Григорий Андреевич Неделько
Страшные рассказы 6
Впрочем, многочисленные анализы и опыты, которым подвергли неведомое чудовище, не выявили никакого сходства между нелепой тварью и пропавшим человеком. Тогда как кровь на полу егерского дома явно принадлежала его владельцу.
Немедленно вышел приказ о произошедшем помалкивать; особенно это касалось информирования СМИ и третьих лиц. Егеря Всеволода Боброва приняли решение считать пропавшим без вести; для отвода глаз даже организовали ложную спасательную операцию, которая, естественно, ни к чему не привела.
Тем временем пленённое серое существо тайно содержалось под землёй, на специальной секретной военной базе. За ним неусыпно следили, и лично, и через камеры. От любой еды монстр отказывался, и когда ему «предложили» кровь и мясо, даже не посмотрел в их сторону.
Вместо этого чудовище предпочитало сидеть на корточках и водить по пыльному полу камеры без каких-либо удобств узловатым «пальцем». Это продолжалось несколько дней кряду, прежде чем один из наблюдающих догадался: оно что-то пытается донести до них; может быть, нарисовать.
Военные продолжили наблюдение, ещё более внимательно, чем раньше, однако существо всё сидело не двигаясь да что-то чертило на плитах.
Начальство военных посовещалось и приняло нестандартное решение. В один из дней, между «походами» ко врачам и учёным, с неослабевающим интересом изучающим невиданное создание, монстру выдали кусок угля. Возле камеры, с усыпляющим ружьём наперевес, которое использовалось всякий раз, когда требовалось куда-либо доставить арестанта, стоял солдат, готовый выстрелить при первых признаках опасности.
Но плотоядное, судя по всему, существо не проявляло ни малейшего признака агрессии. Оно неуклюже взяло уголёк гибкими сочленениями-пальцами – и стало водить им по плитам пола. Оно рисовало!
Те из наблюдателей, кто подозревал наличие у существа развитого мозга и способностей к коммуникации, возликовали: назревал пусть странный, пусть несусветный и кошмарный, исходя из того, что произошло, но настоящий межрасовый контакт.
Существо некоторое время водило угольком по полу, а потом отбросило его в сторону; кажется, дело было сделано. Щеря то ли зубы, то ли клыки, то ли непонятно что, оно уставилось прямо в камеру под потолком, будто ждало… или призывало к чему-то.
Когда изображение на мониторе, где был предельно ясно виден пленник, увеличили, присутствовавшие при этом не сдержали криков изумления и радости, ибо то, что начертал на полу ужасный двухметровый «человек», оказалось не чем иным, как палкой с несколькими дырками наверху.
Догадка уже стучалась в двери восприятия наблюдателей, но те всё ещё сомневались, всё ещё не хотели признавать её. И только когда существо в камере подняло страшные руки и покрутило ими возле пасти, явно что-то имитируя, окончательно стало ясно: оно хочет музицировать! Оно нарисовало музыкальный инструмент, который ему зачем-то нужен, и больше всего этот инструмент, если судить по угольному рисунку на полу и движениям монстра, напоминал обыкновенную дудку.
Раздобыть дудочку в современном мире – дело нехитрое. Под пристальными взглядами десятков людей один из военных бросил существу в камеру то, чего оно «просило», после чего с ещё более возросшим ажиотажем исследователи стали взирать за происходящем. Работали видеокамеры, записывая всё на цифровую плёнку. Что-то будет дальше…
Некоторое время, буквально полминуты, существо не двигалось – лишь смотрело на лежащую перед ним дудочку; смотрело так, словно не верило в случившееся – хотя можно ли говорить что-то определённое, учитывая, какими глазами – злобными, красными, налитыми глубинными непонятными эмоциями – взирало чудище на музыкальный инструмент? Затем оно наконец потянулось и взяло дудочку в «руку». Вначале неуклюжие, движения с каждой секундой становились всё проворнее, отточеннее, мастеровитее. Как – и наблюдавшие поразились этому родившемуся у них сравнению – у истинного музыканта.
Существо приложило дудочку к пасти, сделало глубокий вдох… и заиграло. То, что услышали наблюдатели, нельзя было назвать музыкой в первоначальном смысле этого слова, если, конечно, речь о земном понимании смысла слова «музыка». Существо играло на одном огромном, колоссальном выдохе. Звуки, что оно извлекало из обычной дудки, просто не могли появиться на свет благодаря ей: какая-то смесь хрипов, всхлипов, рычания, ворчания, жужжания и бог знает чего ещё. Но всё вместе образовывало некую плотную амузыкальную наполненность. Так звучали бы хоралы далёкой-предалёкой планеты, планеты столь чуждой человеческому разуму, что его обладатель не в силах ни представить её, ни описать. Хоралы, исполняемые одним-единственным существом. Да и существом ли? Верно ли это чисто людское слово отражает суть несуразной двухметровой фигуры с широченной пастью и многочисленными кровавыми глазами?
«Музыка», выводимая на дудке – или только посредством неё, – впивалась, ввинчивалась, вкручивалась в мозг людей – и подавляла. Гипнотизировала. За этим непобедимым воздействием чувствовалось что-то ещё, чья-то чужая воля… Правда, слышавшие уже ничего не могли поделать.
А потом, в один миг, мелодия прекратилась; оборвалась, как обрывается водопад в пропасть, как обрывается ложь в войну, как обрывается жизнь в смерть. Наполненное непредставимыми – не приятными и не омерзительными – звуками пространство стало владениями неизбывной тишины.
И пустоты. Потому что все, кто слушал «музыканта» и выводимые им мелодии родом из мест, откуда он сам пришёл, внезапно исчезли. Растворились, дематериализовались, пропали. Испарился и собственно «маэстро». Та часть секретной, охраняемой лучшими солдатами и защитными средствами военной базы, где проходил сверхъестественный концерт, обезлюдела, опустела и навсегда погрязла в атмосфере рока и погибели.
Между тем существо с дудкой и десятки людей появились в совсем другом месте, расположенном вне привычных человеку пространства и времени, – на умирающей планете, где горизонт объят фиолетовым свечением.
Новоприбывших сразу же окружила толпа серых, двухметровых, красноглазых чудовищ. И стало ясно: народ дудочников пока не сгинет и продолжит борьбу за существование, потому что еды, которую привёл домой их посланец, хватит надолго…
Всего лишь фантазии
Вдохновлено рассказами
Кларка Эштона Смита и
Говарда Филлипса Лавкрафта
Всё случилось ночью.
Но перед этим Матвей Парфир целый день провёл за компьютером. Это не было его настоящим именем, как и его графомания – а сам он считал себя писателем – не была подлинным искусством. Даже просто творчеством, только и исключительно потому, что каждое новое своё произведение Парфир писал в соавторстве, так что и «своим» его он назвать бы не мог.
Казалось бы, что такого? Ну подумаешь, соавторство. Кто и когда не работал с кем-нибудь в паре. Один придумывает идею и персонажей, другой воплощает их на бумаге. Например. Или оба пишут поочерёдно куски текста…
Но это соавторство иного рода, не то, в котором оказался замешан, словно в каком-нибудь похищении или убийстве, сорокалетний Матвей Парфир, якобы писатель. То, чем он занимался, было предосудительнее самоудовлетворения и гораздо более незаконно. Проще говоря, Парфир крал идеи. Тырил у авторов с фантазией побогаче, не очень осмотрительных людей. У истинных писателей, а не тех, кто только изо всех сил хотел и старался быть похожим на них.
К сорока годам Парфир ничего не достиг. Было кое-что местечкового масштаба, мизерное: публикация по блату там, ничего не значащая премия литературного междусобойчика здесь… Но больше – ничего. И, конечно, это его грызло, выедало сердце… да что там, все внутренности, будто поселившаяся в груди прожорливая крыса, которую неизменно морили голодом.
А ведь быть известным, успешным, талантливым так… престижно. Так важно – и уже привычно, для многих. Вот и Парфир вовсе не пытался оградиться от соблазнов и поступал как те самые многие. Воровал, врал, науськивал, занимался подлогами… В общем, жил жизнью обычного человека. И до остервенения, до пропажи аппетита желал, мечтал быть похожим на великих или хотя бы известных – не имея к тому ни таланта, ни малейшей предрасположенности.
Однако следом наступила сегодняшняя ночь.
Впрочем, прежде чем она объяла тёмным нутром большой город (к слову, отнюдь не родной для Парфира), целый день псевдописатель трудился, что называется, в поте лица – настолько, насколько мог, а мог он плохо; перепечатывал чужие мысли и идеи. Наибольшее внимание уделял он тому, чтобы краденое не удалось распознать с первого взгляда. В дело вступала не фантазия, а инстинкт самосохранения, желание уберечь те убогие достижения, которые хранились в его метафорической и метафорически очень хрупкой свинье-копилке. Разумеется, это бесполезно, потому что аудитория делится на три группы: одним наплевать на плагиат, другие (такие же плагиаторы в основном) его поддерживают, а третьи – как раз те, у кого идеи, персонажи, сюжет украдены. Хотя пока Парфиру везло. Пока он не попадался на своём мелком, но по дням становившемся всё более наглым и отчаянным воровстве.
Парфир «писал» очередной ужастик, про рыцаря-маньяка, который попал в наше время и, видимо от негодования и отчаяния, косил всех направо и налево. Плагиатор – сорокалетний мужик без семьи и чётких перспектив – получал удовольствие, главным образом моральное, от кражи сюжетных линий вроде этой. Пожалуй, сам факт испытываемого удовлетворения был важнее, чем «произведение», которое получалось в итоге, и его судьба.
На сей раз жертвой алчного графомана стал, как говорится, широко известный в узких кругах писатель – Гавриил Годин. Из-под пера Година выходили не только рассказы ужасов, но и они в том числе. К тому же Парфира интересовали исключительно ужастики – видимо, в силу ограниченности той самой почти отсутствующей фантазии. И если он усматривал у кого-то в фэнтези-рассказе или в научно-фантастическом романе подходящие образы и сюжетные ветки, то «заимствовал» их не стесняясь. Чего стесняться-то? Всё ведь придумано ещё греками; нет ничего нового под Луной; сюжетов ограниченное количество; и так далее, и до бесконечности. А кроме того – и самое главное, – никто ничего не докажет. Потащит Парфира в суд? Да бросьте!.. Была пара прецедентов, когда разгневанные авторы писали Парфиру в социальных сетях полные неудержимой ярости и праведного негодования сообщения, но – клик-клик мышкой, и авторы заблокированы, и вот уже писать ему они не могут, а в реальности их пути никогда не пересекутся. И это хорошо, это правильно…
Итак, стояла ночь. Ноутбук, выключенный, лежал на табуретке возле дивана, где спал Парфир. Самозваный писатель оглушительно храпел, настолько сильно, что мешал заснуть соседям за стеной – но когда его волновали чужие проблемы, тем более во сне? Парфир перевернулся на другой бок, засопел. Ему снилось что-то очень и очень приятное: возможно, нечто с намёком на эротику. Вероятно, «идея» очередного хоррор-рассказа, а это для Парфира было приятнее любой другой вещи во Вселенной. На пару мгновений плагиатору показалось, что «увиденная» идея – его собственная, не ворованная. Осознание иллюзии проникло глубоко в сердце и мозг Парфира. Он ощутил… счастье. Томительное и горячее счастье! Он не бездарь, нет. Не жалкий, всеми презираемый воришка, способный получать похвалу лишь от таких же ничтожных воришек. О нет, отнюдь нет! Он – настоящий автор, писатель, творец… легенда хоррора в частности и литературы в целом!..
Парфир, действуя бессознательно, поднял руку, чтобы поправить упавшую на глаза – кстати, такие же мутные, как он сам – тёмную, крашеную прядь… но его пятерня наткнулась на некое непредвиденное препятствие. Даже сквозь сон он удивился. Что могло ему помешать? Торшера рядом с диваном нет… табуретка с ноутбуком стоит в стороне… до стены далеко… Парфир испытал огорчение, когда понял, что сон улетучивается. Ещё больше огорчил его тот факт, что вместе со сном исчезает и такая долгожданная, фантастическая идея! Она необязательно была его собственной; скорее всего, ему пригрезилась чья-то чужая придумка. Но всё равно, всё равно!.. Это не имело для Парфира значения. Главными были лишь популярность и признание. Признание и популярность. И ещё, желательно, деньги; пусть небольшие, пусть смешные, но – деньги.
Сон испарился окончательно. Парфир невразумительно выругался. И вдруг почувствовал, что преграда, на которую натолкнулась рука, какая-то очень холодная и неприятная на ощупь. Словно дверца морозильной камеры в морге. Парфир мог бы возрадоваться такому неожиданному и в высшей степени художественному и грамотному сравнению, родившемуся в его собственной голове, если бы не оказался до смерти напуган. Да, «автор» нескольких десятков краденых хоррор-историй, создатель никому не нужного сайта для таких же, как он, почитателей ужаса во всех проявлениях «Территория кошмара» банально обделался от страха. И это не только фигура речи.
Парфир подскочил на диване, сел, задыхаясь, и огляделся. Сквозь темноту сначала ничего не проступало, и он решил, что ему показалось. Чего только не приснится ночью, особенно если ты целый день, не покладая рук, трудился на ниве ужасов.
А затем… затем окружающая темнота будто сгустилась. Превратилась в клуб, сформировалась, уплотнилась – и приняла форму. Из тьмы, из самого сердца ничем не освещаемого – если не считать одинокого, тусклого фонаря за окном – мрака на Парфира взирало существо.
То ли спросонья, то ли в силу природной недогадливости Парфир никак не мог понять, кто это или что это и как оно сюда попало. Причём, вероятнее всего, дело было не в затуманенном сознании: выше уже говорилось, что Парфир резко (почти болезненно) очнулся, поэтому причину стоило искать в недалёкости книжного вора. Более того, существо, на которое он взирал, обмирая от страха, с лезвием ледяного ужаса у горла, с холодной, металлической пятернёй удушья, это самое горло сжавшей, противоречило его представлениям о реальности. А потому и оставалось нечётким, неназванным. Как оно появилось в его квартире?!
Это бред! Галлюцинация! Сон!..
«Я сплю, сплю, – бормотал обезумевший от ужаса “мастер хоррора”. – Надо проснуться!..»
Дрожащей рукой, превозмогая внезапное онемение во всём теле, то и дело сглатывая и хрипя, он ущипнул себя за щеку.
Существо, возвышавшееся напротив, не двигалось. Лишь молча смотрело – невидимыми глазами через маску.
И тогда Парфир понял, что никакое это не существо. Он наконец узнал ночного гостя, однако узнавание не принесло облегчения. Названный, кошмар стал только ещё более страшным. И реальным. Парфир всё понял…
Причитая, прося пощадить, моля, он задом наперёд пополз по дивану… пока не сверзился на пол, больно ударившись копчиком.
Существо, не являвшееся существом, продолжало безмолвно взирать на угодившего в плен смертельного страха человека. А потом «оно» сделало шаг вперёд. Бух! Лязгнуло железо. Шаг громом отдался под потолком пустой ночной квартиры. Ещё шаг – бух!..
– Нет, нет… – только и мог повторять Парфир. – Нет… нет…
Жуткий гость наклонился и протянул поблёскивающую руку.
– Нет, нет… – Парфир уже скулил, как побитый пёс. – Пощадите… Я больше никогда, никогда…
Обжигающе-холодная конечность коснулась шеи Парфира, и он снова испытал то же самое неприятное, омерзительное, опасное чувство, что и при пробуждении.
– Я больше не буду… Простите… простите… – Голос Парфира постепенно сошёл на нет.
И вдруг мужчина, надеясь непонятно на что, превозмогая ноющее, болезненное ощущение в сердце, закричал во всю мощь стискиваемых призрачными пальцами лёгких:
– Помогите! Спас!..
Крик оборвался на полуслове, потому что гость сжал свою железную руку на шее Парфира. Прекратился доступ кислорода, взор помутился, лёгкие обожгло пламенем…
Парфир пытался вырваться, но куда там. Его замутнённый, полумёртвый взгляд скользнул по шлему, по доспехам, по мечу в ножнах… Человек что-то ещё пытался сказать, но не получалось. А явившийся неведомо откуда безжалостный, беспощадный гость, похоже, не собирался его слушать.
Парфир знал наверняка, что это за визитёр и зачем он пришёл. Почему явился именно по его душу…
Световой лучик тусклого заоконного фонаря скользнул по забралу и вспыхнул, ослепляя пустеющие глаза Парфира. Рыцарь не ослаблял, но и не усиливал хватки. Человек издал предсмертный хрип. Всё заволокло плотным туманом… а после прекратилось, оборвалось…
…Парфир не отвечал на звонки и сообщения несколько дней. Кто-то из его немногочисленных друзей забеспокоился. Долгие звонки в квартиру ничего не дали, и тогда пришлось вызывать МЧС.
Дверь вскрыли.
Парфир лежал на полу в спальне. Неподвижный, бездыханный. Закатившиеся мёртвые глаза, синюшные руки, мерзкий запах…
Опрос соседей ничего не дал. Они то ли ничего не слышали, то ли не хотели слышать. Но говорили искренне, прямо – не пытались юлить и изворачиваться.
Виновных, как бы ни хотелось кое-кому, найти не удалось. Скорее всего потому, что их попросту не было.
А затем экспертиза установила: Матвей Пафир, неудавшаяся легенда ужасов, умер от удушья. Задохнулся во сне – и только. Так бывает.
Естественно, пошли разговоры о его «творчестве» и о том, что оно как-то связано с «безвременной кончиной». Но более ничего установить не удалось. Дело закрыли со стандартной формулировкой «за отсутствием состава преступления».
Имя Парфира впоследствии было не то чтобы забыто… Как можно забыть то, что никогда никто не помнил? Что и не существовало вовсе? Однако усилия мужчины, даже после смерти, так и не увенчались столь желанной славой. Так тоже бывает.
А самым странным во всей этой истории стало то, что Гавриил Годин, не знакомый с Матвеем Парфиром ни лично, ни через Сеть и не слышавший о смерти последнего, в ту ночь, когда Парфир скончался во сне, тоже очень плохо спал.
И вот такое бывает крайне редко. Но всё же бывает…
Френд номер 666
Тёплым весенним днём Костя Краснов, молодой бездельник и хулиган, сидел на скамейке в парке и от нечего делать лазал в смартфоне по Сети. Все его друзья сейчас были в школе, мучались на алгебре, которую вела эта грымза Наталья Олеговна. Костя Олеговну ненавидел лютой ненавистью, как и алгебру – как и вообще учёбу, и поэтому уроки частенько прогуливал.
Но скучно одному, без ребят и девчонок, вот парень и достал смартфон, залез в Интернет и принялся рыскать по просторам Сети в поисках чего-нибудь интересного. Обновления на сайтах, куда постоянно заходил, Костя уже просмотрел, некоторые – по два раза. Тяжко вздыхая – как же нелегко, когда ты один и нечем заняться, – он закрыл страницу «Стима» и залез в «Яндекс». Однако толком посёрфить не успел, потому что на смартфон пришло сообщение.
Отправитель СМС-ки не определился, только страна – Россия, где, собственно, уже шестнадцать лет коптил небо Константин Краснов. Костя глянул на текст сообщения и не сказать, чтобы обомлел, но был неприятно удивлён. Он привык ко всякого рода шуткам и розыгрышам, в том числе небезобидным. На его счету их числилось немало: устроить кому-нибудь телефонный пранк, подложить дохлую крысу, внезапно напугать, испортить входную дверь (чаще всего – неприличной и обидной надписью) или ещё что-нибудь в этом роде. Однако чего Костя не терпел, так это когда разыгрывать и обижать пытались его самого.
В сообщении, полученном малолетним хулиганом, значилось:
«Ты умрёшь, когда у тебя появится френд номер 666».
Костя хмыкнул и сплюнул.
– Что за бред? Идиот какой-то.
Он удалил СМС-ку, случайно отметив, что её номер заканчивается тремя шестёрками, и вернулся к привычному занятию – ничегонеделанию. Какой-то обиженка пытается развести его на эмоции, эка невидаль. Чего зря внимание обращать? И Костя тут же забыл об этом мелком происшествии.
Так бы оно и сгинуло в пучине прошлого, пропущенное мимо глаз и ума, если бы с того момента жизнь подростка постепенно не начала превращаться в ад.
Но началось всё не сразу.
Утомлённый рысканием в поисковике, Костя зашёл проверить последние новости во «ВКонтакте». Он уже нажал соответствующую вкладку, когда краем глаза случайно зацепился за число «665». Именно столько френдов было у него в этой социальной сети.
Костя ещё раз хмыкнул, проворчал что-то неприличное насчёт всяких недоумков, которым проводят Интернет, и с головой погрузился в виртуальную реальность.
Домой он пришёл вовремя, естественно – с рюкзаком за плечами и сменкой в руках. Мать вновь не заподозрила, что единственный сын прогуливал уроки. Или ей уже стало настолько всё равно, что она предпочитала закрывать глаза на поведение Кости, которого вряд ли получится перевоспитать.
Бросив в комнате рюкзак, Костя завалился на кровать и снова достал смартфон. Из головы почему-то никак не шла та СМС-ка. Возможно, её прислали по ошибке. Но в любом случае, парень то и дело мыслями возвращался к этой странной, жуткой фразе.
«Ты умрёшь, когда у тебя появится френд номер 666».
Фраза эта не должна была испугать завзятого хулигана и забияку. И всё же исподволь, незаметно страх проникал в черепную коробку и бередил сознание. Пока ещё Костя этого не понимал: не привык бояться. Боялись, скорее, его самого.
Чтобы отвлечься, а заодно чем-нибудь себя занять, он стал списываться со всеми друзьями подряд. Те уже вернулись из школы, и многие, несмотря на характер и поведение Кости – а может, именно благодаря им, – любили поболтать с парнем. Поболтать, погулять, поиграть, поприкалываться…
– Слышь, Машка, я тут такую кору получил, хех. Щас перешлю…
И он напечатал и скинул однокласснице текст той непонятной СМС-ки. Впрочем, такой ли уж непонятной?
– Привет, Колян, хочешь прикол? Мне тут один дебил чухню написал…
– Здорово, Васёк…
– Хай, Лен…
– Салам, Ринат…
И так далее, и так далее, и так далее.
Никто, разумеется, не воспринял фразу о смерти и френде всерьёз, отчасти потому, что рассказывал об этом Костя. А даже если и поверил, вслед за подростком посмеялся над нелепым происшествием.
– Да ерунда, Костян…
– Кость, это больной какой-то написал…
– Костик, наверное ошиблись…
– ХЗ, Краснов, бред, по-моему…
И так далее, и так далее, и так далее.
Наконец мать позвала обедать. Костя был даже рад отложить смартфон, поскольку излишнее внимание со стороны друзей начало его утомлять.
На обед была курица. Готовила временно безработная мать вкусно.
– Папа опять задерживается на работе, – сказала она.
– Угу, – безразлично бросил Костя.
А потом, в некоем бесконтрольном порыве, решил рассказать маме о полученной СМС-ке. Обычно он такого не делал: чем меньше знают родители, тем крепче спят. Но на сей раз ему было прямо невтерпёж поделиться смешным, как он считал, случаем. К тому же Костя не делал различий между родными, друзьями, учителями и незнакомыми людьми. Все для него являлись потенциальными объектами для розыгрышей и приколов. Почему бы не поволновать собственную мать, которая всегда отличалась беспокойным нравом?
– Мам, тут такое произошло…
– Что случилось? – Она немедля насторожилась.
– Да ты не волнуйся. В общем, сижу я в школе, делаю задание по алгебре, как вдруг…
И он пересказал ей придуманную на ходу историю. Правдой в ней был лишь текст той дурацкой СМС-ки.
– Ну, что ты на это скажешь? – И он весело посмотрел на мать.
На женщине лица не было.
«Не переборщил ли я? А, плевать».
– Ладно, пойду к себе в комнату. Спасибо, мам.
Рыгнув, он, под пристальным взором матери, встал из-за стола. Вернулся к себе и опять завалился со смартфоном на кровать.
За то время, пока ел, ему пришло более полусотни сообщений. Ни одного угрожающего, однако во всех так или иначе сквозило любопытство. Кто ему написал ту гадость, зачем и когда? Подозревает ли кого-нибудь Костя? При чём тут «френд 666»?.. И так далее, и так далее, и так далее. И хотя парень слегка утомился отвечать (иногда – повторно) на эти вопросы, после сытного вкусного обеда он подобрел и с новыми силами бросился переписываться с многочисленными друзьями.
Поздно вечером, усталый, но неизменно добродушный, вернулся отец.
«Удивительно, – подумал Костя, – как в семье таких людей мог вырасти сын вроде меня?»
Он, наверное, сам не до конца понял промелькнувшую мысль. А потом сразу забыл, как часто случалось, когда дело касалось каких-нибудь незначительных вещей.
Из кухни раздавались голоса: встревоженное сопрано матери, рассудительный бас отца. Костя не мог разобрать слов, однако интуиция подсказывала, что мать пересказывает отцу выдуманную сыном историю. Почти выдуманную.
«Как волнуется, – подумал Костя; он уже улёгся в постель и, закрыв глаза, безмятежно засыпал. – И отец, кажется, тоже. Шутка удалась. Да и как может быть иначе, ведь…»
Мысль осталась незаконченной: Костя уснул.
Следующий день стал для него сюрпризом.
За завтраком – мать всегда завтракала вместе с ним – женщина сообщила сыну, что в школу он не идёт.
– Ого. С чего вдруг такие милости? – в своей излюбленной манере пошутил он.
– Ты пойдёшь со мной к психологу.
– Что?! – Костя выпучил глаза, не зная, как реагировать.
– Я уже записалась на приём.
– Никуда я не пойду!
– Пойдёшь. – В голосе матери неожиданно зазвучала сталь, которой сын прежде не слышал. – Думаешь, я не знаю о твоих прогулах и прочих выходках? А ещё эта вчерашняя история…
– Какая история… – начал было он, но под взглядом матери ни с того ни с сего смутился. – Да я всё выдумал. Не было ничего. Просто пошутил…
– А нам с отцом твои шутки дорого стоит, – безапелляционным тоном оборвала мать. – В общем, мы идём к психологу, и точка.
Костя проворчал что-то невнятное, но про себя решил: если ей очень хочется, ладно, сходит, так и быть. В конце концов, это ещё одна возможность проявить свои актёрские способности и хорошенько пошутить.
Психолога звали Элла. Это была молодая и миловидная женщина с короткими, крашенными в рыжее волосами.
На приёме Костя чувствовал себя крайне неуютно.
«Наверное, так себя ощущают на допросе», – подумал он и хмыкнул про себя.
И хотя Элла напрямую ни о чём не допытывалась и ни в чём не старалась убедить подростка, у того создавалось впечатление, что его рассматривают под микроскопом: и психолог, и сидящая рядом мать.
Костя вёл себя по обыкновению раскованно, даже развязно. Шутил и подтрунивал, ничего не скрывал, в подробностях рассказал о той самой СМС-ке, полученной в парке. Да, ему пришлось признаться, что прогулял уроки, – теперь-то уж никуда не денешься.
– А разве, кроме меня, никто школу не прогуливал? – резонно осведомился Костя.
– Да-да, Константин, вы правы.
Она обращалась к нему на «вы». Это жутко бесило, но парень не подавал виду, только внутренне сжимался от каждого вежливого обращения.
«Кого она из себя корячит? И что ей от меня надо?»
А осторожный методичный «допрос» тем временем продолжался. Сколько прошло времени, прежде чем приём закончился, Костя не знал, но всяко больше заявленного часа. Он был так расстроен и подавлен происходящим, что даже забыл посмотреть на часы. А ещё – какое-то незнакомое чувство билось о стенки черепа. Что это? Сомнение? Волнение? Страх? Да, похоже, страх – но откуда, с чего вдруг?..
– Константин, вы не могли бы на пять минуток оставить нас одних? – попросила Элла.
Парень кивнул и молча вышел из кабинета. Облокотившись на стену напротив двери, стал ждать, пока мать с психологом наговорятся. Подслушивать даже не пытался: возможно, и получилось бы, но ему было неинтересно, что они там лопочут. Слава богу, скоро эта бадяга закончится, и они с матерью отправятся домой, и всё вернётся на круги своя.
«Выдумала же маман визит к психологу… на мою голову», – невесело, что с ним случалось редко, подумал Костя.
Разговор матери и специалиста длился гораздо больше пяти минут. В конце концов дверь открылась, и на пороге появилась Костина родительница. Он отлепился от стены и хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Впервые подросток видел у матери такое выражение глаз: холодное, решительное. Пугающее.
Костя поёжился, однако тут же себя одёрнул. Что за ерунда? Это же его мама! Она не сделает ему ничего плохого, чего бы эта рыжая шарлатанка ей ни наговорила.
– Идём, – ледяным тоном сказала мать и, не глядя на него, зашагала по коридору.
Костя беззвучно выругался и нехотя припустил следом.
С этого дня его жизнь превратилась в контроль – неизменный, неусыпный.
Что мать, что отец, постоянно проверяли каждую мелочь, связанную с сыном: начиная с того, как он заправляет кровать, и заканчивая тем, какие оценки приносит из школы. Безусловно, следили они, и прогуливает ли он уроки. Созванивались с учителями, о чём-то долго с ними беседовали за закрытой кухонной дверью. Зачем-то звонили даже родителям его друзей! Костя не подслушивал – вот ещё, заниматься подобными глупостями, – а мать с отцом особенно не таились.
– Ты уже сделал уроки?
– Почему на тебя жаловалась Наталья Олеговна?
– Чем ты занимался в комнате?
– Что это у тебя в телефоне?..
И так далее, и так далее, и так далее.
Гнев вперемешку с ещё непривычным чувством страха вскипал в Косте всё сильнее.
Поначалу он убеждал родителей, что уже взрослый, упирался, дерзил, но его наказывали как маленького. Отбирали вещи, заставляли сидеть в комнате, а один раз и вовсе отлупили ремнём. Отец оказался тяжёлым на руку. Костя весь день рыдал – больше от обиды, чем от боли. Он ведь уже взрослый. Взрослый!
Тогда подросток решил, что лучше не перечить родителям и хотя бы притворяться хорошим мальчиком. Это претило его натуре баламута, но что поделаешь? Лучше так, чем боль и позор.
Но, как бы положительно он себя ни вёл, отношение родителей не менялось. Враз сделавшись отстранённым, чужим, жёстким… даже жестоким, – таким оно и оставалось.
Костю регулярно водили на приём к психологу, к той самой «шарлатанке» Элле. Они всегда ходили вместе с матерью, что казалось парню особенно постыдным. Будто он ребёнок!..
Элла теперь без устали «допрашивала» его, задавая неудобные вопросы о детстве, знакомых, о нём самом…
– А как зовут твоих друзей?
– А во что ты играл ребёнком?
– А какие тебе нравятся девочки?
– А что ты любишь делать в свободное время?..
И так далее, и так далее, и так далее.
«Да какая ей разница?!» – непрестанно возмущался Костя, но поделать ничего не мог.
Заканчивался приём всякий раз одинаково: его выпроваживали за дверь кабинета, пока мать с психологом о чём-то шушукались. Затем дверь распахивалась, и наружу непривычно-решительным шагом выходила женщина, с которой у Кости будто бы не было никакого родства. Безусловно, об этом он не говорил психологу – чтобы она не придумала новой гадости и не убедила в ней мать. А ведь та обязательно расскажет отцу, а у отца тяжёлая рука…
