Им уж точно не до атомных игрушек. Тем более, что аналитики-учёные вещают, что Советскому Союзу до атомной бомбы ещё бежать лет двадцать. Ну а тратить миллиарды долларов на термояд при условии, что кругом безработица и прочие неприятности, это нонсенс. В Конгрессе не поймут. Поэтому в один прекрасный день лабораторию Теллера закрывают. Спасибо, ребята. Вы нам больше не нужны. Нужна другая работа – промышленное производство атомных бомб, а здесь совсем другие требования. Нужны настоящие ковбои с американскими корнями, с железными задницами и лужёными глотками. Командиры производства то бишь. Чтоб работали как на конвейере, а мозгами поменьше шевелили.
Вот я вам сразу вопрос задам, читатель. Вот где лучше быть великим учёным – в Америке или в СССР? Пока вы там думаете, я вам отвечу. Конечно же, в Советском Союзе. Потому как получают советские великие учёные россыпь звёзд социалистического труда, дачи, квартиры, автомобили с персональными шофёрами. Многие из них, правда, – вечно недовольные, с запросами Эллочки-людоедки – начинают сетовать в кулуарах: «Был я на симпозиуме. Так там один ихний сотрудник приехал. Машина такая блестящая, такая красивая. А у нас…».
А у них? У них звёзд героев не дают. Работой до конца жизни не обеспечивают. Да, есть у господина Улама красивая, блестящая машина, в которую надо свалить все свои пожитки и валить восвояси. А на прощание? Ну, конечно же, широкая улыбка и пожелание всех благ.
Ну что ж. Америка большая. Голова есть на плечах – прожить можно. Улам устраивается в университет в Лос-Анжелесе. Должность – асоушиэйт-профессор. Это что-то типа доцента. Не густо, но, с другой стороны, и не пусто. Эдвард Теллер профессорствует в Чикаго в тёплой компании с Ферми. Надо сказать, что в 1946 году их разок вызвали на бывшую работу в Лос-Аламос – на секретную научную конференцию по поводу возможности создания термоядерного оружия. Но мнения учёных разделились. Большинство учёных кричало, что дело это невозможное. Теллер защищался, но как-то вяло. Улам поддерживал своего шефа, но не очень убедительно. Так что, не найдя общих позиций, все остались при своих мнениях.
Ну, собственно, казалось бы – всё. Термояд кончился. Но нет. Прошло ещё несколько лет. Советский Союз рванул атомную бомбу. Вот уж сюрприз для учёных политиков-аналитиков и для американского правительства. Ну, учёным-то что? Другую статейку в журнал тиснут под названием «Как удалось Советам так быстро сделать А-бомбу». А вот президенту и Госдепу (государственный департамент) предстояло сильно задуматься на извечную тему «что делать?». Ну, собственно, понятно, что. Образно говоря – обратно к своим баранам. Иными словами – посетовать на то, что термоядерную программу так недальновидно прикрыли, найти козлов отпущения, а дальше – восстанавливать то, что недавно порушили. Поэтому сразу же после испытания советской атомной бомбы президент Трумэн объявляет о начале программы по созданию термоядерного оружия. Как стало известно американцам, в Советском Союзе работы над термоядом велись, начиная с 1947 года. Так что теперь очередь Америки «догонять и перегонять».
Вы, товарищи, наверное, не знаете, как в Америке принимают на работу. Так позвольте мне этими знаниями поделиться. Ровно в 8 часов утра раздаётся телефонный звонок. Не выспавшийся и не умытый товарищ безработный бредёт к телефону, мямлит «алё» и тут же испуганно отдергивает трубку от уха. Потому что оттуда несётся рёв, сравнимый лишь с рёвом брачующегося бегемота: «Конградьюлэйшн (поздравляю), вы приняты на работу!». Товарищ безработный пытается сообразить, куда ж таки его приняли. Но товарищ на другом конце провода уже спокойным голосом начинает излагать детали. Дальше варианты. Возможно, это новая компания, а возможно, речь идёт о компании, из которой его недавно выпнули.
Тогда товарищ безработный начинает горько сетовать на несправедливость и обиды, которые ему нанесли. Товарищ на другом конце провода немедленно соглашается. Более того, называет всё руководство компании «придурками, идиотами, дегенератами» и обещает все моральные издержки компенсировать банковским чеком с таким количеством нулей, что отказаться от такого предложения ну просто не представляется возможным.
Так что подобный звонок получили и Эдвард Теллер, и Станислав Улам, и сотни других учёных. И вот спустя четыре года, слегка постаревшие, но все ещё молодые и ретивые ребята-ученые опять собираются в стенах лаборатории Лос-Аламоса.
Ну что, товарищи-ковбои с американскими корнями, просим подвинуться. Освободите, пожалуйста, место для синагоги. Ну а дальше – за работу. Работа идёт, кипит. Результатов, правда, особых нет. Пока все идеи крутятся вокруг всё той же неудачной схемы «Супер», выданной Теллером пять с лишним лет назад. Нужен прорыв, новые идеи, которых на горизонте всё нет и нет. И вот приходит черёд той самой шкурки банана.
Извините, читатель, что я вас интригую, но обещаю дать разгадку через несколько страниц. А тем временем давайте-ка перенесёмся в СССР. Посмотрим, что там делается.
В СССР, как известно, дела советские. С одной стороны, ударными темпами куётся атомная бомба, а с другой стороны, ковать её же и мешают. Идёт большая политическая кампания по борьбе с космополитизмом. Печатаются передовые статьи с названиями типа «Тлетворное влияние эйнштейнизма на передовые достижения советской науки». Причём статейками этими дело не заканчивается. Учёных— всех, кто попадётся под руку, – заставляют публично каяться, потом суд, приговор, эшелон и «здравствуй, земля сибирская». Или Воркута. Там разберутся, куда послать по распределению. Так что одним из тех, против кого затеяли сей космополитический процесс, оказался Яков Зельдович – даром что известный учёный, орденоносец, лауреат Сталинской премии, вручённой лично Сталиным. Наоборот. Такие люди нам во как нужны.
В этот момент Зельдович соображает, что дело плохо и надо делать ноги. Слава богу, что есть его друг Юлий Харитон – научный руководитель проекта атомной бомбы в таком вот симпатичном месте – КБ-11, за двумя рядами колючей проволоки. Туда эти самые ретивые товарищи-«бейкосмополитов» ещё не скоро доберутся. Так что в 1947 году перебирается туда из Москвы Яков Зельдович на постоянное жительство.
Здесь он начинает работать над перспективным оружием – водородной бомбой. Атомной бомбы пока ещё нет, но по размаху работ мало у кого вызывает сомнение то, что она вскоре появится. Возможно, Зельдович также принимал участие в работах над первой атомной бомбой. Быть там и стоять в стороне – маловероятно. Во всяком случае, был он в числе многих награждённых звездой Героя Социалистического труда за работы над тем самым знаменитым изделием – РДС-1, атомной бомбой. Так что – слава героям!
Работы же над водородной бомбой идут, как говорится, ни шатко ни валко. Чего-то ни хрена не получается, что вполне естественно. Дело в том, что Зельдович работает над той самой знаменитой конструкцией «Супер». А чертежи и документы на «Супер» передал советский шпион Клаус Фукс. Но то, что эта конструкция не работает и что американцы от этой конструкции отказались, Фукс передать не успел, поскольку был арестован англичанами в 1946 году. Так что три года кряду Зельдович бьётся головой о стены глухой комнаты, ища заветную дверь, которой там нет. Руководство же в лице товарища Берии слегка нервничает и предлагает усилить группу Зельдовича новыми перспективными кадрами. Таким вот перспективным кадром и оказался Андрей Сахаров – как вы знаете, будущий академик, орденоносец, а также диссидент и гуманист. И вот в 1950 году в тот самый КБ-11 приходит невзрачный молодой учёный Андрей Сахаров.
Из дневника Сахарова: «Был принят на должность заведующего лабораторией с окладом 6000 рублей в месяц и 75-процентной надбавкой». Сразу отмечу, что зарплата Андрея Сахарова в десять раз превышала зарплату какого-нибудь врача или учителя на гражданке. Неплохо однако ведомство Берии относилось к своим кадрам. Ну а дальше Сахаров начинает разрабатывать свою конструкцию водородной бомбы под кодовым названием «Слойка». Конструкция выглядит перспективно. Расчёты, правда, ничего толкового не говорят, но Сахаров уверен, что это то что надо. Возражать никто не собирается. Себе дороже будет. Потому что в ту пору Сахаров не был особым гуманистом, каковым он стал спустя десятилетия. Так что теперь советская перспективная бомба строится ударными темпами.
Ну а теперь обратно за океан, в Нью-Мексико, в Лос-Аламос, к той самой шкурке банана. Тут всё по сценарию фильма «Бриллиантовая рука». Идёт Станислав Улам по улице. Думает о чём-то своём, под ноги не смотрит. И тут – бац! Нога скользит по банану. Упал, очнулся. Вокруг люди. «Хау ар ю?» спрашивают. Плохо, отвечает Улам. Вызывают амбуланс. Везут в госпиталь. Делают рентгеновский снимок. Молодой доктор успокаивает: перелом не страшный, закрытый. Накладывают гипс. Дают костыли, бюллетень на недельку и отправляют домой. Отдыхай, мол.
Ну а дальше лежит Станислав в кровати, рассматривает рентгеновский снимок, думает о принципах работы рентгеновской машины и физике рентгеновских лучей. И тут Улама осеняет идея! Рентгеновское излучение (X-Ray другое название) и есть ключик к водородной бомбе! Те самые мягкие рентгеновские лучи, под которые и ногу-то не страшно подставить, могут поджечь термоядерную реакцию. И вот на следующий день спешит Улам к своему шефу, поделиться мыслями и идеями конструкции.
Надо отдать должное Теллеру. Он не отверг идею с порога, как делают многие начальники, чьи подчинённые лезут поперед батьки. Не стал он также воровать идею, присваивая своё авторство. Наоборот, подхватил её, провёл предварительные расчёты и… Да, подтвердил, что это оно и есть. То, что надо.
На идею эту Теллер и Улам оформили секретный патент, как бы закрепив двойное авторство. Ну а потом – за работу. Впрочем, здесь в очередной раз проявился неуживчивый характер Эдварда Теллера. С коллегами своими он вёл себя по-хамски, не считался с чужими мнениями, отстаивая свою, как он считал, правоту. Так что примерно через год после серии скандалов с коллегами Эдварда Теллера уволили из лаборатории. Рассорился Эдвард Теллер со своими коллегами настолько, что даже отказался ехать на испытания первого термоядерного устройства Ivy Mike, высокомерно заявив: «Сработало это устройство или нет, я узнаю через несколько секунд после взрыва с помощью моего сейсмографа (прибор для измерения силы землетрясений).
Ivy Mike подорвали 1 ноября 1952 года. Сила взрыва составила 10 мегатонн – в 500 раз мощнее бомбы, сброшенной на Хиросиму. Но это была не бомба. Это было устройство размером с трёхэтажный дом и использовалось оно для тестов, проверки правильности идеи, заложенной в конструкции Улам-Теллер.
Ну а что же делается в Советском Союзе? Как там идут дела с термоядерным тортиком «слойка»? Вообще-то неплохо. Хотелось, конечно, утереть нос американцам, порадовать человечество термоядерным грибком в парочку мегатонн. Но не успели. Знаете ли, как обычно, смежники подвели – не то поставили, не так скрутили-свинтили. Потом отец народов скончался. Траурные мероприятия и тому подобное. Потом главного атомного начальника Берию арестовали. Потом отпускной сезон. Тем более что теперь Берия не гонит, не грозится посадить, расстрелять. Объективные причины, короче.
И тем не менее холодным летом 1953 года, в августе, бомба на полигоне. Шампанское приготовили, обратный отсчёт начали. Десять, девять… ба-бах! Рванула, но что-то не очень громко. Хотелось парочку мегатонн, а тут даже полмегатонны не получилось. Зельдович тут же на коленке что-то посчитал и сообщил, что термоядерный выход составил 15—20 процентов от всей мощности. Остальное – уже привычный атомный взрыв. Конечно же, кривил душой товарищ Зельдович, ибо прекрасно знал, что в подобных расчётах на коленке 15—20 процентов – это попросту нормальная ошибка расчётов. Нет там никакого термояда. Но не будем же наверх докладывать, что сорвалось. Дипломатичненько так: испытания прошли успешно, хотя имеются некоторые недостатки. А руководству-то это и надо. Наверх, в Москву – секретную телеграмму. Испытания прошли успешно. Теперь и мы не лыком шиты. Есть водородная бомба.
Председатель правительства, товарищ Маленков, взбирается на трибуну и, обращаясь к империалистам и советскому народу, сообщает, что и у нас есть водородная бомба. Ура! Народу советскому, правда, всё равно, есть бомба – нет бомбы. Насущных проблем слишком много. Не до плясок на улице. Товарищи империалисты глянули на свои сейсмографы, тихонько улыбнулись и вздохнули облегчённо. Но в Кремле праздник. И на секретном объекте КБ-11 тоже праздник. Намечается серьёзный банкет. Получилось – не получилось, потом разберёмся. А отметить окончание работ, сам бог велел.
И вот всё тем же холодным августом 1953 года съезжаются, сбегаются, сходятся на банкет и стар и млад. И старшие научные сотрудники, и младшие, и корифеи, и лаборанты. Все, кто имел отношение к бомбе. Ну, вначале, конечно, все чинно, благородно. Берёт слово корифей, Герой Соцтруда и так далее Яков Зельдович. Сообщает о необычайных достижениях, умолчав об имеющихся недостатках. Говорит, что предстоит ещё много работать, за что и предлагает поднять бокалы-стаканы. Потом ещё парочка официальных тостов. Потом обязаловка, и дисциплина кончается.
Люди сбиваются в кружки, в группы по интересам, и начинаются разговоры. Ну, вначале, конечно, о работе. Спорят о бомбе, промывают косточки начальству. Потом, естественно, разговоры гармонично переключаются на политику. Ещё немножко горячительного принято. Все страхи забылись, языки развязались. И отцу народов досталось, и товарищу Берии. И надежда вот в разговорах гуляет на светлое будущее. Чувствуете ветры свободы. Видите – вот уж и забор с колючей проволокой ставят на полметра пониже. И колючка вроде теперь не такая колкая. Потом принято еще немного. Следующий пункт программы любого банкета – музыка и танцы. Патефон, дефицитные пластинки. И вот уже заголосила Любовь Орлова и какой-то иностранный Дюк Эллингтон.
Состав КБ-11 практически мужской. Женского пола катастрофически не хватает. Дефицитные лаборантки быстро разобраны младшим научным составом. Причём особым успехом пользуется одна лаборанточка – селёдка в очках, надевшая по случаю банкета новенькое зелёное платье цвета крокодила. Те же, кому лиц противоположного пола не хватило, быстро допивают спиртное. Ищут, чего бы выпить ещё.
Потом разносится слух, что, по проверенным данным, в сейфе начальника административно-хозяйственного отдела (АХО) есть канистра со спиртом, выписанным для протирки очков и карандашей научных работников. «Боевая группа» устремляется в АХО, где долго и неистово ищут ключ от сейфа. Наконец ключ найден, канистра со спиртом доставлена в банкетный зал и наполовину оприходована. И тут слышится звон бьющейся посуды и истошные крики той самой селёдки в очках. Оказывается, два младших научных сотрудника, не сумев поделить девушку в зелёном, решили выяснить отношения кулаками. Дерущихся разнимают. Более агрессивного «мэ нэ эса» вяжут ремнями. Пострадавшего отправляют умыться и выгоняют вон. Безутешно рыдающую селёдку в очках и порванном крокодильем платье отправляют домой на личной машине Зельдовича. Ну а более трезвое и ответственное начальство банкет закрывает, грозясь вызвать милицию и охрану.
А на следующий день с утра ещё не очень протрезвевших научных работников собирают на рабочее собрание. Выступает академик Игорь Тамм и уже безо всякой дипломатии режет правду-матку. Испытания не просто неудачные, это катастрофа. Погибли люди. Радиоактивное заражение ужасающее. Три четверти заражения от всех проведённых испытаний пришлось на эту последнюю бомбу. После чего заявляет следующее: «Мы все безработные. Надо искать новые пути».
Ну а слегка потом, спустя не знаю сколько времени, выходит Сахаров со своей новой идеей, которую спустя годы окрестили «третьей идеей». Вообще-то третья идея на самом деле была идеей номер один товарища Берии, которая заключалась в том, что «никакой самодеятельности. Воруем то, что плохо лежит». Хватаем за хвост американскую мечту.
А вы знаете, читатель, в чём состоит так называемая американская мечта? Американская мечта – это иметь домик в приятном нэйборхуде (добрососедство, в переводе) и миллион долларов на банковском счету. Но существуют преграды к осуществлению этой самой американской мечты.
Работает, скажем, в каком-то секретном месте некий талантливый молодой учёный, получая при этом зарплату в три тысячи долларов в год. Тут не надо быть гением, чтобы сосчитать, что до осуществления его американской мечты следует ждать тридцать лет и три года. И при этом ни на что не тратиться. То есть не есть, не пить и злачные места не посещать. Но вот посещать всякие злачные места молодой учёный любит, и вот как-то раз знакомится он в стриптиз-клубе с неким мистером Гонзалесом, представившимся испанским бизнесменом, но говорящим при этом с подозрительным русским акцентом.
И вот мистер Гонзалес предлагает решить все проблемы с американской мечтой быстро, в течение одного месяца. А на прощание – в качестве сувенира – дарит удивительную зажигалку. Нажмёшь на кнопочку, и можно сигарету прикурить. Но переведёшь какой-то потайной рычажок, и можно фотки делать – жены, детей. Но лучше – того, что у талантливого научного работника на столе лежит. Ну что, товарищи читатели, скажете? Быть такого не может? Может! Из первых рук, можно сказать, осмелюсь доложить. Правда, не моих, а моей жены Ирины. Она тут в одном психиатрическом госпитале работает. Приходил к ней как-то на приём один шпион-мудило. Зажигалочку, как водится, получил в виде презента. Но с конструкцией её не разобрался. Повернул не той стороной и нафотографировал самого себя. А потом эту вот зажигалочку ещё и потерял. Уборщица (клининг-леди, как уважительно именуют эту профессию в Америке) зажигалочку нашла и снесла куда следует. Представляю себе, как цэрэушники-то веселились! Вообще-то ничего страшного не случилось. Получил срок, отсидел, вышел, пишет мемуары, лечится от головы.
Но это так, к слову. Но по поводу третьей идеи. Ой, как прав был Лаврентий Берия! С фотками и документиками дело пошло гораздо быстрее. Всего только два года спустя после неудачного испытания первой советской водородной бомбы РДС-6 была построена вторая, уже настоящая водородная бомба РДС-37. Она была сброшена с самолета и рванула над полигоном Семипалатинска 22 ноября 1955 года с силой три мегатонны, продемонстрировав всем… ну, если не величие советской науки, то, по крайней мере, тот факт, что водородная бомба в Советском Союзе есть.
Я уже предвижу, что некоторые читатели начнут со мной дискуссию на тему того, что мы и сами с усами. На этот аргумент у меня есть парочка контраргументов.
Контраргумент номер один.
Бананы в КБ-11 не завозились и, следовательно, не на чем было там поскользнуться и вот так прийти к идее рентгеновских лучей. Естественно, вы понимаете, что это шутка.
Контраргумент номер два, уже посерьёзней.
В США между моментами, когда Улам изложил свою идею, и когда первое термоядерное устройство размером в трёхэтажный дом было готово, прошло два года. Потом ещё два года ушло на то, чтобы устройство это миниатиризировать настолько, чтобы оно приобрело размеры авиационной бомбы. При этом у американцев был в распоряжении первый в мире компьютер ЭНИАК. Не говоря уже об американской промышленности, технологии и огромном финансировании. В Советском Союзе же – ну прямо чудо. Как говорится, «раз – и на матрас». Меньше двух лет, и на тебе – готовая водородная авиабомба. Так что есть о чём задуматься. Впрочем, ещё несколько лет спустя в Советском Союзе взорвали самую мощную за всю историю гонки вооружений «Царь-бомбу» – мощностью 50 мегатонн, закрепив за собой первенство по мощности термоядерного взрыва.
Ну а потом? Десятки лет бессмысленной гонки вооружений, завершившейся развалом Советского Союза. Впрочем, как говорится, это уже совсем другая история.
Ну а напоследок ещё – маленькая справка. Англичане, естественно, тоже делали водородную бомбу. Поначалу их преследовали неудачи, но в 1958 году они подорвали настоящую водородную бомбу мощностью три мегатонны. Франция сделала бомбу 10 лет спустя, в 1968 году. Индия не сумела сделать водородную бомбу, тест 1998 года окончился неудачей. Больше тестов не проводилось. Америка очень сильно давила на Индию, угрожая серьёзными санкциями.
