Григорий Дюков
Хрущевка

Раздались гудки. Уперевшись лбом в стену будки, я начал искать выход. На метро денег нет, холод на улице стоит собачий, ехать не к кому. М-да… И тут мне на глаза попалась линия посреди бежевого поля с цифрой 217, а рядом – “Селигерская улица”. Да это же карта! Проведя пальцем по линии, обнаружил одно здание. Торговый центр “Землянка”. Хм, я там раньше не был. Да и выбора у меня не было. Выйдя из будки и вдохнув морозный воздух, я направился вдоль проспекта прямо к этой “Землянке”.

Машины монотонно проезжали одна за другой в потоке, извергая выхлопные газы в воздух и окатывая слякотью и грязью прохожих. Те, в свою очередь, кричали что-то водителям вслед. Я внимательно глядел под ноги, шёл достаточно далеко от крыш и от проезжей части. Чувство паранойи не покидало меня уже несколько часов, каждый дом для меня представлял угрозу. “Гляди в оба”, – говорили в унисон сердце и мозг. Увидев жёлтый снег с маленькими собачьими следами, я будто перезагрузился. Мысль о домашних питомцах отвлекала меня, и на душе стало будто спокойней. “И чего ты так психуешь? Ничего же не произошло! Ну, упала в метре от тебя сосулька, не убила же!” – так бы сказал Матвей, будь он рядом.

Передо мной после заснеженных ржавых гаражей открылся наконец торговый центр. Выглядел он как большая серая коробка с маленькими стёклами по бокам. Стены были сделаны из довольно прочного материала, сбоку стояла большая парковка, машин на семьдесят. Правда, сами машины стояли в один ряд, и это было жутко неудобно для пешеходов вроде меня. Пожарный выход ярко-жёлтого цвета закрывал мусорный бак. Иронично. Прохожие выходили и заходили так часто, что во мне стало зарождаться подозрение, что они ходят кругами. Надо мной была вывеска. Зелёная надпись “Землянка”, сделанная курсивом, гордо висела на самом видном месте. Возле входа тусили какие-то панки или готы, одним словом – неформалы. Все были в чёрной одежде с макияжем под глазами, причём именно у парней он был самым выразительным. Люди в чёрном пили пиво и активно что-то обсуждали, пока их подруги сидели на лавочке в клетчатых колготках, смеясь громким неприятным смехом. На ногах у всех были ботинки с высокой подошвой. На одном парне был кожаный плащ, на другом – куртка преимущественно тёмного цвета и цепь на кармане брюк. С каждым шагом приближаясь ко входу, я все больше чувствовал дискомфорт. Они, кажется, были уже подвыпившими, а провоцировать неадекватных готов – последнее, что мне сейчас нужно.

– Ну я и говорю своим старикам, – начал высокий, – старпёры, вы не понимаете меня! Я вас просто ненавижу! Будь моя воля – сбежал бы из дома.

– Да ты безбашенный! – подлизывалась девушка с чёрной помадой на губах.

– Красавец! – добавил тип в плаще.

– А так и надо с этими родителями. Думают, что мы им чё-то должны. Что мы их личная прислуга. Видели? – он повернулся, расстегнул куртку и показал свою футболку. – Новая, только сегодня взял.

– Где ты её умудрился достать?

На его самодовольном лице появилась улыбка.

– Да чё там, пару косарей у мамки спёр, пошёл и купил. Плёвое дело!

Даже я в глазах своей матери не был таким уродом. Проходя вплотную мимо них, я испытывал больше неприязнь и агрессию , чем страх. Стиснув зубы, я стал дышать глубже и отвёл взгляд после того, как один из дебилов на пафосе посмотрел в мою сторону с укором, будто выискивая повод для того, чтобы “спросить за свою культуру”. Открывая стеклянную дверь с железными ручками, я оказался внутри.

Ослепительный белый свет от потолочных ламп начал резать глаза. Передо мной стоял почти такой же рынок, на котором я работал, только вместо палаток и тентов – небольшие залы. Каждый из них был разноцветный, с разными картинками и надписями, но все стояли в ряд. Самый дальний прилавок продавал палёные диски и кассеты с фильмами, и даже отсюда я мог почувствовать едкий запах дешёвого китайского пластика. На “торговом перекрёстке” виднелись два магазина бытовой техники, где выставлялись на продажу пылесосы, радиоприёмники и сотовые телефоны; последние были за стеклянными витринами, расположенными вдоль стены, ведущей прямо к кассе, где стоял менеджер в дурацкой жёлтой футболке. Покупатели ходили в расстёгнутых куртках, держа шапки и шарфы в руках, карманах или сумках. Справа, далеко вдали, был эскалатор, ведущий на верхний этаж, а передо мной стоял охранник, одобрительно кивающий и словно говоривший всем своими видом “проходи, не задерживай очередь”. Сделав несколько шагов вперёд, я осмотрел помещение. Плитка была жёлтой, потолок дешёвым, в небольшой бреши сверху виднелись провода, а стены были покрашены в теплый цвет. Но самое интересное – рядом висели маленькие, еле заметные таблички с названиями магазинов, указатели туалета и выхода. Но было одно странное слово “фудкорт”. Я понятия не имел, что это такое, да и времени у меня не было. В ушах началось покалывание, пальцы сгибались бодрее, живот громко заурчал. Мне нужен был супермаркет.

Пройдя по коридорам, я вышел к просторному помещению с двумя входами: для покупателей и для тех, кто уже совершил покупку. Разница была в том, что плоский турникет (но не как на входе в метро, а открывающийся только в одну сторону со стрелкой вперёд) перекрывал выход любому, кто хочет пройти через кассу. Прилавки с овощами, различными газировками, чипсами “Русская картошка”, какао, плитками воздушного белого шоколада и дешёвыми блейзерами совсем меня не интересовали, а потому я быстро их проходил. Если перекусывать, то как следует. Холодный ряд подсвечивался лампами, а за прозрачным стеклом стояли салаты, колбасы, сыры, разные жареные вкусности и прочее. Запаха еды я не чувствовал из-за отмороженного носа, но одного внешнего вида уже хватало, чтоб я захотел скупить половину прилавка. Продавщица, на голове которой была шапочка в цвет её голубого фартука, упаковала мне три холодных блина с творогом и маленькую бутылку морса. К сожалению, денег хватило только на один блин. После оплаты я спрятал еду в карман, выбросив чек в урну, и направился к этому “фудкорту”, чтоб занять себя как-то на пару часов.

Куча столов, где вдоль стены располагалось множество забегаловок – вот, что такое фудкорт. Везде стоял запах жареного мяса, солёной картошки и газировки, пока в центре, сидя на дешёвых стульях, люди общались и ели. Пара гопников в углу разговаривала громче всех, рядом с туалетом сорокалетний мужик в коричневой кожаной куртке обедал с женой и маленьким сыном, где-то возле выхода к эскалатору один умник в свитере и очках с огромными линзами скрючился над книжками, увлечённо записывая, а рядом со мной было три девочки в одинаковых розовых куртках, больших голубых джинсах с длинными разноцветными ногтями и макияжем. Я сел за пустой столик и достал свой жалкий блин, упакованный в полиэтилен на куске непонятно чего белого цвета. На вид он был очень тонким, но на вкус… Ничего мягче и вкуснее я в Москве не ел. Если выбирать между сырыми сосисками и блином с творогом – я готов отдать все деньги за блины, причём не раздумывая. Творог таял в моём рту, и я даже не жалел, что на морс денег не хватило. Сидел я, согнувшись над едой, как человек, не евший очень давно. Вдруг меня будто ударило током и мне стало стыдно. Прекратив жадно есть, я стал искать в кармане салфетку, чтобы вытереть рот.

И вот так я трачу остаток своей жизни, сидя за грязным столом, с творогом на губах, без цели и желания что-либо делать. Дамы и господа: Алексей Жданов. Человек, проедающий смысл своей жизни. Даже блин не стал доедать, до такой степени грусть облепила меня со всех сторон. Подумать только: за двадцать один год всё, к чему я стремился, ради чего жил, что вызывало у меня эмоции – этот жалкий блин. Пусть вкусный, пусть сытный, но обычная еда. А что будет завтра, когда я проснусь? Очередная пустота, очередная мысль “скорее бы этот день закончился”? Жизнь без радости, без принципов, без желания. А если бы меня эта сосулька убила, то значит я вообще жил напрасно. Но я ведь могу что-то передать своим детям, разве нет? А, кого я обманываю… Нечего мне им передавать.

Вскоре я почувствовал под своими ногами что-то, что не походило на привычную плитку. Мои глаза опустились и наткнулись на маленькую листовку. Она была приятной на ощупь, но след слякоти от ботинка остановил меня от того, чтобы поднять ее с пола. К счастью, её можно было рассмотреть издалека благодаря крупному шрифту и выделяющейся расцветке: белой, синей и чёрной.

“ПОЕЗДКА НА 2 МЕСЯЦА В ЭСТОНИЮ С ЧАСТИЧНОЙ ОПЛАТОЙ ЖИЛЬЯ И ПИТАНИЯ!

Туристическое агентство International Trips совместно с сетью отелей проводит акцию, в которой Вы можете принять участие: всего за сорок пять тысяч рублей, оплачивая таможенную пошлину, билеты на самолёт и проживание на соответствующий срок, у Вас есть шанс посетить страну бывшего СССР и современной Европы, ознакомившись с архитектурой. Ждём вас!”

На листке было несколько очень ярких фотографий. Главная площадь с собором бежевого цвета, увенчанным большим и острым металлическим шпилем, располагалась в старом готическом городе среди голубого неба. На втором фото изображалась маленькая деревушка с аккуратным колодцем из камня, где за обеденным столиком два старичка в смешных очках играли в шахматы. Оба улыбались. На вид место было тихим, спокойным, ухоженным, от него будто веяло оптимизмом и вкусом к жизни. Третье фото показывало, как в плохо освещённом баре стояли семь пинт пива, а рядом – большая тарелка с фисташками. Люди, видимо, смотрели футбол, ведь у кричащего фаната был шарф с символом, похожим на эмблему команды. Ну да, конечно. Они определённо счастливы. Живут в своей Эстонии, путешествуют по Европе, гуляют в лесах и любуются пейзажами, живут счастливо. А я, может быть, тоже хочу так жить! Вот возьму и уеду хоть завтра, и тогда… В голове будто что-то щёлкнуло. Ни один кофе меня так не бодрил. Это… Это было ответом на многие вопросы. Я словно читал не простой рекламный буклет, а настоящую путёвку в свою новую жизнь. Ни одно событие не вызывало у меня столько трепета за последние полгода. В голове зарождались образы. Тут я в Германии пью пиво, здесь я на берегу Сены ем луковый суп, а здесь я прогуливаюсь по торговым рядам Милана! Столько европейских городов, я буду как ребёнок в кондитерской. Нет никакой серости будней, угрюмых прохожих, вечно хамящих преподавателей и жалующихся соседей. Обычный рекламный лист, который кто-то выбросил, дал мне возможность не потратить свою жизнь зря, дал мечту. Вот оно: решение! Я почувствовал, как в груди снова энергично забилось сердце, по венам начала течь кровь, а моё тело заряжала энергетика и желание поскорее оказаться там, на этих картинках с буклета. Я даже не заметил, как мои ноги понесли меня прочь от стола, на котором остался блин с творогом, а руки продолжали держать лист бумаги так, будто это Библия. В глубине души я продолжал думать, что всё это сон, и я вновь проснусь в сером мире, где всё мне будет безразлично. Но каждый раз, наступая на плитку, я понимал: ты здесь, идёшь, держишь в руке то, что поможет тебе осуществить твою мечту. Новорождённую, настоящую мечту.

Целых два часа с полным желудком и каплями пота на лбу я провёл в местном книжном, который скорее был похож на советскую библиотеку. Если бы не старая женщина с крашеными волосами и в больших очках, которая решила мне нахамить, то книжный был бы куда более привлекательным. Оторваться от книг про эстонскую историю, культуру и архитектуру было невозможно. Правда, это была маленькая страна, поэтому я только открывал карты, пролистывал общие справочники, но находил то, что было нужно. Готические здания, национальные костюмы и блюда, даже свистнул небольшой буклет с картой Таллина, столицы. Мой мозг пожирал информацию страница за страницей, и я вычитывал и конспектировал все подряд. Впервые в моей душе появился детский восторг. Я перечитывал каждую страницу об Эстонии по несколько раз и подолгу засматривался на фотографии городов. Красивая брусчатка, современные металлические памятники, во многом непонятные, но манящие и завлекающие, эти узкие домики с деревянными дверками, где всегда в центре есть окошко, позолоченные ручки, уютные аскетичные квартиры – всё было таким привлекательным, что я был опьянён красотой прибалтийской Европы. В голове уже слышался шум моря, чувствовался морской воздух, ласкающий шею, а чайка уже подлетала, чтобы отнять кусок мягкого тёплого хлеба. Мне захотелось попробовать национальную еду. Я никогда не любил рыбу, но то, как они сочетали её с самыми необычными и, на первый взгляд, несочетающимися продуктами, восхищало меня. Сочетание перловой каши с картофельным пюре на слух может звучать просто отвратительно. Всё же, я выписал себе на листок бумаги рецепт “Мульгипудера”. Посмотрев на часы, я спохватился и стремительно покинул торговый центр, прижимая рукой карман с картой.

В тот вечер я шёл домой окрылённым идеей переезда. Не помню, как меня донесли ноги до квартиры, и как я вообще смог проехать зайцем в пятницу вечером, но рука уже стучала в дверь. Матвей был не в настроении меня встречать, так что как только я сказал ему спасибо, он отправился спать. Снимая с себя джинсы с носками, я разложил все заметки, а в центр положил туристическую карманную карту, прижав загибающиеся углы подсвечником и настольной лампой. В лунном свете, равномерно падающем на стол, я увидел схему общественного транспорта, расположение домов, улиц, а маленькими рисунками были обозначены главные достопримечательности города, выделенные серым карандашом из Икеи, завалявшимся в куртке. Город был схематичным и условным, но не для меня. Не знаю, помешательство это или нет, но при взгляде на одну большую надпись “Таллин”, написанную латинскими буквами, во мне просыпалось что-то тёплое и интригующее, а главное – я был уверен в своей затее. Стоял я так ещё минуту, прежде чем укутаться в тёплый плед, открыть щель в окне на ночь и лечь в кровать. Засыпал очень долго, но помню, что даже когда глаза слипались от усталости, а боль в ногах начала нарастать, долго смотрел в потолок с трещинами, временами поглядывая на кучу своей одежды, лежавшей на стуле рядом с развёрнутой картой. Мысль о ней и о городе мечты заставляла меня думать, что с завтрашнего дня начинается новая жизнь, в которой у меня есть цель.

Глава 4

Взглянув на часы, я понял, что опаздываю. Резко вскочив, я начал собираться, даже не заваривая утренний чай. Матвей спал в соседней комнате мертвецким сном – последствие вечерней смены. Обуваясь, я схватил в руки куртку, но надел её только на улице, когда бежал к остановке. Зайдя в автобус, я выбрал самое тихое место, сел и засунул наушники в уши. Контролёров не было – к счастью безбилетника. За окном было очень темно, вместо солнца – свет от фар и фонарей вдоль чёрного проспекта. На светофорах автобус стоял по несколько минут, причём очень часто. На одном из перекрёстков я увидел пустой трамвай. Он выглядел как большая деревянная коробка с полостью. Редко встретишь такой трамвай для перевозки грузов в наше время. Пятидесятилетний дед ел бутерброд с сыром и докторской колбасой, пока у меня урчал живот. Советские брюки с широкими штанинами, откуда выглядывали рыночные кожаные туфли с трещинами, большой серый свитер, поверх которого была натянута кожаная жилетка. Даже шапки на голове не было, хотя было холодно, а плешь покрыла половину седой головы. Морщины и грубая щетина, уставшие глаза. Почему-то даже сквозь окно, небольшую метель, утреннюю мглу и расстояние в семь метров доносился запах портвейна. Или мне так показалось. Доев, работяга вытер руки о жилет и стал взбираться наверх по ступеням к кабине, опираясь на перила. Автобус тронулся, и я стал смотреть на проезжающие мимо машины, голые ветки деревьев и прохожих. Ценю вид из окна движущегося авто на колёсах именно за переменчивость, если можно так сказать. Видишь ты старую ржавую девятку или шестёрку, а через пару минут уже новенькая немецкая бэха с вылизанными до блеска номерами и тонированным стеклом. Или, например, переходит дорогу мама-одиночка в шубе из норки и тащит сына в смешной яркой шапке за руку, а в противоположную сторону идёт типичный представитель интеллектуальной элиты с шарфом на шее и высокомерием в глазах, одним словом – сноб. Столько людей с разной судьбой в одном городе, на одной улице.

Так сильно замечтался, что чуть не проехал свою остановку. Выйдя на улице Юлиуса Фучика и пройдя пару метров, я достал на ходу пропуск, открыл тяжёлую дверь РГГУ и оказался внутри.

Я сидел на подоконнике напротив кабинета, где через пару часов начиналась пара. Само здание выделялось большими белыми колоннами и европейским стилем, а на фоне серых скучных панелек универ смотрелся более благородно. Деревянная тяжелая дверь и охранник встречали и портили настроение первокурсникам, а красная дорожка, прикреплённая к полу еле заметными позолоченными металлическими палками, внушала уважение и даже страх. В коридоре, ведущем к кабинетам, было очень шумно. Обсуждение экзаменов, обмен шпорами и последними новостями – ежедневный фон студенческой жизни, а в самих аудиториях всегда хотелось спать: парты шатаются, голос лектора тихий, а речь – монотонная. За окном взошло солнце, осветив улицу, машины и людей пастельно-розовым цветом. Лучи света, бившие в окно, освещали тёмный коридор, а частицы пыли, попадая под них, меланхолично кружились. Даже храм скуки порой может быть красивым. Я закинул ноги, чтобы не добавлять работу уборщице, но слякоть теперь была на подоконнике. Потом вытру. До пар оставался ещё час и, сидя с книгой о старой Европе в руках, я планировал провести время интересно и с пользой. Вся книга была законспектирована в тетрадь с желтоватыми листами в клетку карандашом, заточенным кухонным ножом. Заметки были очень короткими, но ясными, отображающими суть. Рядом с местом, которое хотелось посетить, были мои рисунки. Сама тетрадка теперь походила на энциклопедию “Путеводитель по Таллину”.

– Какой смешной у тебя нимб над головой.

Тихий женский голос, похожий на журчание ручья, оторвал меня от тетради. Возле меня стояла молодая девушка лет двадцати в серой водолазке, тканевой юбке с небольшим узором и в чёрных колготках. На её шее было непонятное украшение странной формы из дерева, напоминавшее медальон. Яркости образу добавляли серьги с тёмным камнем, контрастирующие со светлыми волосами, опускавшимися до лопаток, а над ее губой была еле заметная родинка. Глаза чистого голубого цвета широко смотрели на меня, а улыбка на лице и привлекала, и пугала. Незнакомка наклонила голову вбок, держа в руках потёртый рюкзак с турецким брелоком в виде голубого глаза. И хоть она и стояла очень скромно, но её пронзительный взгляд заставлял смущаться. На миг мне показалось, что на мне нет одежды. Спрыгнув с подоконника, я быстро встал, закрывая лужу слякоти.

– Из-за солнца? – улыбнулся я.

Она молча кивнула как маленькая собачка.

– Ты бы мог сойти за святого. Подожди, не двигайся! – сделав фотографию на телефон, она тихо посмеялась, подбежала ко мне и показала, что получилось, а затем встала обратно и продолжила смотреть. – Безымянный святой призрак Гуманитарного Университета.

Ужасно неловко. Я даже не знал, как реагировать.

– Ну, хорошо… Спасибо за комплимент, наверное?

Вежливо кивнув, я собрался уходить, но незнакомка хихикнула, прикрыла рот рукой и зажмурила на секунду глаза. Меня будто отправили в космос без скафандра, а передо мной был непредсказуемый пришелец.

– У тебя взгляд очень…

Девушка вновь подошла на пару шагов ближе, внимательно всматриваясь в моё лицо. Наконец, подойдя почти вплотную, она села на подоконник и продолжила рассматривать…

– Эм… У тебя с головой всё хорошо?

– Знаешь, в моём старом доме висела картина художника. На ней рыжий мальчик собирал яблоки. Он был в одной рубашке и серых штанах. Вы с ним очень похожи.

– Так… может быть, я пожалею, что спрошу, но… Чем же я похож на парня с яблоками?

– Тягой к чему-то. Мальчик тянется к яблокам, чтобы сорвать урожай, и ты тоже тянешься к чему-то, но к чему – пока не знаю, – незнакомка слегка кокетничала.

– Да ну? – поинтересовался я играючи. – Допустим. Тогда где моё яблоко?

– Ты сам должен ответить на свой вопрос, глупый.

Слова её были странными, но говорила она тепло и непосредственно, а взгляд был очень милым. Когда она перестала меня рассматривать своими глубокими глазами, то вздохнула, протянула руку, погремев своими браслетами, и гордо представилась:

– Комарова Елизавета Геннадиевна, студентка второго курса факультета славянской и скандинавской культуры РГГУ! Приятно познакомиться.

Взглянув на лицо, затем на руку, я осторожно, но с любопытством ответил:

– Лёша. Жданов Лёша, студент третьего курса экономики.

В глазах Лизы появился немой вопрос.

– Экономического факультета РГГУ. Мы в одном вузе учимся, зачем уточнять?

– Кто знает? Вдруг ты здесь друга ждёшь? Или лектор – твой отец, а может, дедушка. Вариантов много, вопросов тоже…

– И почему же ты именно ко мне решила подойти?

– Говорю же: нимб. Это – настоящий знак! – рассмеявшись, она облокотилась на стену и стала теребить один из браслетов. – А я вообще очень люблю сидеть и говорить с незнакомцами. От них можно узнать много интересного. Например, ты знал, что советское эскимо было самым вкусным мороженым? Не знаю, где его достать, но очень хочу попробовать!

– Если это тебе сказал какой-нибудь дед на остановке, то поверь мне: они все так говорят.

– Ой, только не говори, что тебе не хотелось бы попробовать! А что это у тебя?

Ткнув пальцем в заметки, я прикрыл их и убрал в рюкзак.

– Да так, ерунда…

– Она вырвала у меня тетрадь и пролистала пару страниц перед тем, как я взял её обратно.

– Ого! Какие красивые рисунки. Тебе бы в художники

– Ты же прочитать ничего не успела. И потом, кто тебе разрешил брать чужие вещи?

– Давно тетрадь ведёшь?

– Ну… Со вчерашнего вечера, но это неважно! Если ещё раз возьмёшь мои вещи, то…

– Не буду, если сам не дашь почитать!

Я неохотно посмотрел на неё. Лиза сидела напротив меня, наклонившись всем телом вперёд, и сверлила меня взглядом. Её выходки и слова меня невероятно бесили, отчего у меня на лбу, кажется, вспухла вена. Но её детское поведение, любознательность, счастливое лицо и широкая улыбка… Будто она вовсе и не хотела меня выбесить, а ей вправду было интересно. Осторожно протянув руку, я передал ей рукопись. С каждой пролистанной страницей я готовился быть осмеянным, отчего моё сердце сжималось как губка. Но этого не произошло. Наоборот, она искренне удивлялась, смеялась и продолжала увлечённо читать. Странное утро какое-то, если подумать. Комарова вернула рукопись, а затем отвернулась, рассматривая плитку под ногами. В коридоре продолжал стоять шум. Вопрос “что это за девчонка и с какой планеты она свалилась?” железно поселился в башке. Рукой она дотронулась до своего ожерелья, что-то сказала про себя, вытянула руки и улыбнулась, взглянув мне в глаза.

– Спасибо большое, Жданов Лёша.

Робот с непонятными фразами, ей богу.

– За что?

– Как за что? Ты ведь поделился своей тетрадью. А ещё твоя позитивная энергия подняла мне настроение.

– Что ещё за энергия, о чём ты?

Она начала вертеть кольцо с рисунком, напоминающим солнце. Милая улыбка на лице пугала и очаровывала. Как ей это удаётся?

– Каждый человек излучает свою энергию, и он ею делится с окружающими. Плохой человек делится негативной энергией, и наоборот.

– Ага, как же. Так и поверил. И как же этот “обмен электричеством” работает? – рассмеялся я.

И тут она внезапно схватила меня за руку.

– Аккуратней!

Прямо сейчас я передаю тебе положительную энергию.

– Каким образом? Пока что ты меня только пугаешь и вводишь в ступор, если быть честным.

Поправив волосы, Лиза искренне рассмеялась. Мне на миг стало весело.

– Когда человека держат за руку, он не чувствует одиночество, верно? Ты сидел на подоконнике в обнимку с книжками. Это может быть для тебя интересно, не спорю, но ты же не с друзьями, а один.

– Кто сказал, что мне нужны…

– На каком курсе, ты говоришь?

– На третьем, а что?

– Третий курс, а сидишь в гордом одиночестве уже целый час. Ну и странный же ты.

“Ну да, а человек, который хватает людей за руки и называет их святыми при знакомстве, вообще не странный”, – хотел было сказать я, но мысль так и осталась мыслью. Лиза продолжила.

– Ты нуждаешься в людях, как ни крути. И сейчас тебе уже не так тоскливо, – в этот момент она улыбнулась, убрала локон волос за ухо и отпустила руку. – Чувствуешь? Руке стало холодно.

– Ну… Слушай, это какой-то бред, если честно.

– Любой может отвернуться от мысли, которая кажется ему сложной. А ты попробуй её принять. Вдруг она проще, чем кажется. А может, и вообще окажется полезной.

Ненадолго задумавшись, я уже хотел было похвалить её за интересную мысль, но она перебила, положив руку на плечо.

– Я всё обязательно расскажу, но позже. Пора на пары. Была рада с тобой познакомиться, Жданов Лёша!

Помахав рукой, Лиза Комарова так же странно и внезапно скрылась в толпе студентов, как и появилась полчаса назад. Это было самое странное знакомство, которое только можно было себе представить. Однако скрывать не стану, было весело. Да и частично она права: руке правда стало холодно, но это не вопрос абстрактной “положительной и отрицательной энергии”, а банальный теплообмен. Но рука у неё была приятной на ощупь. Мягкой и очень тёплой. Да и глаза у неё красивые.

На парах делать было нечего. Сегодняшней темой была инфляция: какой-то там рост, падение, рецессия… Всё это было жутко неинтересно. Я всегда садился за последние ряды в лектории, чтобы меняникто не трогал и, тем более, не спрашивал. Мы с преподом давно, хоть и без договора, поняли друг друга: он ко мне не пристаёт, я ему не докучаю. За окнами шёл снег, и еле слышно завывал ветер. Аудитория ничем не отличалась от остальных, разве что стены белее, да и доска новая, а вот парты с железным каркасом, окрашенным в красный, тяжелые двери, скользкие от слякоти ступени – вся эта картина одна и та же уже который месяц. Сидя за партой, я выписывал интересные факты из исторических справочников, параллельно подмечая незнакомые термины из английского языка. На первых рядах сидело человек двенадцать, не меньше, и только четверо из них что-то записывали и даже отвечали на вопросы. Фигура в коричневом костюме с длинными седыми кудрями, свисающими до подбородка, в больших очках с нелепой оправой и старыми ботинками по-прежнему ходила взад-вперёд, вертя кусок мела в руках. Голос был монотонный, скучный – как раз идеальный для того, чтобы на него не отвлекаться и спокойно выспаться. Именно препод по экономике, чьё имя и отчество я так и не запомнил, обеспечивал здоровый сон на парах в восемь утра. Огромное спасибо, препод.

Записывая очередную заметку про Домский собор, самый старый в Таллине, на миг я затосковал от того, что всё в моей жизни уже который год повторяется. Преподы, пары, зачёты, сессии, возвращение домой и общение с людьми, заканчивающееся спустя два месяца. Где они сейчас? Имена даже с трудом могу вспомнить. И как только можно жить в мире, где тебе постоянно скучно? Разве что… Снова вспомнил тот блин с творогом. С момента переезда в Москву меня не воодушевлял ни огромный город, ни университет, ни то, чему обучаюсь. Словно меня поместили в ментальную клетку, откуда нельзя выбраться. Ты просыпаешься, ходишь в университет, иногда гуляешь по городу и вечером ложишься спать. Подумать только: целых три года я потратил на просиживание штанов. Насколько бы Лиза Комарова не показалась мне странной, она хотя бы искренне верит в свои слова. Да и пары она, кажется, не пропускает. Может, в её словах действительно есть что-то магическое. Вдруг мне и вовсе было суждено её встретить сразу после листовки? Я не верю в судьбу, но насколько же эти события вовремя произошли, чтобы пробудить во мне хоть какой-то интерес к жизни.

– Молодой человек, лекция давным-давно закончена! Прошу, покиньте аудиторию.

Монотонный голос препода прервал размышления, и я посмотрел вперёд.

– Алё, галёрка! Я говорю, покиньте аудиторию для другого курса! Жданов, оглох что ли?

Вещи быстро были собраны в сумку, стук ботинок о ступени гулким эхом отражался от стен. Бегло сказав “до свидания” и кивнув в сторону старика, я вышел из аудитории. Передо мной был тот же коридор и большой поток студентов. Они ходили парами, группами из трёх-четырёх человек или даже целой толпой. По некоторым с первого взгляда было заметно, что они донашивают одежду за старшими братьями, а кто-то, наоборот, расхаживал в самых трендовых вещах, но таких выпендрёжников на весь университет было очень мало. Внимание они приковывали знатно, чего они и добивались.

– Друг, подскажи, где 112-я аудитория?

Паренёк в синей рубашке и тёмных брюках с каштановыми волосами, круглым носом и небольшими кудряшками встал слева от меня, держа в руках конспект. На лбу выступили капли пота, а от рук пахло дешёвым табаком.

– Понятия не имею.

Он побежал вверх по лестнице, но споткнулся и упал. Когда листы конспекта разлетелись в разные стороны, а первокурсник (то, что это был именно первокурсник, я понял сразу!) судорожно их собирал, я залился смехом, вытирая слёзы. Как он перескакивал с одной ноги на другую, ронял портфель, бил рукой по перилам от гнева… Это надо было видеть. Затем краем глаза я заметил знакомые волосы и серую водолазку на выходе. Надев куртку, я подбежал к ней и положил руку на плечо.

– А, Лёша! Рада снова тебя видеть.

– Да, привет. Ты сейчас выходишь из универа, да?

– Ты очень наблюдательный, – застёгнутый рюкзак и надетая после моих слов шапка дали ответ сами собой.

– Я тут подумал, не хочешь пойти…

– Да, почему нет? – её улыбка стала шире.

– Я… я ведь даже не сказал, куда.

– Не важно. Мир даёт возможность для приключений, почему бы ей не воспользоваться?

Мы пошли в сторону Новопушкинского сквера, где я часто проводил время летом, убивая скуку. Только теперь цветущая зелень сменилась снежным покрывалом. Сквер разделяли две дороги с оживлённым движением машин, а далеко впереди виднелось небольшое кафе, куда я очень сильно мечтал зайти, но у меня никогда не было денег, чтобы заказать хотя бы кофе. Облака были объёмными и тягучими. Окна домов, выходившие на улицы, отражали солнце, дорогу, знаки и даже машины. Вдоль дорог стояли деревянные лавочки, а рядом – голые деревья с хлопьями снега на кривых ветках. Они казались мне одинокими. Прогуливаясь, мы с Лизой почти всё время молчали, и мне от этого было дискомфортно, поэтому я иногда пинал ногой плохо лежавшие камни; а вот Комаровой было вполне комфортно гулять в тишине, рассматривая дворовых котов, большие стаи голубей и прохожих.