Грегори Цукерман
Человек, который разгадал рынок. Как математик Джим Саймонс заработал на фондовом рынке 23 млрд долларов

Около двух лет назад Баум думал исключительно о математике; теперь же его мысли занимал трейдинг. Летом 1979 года, загорая на пляже со своей семьей, Баум размышлял о продолжительной слабости курса британского фунта. В то время считалось, что валюта может только падать в цене. Один эксперт, который консультировал Саймонса и Баума по вопросам торговли, так много заработал на продаже фунтов, что назвал своего сына Стерлингом.

Тем утром, отдыхая на пляже, Баум поднялся, переполненный восторгом. Он был убежден, что очень скоро появится отличная возможность для покупки фунтов. Баум помчался в офис, сказав Саймонсу, что Маргарет Тэтчер, новый премьер-министр Великобритании, поддерживает курс валюты на непомерно низком уровне.

«Тэтчер «сидит» на фунте, – сказал Баум. – Она не сможет долго сдерживать его рост».

Баум предложил скупать фунты, но такое внезапное утверждение скорее рассмешило, нежели убедило Саймонса.

«Ленни, жаль, что ты не сказал об этом раньше, – ответил Саймонс с улыбкой. – Тэтчер «встала»… Курс фунта только что поднялся на 5 центов».

В то утро выяснилось, что Тэтчер решила поднять стоимость фунта. Баум и бровью не повел.

«Это ерунда! – настаивал он. – Он поднимется еще на 50 центов, если не больше!» (5)

Баум оказался прав. Они продолжали скупать британские фунты, а курс валюты по-прежнему стремительно рос. Они не стали отступать от намеченного пути, точно предсказав курс японской иены, немецкой марки [ФРГ] и швейцарского франка, после чего Саймонсу звонили инвесторы из Южной Америки с поздравлениями и словами поддержки, поскольку фонд заработал десятки миллионов долларов.

Коллеги-математики до сих пор ломают голову над тем, почему Саймонс променял многообещающую карьеру на то, чтобы сидеть в самодельном офисе и торговать валютными контрактами.

Они были также потрясены тем, что Баум и Акс присоединились к его предприятию. Даже отец Саймонса казался расстроенным. В 1979 году во время празднования бар-мицвы сына Джеймса, Натаниэля, Мэтти Саймонс заявил математику из Стоуни-Брук следующее: «Я любил повторять: «Мой сын – профессор», а не «Мой сын – бизнесмен».

Саймонс не тратил много времени на то, чтобы оглядываться в прошлое. Заработав первые деньги на валюте, Джеймс внес поправки в устав Limroy, согласно которым они смогли продавать фьючерсы не только на сырьевые товары, но и на казначейские облигации США. Саймонс и Баум, у каждого из которых теперь был собственный инвестиционный счет, собрали небольшую команду для разработки сложных моделей, которые способны определять выгодные сделки на валютных, товарных и облигационных рынках.

Саймонс получал огромное удовольствие, пробуя свои силы в своем давнем увлечении финансовыми спекуляциями и одновременно пытаясь разгадать секрет финансовых рынков, возможно, самую сложную задачу, с которой он когда-либо сталкивался. Кроме того, как он шутил, его жена, Мэрилин, наконец-то могла «общаться с людьми и понимать, о чем они говорят». (6)

Радость продлилась недолго.

Во время поиска программиста Саймонс узнал о 19-летнем парне, который был на грани исключения из Калифорнийского технологического института. Грег Халлендер обладал острым и изобретательным умом, однако с трудом мог сосредоточиться на учебе и поэтому плохо успевал по многим предметам. Позднее ему диагностируют синдром дефицита внимания и гиперактивности^[36].

На тот момент Халлендер, так же как и руководство университета, уже отчаялись справиться с этой проблемой. Когда его поймали в комнате общежития за проведением несанкционированных торговых операций с высокими ставками, чаша терпения была переполнена.

Друзья Халлендера собрали деньги и отдали их ему, который приобрел опционы на акции до наступления рыночного ралли^[37]в 1978 году, за считаные дни превратив 200 долларов в 2000.

Вскоре все в общежитии хотели в этом участвовать, отдавая деньги Халлендеру, который начал разделять опционы на акции, приобретенные через брокерский счет в Merrill Lynch^[38], и перепродавать их нетерпеливым студентам.

«Я как будто открыл собственную фондовую биржу», – с гордостью делится Халлендер.

Должностные лица Merrill Lynch не были в восторге от такой его изобретательности. Ссылаясь на нарушение условий использования счета со стороны Халлендера, брокерская компания положила конец его авантюре, после чего его вышвырнули из университета. Сидя в своей комнате в общежитии, ожидая исключения, в 7 часов утра Халлендера встревожил телефонный звонок от Саймонса. Джеймс узнал от аспиранта Калтеха о нелицензированных торговых операциях Халлендера и был впечатлен его ловкостью и пониманием финансовых рынков. Саймонс предложил ему приехать в Нью-Йорк и заняться разработкой торговых программ Limroy в обмен на годовую зарплату в 9000 долларов, а также долю от прибыли в его компании.

С круглым, ангельским личиком, лохматыми каштановыми волосами и ребяческой улыбкой Халлендер выглядел скорее как подросток, собравшийся в летний лагерь, а не человек, который едет через всю страну, чтобы проводить неизвестные торговые операции. Худощавый Халлендер носил очки с толстой оправой, а в переднем кармане хранил коричневый футляр для них и несколько ручек, что придавало ему особенно бесхитростный вид.

Халлендер не был знаком с Бумом или Саймонсом и поэтому настороженно отнесся к такому предложению о работе.

«У фирмы Джима было самое сомнительное название на свете», – заметил он.

Однако юноша без колебаний принял это предложение.

«Я сидел в общежитии и дожидался того, когда меня вышвырнут из университета, не то, чтобы у меня был большой выбор».

Халлендер переехал на Лонг-Айленд, на пару недель остановившись в доме Саймонса, пока не снял комнату в близлежащем общежитии Университета Стоуни-Брук. У него не было водительских прав, поэтому чтобы он мог добираться до работы, Саймонс одолжил своему новому сотруднику велосипед. В офисе Саймонс, одетый в обычную хлопчатобумажную рубашку с открытым воротом и лоферы, рассказывал Халлендеру о своем подходе к торговле. Джеймс говорил, что на валютные рынки оказывают влияние действия правительств и других лиц, и его компания планировала разработать подробные пошаговые алгоритмы, которые позволяют определять «тренды, возникающие в результате влияния на рынок скрытых игроков» – весьма похоже на то, что Саймонс делал в IDA для дешифровки кода противника.

Халлендер начал с написания программы для отслеживания результативности работы новой компании. В течение полугода показатели, полученные Халлендером, сигнализировали о тревожных убытках – переход Саймонса к торговле облигациями прошел не так, как надо. Телефон по-прежнему разрывался, но теперь клиенты звонили не для того, чтобы выразить свои поздравления, а чтобы узнать, почему они теряют так много денег.

Саймонс тяжело воспринял подобный спад, и по мере увеличения потерь становился все более тревожным. В один особенно напряженный день Халлендер, зайдя в кабинет Джеймса, увидел, как его босс навзничь лежит на диване. Ему показалось, что Саймонс хочет открыться ему, и, возможно, рассказать о своих переживаниях.

«Иногда я смотрю на происходящее и чувствую, что я всего лишь человек, который не понимает, что делает», – удивлялся Саймонс.

Халлендер испугался. До этого момента уверенность Саймона в собственных силах казалась безграничной. Теперь он, похоже, сомневался в правильности своего решения бросить математику, чтобы завоевать рынок. Лежа на диване, как в кабинете психотерапевта, Саймонс рассказал Халлендеру историю лорда Джима, рассказывающую о неудачах и искуплении. Саймонс был очарован Джимом, персонажем, который имел высокое самомнение и жаждал славы, но с треском провалился в испытании на храбрость, обрекая себя на жизнь, наполненную стыдом.

Саймонс выпрямился и повернулся к Халлендеру.

«Несмотря на это он принял достойную смерть, – сказал он. – Джим умер в мире и спокойствии».

Постойте, Саймонс задумался о самоубийстве?

Халлендер переживал за босса и за свое будущее. Он понимал, что у него нет денег, он живет один на Восточном побережье, а на диване сидит его босс, рассуждающий о смерти. Халлендер попытался обнадежить Саймонса, но получалось у него это неловко.

Спустя несколько дней Джеймс вышел из депрессивного состояния с еще большей решимостью создать высокотехнологичную торговую систему, основанную не на субъективных суждениях, а на алгоритмах, или пошаговых компьютерных операциях. До этого момента Саймонс и Баум полагались на примитивные торговые модели и свою интуицию, подход, который и спровоцировал кризисную ситуацию. В разговоре с Говардом Морганом, техническим экспертом, которого Джеймс нанял для того, чтобы инвестировать в акции, он поставил новую цель: разработка сложной торговой системы, полностью привязанной к заданным алгоритмам, работу которых можно автоматизировать.

«Я не хочу ежесекундно переживать о ситуации на рынке. Я хочу иметь такую компьютерную модель, которая будет зарабатывать деньги, пока я сплю, – заявил Саймонс. – Систему, которая будет полноценно функционировать без вмешательства со стороны человека».

Саймонс понимал, что технологии, которая позволяла бы создать полностью автоматизированную систему, еще не было создано, но он хотел попробовать использовать более передовые методы.

Саймонс предполагал, что ему понадобится множество исторических данных, которые позволят компьютерам искать устойчивые и повторяющиеся движения цен в течение большого промежутка времени. Саймонс купил целые стопки книг у Всемирного банка и других организаций, а также катушки магнитной ленты у различных товарных бирж, каждая из которых содержала многолетние данные о ценах на товары, облигации и валюту, вплоть до Второй мировой войны. Это была древняя информация, которая мало кого волновала, но Саймонс предполагал, что она может принести пользу.

Компьютер PDP-11/60 с черно-белым экраном и высотой в 1,5 м, который был у Халлендера, не мог считывать некоторые архивные данные, собранные Саймонсом, из-за устаревшего формата, поэтому он тайком перенес магнитные ленты в близлежащую штаб-квартиру Grumman Aerospace^[39], где работал его друг Стэн. Около полуночи, когда деятельность оборонного подрядчика затихла, Стэн разрешил Халлендеру запустить суперкомпьютер, который на протяжении нескольких часов преобразовывал магнитные ленты в формат, который можно было бы прочитать на компьютере Саймонса. Пока катушки крутились, друзья общались и пили кофе.

Чтобы собрать дополнительные данные, Саймонс поручил одному из своих сотрудников поехать на Нижний Манхэттен, в офис Федеральной резервной системы и тщательно записать историю процентных ставок, а также другую информацию, пока недоступную в электронном виде. Чтобы получить свежие данные о ценах, Саймонс поручил своему бывшему секретарю из Стоуни-Брук и новому офис-менеджеру Кэрол Альбергини записать цены закрытия по основным валютным парам. Каждое утро Альбергини просматривала Wall Street Journal^[40], а затем взбиралась на диван или стул в библиотеке компании и обновляла различные показатели на миллиметровой бумаге, которая свисала с потолка и была прикреплена к стенам. (Такая договоренность действовала до тех пор, пока Альбергини не упала со своего высокого поста, защемив нерв и получив хроническую травму, после чего Саймонс нанял более молодую девушку, которая с легкостью штурмовала стены, чтобы обновить показатели.)

Джеймс привлек к работе свою невестку и других людей, которые вносили информацию о ценах в базу данных, разработанную Халлендером для отслеживания цен и тестирования различных торговых стратегий, основанных на математических принципах и интуитивных представлениях Саймонса, Баума и других сотрудников. Многие из применяемых ими тактик касались различных стратегий импульсной торговли^[41], но кроме этого они также искали потенциальную корреляцию между ценами на сырьевые товары. Если курс валюты падал три дня подряд, то каковы шансы, что то же самое произойдет и на четвертый день? Цена на золото опережает курс серебра? Помогут ли данные о стоимости пшеницы сделать прогноз относительно цен на золото и другие сырьевые товары? Саймонс даже исследовал, влияют ли на курс природные явления. Халлендер и его команда часто не находили того, что могло бы доказать достоверность корреляций, но Саймонс подталкивал их продолжать поиски.

«Здесь есть какая-то закономерность; она обязана быть», – настаивал Саймонс.

В результате рабочая группа создала систему, которая могла выявлять потенциально прибыльные сделки на сырьевых, облигационных и валютных рынках. Единственный офисный компьютер был недостаточно мощным, чтобы обрабатывать все данные, но он мог определить несколько достоверных корреляций.

Одним из компонентов торговой системы были фьючерсные контракты на свинину, поэтому Саймонс назвал ее Piggy Basket^[42].

Она была разработана так, чтобы при помощи инструментов линейной алгебры анализировать массивы данных и на их основе предоставлять торговые рекомендации. Piggy Basket выдавала ряд чисел.

Например, последовательность «0,5, 0,3, 0,2» означала бы, что валютный портфель должен содержать 50 % иены, 30 % немецких марок и 20 % швейцарских франков. После того как Piggy Basket давала рекомендации примерно для 40 различных фьючерсных контрактов, сотрудник звонил брокеру и передавал торговые поручения, соответствующие данным пропорциям. Система предоставляла рекомендации для осуществления автоматической торговли, а не производила автоматические торговые операции, но на тот момент Саймонс сделал все, что было в его силах.

На протяжении нескольких месяцев Piggy Basket приносила большую прибыль, используя торговый капитал Monemetrics в размере около миллиона долларов. Команда обычно удерживала свои позиции 1–2 дня, а затем закрывала их. Вдохновленный начальным успехом, Саймонс нарастил торговый капитал Piggy Basket, переведя несколько миллионов долларов со счета Limroy, что еще больше увеличило прибыль.

Затем произошло кое-что неожиданное. Компьютерная система показала необычный спрос на картофель, предложив перенаправить ₂^/3 капитала на покупку фьючерсных контрактов на Нью-Йоркской товарной бирже (NYMEX). Объем купленных контрактов составил миллионы килограммов картофеля, выращенного в штате Мэн. В какой-то момент Саймонсу поступил звонок от недовольных финансовых регуляторов из Комиссии по торговле товарными фьючерсами (CFTC^[43]). Встревоженный голос сообщил: «Monemetrics приближается к тому, чтобы создать корнер^[44], что приведет к искусственному дефициту данного сорта картофеля на международном рынке».

Саймонс едва сдерживался от смеха. Да, финансовые регуляторы приставали к нему с расспросами, но они должны были понять, что он не собирался приобретать так много картофеля; он даже не мог объяснить, почему его компьютерная система скупала его в таких объемах. Разумеется, CFTC должна была это понимать.

«Они думают, мы пытаемся загнать рынок в угол!» – не без удовольствия сказал он Халлендеру, повесив трубку.

Так или иначе финансовые регуляторы не уловили иронию в злоключениях Саймонса. Они закрыли его позиции по фьючерсным контрактам на картофель, что стоило Джеймсу и его инвесторам миллионы долларов. Вскоре они с Баумом перестали доверять своей системе. Они могли видеть, какие сделки рекомендует Piggy Basket и знали, когда это приносит прибыль, а когда приводит к потерям. Однако Саймонс и Баум не понимали точно, почему компьютерная модель принимает то или иное решение по торговым операциям. В результате они пришли к выводу, что, возможно, автоматизированная торговая модель не самое удачное решение.

В 1980 году компанию покинул Халлендер, чтобы вернуться к учебе. Преждевременный уход из университета стал для него тяжким бременем. Ему было стыдно от того, что он не в состоянии помочь Саймонсу добиться существенного прогресса в разработке его компьютеризированной торговой системы. Халлендер не понимал математические методы, которые применяли Саймонс и Баум в своей работе. Он чувствовал себя одиноким и несчастным. За несколько недель до этого Халлендер признался коллегам, что он гей. Они всячески старались его поддержать, но в результате юноша только еще больше чувствовал себя не в своей тарелке.

«Я просто думал, что в Калифорнии у меня появится больше шансов встретить родственную душу, – признавался Халлендер, который в итоге окончил университет и стал специалистом по машинному обучению в Amazon и Microsoft. – В мире есть вещи гораздо важнее денег».

После ухода Халлендера и сбоев в работе Piggy Basket Саймонс и Баум перешли от использования прогностических математических моделей к более традиционному способу торговли. Ориентируясь на новости, влияющие на движения рынка, они начали искать недооцененные активы, вложив 30 миллионов долларов на различных рынках.

Саймонс подумал, что если они будут знать о происходящем в Европе раньше, чем их конкуренты, то это принесет свои плоды. Поэтому он нанял парижского студента из Стоуни-Брук, который читал малоизвестные финансовые новости на французском и переводил их, прежде чем эта информация попадет в руки конкурентов.

Он также консультировался с экономистом по имени Алан Гринспен, который позже станет председателем Федеральной резервной системы США.

В какой-то момент Саймонс установил в своем кабинете «красный телефон», который звонил всякий раз, когда появлялись срочные новости о происходящем на финансовых рынках, чтобы заключать сделки раньше других. Когда раздавался звонок, а их в это время не было на месте, на поиски отправлялась новый офис-менеджер Пенни Альбергини, невестка Кэрол. Она искала их повсюду: будь то в местном ресторане, магазине или даже в мужской уборной, в дверь которой она стучала, чтобы привлечь внимание.

«Возвращайтесь в офис! – закричала Альбергини однажды. – Цена на пшеницу упала на тридцать пунктов!»

Дерзкое и грубоватое чувство юмора Саймонса приободряло команду. Он подшучивал над Альбергини из-за ее сильного нью-йоркского акцента, а она высмеивала его бостонскую манеру речи. Однажды Саймонс пришел в дикий восторг, когда получил особенно высокую процентную ставку на деньги, которые фирма держала на банковском счете.

«Инвесторы получают ставку одиннадцать и семь-твою-мать-восьмых процентов!»^[45] – воскликнул он.

Когда новый сотрудник открыл рот от удивления, услышав сквернословие из его уст, Саймонс усмехнулся.

«Знаю, это поистине впечатляющая ставка!»

Несколько раз в неделю в офис заглядывала Мэрилин, обычно с их ребенком Николасом. Иногда Барбара приезжала, чтобы проведать бывшего мужа. Жены и дети других сотрудников также свободно перемещались по офису. В полдень команда всегда собиралась за чашкой чая в библиотеке, где Саймонс, Баум и их коллеги обсуждали последние новости и тенденции в экономике. Саймонс также приглашал сотрудников на свою яхту The Lord Jim, которая была пришвартована неподалеку, в порту Джефферсон.

Большую часть времени Саймонс, одетый в джинсы и рубашку для гольфа, сидел в своем кабинете, уставившись в экран компьютера, и развивал новые сделки – читал новости и делал прогнозы относительно того, в каком направлении движется рынок; этим же занималось большинство сотрудников. Когда он глубоко погружался в собственные мысли, то обычно держал сигарету в руке и прикусывал щеку. Баум, в соседнем, более маленьком офисе, имея собственный торговый счет, предпочитал ходить в потрепанных свитерах, помятых брюках и изношенных ботинках от Hush Puppies. Для того чтобы лучше видеть, он сгорбившись сидел вблизи компьютера и старался не обращать внимания на сигаретный дым, который к нему проникал из офиса Саймонса.

Традиционный подход к торговле, который они использовали, настолько хорошо работал, что, когда бутик по соседству закрылся, Саймонс арендовал это помещение и снес прилегающую стену. Расширенное пространство было заполнено офисами новых сотрудников, в том числе экономиста и других специалистов, которые предоставляли экспертную информацию и заключали собственные сделки, помогая увеличить отдачу от инвестиций. В это же время у Саймонса появилось новое увлечение: поддержка перспективных технологических компаний, в том числе Franklin Electronic Publishers, которая занималась созданием электронных словарей и разработала первый портативный компьютер.

В 1982 году Саймонс сменил название своей фирмы: с Monemetrics на Renaissance Technologies Corporation, что отражало его растущий интерес к начинающим компаниям. Саймонс хотел быть не только трейдером, но и венчурным капиталистом. Большую часть недели он проводил в офисе в Нью-Йорке, где встречался с инвесторами своего хедж-фонда и занимался работой с технологическими компаниями.

Саймонс также уделял время воспитанию детей, один из которых нуждался в особенной заботе. Пол, второй ребенок от его брака с Барбарой, родился с редким наследственным заболеванием под названием эктодермальная дисплазия. Его кожа, волосы и потовые железы не развивались должным образом, у него был низкий рост и немногочисленные, деформированные зубы. Для того чтобы справиться с неуверенностью в себе, Пол попросил родителей купить ему стильную одежду, надеясь, что это поможет ему влиться в окружение сверстников из начальной школы, где он учился.

Заболевание сына отразилось и на Саймонсе, который иногда отвозил Пола в Трентон, Нью-Джерси, где детский зубной врач работал над реставрацией его зубов. Позднее стоматолог из Нью-Йорка установил Полу зубные импланты, что повысило его самооценку.

Баум не возражал, чтобы Саймонс работал в нью-йоркском офисе, занимаясь собственными инвестициями и решением семейных вопросов, так как тот не нуждался в особой помощи.

Благодаря своей интуиции и чутью, он зарабатывал столько денег на валютном трейдинге, что использование системного, квантового метода казалось пустой тратой времени.

Составление формул было сложным и трудоемким процессом, а прибыль, хотя и постоянная, была не столь впечатляющей. Быстрое изучение новостной ленты, газетных статей и анализ геополитических событий, напротив, выглядели более захватывающим методом и намного более прибыльным.

«Зачем мне разрабатывать эти модели? – спрашивал Баум свою дочь Стефи. – Зарабатывать миллионы на рынке гораздо проще, чем пытаться найти математическое доказательство».

Саймонс очень уважал Баума и не учил его, как правильно торговать. К тому же дела у Баума шли в гору, а мощность компьютеров компании была ограничена, что препятствовало внедрению любой автоматизированной системы.

Баум любил изучать экономические и другие данные: он закрывал дверь в свой офис, ложился на зеленый диван и долго размышлял о том, какой следующий шаг он предпримет на финансовом рынке.

«Он терял счет времени, – вспоминала Пенни Альбергини. – Он был немного не от мира сего».

После этого Баум обычно размещал заявку на покупку. Будучи настоящим оптимистом, он покупал ценные бумаги и не продавал их, пока они не поднимались в цене, независимо от того, сколько времени на это могло потребоваться. Баум говорил друзьям, что для удержания позиции требуется мужество, и гордился тем, что рьяно шел в бой тогда, когда у других от страха дрожали колени.

«Если я не вижу причин что-то делать, я оставляю все как есть и не предпринимаю никаких действий», – писал он родным, пытаясь объяснить свою торговую тактику.

«Отец покупал акции по низкой цене и удерживал их целую вечность. В этом заключалась его теория», – замечала Стефи.

Такая стратегия позволила Бауму преодолеть турбулентность рынка и получить прибыль в более чем 43 миллионов долларов с июля 1979 года по март 1982‑го – он почти удвоил свою первоначальную долю у Саймонса. В последний год Баум был настроен настолько оптимистично в отношении акций, что решил пропустить ежегодный выезд сотрудников компании на яхту Саймонса, отдав предпочтение мониторингу за ситуацией на рынке, чтобы приобрести еще больше фьючерсов на акции. Около полудня, когда Баум неохотно присоединился к коллегам, Саймонс поинтересовался, что его так омрачило.

«Я получил лишь половину от того, что хотел, – ответил он, – поэтому мне не оставалось ничего другого, как прийти на этот обед».

Возможно, Бауму следовало остаться в офисе. Он безошибочно определил самое глубокое дно на фондовом рынке США. Когда стоимость акций поднялась, а его прибыль возросла, Ленни и Джулия приобрели дом с шестью спальнями, который был построен в начале столетия близ пролива Лонг-Айленд. Джулия по-прежнему ездила на старом Cadillac, но финансовый вопрос ее больше не беспокоил. Занятие трейдингом оказало менее благотворное влияние на ее мужа, несмотря на растущий заработок. Он потерял прежнюю расслабленность и жизнерадостность, став серьезным и напряженным. До самого вечера он продолжал отвечать на звонки Саймонса и других сотрудников, обсуждая с ними, как реагировать на те или иные изменения рынка.

«Он словно стал другим человеком», – вспоминает Стефи.

В конечном итоге пристрастие Баума удерживать акции привело к конфликту с Саймонсом. Напряжение в их отношениях началось еще осенью 1979 года, когда они оба приобрели фьючерсные контракты на золото по цене примерно 250 долларов за унцию. В конце того же года иранское правительство взяло в заложники 52 американских дипломатов и граждан, а Советский Союз вторгся в Афганистан, чтобы укрепить коммунистический режим. Эти геополитические колебания привели к росту цен на золото и серебро. Визитеры офиса на Лонг-Айленде наблюдали, как Баум, обычно тихий и задумчивый, стоял и неудержимо радовался росту цен на золото. Саймонс сидел рядом и улыбался.

К январю 1980 года цены на золото и серебро взлетели до небес. За лихорадочные две недели цена на золото превысила 700 долларов, и Саймонс закрыл свои позиции, заработав миллионы долларов. Как обычно, Баум не рискнул их продавать.

Как-то раз Саймонс говорил со своим другом, и тот упомянул, что его жена, ювелир, копалась в его шкафу, снимая золотые запонки и зажимы для галстуков, чтобы их продать.

«Вы на грани банкротства или вроде того?» – встревоженно спросил Саймонс.

«Нет, она хочет встать в очередь, чтобы это продать», – ответил друг.

«Выстраивается очередь, чтобы продать золото?»

Он объяснил, что по всей стране люди встают в очередь, чтобы продать драгоценности, воспользовавшись ростом цен. Саймонс испугался: если предложение золота будет увеличиваться, это может спровоцировать ценовой обвал.

Вернувшись в офис, Саймонс дал Бауму распоряжение:

– Ленни, продавай прямо сейчас!

– Нет, эта тенденция продлится.

– Продай чертово золото, Ленни!

Баум игнорировал слова Джеймса, что действовало тому на нервы. Он мог заработать более 10 миллионов долларов, так как цена на золото резко взлетела и составляла свыше 800 долларов за унцию, но Баум был убежден, что это не предел.

«Джим не давал мне покоя, – позднее скажет Баум своей семье. – Но я не видел особых причин или событий, которые побудили бы меня предпринимать какие-то действия, поэтому я ничего не делал».

В конечном итоге 18 января Саймонс позвонил брокеру фирмы и поднес Бауму телефонную трубку:

– Скажи ему, что продаешь их, Ленни!

– Ладно, ладно, – проворчал Баум.

Спустя несколько месяцев, золото подорожало до 865 долларов за унцию, и Баум горько сокрушался по поводу того, что из-за Саймонса он упустил солидную прибыль. Затем лопнул экономический пузырь, и через пару месяцев золото стоило уже менее 500 долларов за унцию.

Чуть позже Баум познакомился с уроженцем Колумбии, работавшим в брокерской фирме E.F. Hutton, который утверждал, что отлично разбирается в рынке кофе.

Когда колумбиец спрогнозировал повышение цен, Баум и Саймонс заняли самые крупные позиции на всем рынке. Практически мгновенно цена кофе упала на 10 %, что стоило им миллионы долларов.

Саймонс сбросил свои активы, а Баум снова не мог решиться продать их. В итоге он потерял столько денег, что ему пришлось просить Саймонса помочь ему избавиться от его фьючерсов на кофе, поскольку он не в силах был сам сделать это^[46]. Спустя какое-то время Баум опишет эту ситуацию как «самая большая глупость, которую я совершил за все время работы в этом бизнесе».

Его неиссякаемый оптимизм начинал раздражать Саймонса.

«Он покупал акции по низкой цене, но не всегда продавал по высокой», – позднее скажет Джеймс. (7)

В 1983 году семья Баума переехала на Бермудские острова. Они наслаждались идеальной погодой, кроме того, новое место жительства предоставляло более выгодные условия налогообложения. Живописность островов только усилила врожденную жизнерадостность и оптимистический настрой Баума. Казалось, что инфляцию в США удалось взять под контроль, а председатель Федеральной резервной системы, Пол Волкер, прогнозировал снижение процентных ставок. Поэтому Баум приобрел американские облигации на десятки миллионов долларов, что в сложившихся условиях было наилучшей инвестицией.

Однако поздней весной 1984 года на фоне растущей эмиссии облигаций, инициированной администрацией президента Рональда Рейгана, и стремительного экономического роста США рынок облигаций захлестнули панические продажи. Несмотря на всевозрастающие потери, Баум как ни в чем не бывало сохранял спокойствие, в то время как Саймонс боялся, что эти проблемы разорят компанию.

«Одумайся, Ленни. Оставь свое упрямство», – говорил Саймонс.

Баум по-прежнему нес убытки. Ставка на то, что курс иены продолжит расти, также не сыграла, что поставило его в еще более сложное положение.

«Так больше не может продолжаться!» – однажды сказал Баум, глядя на экран своего компьютера.

Когда стоимость его активов упала на 40 %, что было включено в условия об автоматическом расторжении договора с Саймонсом, Джеймс был вынужден закрыть все торговые позиции Баума и разорвать торговые отношения. Такова была грустная кульминация истории многолетней дружбы между двумя почтенными математиками.

В конечном счете Баум оказался более дальновидным. В последующие годы процентные ставки и уровень инфляции упали, что озолотило инвесторов, которые вложились в облигации. К тому времени Баум с Джулией вернулись в Принстон, и он занимался торговлей уже один.

Годы работы в компании Саймонса привносили в его жизнь так много стресса, что лишь изредка он мог позволить себе насладиться полноценным сном.

Теперь он чувствовал себя отдохнувшим, и у него появилось время, чтобы вновь заняться математикой. Спустя какое-то время Баум сосредоточился на изучении простых чисел и нерешенной знаменитой математической задачи – гипотезы Римана. Он путешествовал по всей стране, принимая участие в соревнованиях по игре в го, а чтобы компенсировать постоянно ухудшающееся зрение, Баум либо играл стоя, либо запоминал расположение камней на игровом поле.