Но он ничего не менял. Долли – тоже. Эдуард спрашивал. Она – отвечала. Тогда он еще не понимал, суть – не в их обоюдном упорстве и упрямстве.
И разве, если тебя спросят – ты не ответишь? Хоть как: язвительно, с пренебрежением, с целью поставить на место или даже унизить, высмеять. Ответишь. Потому что такова наша природа – каждому ведь надо общаться. Даже Долли. Даже Эдуарду. Двум противоположностям из двух разных миров. Ибо одиночество – самое страшное, что только есть на земле.
К тому же, он прекрасно знал распорядок дня Долли (не считайте, что специально выучил – тут уж не прогадаешь), как и то, что ему ответят (а вот тут – точно выучил). А Долли, хоть и никогда ничего не делала и никак не участвовала в их жизни, знала про его забитый делами с утра до вечера день. Она иногда, покуда Эд не видел, наблюдала, устроившись на подоконнике, за тем, как Том с ним уходят по делам. Иногда даже следила за ними, поэтому и не спрашивала – знала ведь. Знала!
– Что думаешь, то и скажи!
– Вот как?! – Глаза ее округлились, она стряхнула с себя сон будто первый снег – эти рыхлые и холодные хлопья (зиму Долли не любила). Цокнула, надулась, Эду показалось, что она – такая миниатюрная – даже увеличилась в размерах. – Об одном глупом и напыщенном болване, который сует свой нос в чужие дела! Вот о чем! – Она захлопнула книгу.
Эдуард от неожиданности вздрогнул и попятился.
Изобретательной во лжи Долли тоже никак не назвать, ведь читать она не умела. Впрочем, как и Эдуард. Иногда ему казалось – Том тоже не умеет читать – просто с книгой так хорошо сидеть. Эти вещицы – книги – для того и сделаны, чтобы посидеть. А еще лучше – полежать. Уж в этом Долли знала толк! Ну как бы вы читали книгу, крутя руль трактора? Или во время прополки сорняков, ловли рыбы, покупок в магазинчике в городе? Во время шага и бега? Во время купания – в пруду или в ванной? Вот-вот.
Эдуарду думалось, что Долли так обожала чтение (точнее, делала вид, будто читает), оттого, что само это занятие предполагало лодырничество – саму суть ее природы, а еще желание выделиться – вторая ипостась.
– Потому что ты не умеешь, – сказал Эдуард.
– Каков наглец! Думаешь, все такие же глупые, как ты, Эд?
– Тогда скажи, – Он кивнул в сторону книги, – что там?
– Будто ты поймешь такие сложные вещи, бестолочь! – гнула она свое.
– А ты попробуй, вдруг и пойму! – не унимался Эд. Долли его сегодня особенно разозлила своим поведением – она снова дрыхла весь день, бездельничала, к тому же, еще и огрызаться вздумала! А он… он так устал! Столько всякого делал, во стольких местах побывал! И где запропастился Том? Он уж их рассудит! Конечно, не скажет чего лихого Долли, но эта смутьянка точно язык проглотит, при старших спорить и обзываться не станет. Но Том все не шел. Да и что ему делать в спальне на втором этаже посреди бела дня? В то самое время, когда Долли безраздельно овладевала целым домом, превращая все кругом в сплошное царствие лености!
Том на выручку не придет.
– Больно надо. Я проголодалась. Пойду попрошу Тома, чтобы приготовил мне что-нибудь вкусненькое. – Долли смерила его презрительным взором и вышла из комнаты.
Эдуард открыл ее (нагло присвоенную у Тома) книгу. Ничего не разобрать – сотни маленьких, будто гнус в жаркий день, закорючек. Он старался переворачивать листы осторожно (так, как это всегда делала Долли – с изяществом), чтобы ничего не повредить (А то жди беды и новую порцию брани – далеко не от Тома!), ведь именно эта книжица – такая ветхая, пыльная, в тканевом переплете с цветочными узорами – и никаких картинок внутри! Уж картинки бы он понял! Цветы же узнал на обложке? Узнал.